дняться из  захлестывавшей воды, глотнуть
воздуха, позвать на  подмогу... Волкодав  добрался  до неподвижных  коленей,
ощупал их  сквозь  изорванные,  когда-то  нарядные  штаны и  убедился:  ноги
действительно были придавлены.
     Змей ли, уходя по реке, в бессильной  злобе  швырнул  гранитную  глыбу,
зажав, словно капканом, тело  барахтавшейся  жертвы? Или  мальчонка, пытаясь
выбраться, сам обрушил на себя подмытый водой обломок скалы?..
     - Сейчас мы тебя вытащим, - сказал Эврих. - Ты потерпи.
     - Вы не думайте,  добрые люди,  мне  не больно, - на удивление спокойно
ответил мальчик. - Совсем не больно. Правда... Тяжело только...
     Волкодав  поднялся  с  колен, обошел камень  крутом, покрепче расставил
ноги и, примериваясь, уперся спиной. Несчастный мальчишка, наверное, в самом
деле не испытывал боли, хотя ноги у него  скорее всего окажутся раздроблены.
Венн  знал по себе, что именно так оно и  бывает. Разум не подпускает к себе
боль,  а с нею очень часто и смерть. Утыканный  стрелами  воин отбивается от
врагов, спасается  и  бежит, и только  потом,  когда  все  позади, бессильно
стонет и корчится, пытаясь вытащить окровавленные головки...
     -  Погоди поднимать, я жгут  сделаю... -  сказал Эврих. Достал из мешка
растяжки полога и по очереди перетянул мальчику ноги чуть повыше колен.
     Тем временем женщины ушли вниз  по течению не менее чем на сотню шагов,
но все-таки выискали место, удобное для переправы, и, промочив ноги, наконец
присоединились к мужчинам. Мальчик слабо улыбался. После страшной ночи опять
светило солнце, и люди окружали его. Значит, вправду все будет хорошо.
     -  Мама? -  радостно удивился он, увидев над собой Сумасшедшую. - Мама,
как ты меня нашла?..
     -  Ну а как же я могла тебя не найти, родненький, - отозвалась  Сигина,
присаживаясь и устраивая его поудобнее. - Я услышала, как ты зовешь, и сразу
прибежала сюда!
     Ее спутникам некогда было  гадать, может ли  быть нечто общее  у богато
одетого   подростка  и  деревенской  нищенки,  годящейся  ему  в  бабки.  Не
приходился же он действительно ей сыном?..
     - Ты не плачь, - подбодрил он Рейтамиру, утиравшую  слезы. - Сейчас они
меня вытащат, и мы пойдем к нам домой. Мама, можно мне их всех пригласить?
     - Конечно, маленький мой, - немедленно разрешила Сигина.
     - Я вас всех приглашаю! - обрадовался мальчик. - Вы ведь  не откажетесь
у нас побывать?..
     Мыш,  обосновавшийся на макушке валуна, вдруг сорвался с места и быстро
полетел  в  сторону.  Рябь  на  воде  переливалась  слепящими  бликами; венн
сощурился,  стараясь  рассмотреть,  что  же  привлекло  зверька,  и   увидел
торчавшую  из  воды  неподвижную  лошадиную  ногу.  Ну, это  дело можно было
отложить и на потом. Волкодав покосился на Эвриха, упершегося в камень с ним
рядом.
     - Спасибо вам, добрые люди, - вдруг внятно проговорил юный нарлак. - Вы
не бойтесь... если не выйдет...
     - Это у  нас не  выйдет?  - зарычал  Эврих.  - Это  когда у  нас что не
выходило?
     Они  с Волкодавом кивнули друг другу, разом вдохнули побольше воздуху и
налегли  что было сил,  стараясь приподнять и  отвалить  камень. Босые  ноги
венна по щиколотку скрылись в грязном каменном месиве и все жилы готовы были
затрещать, когда ему почудилось, будто камень стал поддаваться.
     - Тащите!.. - прохрипел он, обращаясь к Сигине и Рейтамире. Скосившись,
он  видел  рядом с собой лицо Эвриха, перекошенное от напряжения, с толстыми
жилами, вздувшимися на лбу и висках. Вероятно, и сам он выглядел не лучше.
     - Терпи,  малыш, - сказала Сумасшедшая и сунула руки под приподнявшийся
валун,  лихорадочно  выгребая  крупную  гальку. Рейтамира обхватила мальчика
поперек тела и стала тащить. Тут до него наконец добралась жестокая боль, он
забился, пытаясь освободиться  из  ее  рук, и  пронзительно  закричал. Потом
умолк, голова безжизненно повисла. Когда показались неестественно вывернутые
голени  в кожаных охотничьих  сапогах и вялые ступни прочертили  по камешкам
мокрые  полосы, венн с аррантом выпустили валун. Тяжеленный камень с плеском
обрушился на прежнее место, окатив брызгами всех пятерых.
