меный преступник явно собирался зарезать его.  А кнесинка,  та самая
кнесинка, которая когда-то в пеленках лежала у него на коленях...
   Кнесинка  Елень  решительно  откинула  входное  полотнище  и  шагнула
внутрь.
   - Этот человек спас мне жизнь,  Иллад!  -  сказала она резко. - Делай
что надлежит!
   Следом за  нею,  второпях чуть не своротив плечом опорный столбик,  в
палатку  влез  Крут.  Покинуть  "дочку"  на  съедение  лютому  венну  он
определенно не мог.
   - Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, - повторил Волкодав.
   Она нетерпеливо кивнула:
   - Я велю.
   - Сделай это сейчас,  пока лекарь меня лечит,  -  глядя ей  в  глаза,
сказал Волкодав. - Беды не нажить бы.
   - Тебя-то не спрашивали, - проворчал Крут. Кнесинка дернула плечиком,
повернулась  и  вышла.  Боярин  остался  в  палатке,  и  Волкодав  опять
забеспокоился,  не  случилось бы  чего с  госпожой,  но тут же увидел на
колеблемой ветром стене  тени  витязей,  окруживших девушку,  и  тревога
улеглась. От боярина не укрылся его взгляд.
   Между тем на бедного Иллада жалко было смотреть. Он вытащил из короба
еще один пузырек -  насколько можно было унюхать в  пропитанной запахами
палатке,  в  первой  склянке  помещался сок  тысячелистника,  запирающий
кровь,  а во втором -  жгучая, с желчью, настойка на крепком вине. Такой
прижигают мелкие царапины да синяки,  чтоб быстрей проходили, а открытые
раны - только смазывают вокруг.
   - За что на каторге был,  венн? - спросил Крут. Волкодаву не хотелось
об этом распространяться.  Он повернул голову,  собираясь проворчать "Ни
за что",  но тут лекарь,  доведенный до совершенного душевного смущения,
перепутал бутылочки и  полил ему едким,  только узор на клинках травить,
настоем прямо на рану.
   Волкодав зашипел  от  неожиданности и  шарахнулся прочь.  Борозду  на
груди охватил жидкий огонь,  от  которого побелели глаза и  на несколько
мгновений все тело перестало слушаться. Иллад тоже отпрянул, не понимая,
в чем дело.  Потом посмотрел внимательнее на скляночку у себя в руке - и
схватился за голову.
   - Вот что,  иди-ка отсюда,  пока до греха не дошло...  -  Боярин Крут
взял лекаря за  пухлое плечо и  слегка подтолкнул,  направляя в  сторону
выхода. - Сам все сделаю! А ты, венн, повернись. Подними руку...
   Отдышавшийся Волкодав вскоре понял, что старый витязь, как и положено
воину, в ранах разбирался отменно.
   - Как ты догадался,  что это не толмач,  а убийца? - ворчливо спросил
Крут, продевая изогнутую полумесяцем иголку и ловко затягивая узелок.
   Было зверски больно,  но Волкодаву случалось терпеть и  не такое.  Он
пояснил про сапоги и рубашку и добавил:
   - А  когда он полез в  рукава,  я его просто узнал.  Он пытался убить
того парня,  которого я  увел у жрецов.  Кто-то платит ему,  а купец,  я
думаю, и не знал ничего...
   Правый завязал еще узел и спросил чуть ли не с обидой:
   - Почему  же  ты  все  увидел?  И  поспел  девочку оборонить?  А  мы,
дружина...
   Волкодав подумал и сказал:
   - Вы,  дружина,  к  открытому бою привычны.  А я четыре года только и
делал, что таких вот лиходеев заугольных высматривал.
   Боярин,  свел  вместе  края  второй раны,  велел  ему  придерживать и
принялся на  чем  свет  стоит  костерить Иллада,  обзывая лекаря,  самое
мягкое, коновалом.
   - Ну,  меня  он  пока  еще  не  положил,  -  усмехнулся Волкодав.  Он
поразмыслил еще и сказал Кругу:  - Кто-то хочет, чтобы госпожа умерла. Я
не могу быть при ней круглые сутки, воевода. Надо, чтобы было по крайней
мере еще два человека.  Хорошо бы  ты  их подобрал,  ты после кнеса всем
здесь отец. А я их научу всему, что умею...
   - Умелец хренов!.. - запыхтел боярин. - Скажи лучше, почему кольчугу,
лапоть, не вздел?.. Волкодав сказал:
   - Не подумал.
