чался дележ кабана,  Волкодав насторожил уши:  не  взялся бы
норовистый народ трясти кулаками,  не  пришлось бы оборонять кнесинку от
слишком буйного веселья хозяев.  Однако вельхи,  и ключинские, и соседи,
чувствовалось,  любили  сына  старейшины.  И  не  столько  охаивали его,
сколько давали возможность себя показать.  Волкодав видел,  как  вертели
головами Лихослав и Лихобор.  Отрокам нравилась шумная вельхская забава,
жаль только,  оба  молодца были здесь пришлыми и  поучаствовать при всем
желании не могли.  Заметив взгляд наставника, близнецы перестали глазеть
и вспомнили, что они при деле.

   Вельхи перекрикивали друг  друга,  словно стая  галок  перед закатом.
Однако слух Волкодава обладал одной полезной особенностью:  среди любого
гама  венн  способен  был  распознать слабенький шорох,  уловить  слово,
произнесенное вполголоса.
   Елень Глуздовна как  раз  наклонилась подогреть надетый на  нож кусок
над углями жаровни,  когда Лучезар повернулся к Кесану,  с которым рядом
сидел, и спросил:
   - Значит, старейшина, скоро женишь младшего сына?
   - Твоя правда,  воевода,  женю,  -  с достоинством отозвался риг,  но
Волкодаву вновь послышалась в его голосе некая настороженность.
   - А что,  хороша ли невеста?  -  гладя усы, поинтересовался боярин, и
тут-то венн понял причину сдержанности Кесана, и сердце у него екнуло. О
женолюбии Лучезара он был наслышан более чем довольно.
   - Сыну нравится,  а другому кому,  может,  и нехороша,  -  совсем уже
неохотно отозвался старейшина.
   Неужели,  ахнул про себя Волкодав,  у Лучезара хватит ума ради пустой
короткой услады зазвать в  гости беду?  Ополчить на себя и  своего кнеса
воинственный, вспыльчивый и гордый народ?..
   Он,  впрочем,  видел,  как приверженцы серого порошка отмачивали вещи
куда как покруче, для здравомыслящего ума уже вовсе непостижимые.
   Перепалка между вельхами тем  временем улеглась,  и  кнесинка вручила
сияющему Кетарну пахучий, исходящий густым горячим соком ломоть.
   Последующие куски  тоже  раздавали с  поношением и  яростным  спором.
Черноволосая Эртан  пожелала участвовать в  дележке наравне с  парнями и
одного из них, препиравшегося до конца, даже вызвала на единоборство.
   Как  многие  здешние  женщины,   она  ходила  в   просторных  штанах,
схваченных тесемкой у  щиколоток.  И  в  рубахе без рукавов.  По  мнению
Волкодава,  эта рубаха очень ей шла.  Она до самых плеч открывала нежную
кожу,  под которой перекатывались твердые, как точеная кость, узлы мышц.
Загляденье, а не девка!
   Рукопашную затеяли перед самым сиденьем кнесинки, и Волкодав невольно
подался  вперед.  Он-то  знал,  сколько всякого может  тут  приключиться
случайно и не совсем.  Однако,  к его облегчению, дело кончилось быстро.
Соперник   Эртан   успел-таки   порядочно   нализаться   и    достойного
сопротивления оказать не  сумел.  Девушка опрокинула его  на  пол  одной
хорошей затрещиной и,  широко улыбаясь, подошла за своей долей почетного
угощения.
   Когда  с    кабаном  было  покончено,   гости  из   болотной  деревни
засобирались  домой.   Волкодав  поискал  глазами  Ане  и  увидел  ее  с
родителями,  братом и  женихом.  Стоило один раз посмотреть на  огненную
гриву ее отца,  колесника Фахтны, чтобы сообразить, в кого она удалась с
такими медными волосами.