     - Как же получилось, что ты, такой молоденький, ехал  совсем один?..  -
спросила Сигина.
     Стоял  холодный  вечер,  и  они  развели  большой  костер,  наплевав на
возможность погони  ("А пускай  их идут!.."  - зло сказал Волкодав). Они уже
знали,  что мальчика звали Иннори, и он был третьим сыном  купца Кавтина Ста
Дорог. Отца, умершего десять лет назад, Иннори, правда, толком не помнил.
     Кавтин, повторил про себя Волкодав. Имя показалось ему не совсем чужим,
с ним было что-то связано, и притом не слишком хорошее. Но вот что?..
     Еще они узнали, что при всей малости своих лет Иннори считался искусным
вышивальщиком,  достигшим немалого  мастерства.  За это его приблизил к себе
вельможа и наследник государя  кониса, господин Альпин. И вот несколько дней
назад купеческому сыну была  оказана  неслыханная честь: наследник  позволил
мальчику сопровождать  себя  во время  ежегодного Объезда  Границ. До  самой
Белой Стены!
     - Такие молоденькие  ребятишки  не  должны  ездить одни, -  укоризненно
повторила Сигина. - Как вышло, что твой господин отправил тебя назад одного?
     На островке посреди реки Эврих показал себя лекарем хоть куда. Он сумел
погрузить измученного  мальчишку  в  глубокий сон,  и тот  спал,  ничего  не
чувствуя, пока его  несли на берег, раздевали,  вправляли кости и  заключали
ноги в лубки. Во время лечения молодой аррант очень волновался и через слово
обзывал венна варваром, на что тот,  против  обычного, не обижался.  Сделав,
что было можно, Эврих разрешил Иннори проснуться, хотя и не до конца:
     так, чтобы мог пить, есть  и разговаривать,  но не страдал. Волкодав же
снова  влез  в воду,  доплыл  к мертвой  лошади и принес на берег переметные
сумы.  Иннори сказал правду.  В кожаной  коробке  действительно лежали мотки
разноцветного  шелка и тонкие иглы, уже заржавевшие от воды. Лошадь, кстати,
оказалась гривастым коньком чуть побольше теленка. Как раз по всаднику.
     -  А я был  не один, - с законной гордостью объяснил мальчик. Сигину он
мамой  больше  не  называл,  но  в ее  присутствии заметно  успокаивался.  -
Господин  Альпин любит меня.  Он  дал  мне Сенгара, телохранителя. Сенгар  -
настоящий герой!
     Эврих поднял  глаза  на  Волкодава, и тот мрачно покачал головой, благо
Иннори со своего места его видеть не мог. Берег откос сохранил  следы второй
лошади, благополучно выбравшейся на берег. Венн  внимательно  рассмотрел их.
Могучий сегванский жеребец нес всадника. Крупного МОЛОДОГО мужчину.
     - Что же такой герой  о тебе не позаботился? - хмуро спросил  Волкодав.
Он знал, каких телохранителей предпочитала нарлакская знать. Камень, который
они с Эврихом  еле вывернули вдвоем, этот Сенгар наверняка отвалил бы  шутя.
Да и конь его, одолевший поток, без натуги вытащил бы маленькую лошадку...
     - Меня накрыло водой... Я не знаю... - растерянно пожал плечами Иннори.
Потом улыбнулся: - Сенгар меня обязательно найдет, просто вы  пришли раньше.
Он очень  смелый...  и такой  сильный... Я  люблю  его...  Он похож на моего
старшего брата... На Канаона...
     Вот тут  уж  Эврих с Волкодавом одновременно уставились друг  на  друга
поверх его головы. Канаон. Сын Кавтина...
     ...Канаон все посматривал  Волкодаву под  нош, и венн догадывался, чего
тот хотел. Чтобы он поскользнулся.
