а  лошадях.  Рядом с  повозкой
размеренно и неутомимо шагал Харгелл,  с детства не любивший седла.  Ни Тиргея,
ни Серого Пса не было видно.
     - Здоров же ты дрыхнуть,  родич,  -  сказал Гвалиору Харгелл.  И добавил с
восхищением: - Но и пь„шь, точно бездонная бочка! Сразу видно нашу породу!
     "И зачем я опрокинул ту первую кружку..."
     - Дядя, а где двое, с которыми я приш„л из Колодца?
     Харгелл отмахнулся:
     - Мальчик мой,  ты  там  больше  не  служишь.  Мы  едем  домой!  Стоит  ли
вспоминать о каких-то рабах?
     Он старался говорить весело,  но от его тона у Гвалиора „кнуло сердце.  Он
присмотрелся и увидел на руке Харгелла знакомые ножны. Очень знакомые ножны...
     - Не о "каких-то",  -  сказал он упрямо. - Венн и аррант выручили меня. Им
за это обещали свободу,  и они были поистине достойны освобождения! Разве с них
не сняли ошейники?
     - Наш„л о ч„м беспокоиться... Гвалиор даже остановился:
     - Так Церагат не сдержал слова! Почему?..
     - Парень,  ты меня удивляешь.  Слово,  данное рабу, не считается настоящим
словом, которое надо держать. Никто не притянет тебя к ответу, если ты нарушишь
его.
     - Не учи меня, дядя. Я просто к тому - кто у них там следующий раз полезет
в дыру вроде Колодца, если Церагат сулит свободу, а потом е„ не да„т?
     - А  я тебе,  молокосос,  на то и старший родственник,  чтобы учить,  пока
своего ума не нажив„шь!.. Церагат, если хочешь знать, тут вообще ни при ч„м. Он
велел собрать в  большом зале сотенную толпу невольников и  поставил перед ними
твоих дружков.  И  сказал:  эти двое,  мол,  утверждают,  будто до конца прошли
Бездонный Колодец и  никакого выхода наружу там  не  нашли!  Зато-де  разыскали
м„ртвые кости всех тех беглецов,  о  ком вы сложили свои дурацкие легенды,  что
якобы они выбрались, - какого-то Шестипалого и других!.. Он называл имена, но я
не запомнил.
     - Ясно...
     - И  что  сам,  дескать,  Колодец  пробит  в  камне  вовсе  не  Кривобоким
Проходчиком или как там его, а промыт водой, как все природные пещеры. Да ещ„ и
удостоверить эти россказни больше нельзя, потому что там очень кстати загорелся
пласт горючего камня и  вс„  как  есть начисто замуровал!  Словом,  вот вам ваш
Колодец и все ваши надежды! Ну так как - дадим этим ребятам свободу?..
     - И каторжники сказали - нет?
     - Ха!..  Да  они  их  камнями закидали бы,  если бы  не  стража.  Вот  что
получается,  когда людям открывают всю  правду про  то,  во  что  они так долго
верили!..  Только крик стоял:  "На ворот их!..  На  ворот!.."  Короче,  Церагат
никакого слова не нарушал...  -  Харгелл усмехнулся,  мотнул головой,  погладил
усы.  На руке блеснула рукоять боевого ножа.  Он вс„ косился на не„, словно она
царапала его совесть.  Он сказал:  -  Аррант,  хилый этот,  с него что взять...
только заплакал.  Но  венн!..  Одно  слово -  дикарь.  Я  уж  думал,  не  иначе
кого-нибудь убь„т,  пока скрутят!..  Ну и чего добился?  Глядишь,  отправили бы
обратно в забой...  а так -  измордовали до полусмерти и приковали вдво„м с тем
же аррантом водяной ворот крутить. Не позавидуешь...
     - Да, - пробормотал Гвалиор. - Не позавидуешь.