   Когда  он  вышел  наружу,  кутая  полуголое тело  в  заимствованный у
боярина плащ, ему помстились с другой стороны палатки какие-то невнятные
звуки.  Волкодав нашел  глазами кнесинку,  удостоверился,  что  она  под
надежным присмотром, и пошел проверить, в чем дело.
   Он не особенно удивился,  найдя за палаткой халисунца.  Толстый Иллад
горько плакал,  укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Венн подошел
бесшумно,  и  лекарь  его  не  заметил.  Некоторое время  Волкодав стоял
неподвижно,  хмуро глядя на халисунца.  А ведь добрый лекарь,  наверное,
Очень добрый. Тоже небось книги читал и про Зелхата Мельсинского слышал.
Поди,  семьдесят семь болезней по глазам узнает и еще тридцать три -  по
ладони.  За что его так?  Какие-то покушения,  убийства... телохранители
хуже всяких убийц...  Тут  не  то  что с  испугу скляночки перепутаешь -
самого  себя  забудешь  как   звали.   Что  ж   его  теперь  казнить  за
оплошность...
   Волкодав опустился рядом на корточки и тронул лекаря за колено. Иллад
увидел его и заслонился руками. Венн раздвинул полы плаща:
   - Посмотри, все ли он правильно сделал. Иллад торопливо высморкался и
стал смотреть.
   - Я сжег тебе рану,  телохранитель...  рубец будет...  Волкодав пожал
плечами. Одним больше.
   - Ты вот что, - сказал он халисунцу. - Кто-то хочет погубить госпожу.
Сегодня нож бросили, завтра не вздумали бы отравить...
   - Ножи!.. - всплеснул руками Иллад. - А вдруг они тоже отравлены?
   - Был бы на них яд, - сказал Волкодав, - я бы здесь не сидел.
   Больше  всего  питомцы Смерти любили мгновенное зелье,  которому было
достаточно попасть хотя бы  на кожу.  Человек умирал прежде,  чем лекарь
успевал поднести противоядие.  Надежное оружие против правителей, чем-то
не угодивших Моране.
   Иллад  подхватился с  земли  и  убежал,  забыв  отряхнуться от  пыли.
Волкодав подумал о  том,  что  у  каждого убийцы водились свои привычки.
Этот,  может быть,  славился как непревзойденный мастер ножей.  И  вовсе
никогда не  связывался с  ядом.  Эвриха  он,  во  всяком случае,  пырнул
удивительно ловко.  И  чистым ножом.  Но  мало ли что.  Да и  яды бывают
разные.  А  вдруг кровь уже разносит по телу тайную смерть?..  Глубоко в
животе возник тяжелый ледяной ком.  Что  ж,  если  Иллад найдет отраву и
распознает ее, будет еще можно надеяться...
   Волкодав поправил наплечный ремень,  подошел к кнесинке и молча встал
у нее за спиной.
   На обратном пути в  кром Волкодав ехал по-прежнему справа от госпожи,
держась чуть позади. Никто уже не оспаривал у него этого места.
   Город успел прослышать о покушении.  Народ покинул дома и ремесленные
мастерские,  чтобы  толпами встать вдоль  улиц.  Каждый хотел  убедиться
собственными глазами, что любимая государыня жива и здорова.
   Кони  выступали  медленным шагом,  кнесинка  Елень  махала  горожанам
рукой.  Волкодав знал,  как чувствует себя человек,  которого только что
пытались  убить.  Наверняка девчонке  за  каждым  углом  мерещился новый
метатель ножей  и  хотелось только  одного  -  поскорее добраться домой,
забиться под одеяло и три дня носа наружу не казать.  Может,  именно так
она   и   поступит.   Оставалось   только   удивляться   выдержке   юной
правительницы,   которая  одолевала  страх,   позволяя  народу  на  себя
насмотреться...
