жден.
     Согласно обычаю, спор вышибал должен был происходить без оружия. Тормар
отстегнул ножны с кинжалом и положил их  на стойку. Волкодав снял  меч, снял
боевой  нож и оставил  на  Божьей Ладони. Мыш  поднял  нос от  блюдца и  так
исполнился  важности  происходившего,  что  даже   решил  оставить   любимое
лакомство на потом. Облизал мордочку  и вскочил на ножны - стеречь. Сторожем
он был
     очень надежным.
     Волкодав  повел  глазами  по  сторонам,  запоминая, что  где.  Начнется
схватка, небось станет некогда озираться. Он заметил смуглого светловолосого
мальчика, которого  встретил  на площади. Мальчик  подсматривал  в  кухонную
дверь,   из-за   спин   побросавших   работу   стряпух.   На    его    лице,
одном-единственном,  был ужас. Прочий  народ  смотрел с алчным любопытством,
почти так же,  как возле  помоста, где Слепой Убийца  метал отточенные ножи.
Попадет? Не попадет? И много ли будет крови, если вдруг что?..
     ...Хозяйке Судеб было  угодно,  чтобы  в течение нескольких последующих
дней   пересуды   и   кривотолки   о   поединке   в   "Сегванской   Зубатке"
распространились по всему городу. За это время простой рассказ успел обрасти
множеством невероятных  подробностей.  И  надо сказать,  что  действительные
события  тому  способствовали.  Люди, проходившие мимо трактира, видели, как
внезапно шарахнулась легкая занавеска из  рогожной ряднины, висевшая в двери
от мух, и наружу кубарем выкатился Тормар. Именно выкатился, выбежал  как-то
боком, словно  на шее у него висела пятипудовая гиря и эту гирю вдруг повело
в сторону - только поспевай подставлять под нее  ноги!.. Внимательный взгляд
заметил  бы, что он очень старался устоять,  но не смог и наконец растянулся
на  пыльной  мостовой во  весь рост.  Он сейчас  же  вскочил  и  с  рычанием
устремился назад, внутрь трактира.
     -  Да  сговорились они! - послышался возмущенный крик из-за порога. - А
ну, давай мои деньги назад!
     Отскочившим  было  прохожим  тут же  сделалось  интересно,  кто  с  кем
сговорился,  чьи деньги надо  было немедля  отдать  и, главное,  каким таким
ветром из  двери вынесло Тормара. Народ устремился ко  входу в "Зубатку", но
слишком   проворным   пришлось  быстренько   расступаться,   ибо   занавеска
взметнулась опять. На сей раз Тормар вылетел "рыбкой": сильные руки смягчили
удар, но воздух со  свистом  вырвался из груди, и кое-кто из мальчишек якобы
видел своими глазами, как  железная кольчуга на его безрукавке высекла искры
из  мостовой. Он поднялся не сразу. Сперва подобрал под  себя ноги и постоял
какое-то  время  на  четвереньках,  мотая  головой  и  хрипло  дыша.   Потом
выпрямился, сжал кулаки и вновь двинулся внутрь трактира.
     Сгрудившийся люд отбросил и смел  занавеску, напирая и жадно заглядывая
через порог. Самые  молодые и  наглые сунулись в окошко,  по летнему времени
свободное от тяжелого ставня. Людские тела совсем перекрыли дорогу солнечным
лучам,   но  на  стенных   полицах,  озаряя  углы,   ярко   горели  масляные
светильнички.
     Счастливцы, которых схватка  вышибал застигла внутри заведения,  жались
вдоль стен, забравшись  на скамейки и сдвинутые столы, и вовсю подзадоривали
спорщиков. Рослый бородатый венн стоял посередине трактира, спокойно опустив
руки, а  на него,  по-борцовски  пригнувшись, грозно шел Тормар. Больше ни в
каком сговоре их не подозревали.
     Люди видели, как  кулак Тормара устремился  к  челюсти  венна.  Молодой
вышибала, в  общем, свой  хлеб  у Стоума  ел  не зря.  Заезжие корабельщики,
охочие бить посуду и затевать безобразия,  время  от  времени на собственном
опыте убеждались:  кулаки  у Тормара были  что надо.  Венн, похоже, оказался
человеком бывалым и оценил их по достоинству. Что он сделал дальше, мало кто
успел  уследить.  Иные из мужчин, знавшие, как  это, когда тебе в подбородок
врезается нечто вроде кувалды, не удержались и сморгнули, отдергивая головы.
Венн не стал ни шарахаться, ни отскакивать. Наоборот, он вроде шагнул чуть в
сторону  и даже вперед, сделав  отстраняющее  движение  левой рукой... Кулак
вспорол пустой  воздух,  пройдя  выше,  чем  следовало, зато  венн,  как  по
волшебству, возник за  спиной у  кондарца и крепко  схватил  его  за  ворот,
осаживая назад. Тормар взмахнул руками и  выгнулся, силясь устоять... увы, к
тому  времени  его  ноги  успели  пробежать  вперед  чуть-чуть  дальше,  чем
следовало.  Остановленное  тело  не  исчерпало  движения  -  ноги  взлетели,
отрываясь от пола.  Тормар  понял, что падает, и уже помимо собственной воли
схватился за руку венна...
     И тот, под дружно  грянувший  хохот, почти  ласково опустил его на пол,
усыпанный, как было принято у сольвеннов, соломой.
     - Ты  хороший  противник,  - сказал  он Тормару.  - Ты  дрался честно и
славно. - И повернулся к Стоуму: - Я  победил твоего парня  не один  раз,  а
трижды. Ты попрежнему утверждаешь, что мы сговорились? Или что  твой прежний
вышибала ничем не хуже меня?
     Трактирщику возразить было нечего, но и согласием отвечать почему-то до
смерти не хотелось. Тут кто-то из зрителей злорадно стегнул проигравшего:
     - Ты слабак, Тормар! Только вид делать горазд, а так тебя всякий...
     Венн сразу оглянулся в ту сторону:
     -  Кто сказал?  Иди сюда,  покажи  нам,  слабакам. Говоривший, конечно,
выйти  не   пожелал,  а  люди  только  пуще  захохотали,  тыча  пальцами   в
незадачливого насмешника.  Наверное, он поставил деньги не на  того и теперь
не  мог смириться  с потерей.  Тормар не  стал дожидаться, пока Стоум  вслух
заявит о найме нового  охранника. Он поднялся на ноги  и пошел  в дверь, зло
отшвырнув кого-то с дороги.
     - Я беру этого человека,  - комкая в  ладонях передник,  громко объявил
Стоум. - Он получает свое место согласно обычаю и закону...
     Волкодав кивнул ему и вернулся забрать оружие. Мыш уже доедал свой хлеб
с  молоком. Хозяин  был  цел,  и на  добро  никто  не покушался,  так о  чем
беспокоиться?..  Волкодав устроил меч за спиной, прошагал через комнату, где
уже расставляли  в обычном порядке потревоженные столы, и  занял  подобающее
место возле двери.
     Когда все более-менее успокоилось и на нового вышибалу перестали пялить
глаза, Стоум подошел к нему и тихо, но с большим чувством проговорил:
     -  И что за нелегкая вынесла тебя из лесу, венн?  Один убыток от вашего
племени, с какой стороны ни поглядеть!..  Да ты знаешь,  что со  мной теперь
будет? Парень, которого ты прогнал, это ж был Сонморов человек!..