     У  него холодным глиняным комом лежало в душе то особое ощущение,  которое
люди описывают просто и  коротко:  вс„  пропало.  Сверкающий самородок оказался
обманкой,  золотом дураков... Наверное, Серый П„с и Тиргей чувствовали примерно
то же.  Только гораздо,  гораздо больней и  острей...  У них ведь речь шла не о
сбежавшей дуре-невесте и не об окончании добровольной,  в общем-то,  службы. Он
посмотрел на повозку и увидел свой заплечный мешок, куда заботливый родственник
уложил все его пожитки.  Гвалиор молча выволок мешок через бортик и  взвалил на
спину.
     - Погоди!.. - остановился Харгелл. - Ты куда это ладишься?
     - Я  не пойду с  тобой,  дядя,  -  спокойно сказал Гвалиор.  "Я уже дважды
сглупил, послушав тебя. Я зря нанялся в надсмотрщики. И стократ зря соблазнился
твоей "капелькой малой". Третьего раза не будет..."
     - Ты дурак!  -  рассердился Харгелл. - Неблагодарный притом. Змеев хвост и
скользкое брюхо! Тебя дома ждут!.. Я им обещал тебя привезти!
     Гвалиор поправил широкие рем„нные лямки:
     - Мне   уже   не   пять  зим,   дядя,   чтобы  меня  привозить-отвозить...
предварительно напоив до бесчувствия...
     - Я о тебе заботился, недоумок! Ты там ещ„ бы в драку полез!
     - А  что  касается дома...  -  не  слушая,  продолжал Гвалиор.  Выудил  из
поясного кармашка перстен„к с  потрескавшимся перламутром,  подаренный когда-то
Эрезе,  и  со  всего плеча закинул далеко на  розовеющий снежник:  -  Ей,  если
спросит,  так и передай: мол, плюнул да и выкинул в Проклятые Снега. А матери с
отцом я за эти годы столько денег прислал,  что в нашей Богами забытой глуши им
до смерти всего не потратить. Теперь себе на жизнь что-нибудь заработаю. Может,
с этими новыми законами и вправду женюсь...
     - Мне-то не ври, племянник. Ты ведь не ради денег хочешь остаться, а из-за
этих двоих! Во имя Священного Огня, золы и углей!.. Как есть круглый дурак!..
     Гвалиор с ним спорить не стал. Он сказал:
     - Отцу с матерью от меня поклонись.  Повернулся и зашагал назад по дороге,
туда, где в лучах вечернего солнца ослепительным огн„м горели три Зуба. Караван
Ксоо  Таркима  не  успел  как  следует отдалиться от  Западных-Верхних ворот  -
Гвалиору предстояло идти всего ночь и  ещ„ полдня.  "Может,  я  и  в самом деле
дурак..."
     Харгелл вс„-таки догнал непослушного племянника.  Он больше не пытался его
удержать,  просто некоторое время шагал рядом,  как положено при расставании. А
потом торопливо отстегнул и сунул ему ножны с ножом:
     - На, возьми... Будешь хоть меня вспоминать.

     Зубов отточен ряд
     И нехорош мой взгляд:
     Я - п„с!
     За тысячу шагов
     Учует злых врагов
     Мой нос.

     Кого-то подстегн„т,
     Кого-то отпугн„т
     Мой вид.
     Я схватки не ищу,
     Но в жизни не спущу
     Обид!

     Щетина на хребте.
     Сверкают в темноте
     Клыки.
     Я - зверь среди зверей.
     Ну - у кого острей
     Клинки?!..

     ...А ты со мной не схож.
     Ты кроток, тонкокож,
     Несмел.
     Ты, в драке не боец.
     Ты. вражеских сердец
     Не ел!..

     Ты только мудрых книг
     Величие постиг.
     Твой нрав
     Опередил наш век.
     Ты просто - человек.
     Ты - прав!

     Неблизок твой рассвет.
     Покамест даже нет
     Свечи!..
     Но я, мат„рый зверь,
     Прошу уже теперь:
     Учи...