     И Волкодав  поскользнулся.  Он  потерял  равновесие,  неловко  взмахнул
здоровой  рукой и стал  заваливаться навзничь. Нарлакский наемник  мгновенно
занес  меч и  с  торжествующим  ревом прыгнул вперед, - добивать. Занесенный
клинок уже опускался, когда  обе ноги Волкодава вдруг выстрелили  вверх. Все
тело выгнулось дугой, так что на земле остались только плечи и шея, а ступни
в мокрых, облепленных снегом сапогах врезались Канаону в нижние  ребра. Удар
был страшный. Если  бы  не сплошной кованый нагрудник, нарлак с расплющенным
нутром умер бы на  месте. Броня  дала ему пожить  еще какое-то время. Он был
почти  вдвое  тяжелей венна, но его приподняло над тропой и швырнуло за край
обрыва. А уж когда конец меча Волкодава перерезал веревку, привязанную к его
поясу, про то и знал один Волкодав...
     На карте  селения не  было,  но, по  словам Рейтамиры,  называлось  оно
Четыре Дуба. Поразмыслив о названии, Волкодав решил про себя, что это скорее
всего  был погост.  Какой-нибудь конис прежних времен  объезжал свои  земли,
совершая полюдье, да и облюбовал ровное  поле под крутым  холмом с  четырьмя
древними дубами  на вершине, надумал впредь здесь  останавливаться, гостить.
Доброе  место  в  самый  раз  годилось  беседовать  со  старейшинами  родов,
подносящими ежегодные приношения, решать тяжбы,  призывать Богов  и  творить
праведный суд, как всегда делает вождь.
     Волкодав стал слушать дальше  и скоро  убедился, что  не ошибся. Четыре
Дуба действительно  были погостом. В большом, богатом  селении имелись целых
два постоялых двора для купцов, приезжавших на ярмарку. Назывались  те дворы
без особых затей: один  "Ближний", другой "Дальний", считая, естественно, от
Кондара. Был  и дом, в котором жил наместник государя кониса. Не было только
одного:  укрепленного городка  и воинской силы,  как водится в  приграничных
погостах. Тихие, видать, были места.
     - А  ты ездила сюда, Рейтамира? - спросил Эврих. Они с Волкодавом несли
самодельные носилки со спящим мальчиком и Мышом, уютно обосновавшимся у него
на животе. Время от времени Иннори просыпался и, слабо улыбаясь, дразнил его
пальцем.  Зверек  в притворной ярости  топорщил черную  гривку, со  страшным
криком бросался за пальцем и хватал его зубастой ощеренной  пастью. Он легко
мог оттяпать палец не  то что мальчишке - даже  взрослому человеку, но  игру
понимал. Иннори высвобождал палец из осторожного захвата клыков, изогнутых и
острых, как иглы для починки  ковров. Улыбался, доверчиво  гладил  свирепого
маленького птицелова, оглядывался кругом... и опять засыпал.
     Сигина  и  Рейтамира время от  времени  сменяли  то одного,  то другого
мужчину, берясь  вдвоем  за ручки  носилок.  В ногах у Иннори лежал  кожаный
бурдючок с горячей водой. Когда вода остывала,  устраивали привал, разводили
костер и подогревали воду, перелив ее в  котелок. Ноги  Иннори  почему-то не
воспалялись  и  не  вызывали губительной лихорадки, которой  очень  опасался
аррант. Ученый  лекарь не  мог понять, что же сдерживало неизбежное в  таких
случаях  воспаление,  и  про себя неустанно благодарил Богов Небесной  Горы.
Иных объяснений, кроме вмешательства  какой-то очень могущественной  и очень
благой Силы, найти было невозможно.
     - Я была в Четырех Дубах...  два года назад, когда мой приемный батюшка
ездил на ярмарку... - ответила Эвриху Рейтамира.
     От  Волкодава не  укрылось,  что, помянув  своего воспитателя,  она  не
добавила обычного благословения и  не призвала согреть  его Священный Огонь.
Венн шел  впереди  и не мог видеть  женщину, но хорошо представлял. Особенно
густые  каштановые,  с  золотым  отблеском,  волосы.  Скинув намет  немилого
супружества, Рейтамира убрала волосы так, как это делали нарлакские  девушки
и  безмужние  женщины,  чающие  нового  сватовства.  Она тщательно расчесала
длинные  пряди,  отбросила их за спину и оставила почти свободными, сплетя в
косу  лишь по концам. Волкодаву нравилась такая прическа. Радость взглянуть,
как скользят по плечам переливчатые волны, похожие на тяжелый шелковый плащ.
Так и  хочется погладить, приласкать их ладонью. Косы веннских девушек были,
конечно, лучше. Но и нарлаки знали толк в девичьей красоте.
     - Чем же торговал твой почтенный приемный отец? - спросил Эврих.
     -  Он  мельник, - ответила Рейтамира.  - У  него мельница на  Березовом
ручье.   Он  покупал  корову.   И  еще  украшения  дочерям.  А  я   за  ними
присматривала, пока не подросли...