     Эта подлая жизнь не раз и не два
     Окунала меня. В кровищу лицом.
     Потому я давно не верю в слова,
     И особенно - в сказки со счастливым концом.

     Надо ладить с людьми! Проживешь сто лет,
     Не погибнув за некий свет впереди.
     Четверть только протянет сказавший "нет":
     Уж его-то судьба навряд ли станет щадить!

     Если выжил герой всему вопреки
     И с победой пришел в родительский дом,
     Это - просто чтоб мы не сдохли с тоски,
     Это - светлая сказка со счастливым концом.

     Если прочь отступил пощадивший враг
     Или честно сражается грудь на грудь -
     Не смешите меня! Не бывало так,
     Чтобы враг отказался ножик в спину воткнуть.

     Если новый рассвет встает из-за крыш
     И любовь обручальным сплелась кольцом,
     Это - просто чтоб ты не плакал, малыш,
     Это - добрая сказка со счастливым концом.

     Если в гибельный миг прокричал "держись!"
     И собой заслонил подоспевший друг -
     Это тоже все бред, ибо учит жизнь'.
     Не примчатся друзья - им, как всегда, недосуг.

     Но зачем этот бред не дает прожить,
     От несчастий чужих отводя лицо?..
     А затем, чтоб другому помочь сложить
     Рукотворную сказку со счастливым концом.