     10. ВОЛКОДАВ!

     Воды  для  промывки  руды  требовалось  много.   Очень  много.  Вороты  на
семнадцатом уровне скрежетали круглые сутки,  заглушая даже писк летучих мышей,
гнездившихся под потолком...
     Здесь трудились только опасные,  да и  то не всякие,  а лишь наказанные за
немалые провинности. Эту работу считали очень тяж„лой.
     В  забое каторжник может хотя бы иногда опустить кайло и немного перевести
дух.  Или,  если Белый Каменот„с навед„т его на  богатую часть жилы,  невольник
добудет красивые и ценные камни, а значит - какую-то добавку отдыха и еды...
     На  вороте  вс„  не  так.  Прикованные  рабы  толкают  и  толкают  тяж„лое
неподатливое бревно,  наматывая нескончаемые круги  внутри каменного мешка.  Их
усилие вращает прочный деревянный столб е шестерней особой формы.  Эта шестерня
цепляет другую,  и вращение переда„тся на вал, расположенный уже горизонтально.
На  валу  сидит большое колесо с  черпаками,  укрепл„нными на  спицах.  Черпаки
подхватывают воду  из  подземного озера,  потом  опрокидываются в  ж„лоб.  Если
надсмотрщик замечает, что
     Какое-то колесо вращается медленнее других или воды в ж„лобе стало меньше,
он  разворачивает  кнут  и  ид„т  подгонять  дармоедов...  Так  что  -  никаких
передышек.
     И  ещ„  немаловажное обстоятельство.  Здесь не  водятся крысы.  А  значит,
каторжник будет есть только то,  что  ему принесут.  Вернее,  сбросят сверху на
каменный пол...
     Рабы на вороте не видят ни озера,  ни колеса.  Только деревянный рычаг, до
т„много  блеска  отполированный мозолистыми ладонями  предшественников.  Только
круг неровных т„саных стен. Только шестерни, стонущие над головой...
     Лошадям,  приставленным к  подобной работе,  сердобольно завязывают глаза,
чтобы они не спятили от однообразного кружения. О невольниках так не заботятся.
Иногда наверху стены им оставляют факел.  Иногда -  нет, и тогда они работают в
темноте.  А на что им, собственно, свет? Небось и во мраке ворот не потеряют. И
с пути не собьются...
     Это  последнее особенно верно.  Кругом каждого ворота можно заметить нечто
вроде канавки,  замкнутой в  кольцо.  На  самом деле это  тропинка,  прот„ртая,
протоптанная в  тв„рдом камне босыми ногами рабов.  Потому что вороты ненамного
младше самого рудника, и с самого первого дня их вращают невольники.
     Мыши  роняют  на  головы  рабам  вонючий пом„т.  Порой  липкие  "гостинцы"
перепадают надсмотрщикам,  и тогда те,  ругаясь в сорок петель,  грозят вот ужо
взяться  и  начисто  извести  мерзких зверьков.  Но  своды  пещеры  вы  соки  и
недоступны, так что мыши могут не бояться угроз.
     Сквозь толщу камня дон„сся тяж„лый удар,  потрясший,  казалось,  всю гору.
Короткий глухой рокот сопроводил его, и вс„ стихло.
     В  яму,  где безостановочно скрипел ворот,  почти не достигал свет -  лишь
тусклые отблески с  потолка.  В  темноте шаркали ноги  двоих  людей.  Слышалось
напряж„нное дыхание  одного  и  сиплое,  торопливое -  другого.  Так  дышат  за
непосильной работой,  когда л„гкие,  изъеденные болезнью, беспомощно трепещут в
груди и никак не могут вобрать достаточно воздуха,  а сердце выпрыгивает наружу
из  горла.  Когда этот человек согнулся в  приступе кашля,  с  другого края ямы
глухо зарычал второй голос:
     - Сядь на бревно! Зачем опять слез? Тиргей сплюнул далеко в сторону, чтобы
плевок не попал под ноги напарнику:  в слюне была кровь,  и аррант полагал, что
она может быть ядовита. Он виновато отозвался:
     - П„с, брат мой, я же не могу позволить тебе делать одному всю работу...