   Если Волкодав что-нибудь понимал, родители хотели увести Ане домой, а
она отпрашивалась побыть еще немного на  празднике и  кивала на  жениха:
проводит,  мол,  до самого дома,  с рук на руки передаст. А то и вовсе в
Ключинке у матери Кетарна заночевать можно, не впервой...
   Не пускай!  -  мысленно воззвал Волкодав к  колесному мастеру,  но по
части внушения мыслей ему было далеко до Тилорна. Фахтна его не услышал.
Переглянулся с  женой  и,  улыбнувшись  дочери,  разрешил  ей  остаться.
Наверное,  вспомнил молодость и  то,  как сам дорожил каждым мгновением,
проведенным подле невесты.
   Кесан-риг  между  тем  подозвал сына  и  что-то  строго  сказал  ему.
Волкодав не  сомневался,  о  чем  шла  речь.  Кетарн кивнул,  но  как-то
рассеянно.  Любимец деревни, не ждущий подвоха ни от своих, ни от чужих.
Еще  Волкодав заметил и  понял  досаду  старейшины:  как  заставить сына
поберечь девушку, не настроив его при этом против знатных гостей?..
   Молодежь затеяла пляски,  возню и  какие-то  состязания у  костров во
дворе,  а кнесинка,  притомившись,  собралась удалиться в отведенный для
нее дом.
   - Государыня,  -  негромко обратился к ней Волкодав.  -  Вели,  чтобы
невеста Кетарна служила тебе вместе с девушками сегодня ночью и утром...
   Он еще не договорил,  а  какое-то внутреннее чувство уже подсказывало
ему,  что  кнесинка не  послушает.  И  точно.  Елень Глуздовна досадливо
дернула плечиком:
   - С какой стати? Мне здесь и так уже великие почести оказали...
   Волкодав только мысленно выругался.  Самое распоследнее дело  ссорить
между  собой  родственников.  Да  и  умысел  Лучезара поди  еще  докажи.
Волкодав, впрочем, не собирался кому-то что-то доказывать.
   Равно как и допускать непотребство.

   Он  шел  следом  за  кнесинкой  к  ее  двору  и  напряженно  старался
сообразить,  что  теперь предпримет боярин,  -  а  в  том,  что Лучезар,
охреневший без любимого порошка и  стосковавшийся по девичьей красе,  уж
что-нибудь да  предпримет,  венн почти не сомневался.  Скорее всего,  он
пошлет за девушкой отроков. Троих, надобно думать. Вряд ли больше, но уж
и не меньше.  Плишку с Каноаном? Нет, навряд ли. Почему так, Волкодав не
взялся бы  объяснять,  просто чувствовал,  что их  там не будет.  Еще он
очень хотел ошибиться и  выяснить,  что  возвел на  Лучезара напраслину.
Жизнь,  однако,  уже не раз втолковывала ему, что рассчитывать следовало
на  самое  худшее.   Значит,  Кетарну  придется  иметь  дело  с  троими.
Совладает?..  Парень он сильный, и те две головы тоже не сами ему в руки
скакнули. Но вряд ли он по полдня машет оружием, как Лучезаровы ухорезы.
Волкодав вспомнил отрока,  оттолкнувшего черенком копья  старуху Киренн.
Ох,  не оказаться бы Кетарну со скрученной шеей в  том самом болоте,  за
которым жили родители его милой!  Да  и  самой девчонке,  после того как
натешится с ней Лучезар...