8. Сонмор


     Волкодаву не  нравилось  нарлакское  слово "трактир". По его разумению,
оно  происходило от "тракта":  так  в этой стране  именовали дороги. А  чего
хорошего можно ждать от дороги?..  Ну то есть, конечно, в веннских лесах уже
мало кто верил, что, отправившись из дому в путь, денька этак  через три как
раз и  притопаешь пешком на  тот свет. Тем  не менее ни один венн не стал бы
строить избы на заброшенной старой дороге. Кому же охота, чтобы ушло из дому
согласие, достаток, здоровье?.. Да какое там строиться! Никто здравомыслящий
даже дерево, выросшее на былой  тропе,  не срубил бы  для  хорошего дела. Не
будет добра!
     Как после этого в трезвом рассудке назвать по  имени дороги место,  где
люди едят?  Где они хлеб в руки берут?.. Даже сольвенны и те были умней. Они
подавали  пищу в "храмах корчемных", то есть "домах для еды", или попросту -
харчевнях, корчмах...
     Такие,  впрочем,  рассуждения отнюдь  не мешали  Волкодаву благополучно
торчать, подпирая косяк, у двери, исправляя службу охранника. Гораздо больше
надоедали ему беспрестанные жалобы Стоума, хотя его стенания он благополучно
пропускал мимо  ушей. Что  взять с  сольвенна?..  Да  еще  с  перепуганного.
Трактирщик  ждал  скорого и  жестокого  разорения. Виноват  в  котором  был,
конечно, опять-таки Волкодав.
     Причина  Стоумовой  боязни  оказалась очень проста.  Когда  разразилась
Последняя война и весь белый свет  ополчился друг против друга, у кондарских
ворот задымил  кострами  один  из  бесчисленных  отрядов  Гуриата  Великого,
достигший  нарлакской  державы.   Тогдашний  государь  конис  был  человеком
несильным и отстоять Кондар не надеялся. По счастью, сыскался лихой вожак из
народа, сумел воодушевить и  горожан,  и окрестных  жителей, сбежавшихся под
защиту городских стен.  Звали его  Сонмор. Когда же  прекратились сражения и
кондарцы  разогнали  неудачливых завоевателей по лесам, - Сонморово воинство
оказалось не у дел. И потому спустя время начало беспокоить купцов, возивших
что-то по оживавшей стране, повадилось шалить в тех  самых деревнях, которые
некогда защищало. Сонмора в конце  концов  поймали да и, не памятуя  о былых
заслугах,   повесили.  Его  люди,   не   смирившись,  избрали   себе  нового
предводителя и...  назвали  его Сонмором.  Чтобы никто  даже думать не смел,
будто храбрый  разбойник вправду погиб.  Так и повелась в  Кондаре  легенда,
гласившая, что веревка на самом деле оборвалась и лихой предводитель остался
жить вечно.
     С  тех  пор  прошло двести  лет, но  и до  сих пор  "ночной  правитель"
Кондара, принимая  на  воровском  сходе  этот  почтенный сан,  забывал  свое
прежнее  имя  и становился Сонмором.  Письменной истории не велось, но, если
верить  людям  с  хорошей  памятью, нынешний Сонмор был тридцать  девятым по
счету. Государь  конис даже  не пытался поймать его  и водворить за решетку.
Ибо полагал, что худой мир тут воистину был лучше доброй  ссоры. С известным
всему  городу воровским вожаком порою  кое о чем удавалось договориться.  УЖ
всяко лучше, чем иметь дело с сотней мелких воришек, неспособных ни к какому
согласию!..
     Так вот, Сонмор много чем в  Кондаре заправлял  наполовину открыто. Все
знали:  это  его  вооруженные  молодцы  хранили  порядок  в трактирах  и  на
постоялых дворах. И  получалось у них до  того хорошо, что хозяева сами рады
были платить  каждодневную  дань. Платил  и Стоум. До того злосчастного дня,
когда явился бессовестный  венн  и,  воззвав  к  древнему праву,  выгнал вон
Тормара.
     Стало быть, вот почему кондарцы так редко видели у себя дома  сравнение
вышибал, развлекавшее народ в других городах...
     - Ты знаешь хоть, что со мной теперь будет?.. - чуть не заплакал Стоум,
едва  только Волкодав успел обосноваться возле  двери. -  Теперь сюда знаешь
какие громилы придут?.. Тебя в двери выкидывать!..
     - Может, и придут, - сказал Волкодав безразлично.
     - Еще им в ножки поклонишься, если смилосердствуются не зарезать...
     Вот это уж вряд ли, подумал венн. Но промолчал.