     Он  сам понимал,  что в  действительности помощи от него давно уже не было
никакой.
     - А  я  не  позволю,  чтобы  тебя  пришибли и  выкинули в  отвал!  Влезай,
говорю!..
     Толстое бревно находилось на  уровне живота стоящего человека,  там,  куда
сами собою ложатся ладони согнутых рук.  Кажется,  чего проще -  закинул ногу и
сел  верхом,  словно на  невысокий забор!..  Увы,  нынче для арранта даже такое
усилие было почти за пределами мыслимого.  К  тому же рычаг двигался,  плыл над
полом,  и останавливать его было нельзя,  чтобы не угодить под кнуты...  Тиргей
скорбно подумал о том, как когда-то, в иной и радостной жизни, где его тридцать
два года ещ„ были бы  молодостью,  он  легко вскакивал на играющего,  пляшущего
красавца коня...  И  светило солнце...  Дарило  не  ценившим этого  людям  свой
щедрый, ласковый жар...
     Многого он тогда не ценил. А теперь оглядывался из прижизненной могилы: "И
о такой-то чепухе я ухитрялся печалиться?!."
     Солнце, солнце... Его он тоже больше никогда не увидит.
     Он   поднял  голову,   ловя   остатками  зрения  скудное  зарево  факелов,
проникавшее в  их преисподнюю,  и начал привычно внушать себе:  "Я дома.  Стоит
синяя летняя ночь,  и я иду по дороге,  обсаженной стройными тополями.  Я вижу,
как обрисовываются против неба их зубчатые верхушки.  Они шепчутся,  хотя я  не
чувствую ветра.  Я  хорошо знаю  эту  дорогу.  Лимонные рощи посылают мне  свой
аромат: значит, скоро покажутся стены благословенного Арра..."
     Воображение неизменно выручало его,  давая силы, выручило и теперь. Тиргей
собрался с духом,  перехватил для опоры цепь,  тянувшуюся к бревну,  и неуклюже
повис на  рычаге.  Он  чуть не  соскользнул на  другую сторону,  но удержался с
помощью вс„ той же цепи. Ещ„ немного отдохнул - и благополучно сел на бревно.
     - Вот так-то лучше, - буркнул из темноты венн.
     - Как же мне отблагодарить тебя... - прошептал Тиргей еле слышно. "Я знаю,
что обреч„н.  И ты тоже это знаешь,  брат мой. Если бы не ты, мне давно сломали
бы шею и увезли мой труп на одрине.  А так я ещ„ зачем-то живу..." Потом Тиргей
вспомнил,  как полгода назад,  когда их только приковали к  этому вороту,  он в
приступе ч„рного отчаяния позволил вырваться нечастой жалобе вслух.  "Я  проч„л
множество книг,  пытаясь наполнить знаниями свой  разум,  -  горестно сказал он
тогда Серому Псу.  - Я восторгался уч„ностью великих людей, живших прежде меня,
я  рвался продолжить открытые ими пути и лелеял надежду добавить в сокровищницу
премудрости хоть  одну  крохотную золотую пылинку.  Скажи мне  теперь,  зачем я
корпел по  библиотекам,  вникая в  тайны науки?  Зачем м„рз  и  обдирал кожу  в
пещерах,  устанавливая и  опровергая какие-то  истины?  Зачем вс„,  если отныне
имеет  значение только дубина надсмотрщика,  которая очень  скоро  разобь„т мою
голову? Или я сам сдохну здесь, заеденный вшами..."