   А   Елень  Глуздовна,   идя   к   себе,   как   нарочно,   все  время
останавливалась.  То  пожелать  спокойных  снов  велиморскому посланнику
Дунгорму,  ночевавшему вместе со  своим отрядом в  шатрах.  То  еще  раз
поблагодарить рига и  его жену за добрый прием...  И  тут и  там дело не
ограничилось несколькими поклонами, опять пошли упражнения в красноречии
- кто кого переговорит.  Шествие кнесинки на  ночлег до того затянулось,
что Волкодав прикинул про себя и обреченно решил:  все.  Наверное,  даже
неутомимая молодежь потянулась по домам спать.  И,  значит, он не успеет
проводить Кетарна с Ане до болотной деревни...  Скорее, мысленно торопил
он кнесинку.  Скорее же ты...  Но вот наконец они добрались до двора,  и
служанки во главе с нянькой,  окружив государыню,  увели ее в дом.  Венн
без дальнейшего промедления подозвал к себе близнецов и строго спросил:
   - Я  вас хорошо научил беречь госпожу?  Лихослав и Лихобор посмотрели
один на другого и от удивления ответили вразнобой:
   - Хорошо...
   Они понимали, что спрашивал он неспроста, и заметно робели. Наставник
еще   никогда  не   поручал  им   охранять  государыню  одним.   Молодые
телохранители  с  нетерпением  ждали,  когда  же  это  случится,  а  вот
случилось, и стало чуточку боязно.
   - Мне надо уйти, - сказал Волкодав. - Сами управитесь?
   Лихослав твердо ответил и за себя, и за брата:
   - Управимся!
   Другого ответа венн и  не  ждал.  Он молча кивнул близнецам и  быстро
ушел в темноту.

   Волкодав никогда не бывал в  здешних местах и не знал в лесу ни троп,
ни  дорог.  Он  даже не знал бы,  в  какой стороне расположено поселение
лесных вельхов,  если бы  еще днем не приметил на всякий случай,  откуда
въехали  в  Ключинку  болотные  жители.  Для  того,  чтобы  выйти  туда,
требовалось заново пересечь весь погост и пройти мимо дома старейшины. И
первым,  кого  он  увидел  среди  парней возле  догоравших костров,  был
Кетарн.
   Волкодав  поспешно  отступил в  тень,  куда  не  достигал красноватый
отблеск углей,  и  присмотрелся.  Кетарн  грел  руки,  о  чем-то  весело
переговариваясь с  друзьями,  и,  кажется,  собирался принять  участие в
новой  забаве.  Юноши  упирали в  землю черенок копья и,  держась рукой,
вскакивали ногами на  древко,  а  все  остальные хором считали,  загибая
пальцы, - долго ли продержится.
   Рядом с  Кетарном не  было  видно Ане,  зато  волосы сына рига влажно
блестели от росы, а сапоги и штаны были мокры до самых колен. Поначалу у
Волкодава отлегло  от  сердцам  никак  проводил девушку  и  возвратился!
Однако  потом  венн   припомнил,   как   посылали  к   болотным  соседям
стремительных босоногих мальчишек, и тревога воспрянула. Кетарн попросту
не мог успеть обернуться туда и назад.  Даже если отправился сразу после
ухода кнесинки и бежал бегом в оба конца.
   Значит,  не довел девушку до порога и  с  рук на руки родителям,  как
надлежало бы,  не передал.  Дошел с нею самое большее до середины пути и
на том распростился - дальше, мол, дорога прямая...
   Волкодав миновал костры,  постаравшись, чтобы оттуда его не заметили.
Потом перемахнул никем не охраняемый тын,  в несколько прыжков спустился
с  останца на  влажный пойменный луг и  побежал в  сторону леса,  молясь
сразу всем Богам, чтобы только не опоздать.
   Мыш снялся с его плеча и бесшумной тенью поплыл впереди.
   Вот  когда в  полной мере пригодились ему  и  ночное зрение,  которым
наградила  его  каменоломня,  и  с  детства  воспитанная  способность не
шуметь, когда это никому не нужно.