     - А  мой трактир?.. - продолжал Стоум. - Голые стены оставят  и  хорошо
если крышу!.. Чтоб впредь  таких, как ты,  голодранцев перехожих на порог не
пускал...
     -  Еще в чем я виноват? - хмуро спросил  Волкодав. -  Может, это я тебя
насильно трактирщиком сделал? И жить здесь заставил, не в Галираде?..
     Стоум  полагал также,  что  ни  один  горожанин, даже  самый  голодный,
нипочем  больше  не  сунется  в  его заведение.  Кому  охота  связываться  с
обреченным? Ходящим под топором?..
     Вот  тут сольвенн  ошибался.  До самого  вечера народу  на  улице  было
вдесятеро  против  обычного. Вся  Середка  успела  прослышать про чужака, не
струсившего выгнать Сонморова  человека. Всем хотелось на него посмотреть. А
того  пуще хотелось  дождаться, когда придут выгонять  его  самого. Но  ведь
трудно чего-то ждать  возле  трактира,  не  заходя внутрь и  не покупая хоть
рыбной булочки перекусить. Так и вышло, что стряпухи со служанками сбились с
ног, а когда дверь наконец  заперли и Стоум пересчитал выручку, глаза у него
полезли на лоб. Настолько удачного дня "Зубатка" уже давно, давно не видала!
     Деньги Стоум считал, как и полагалось, в  присутствии  вышибалы. Тормар
при этом обычно выпроваживал из комнаты всех остальных. Венн никого гнать не
стал, так что кухарки, поварята и даже Йарра  могли  видеть,  как трактирщик
откладывает  десятину  для  государя,  потом  оговоренную  долю  каждого  из
работников. Мальчику  на побегушках никакой доли не полагалось. Может  быть,
позже, если заслужит... Пока Стоум обещался подкармливать его, но не более.
     -  А мальчишке? - неожиданно спросил Волкодав. -  Он за  целый день  не
присел.
     Благоразумный  хозяин с ним  в спор пускаться не  стал,  рассудив,  что
денег сегодня  полно, подумаешь, серебряный  четвертак, а завтра  венна  все
равно здесь  не будет.  Йарра  до  боли сжал  в кулаке  нежданно доставшееся
сокровище и стал думать, где  бы  его схоронить.  Этак, чего доброго,  еще и
наберется на дорогу домой!
     Стоум стянул завязки  кожаного мешочка и вдруг вновь опечалился едва не
до слез:
     - Ой, кабы до утра-то красного петуха во двор не пустили...
     - Не пустят, - возразила Зурия, самая старшая и самая толстая стряпуха,
державшаяся с  хозяином  почти на равных. Никто,  кроме нее, не умел  варить
мелкую рыбку с маслом и уксусом, отчего тушки становились ломкими и обретали
удивительный вкус. - Зачем им? -  сказала она. - Сожгут, ведь и платы больше
не будет!
     Стоум покачал головой:
     - А  чтобы другие боялись... Помнишь, как  халисунца  Тиртама в прошлом
году? Он тоже говорил, что ему охраны не надо...
     - Сонмор, - сказала  стряпуха, - по ночам не наказывает. И потом... ну,
сожжет он тебя, а что люди подумают? Как есть решат - нет у Сонмора молодцов
одному венну шею скрутить! Ему это надо?
     Она хитро  подмигнула Волкодаву. Тот улыбнулся в ответ. Он уже выяснил,
что толстуха умела на славу готовить веннский кисель.
     Про себя он полагал, что поджигать  "Зубатку" действительно не  станут,
но на всякий случай вызвался ночевать во дворе. За лишнюю денежку.
     -  Завтра сюда придет  один мой друг...  - сказал он трактирщику, когда
Зурия накрыла вечерять. Стоум, багровея, подавился куском.
     - Еще такой же, как ты?..
     - Нет, - усмехнулся Волкодав. - Не такой.  Он аррант. Он очень  ученый.
Он знает все языки и  на каждом написал книгу. А еще он лекарь и звездослов.
И он,  я так думаю, тоже захочет добыть серебра тебе и себе. Ты не прогонишь
его, если он сядет где-нибудь в уголке?..
     Сольвенн со стоном закатил глаза, но потом вдруг отчаянно  махнул рукой
- дескать, а пропадай оно все пропадом! - и разрешил.
     Иарра сперва никак не мог собраться с духом и подойти к грозному венну.
Мало ли что он за него заступился на площади, вдруг теперь  погонит!.. Много
позже, разбираясь в себе и вспоминая тот вечер, Йарра поймет,  что боялся на
самом деле не окрика и не затрещины. Он их довольно к тому времени вытерпел.
Но  вот если бы  человек, говоривший на языке  его отца, на поверку оказался