     Венн тогда ему не ответил,  и Тиргей успел запоздало укорить себя.  На что
вздумал жаловаться дикарю,  который слова-то такого - КНИГА - никогда небось не
слыхал!..  Молодой варвар,  треть  своей недлинной жизни проведший в  каторжных
подземельях,  был  одним  из  самых  порядочных и  над„жных людей,  с  которыми
доводилось встречаться арранту.  Уже не говоря о том, что из Бездонного Колодца
они с  Гвалиором без него не  выбрались бы  ни вместе,  ни врозь.  Но уч„ность,
творческое озарение, чувство прекрасного - вс„ это для венна явно были такие же
пот„мки,  как  для  него,  Тиргея  (так,  увы,  и  не  названного  Аррским  или
Карийским), - способности Пса видеть ночью или предугадать падение камня...
     Так он  рассудил про себя и  устыдился собственной слабости.  Но на другой
день -  то  есть по  прошествии нескончаемого кружения за  рычагом и  короткого
времени,  когда им разрешено было поспать,  -  венн вдруг сказав Тиргею: "Научи
меня".  -  "Что?.." -  не понял аррант. И услышал: - "Ты сожалел о премудрости,
которая умр„т вместе с тобой. Ты учитель. Ты кого-то учил..."
     Тиргей,  помнится, горько рассмеялся в темноту. "Что же я смогу здесь тебе
преподать?.." -  "Я услышал здесь чужие языки,  - ответил П„с. - Мономатанский,
халисунский, саккаремский. Твой я знаю хуже..."
     Тогда Тиргей крепко задумался.  А  потом...  стал  читать дремучему жителю
леса классические поэмы.  Одну за другой.  Вс„ то,  что никак не желали слушать
дети столичного Управителя.  К  его  изумлению и  восторгу,  венн большую часть
запомнил наизусть с первого раза. Понятные и непонятные слова - вс„ вместе, как
музыку.  "Вот  что  значит  нетронутый  ум,  -  восхитился  Тиргей.  -  Ум,  не
обремен„нный излишними знаниями,  чистый,  словно свежий пергаментный лист: что
хочешь на н„м, то и пиши..."
     Он  и  теперь,  сидя  верхом  на  рычаге  ворота,  начал  взывать  к  тени
бессмертного Тагиола:
     Есть и ещ„ одно чудо средь тех, что Богами
     Созданы для украшения лика земного,
     Нам же, творение зрящим, - на радость и диво-
     Низкий голос Пса немедленно отозвался из мрака,  который был прозрачен для
его глаз, а для слепнущего арранта - совершенно непроницаем:
     Это - вода. Говорливый ручей под горою, Там, где душистым шиповником скалы
увиты,  Капли дождя,  что мы в  детстве ловили в  ладони,  Маленький пруд,  где
вес„лые вьются стрекозы, И сокрушительный вал океанского шторма...
     - Друг мой, рассказывал ли я тебе о самот„чном винте?..
     - Да.  Воде кажется,  что она вс„ время теч„т вниз,  но  на самом деле она
поднимается.
     - Этот способ изобрет„н вовсе не мною,  у нас в Аррантиаде им пользуются с
незапамятных врем„н,  но  Церагат не  стал  меня слушать,  даже когда я  прин„с
действующую  модель.  Этот  невежда  сказал,  что  предпочитает действовать  по
старинке:  на его век,  мол,  хватит.  А ведь самот„чный винт,  вращаемый одной
лошадкой или осликом, заменил бы все эти вороты, на которых работаем мы с тобой
и другие несчастные!..
     Серый П„с молча слушал его возмущ„нные речи.  "Вот что делает с  человеком
уч„ность.  Небось ни разу не помянул предательства Церагата,  из-за которого мы
здесь оказались. Но самот„чного винта ему до сих пор не может простить..."
     - А  вот  тебе  другой способ поднимать воду наверх,  -  продолжал Тиргей.