   Если!  - думал он, петляя между кустами и на бегу высматривая следы в
росистой траве.  В  ясном небе висел лишь узенький серп молодого месяца,
но  Волкодаву было  вполне достаточно света.  Если Лучезар действительно
затеял недоброе.  Если  он  остался в  своем  шатре,  а  не  отправился,
скрытности ради, со своими отроками куда-нибудь в лес... Нет, вот это уж
вряд  ли,  он  ведь  здесь тоже мест особо не  знает,  а  стало быть,  и
держаться будет там, где побольше своих, да при оружии. А девчонке, чтоб
крику-визгу лишнею не было, и рот можно заткнуть, и в мешок ее посадить,
и  того проще:  пригрозить,  что с  жениха живьем кожу снимут на сапоги,
если не  мила будет с  боярином.  Да.  Ане -  это не  воительница Эртан,
которая сама кого угодно на хлеб намажет и съест...
   А  вот  как  собирался  Лучезар  жить  дальше  и  ладить  даже  не  с
ключинскими вельхами -  со своим кнесом, Глуздом Несмеяновичем, - про то
оставалось только гадать.  Люди ведь дознаются, что произошло. Пусть и с
запозданием,  но дознаются непременно.  В  Галираде,  похоже,  совсем не
знали про серый порошок.  И что он делает с человеком. Иначе не поручили
бы Лучезару охрану "сестры"...
   А если,  пока я тут по лесу шастаю,  с кнесинкой что-нибудь?.. Решай,
Волкодав,  решай сам,  никто тут тебе не подсказчик. И отвечать тоже сам
будешь, ни на кого, кроме себя, не надейся.
   Он и не надеялся. Уже очень, очень давно.
   Дважды   прямо   на   него   выскакивали  злые   ключинские   собаки,
взволнованные нашествием незнакомых людей.  Но  еще не  родилась собака,
которая  стала  бы  гавкать  на  потомка  Серого  Пса.  Волкодав  обежал
галирадские становище по широкой дуге,  минуя в темноте лесных сторожей,
словно  ловчий  зверь,  вынюхивающий  добычу.  Если  он  еще  не  совсем
разучился смекать по следам,  Лучезар с  ближниками пребывал у  себя.  И
скрытно, со стороны леса, к лагерю никто покамест не подходил.
   Ночные сторожа стояли по  двое,  одна  пара от  другой на  расстоянии
оклика.  Не показываясь сам, Волкодав рассмотрел каждого. И в тех двоих,
что  обосновались на  прямом пути к  палатке боярина,  признал Канаона и
Плишку.  Вот  так.  Кто  упрекнет Лучезара,  что поставил своих любимцев
поближе к себе?  Никто.  А случись что-нибудь, оба головореза с радостью
поклянутся, что ничего не видели. И не слыхали ни звука.
   Волкодав двинулся дальше в  лес,  понимая:  если боярин в  самом деле
послал кого-то за Ане, обратно его воины скорее всего будут возвращаться
именно здесь.
   Славный узорчатый меч висел в ножнах у него за спиной, но пускать его
в дело он не собирался. Еще не хватало.

   Слух у  него был очень острый,  но  звериному все-таки уступал.  Мыш,
вернувшийся на плечо,  встрепенулся и  зашипел,  и только тогда Волкодав
уловил в лесной чаще шаги.  Четверо, сейчас же определил он, по привычке
накрывая  ладонью  воинственного  зверька.  Причем  трое  идут  сами,  а
четвертого тащат насильно,  и он,  то есть она,  пытается отбиваться, но
мало что получается.  Волкодав шугнул Мыша прочь, поскольку предполагал,
что дело навряд ли обойдется без драки, и побежал навстречу.
   Он  увидел их гораздо раньше,  чем они его.  Им,  с  их обыкновенными
глазами,  света в  ночном лесу едва-едва хватало,  чтобы не заблудиться.
Трое здоровенных громил,  опричь которых Лучезара видели редко.  Один из
них вел рыжеволосую Ане -  растрепанную, без плаща, в разодранной сверху
донизу рубашке.  Во рту у  нее торчал кляп,  а  руки,  умевшие так ловко
подносить  кувшины  с  напитками,  были  заломлены за  спину  и  связаны
веревкой.  Два  других  отрока  шагали  по  сторонам и  от  души  лапали
беспомощную пленницу,  еле  сдерживаясь,  чтобы  не  загоготать  на  всю
округу.