жестоким и несправедливым, как все...  Такое пережить было бы и в самом деле
непросто.  Однако  новый вышибала  за  целый вечер ни  на кого не  накричал,
никого не ударил. А для Йарры даже отговорил  денежку. И  постепенно  сирота
наскреб в себе достаточно мужества, чтобы подойти к венну и прошептать:
     - Ты сегодня дрался с Тормаром... У тебя на рубашке кровь проступила...
Совсем чуточку, незаметно... Больно тебе?
     - Терплю, - сказал Волкодав.
     Йарра исчез на кухне, чтобы  скоро  появиться с большой ложкой постного
масла. Мамино средство, много раз помогавшее ему самому.
     - Дай помажу...
     -  Рубашка запачкается, - отказался  венн.  Кровь с полотна кое-как еще
отстирывалась, масло же...
     - А я  вотру, чтоб не пачкалось, - пообещал Йарра. - Я тихонько... Тебе
больно не будет...
     Волкодав полагал,  что и  так не  умрет  из-за  нескольких разошедшихся
швов, но обижать мальца не хотелось.
     - А где твой друг?  - осторожно смазывая располосованную спину, спросил
Йарра. - Он знает, что ты здесь устроился?..
     Волкодав обернулся и внимательно посмотрел на мальчишку.
     -  Нет,  -  проговорил  он медленно. -  Пока не  знает. Он  рад был  бы
известить Эвриха и остальных, но  бросать трактир не  годилось.  Про себя он
рассчитывал, что слухи  о происшествии в "Сегванской Зубатке" достигнут ушей
его  спутников  как  раз  к  завтрашнему  утру  и Эврих  немедленно прибежит
узнавать, во что еще ввязался неотесанный варвар.
     - Я все ему  передам... - по-прежнему шепотом  предложил мальчик.  - Ты
мне скажи только, где его разыскать...
     - А  не  обидят  на улице?  - спросил Волкодав.  Солнце уже  село, а до
казенных светильников, вроде  тех,  что ночь напролет  горели в саккаремской
столице Мельсине, здесь еще не додумались. Или додумались, но денег отвалить
никто пока не желал.
     - Не обидят, - ответил Йарра. - Раньше  нападали, но нынешний Сонмор...
Он  не велел  нападать по ночам и грабить  прохожих...  Я сам слышал, Тормар
рассказывал.
     Волкодав объяснил ему, как  добраться до "Нардарского лаура" и кого там
спросить. Йарра помялся немного, потом раскрыл ладошку  и протянул ему  свой
драгоценный четвертак:
     - Пожалуйста... подержи у себя...
     И подумал, уже убегая по улице, что более надежного хранилища ему точно
не выдумать.
     Проводив Йарру, Волкодав принес  из  камина горящее  полено и  утвердил
посередине  двора.  Назавтра  предстояли новые испытания.  Венн отступил  на
положенные  девять шагов и  медленно  обратил к  головне развернутую ладонь,
направив внутреннюю силу вперед.  Пламя метнулось, фыркнуло и погасло, точно
задутое  ветром.  Волкодав глубоко вздохнул несколько раз, сосредоточился  и
резко толкнул перед собой воздух, мысленно вообразив, как взлетает с земли и
кувыркается прочь обугленная деревяшка...
     Головня осталась  торчать. Еще  горячие  угли рдели в потемках,  по ним
пробегали волны, и казалось, что венну подмигивало большое красное око.
     Волкодав закрыл  глаза, представил на месте головни надсмотрщика Волка,
возненавидел его всей силой души и  метнул  вперед свою ненависть,  повторяя
попытку.
     Ничего не получилось.
     "Бою  дай! Бою!.."  - ревели  снизу,  из-под  высокого обрыва,  мужские
низкие голоса. Женские, чистые и  высокие, вторили  им отчаянным,  веселым и
воинственным  визгом.  Девки и  мужатые  бабы тоже вышли на  лед  Светыни. В
праздничных кожушках, в расшитых боевых  рукавицах  стояли  они  чуть-чуть в
стороне от мужского тяжеловесного  строя. Кому не охота потешиться в великий
день Корочуна, погреть кулачным искусством душу и плоть да хоть мало  помочь
светлому Богу Солнца в его ежезимнем борении с Темнотой?..
     Беловодская Светынь  впадала  в море  великим множеством рукавов, среди
которых  главенствовали два:  Большая  Светынь и Малая. Люди жили по матерым
берегам и  на  островах,  и  все, кого разделяли  хотя бы узенькие  протоки,
величали  друг дружку  "зареченскими".  Поселение  в  устье  реки  считалось
горо