Воодушевившись,  аррант выпрямился на  сво„м  неудобном сиденье,  его  руки  по
давней привычке что-то строили в воздухе, оживляя рассказ. - Этот способ вообще
не требует усилия животного или раба, нужна только бурная подземная речка вроде
тех,  которые тут в изобилии.  Представь,  брат мой!.. Река направлена в дудку,
проложенную  каменот„сами.   Дудка  перегорожена  дверцей,   и  мощная  пружина
стремится открыть е„ против течения.  Поток сильнее пружины, он увлекает дверцу
и  захлопывает  е„.  Но  воду,  словно  разогнанную повозку,  невозможно  сразу
остановить!  И  она исчерпывает сво„ движение,  устремляясь в трубку,  уходящую
вверх!..
     Он помолчал, успокаивая дыхание, чтобы не раскашляться.
     - Но  когда  вода  утихомиривается,  пружина  превозмогает е„  неподвижный
напор,  и дверца вновь открывается.  И так раз за разом - до бесконечности!.. -
Тиргей помолчал ещ„ и виновато сознался: - Это я уже изобр„л сам.
     "Вот  только я  никогда не  увижу,  способно ли  работать начертанное моим
мысленным оком.  Даже  в  модели.  Не  говоря  уже  про  большое устройство для
промывки руды... Да о ч„м я! Я его и нарисовать-то теперь вряд ли смогу. А ведь
надеялся, трижды глупец, что меня за него на свободу отпустят..."
     Венн спросил:
     - - Вы, арранты, все такие уч„ные?.. Тиргей даже рассмеялся.
     - Что ты? Мой отец и старший брат так и остались неграмотными. Они мостили
дороги,  зарабатывая деньги,  чтобы я смог учиться.  Они хотели, чтобы я сделал
то,  чего не удалось им...  -  Он вдруг о  ч„м-то задумался,  вздохнул и  после
долгого молчания проговорил совсем другим тоном:  -  Друг мой, брат мой, я хочу
тебя попросить...  Так повелось, что из нас двоих чаще я подчиняюсь твоей воле,
чем ты  моей,  но,  во имя слезы Вседержителя,  что растопила камень со следами
Прекраснейшей!..  Умоляю,  послушайся хотя бы однажды!  Я встану перед тобой на
колени,   если  это  тебя  убедит!..  Когда  надсмотрщики  решат  меня  добить,
пожалуйста, не пытайся меня защитить...
     Серый  П„с   промолчал.   Но   Тиргею  показалось,   что  ворот  заскрипел
пронзительнее и резче. "Хоть бы смазывали его, что ли..."
     - Потому что  теперь мой чер„д завещать тебе нечто такое,  что не  удалось
сделать мне  самому.  Мы  с  тобой  хотели получить свободу,  так?  Мы  выбрали
неправильный путь.  Свободу,  как и честь,  не крадут, не покупают и не берут в
дар.  Е„ можно только завоевать...  - Подумал и докончил: - Помнишь, что я тебе
говорил?  Про Истовик-камень?..  Я  его не наш„л,  сколько ни пытался.  А  ты -
сможешь...
     Серый П„с насторожился, заметив свет факела и одновременно услышав наверху
чьи-то шаги,  приближавшиеся к яме.  Привычная настороженность едва не побудила
его дать знак арранту,  чтобы скорее слез с  ворота и сделал вид,  будто крутит
его... Но шаги принадлежали
     Гвалиору,  и  венн  успокоился.  Скоро с  неровного края  упала вер„вочная
лестница, и молодой нардарец спустился на дно. - Здравствуй, П„с... - шепнул он
и сунул в руку венну большой ломоть хлеба. Почти половину пресной белой леп„шки
из  тех,  которыми питались надсмотрщики.  Даже с  остатками масла.  Кто-то  из
вольнона„мных бросил е„,  не  доев.  А  Гвалиор изловчился украдкой подобрать и
принести сюда.
     - Тиргею отдай, - сказал П„с.
     - У меня и для него есть. Я сегодня богатый.
     - Здравствуй, Гвалиор, - подал голос аррант.
     Надсмотрщик подош„л к  нему и  вручил такой же добротный кусок.  И вправду
богатство,  сущий праздник,  далеко не  всякий день перепадавший двоим г