     Первые дни после бегства из деревни Рейтамира все больше отмалчивалась,
не смела  сказать лишнего  слова своим неожиданным заступникам и лишь  робко
пыталась  им услужить.  Только с  Сигиной она  оживала, даже смеялась. Когда
однажды она запела, выяснилось, что у нее редкостный, замечательный голос. И
память,  хранящая  множество  старинных баллад.  Иннори  слушал  с  горящими
глазами, забывая о  своих несчастных ногах. Эврих, которому  молодая женщина
явно очень понравилась, все пытался ее разговорить, и дело постепенно шло на
лад. Зато  с Волкодавом она за  все время не  сказала двух слов. Попросту не
поднимала  перед ним  глаз.  Венн знал,  почему. Рейтамира достаточно видела
сперва  в  деревне, а потом  и  на  пустоши.  Она помнила,  что  он заставил
считаться с собой четверых привычных к дракам мужчин, конных и при оружии. А
потом играючи задал очень жестокую трепку ее мужу, Летмалу. Чью безжалостную
силу она слишком хорошо знала... Как не бояться такого страшного человека?
     Венну было обидно. Летмал Летмалом, но с чего бы женщине бояться его?..
К тому же  он хотел вызнать  у нее, кто  такой Сонмор. Он  подговорил Эвриха
спросить,  но  оказалось,  что  о  Сонморе  Рейтамира  имела  самое  смутное
представление. Жалко.
     Волкодав стал думать  над ее последними словами.  Про мельника, который
покупал украшения родным дочерям, а приемную,  как  не нужна стала ухаживать
за  малыми, мигом  сбыл с рук.  Умницу и красавицу  -  за остолопа, которому
простительно было не нажить ума, но вот совести...
     Чего еще ждать  от  мельника.  Мельники,  они,  по глубокому  убеждению
венна, были все таковы.
     -  Рейтамира!  - обратился к  молодой женщине  проснувшийся  Иннори.  -
Расскажи что-нибудь!
     -  Глухими ночами,  когда не видно звезд,  а в  траве  сиротливо шуршит
ветер, эту легенду шепотом передают у пастушеских костров... - с готовностью
начала Рейтамира.  - Моряки же,  уходящие в плавание,  творят  охранительные
знаки и каются в малейшем грехе, стоит им только вспомнить о Всаднике... Это
сказание про человека,  который воззвал к Богам и молился  о мести... И Боги
сделали то, о чем он Их попросил!
     - Где это было? - спросил Иннори.
     -  Это было так давно, что люди  даже  и  не помнят, где именно.  Редко
вспоминают  теперь эту  легенду, ибо Всадник  порою неузнанным  ходит  среди
людей и появляется там, где о нем говорят...
     -  Ага! -  сказал  Эврих. - Так вот  что означает  этот странный символ
возле   берегов   Шо-Ситайна!..   Принято  считать,  что   он  соответствует
излюбленному занятию жителей, но я  спрашивал  себя, с  какой стати рисовать
лошадь  посреди моря?.. Рейтамира,  ты сможешь потом повторить все подробно,
чтобы я записал твой рассказ?
     Она кивнула. И негромко начала петь:
     Была любимая,
     Горел очаг...
     Теперь зови меня
     Несущим мрак!
     Чужою паруса растаял след...
     С тех пор я больше не считал не месяцев, ни лет.
     Была любимая
     И звезд лучи.
     Теперь зови меня
     Скалой в ночи!
     Я просыпаюсь в шторм, и вновь вперед
     По гребням исполинских волн мой конь меня несет...
     Была любимая
     И свет небес.
     Теперь зови меня
     Творящим месть!
     Со мною встретившись, уйдешь на дно,
     И кто там ждет тебя на берегу - мне все равно.
     Была любимая
     И степь весной.
     Теперь зови меня
     Кошмарным сном!
     Дробится палуба и киль трещит -
     Проклятье не поможет и мольба не защитит...
     Была любимая
     И снег в горах.
     Теперь зови меня
     Дарящим страх!
     Поставит выплывший на карте знак -
     Меня там больше нет: я ускакал назад во мрак.
     Была любимая,
     И смех, и грусть.
     Теперь зови меня -
     Не отзовусь!
     Пока чиста морских небес лазурь,
     Я сплю и вижу прошлое во сне - до новых бурь...
     Завидная  судьба, подумал  Волкодав. Охранять свои родные места!.. Ради
этого  и камнем  не жалко стать... Еще он решил, что  надо  будет непременно
купить девочке лютню, а Эврих вздрогнул: ему вдруг послышался из-за деревьев
тяжелый топот копыт...