   Волкодав вышел из-за деревьев на открытое место и оказал:
   - Она не хочет с вами идти.
   Для них он  был черной тенью без лица,  внезапно выросшей на  дороге.
Они признали его больше по голосу.
   Парни остановились, но добычу свою, понятно, не выпустили. Ввязавшись
в подобное дело, иди до конца, а иначе не надо было и браться.
   - Э,  да он тут один,  - сказал тот из двоих, что стоял чуть впереди.
Ведший Ане презрительно хмыкнул:
   - П-шел отсюда, наемник!
   Дружинные,  даже отроки, редко уважают тех, кто служит за деньги. Они
считают,  и не без основания, что наемный воин рад переметнуться к тому,
кто больше заплатит. Волкодав себя к наемникам не причислял никогда.
   - Она не хочет с вами идти,  -  повторил он,  не двигаясь с места. Он
успел присмотреться к  державшему Ане  и  уже понял,  что Боги решили за
что-то его наградить. Это был тот самый отрок, что замахивался на старую
Киренн.
   Дальше все  происходило быстро.  Много  быстрее,  чем  можно  про  то
рассказать.
   - Да сказано же тебе,  пошел...  -  досадливо прорычал кто-то из них.
Двое, не обремененные пленницей, разом ринулись на Волкодава, выхватывая
из ножен мечи.  Венн вскинул руки навстречу опускавшемуся клинку первого
и  одновременно пнул  ногой в  грудь второго,  чуть-чуть  замешкавшегося
впотьмах.  Пинок был сокрушительный. Весной, в схватке с разбойниками на
лесной дороге,  точно  таким  ударом Волкодав убил  человека.  Лучезаров
отрок отделался переломанными ребрами и ключицей:  венн все-таки пощадил
парня,  исполнявшего боярский приказ.  Хотя  и  полагал  про  себя,  что
двадцатилетнему верзиле,  в охотку берущемуся за подобное, человеком уже
не бывать. А значит, и цацкаться с ним незачем.
   Тому, что успел выхватить меч, повезло не больше. Его клинок завершил
свистящую дугу сверху вниз, но уже не по воле хозяина. Волкодав заставил
отрока сунуться носом вперед и  пробежать с  разинутым ртом  три  лишних
шага,  а  потом  с  силой  прянул назад,  взяв  его  вооруженную руку  в
живодерский захват.  Что-то влажно затрещало и подалось,  распадаясь под
его  пальцами,  меч  выпал наземь.  Волкодав весьма сомневался,  что эта
рука,  только что унижавшая несчастную Ане, сможет когда-нибудь удержать
хотя бы ложку.
   Двое тихо покоились на  лесной травке,  сложенные,  как выразились бы
веннские воины,  в кучку. Третий не сразу и сообразил, что остался один.
Его  сотоварищи даже  не  закричали,  потому что  такая  боль  не  сразу
достигает сознания,  потрясенное сознание успевает милосердно погаснуть.
Ничего,  еще наплачутся,  когда придут в  себя и поползут искать помощи.
Волкодав  шагнул  к   третьему,   намереваясь  и   с  ним  поступить  по
справедливости,  но  тот проявил неожиданную прыть.  Выдернул из поясных
ножен  нож,   покрепче  ухватил  Ане  и  приставил  лезвие  к  ее  почти
обнаженному животу;
   - Не подходи!
   Волкодав и не подумал останавливаться.  Когда ему было надо,  он умел
двигаться быстро.  Очень быстро.  Он не сомневался, что успеет. Но в это
время  на  голову его  противнику,  словно молчаливая смерть,  откуда-то
сверху беззвучно упал Мыш.  Черные крылья залепили отроку глаза,  острые
зубы рванули бровь,  когти задних лапок прошлись по  щеке.  Парень издал
какое-то блеяние и  отмахнулся ножом,  но безнадежно опоздал.  Мыш исчез
столь же мгновенно, сколь и появился.