     Как  будто венну  было  мало  забот  с  Канаоновым  младшим  братишкой,
напротив  крайнего  дома  погоста  прямо  посередине  большака, уже ставшего
улицей,  обнаружился конский след. Ну нет бы  прохожим людям  его затоптать,
истереть  в  дорожной  пыли!  Или  самому  Волкодаву  отвлечься,  посмотреть
куда-нибудь  в  сторону,  не заметить его!.. Так нет же.  Не  истребили,  не
затоптали, и венн, повинуясь привычке, не раз спасавшей ему жизнь, этот след
заметил. А  заметив, узнал.  След крупного жеребца боевой сегванской породы.
Немного хромавшего на правую переднюю ногу после того, как довелось выносить
седока из взбесившейся Ренны...
     Волкодав  вздохнул,  начал  присматриваться  уже  намеренно  и   немало
порадовался, обнаружив, что следы  не свернули в  первый постоялый двор (это
был "Дальний"), а потянулись дальше через селение - ко второму.  Ворота, как
обычно  в таких заведениях, стояли гостеприимно распахнутыми.  Двое мужчин и
две женщины вошли  внутрь, и работники, заметив носилки, сейчас же поспешили
навстречу.
     - Я - странствующий ученый из благословенной Аррантиады, - представился
Эврих вышедшему хозяину.  -  Это  мои спутники. А на  носилках - мальчик  из
свиты благородного  вельможи,  именуемого Альпином из Кондара. Его ранило во
время наводнения на реке.
     Хозяин был  родом южный нарлак, неведомо  каким ветром занесенный в эти
северные места.  Южных уроженцев  легко  было  узнать  по  светлым  волосам,
прямым, как  солома.  Волкодав  рассудил, что с юга, возможно, происходил не
сам хозяин двора,  а какие-нибудь его  прадедушки и прабабушки. У  тамошнего
народа была  сильная кровь.  Жили  ведь  бок  о  бок  с  чернявыми  смуглыми
халисунцами и вовсю рожали общих детей. Хоть тресни, сплошь белобрысых.
     Между  тем белесые брови  хозяина  успокоенно разошлись от переносицы в
стороны. Одно дело -  заразный больной, совсем другое -  раненый. Да  еще из
свиты   важного   господина,  наследника   самого  кониса!   Немалая  честь.
Постояльцев во дворе было  мало,  и  он,  радуясь, сам  повел  новоприбывших
показывать хоромы. Всход наверх, в комнаты для гостей, оказался винтовым  и,
как обычно в  Нарлаке, донельзя узким. Пришлось  опустить носилки  на пол, и
Волкодав осторожно поднял Иннори на руки. Мальчик опять спал, вернее, плавал
в  блаженном  забытьи, в которое, спасая  от  страданий, погружал его Эврих.
Когда  венн понес его по узкой  лесенке  вверх, мальчик, не  открывая  глаз,
обнял его за шею и погладил по распоротой шрамом щеке.
     - Канаон... - выговорил маленький вышивальщик и улыбнулся во сне.
     Волкодав   про  себя  подозревал,   что  нарлаки  приходились  дальними
родственниками вельхам. Иначе откуда бы это обыкновение селить тьму народа в
одной  большой  комнате и  стопочкой  складывать  у  входа  обширные  тканые
занавеси: вам, гости желанные, обитать, вы и разгораживайте, как вам удобно.
Венны  жили гораздо  мудрей. В  некоторых  родах  тоже не строили отдельного
жилья каждой малой семье, помещались все вместе в  большом общинном дому. Но
некоторую часть этого  дома  всегда  делили на  комнатки  по  числу  мужатых
женщин. И стариков, желавших покоя. И это было правильно и хорошо. А здесь -
тьфу! Срамота. Одно слово, беззаконный народ.
     Когда устроились, Эврих запустил руку в денежный кошелек и отправился к
стряпухам  - промышлять обед на всех  пятерых.  Волкодав  не стал дожидаться
еды.
     -  Пройдусь,  - коротко  пояснил он  женщинам.  Рейтамира только  робко
кивнула,  Сигина  же,  как ему  показалось,  посмотрела на  него хитровато и
проницательно. Можно  подумать,  Сумасшедшая опять насквозь  видела  все его
тайные намерения. И одобряла их. Странно.
     Он ведь никому не говорил о следах, замеченных на дороге. А что про них
говорить. Еще окажется, что конь, оставивший след, принадлежал вовсе даже не
С