   Волкодав одним прыжком покрыл три шага,  отделявшие его от сольвенна.
Его левая ладонь выстрелила вперед,  разворачиваясь ребром,  и с хрустом
размозжила отроку нос. Придись удар на полвершка выше да чуть посильней,
и  не  спас бы  никакой лекарь.  А  так -  ничего,  отойдет,  только вот
смазливой рожей ему больше уже не выхваляться.
   Ане, сбитая с ног, пыталась отползти прочь от побоища. У страха глаза
велики:  она едва не сходила с ума и уже не знала, кого больше бояться -
троих насильников или телохранителя бан-рионы, искалечившего всех троих.
Когда  Волкодав  поднял  ее,  она  отчаянно  забилась у  него  в  руках,
обливаясь слезами и мыча что-то сквозь кляп.
   - Сейчас развяжу, только не беги и не кричи, хорошо? - сказал венн.
   Девчонка,  похоже,  не  услышала,  и  тогда он крепко встряхнул ее за
плечи,  так  что  голова мотнулась на  шее.  Он  знал по  опыту,  что на
перепуганную женщину это  действует лучше  ласковых уговоров.  И  верно,
взгляд Ане обрел осмысленное выражение.
   - Все, некого больше бояться, - проворчал Волкодав, распутывая тонкий
шнур у нее на запястьях. - Только тихо, поняла?
   Ане торопливо закивала.  Глаза у нее все еще были величиной с блюдце.
Волкодав  вытащил  добротно  загнанный  кляп,   и  она  задышала,  точно
пойманная рыбешка.  Венн не очень ждал,  чтобы она сдержала обещание,  и
был  готов  ловить,  если  побежит,  но  девушка вскинула руки  к  лицу,
поспешно отвернулась,  и ее вырвало.  Колени подламывались от пережитого
ужаса,  она хваталась за дерево,  чтобы не упасть.  Волкодав откромсал у
одного из  похитителей клок от  рубахи,  дал  ей  утереть рот.  До  нее,
кажется,  только тут  как  следует дошло,  что  бояться и  впрямь больше
некого.  Она вдруг уцепилась за  венна и  отчаянно зарыдала,  уткнувшись
лицом ему в грудь и колотясь,  словно в ознобе.  Волкодав обнял ее, стал
гладить ладонью мокрые от  пота  рыжие  кудри.  Чужая невеста.  Кроткая,
ласковая, домашняя. Чуть не рехнувшаяся в лапах у троих стервецов Сквозь
порванную рубашку Волкодав ясно  ощущал  жмущееся к  нему  теплое  тело,
нежную, едва прикрытую грудь.
   - Плащ твой где? - спросил он негромко. Воображение успело нарисовать
ему пугающую картину: рано по утру болотные вельхи, так и не дождавшиеся
дочку домой, обнаруживают ее мятый плащ где-нибудь на кустах.
   - У...  у н-них он...  - заикаясь, выговорила Ане. Плащ действительно
отыскался в  сумке у  одного из  мерзавцев,  у  того,  которому Волкодав
изуродовал руку.  Отрок слабо застонал: венн без большого человеколюбия,
ногой,  перевернул его на  спину.  Когда эти трое начнут соображать,  их
жертва будет уже далеко.
   - Все здесь?  -  спросил Волкодав.  -  Булавка там, платок, что еще у
тебя было?
   Утирая льющиеся слезы и судорожно кутаясь в плащ,  Ане кое-как сумела
поведать ему, что ее обидчики не только замели все следы неравной борьбы
на тропинке,  но еще и увели ее далеко в сторону по ручью,  впадавшему в
болото,  -  на  случай,  если  пустят  собак.  Волкодав молча  слушал ее
рассказ,  раздумывая,  что