   По  дороге случилась только одна неожиданность.  Когда проезжали близ
мастерской  Вароха,   Волкодав,   озирая   толпу,   вдруг   увидел  свое
"семейство",  выбегавшее из переулка. Все были здесь: и Тилорн, и Эврих,
и Ниилит,  и Зуйко.  Даже старый мастер ковылял во всю прыть, сноровисто
работая костылем.  Лица у них были полоумные:  ни дать ни взять потеряли
самого близкого человека.  Волкодав видел,  как  они  заметили его...  и
остановились, точно налетев на невидимую препону. Потом Ниилит бросилась
на шею Тилорну и,  кажется, разрыдалась, а Эврих ухватил дедова внучка и
с  неожиданной силой подкинул его чуть не  выше заборов.  Волкодав хотел
помахать им рукой,  но передумал и  только кивнул.  Вечером,  вернувшись
домой, он узнал, как в мастерскую Вароха прибежали соседи-сольвенны. Они
принесли весть о покушении и собрались защищать дом от разграбления, ибо
уже  распространился слух  о  неминуемом  изгнании  сегванов.  Потом  ко
взрослые  добавилась ребятня  -  уличанские приятели Зуйко,  -  и  слухи
начали  разрастаться подобно  снежному кому.  Люди  передавали,  что  на
торговой площади состоялась целая  битва,  а  телохранитель-венн  закрыл
собой кнесинку и,  конечно,  погиб. Предсмертные слова, которые он якобы
при этом произнес,  уже гуляли по городу в нескольких вариантах. Кое-кто
утверждал,  будто,  испуская дух,  он  то  ли  говорил Елень Глуздовне о
любви,  то ли сознавался в  страшных грехах.  Другие божились,  будто он
завещал оставить свое тело у Туманной Скалы. Третьи намекали на какие-то
пророчества чуть не о конце света, сделанные умирающим...

   Волкодав приехал на  добром  коне  и  в  новенькой рубашке,  которую,
гордясь оказанной честью,  подарил ему один из купцов на торгу. По пятам
за ним бежала стайка мальчишек.  Иные спрашивали,  не видел ли он венна,
погибшего за кнесинку.  Они,  наверное,  нечасто видели у  себя в городе
веннов.  А потому и не распознали его кос,  заплетенных,  как полагалось
убийце.
   Волкодав совсем не  собирался рассказывать дома про свои раны,  да  и
раны, по его мнению, не стоили особого разговора. Не тут-то было. Тилорн
с  Ниилит немедленно обо  всем  догадались и,  когда разошлись по  домам
успокоенные соседи,  затеяли лечить его  волшебством.  Волкодава это  не
слишком обрадовало, но пришлось уступить.
   - Лекарь искал на ножах яд... - на всякий случай сказал он Тилорну.
   Ладонь  ученого мгновенно оказалась у  его  груди.  Тилорн  помедлил,
сосредоточенно хмуря брови и словно к чему-то прислушиваясь.  И уверенно
ответил:
   - Никакого яда нет.
   Потом за  него  взялась Ниилит и  принялась водить руками,  поднося к
швам кончики пальцев. Тилорн внимательно следил за ее действиями, что-то
подсказывал,  но  большей частью одобрительно кивал  головой.  Волкодаву
казалось, будто под повязкой копошились крохотные горячие искры.
   - Теперь я не смогу все время быть дома,  - сказал он Эвриху, который
сидел  здесь  же  и  заинтересованно наблюдал.  -  Надо  тебе  научиться
защищаться как следует Мало ли...
   - Ну, я тоже могу за себя постоять, - сказал вдруг Тилорн.
   Оно и видать, подумал Волкодав. А вслух потребовал:
   - Покажи.
   - Эврих, встань, пожалуйста, у двери... - начал было мудрец.
   Волкодав решительно поднял руку:
   - На мне.
   - Ты же ранен!
   - Ничего.
   - Тогда, - сказал ему Тилорн, - попробуй подойти ко мне от двери.
   Волкодав  встал  у  двери.  Тилорн  развернул ноги,  слегка,  присел,
выставил руки ладонями вперед и несколько раз глубоко вздохнул.
   - Пока ты  собираешься...  -  проворчал Волкодав.  Он хотел сказать -
семь  раз  зарежут,  -  но  тут  глаза у  Тилорна засветились,  как  два
аметиста,  и  с  коротким возгласов "Ха!"  он  прыжком переставил ноги и
резко толкнул ладонями воздух.
   Волкодав пошатнулся.  Ничего подобного он не ожидал. Больше всего это
было похоже на  удар в  голову,  только вот  нанесли его с  расстояния в
несколько шагов,  и  к том же не прикасаясь.  Удар невидимым кулаком.  И
довольно таки ощутимый.  Одновременно ему показалось,  будто Тилорн стал
выше ростом, грозно раздался в плечах и... куда только подевался кроткий
мудрец!  Перед ним стоял беспощадный,  яростный воин, способный - что-то
нашептывало Волкодаву,  что  это  было  действительно так,  -  следующим
ударом вовсе вышибить из него дух. Венн с изумлением услышал внутри себя
некий голос, уговаривавши отступиться и уносить ноги...
   Волкодав пригнулся, как против сильного ветра, и двинулся на Тилорна.
Следующее  "Ха!"  ученого  чуть  не  заставило его  споткнуться,  но  он
продолжал идти.  Если он что и умел, так это отвечать яростью на ярость.
И беспощадностью на беспощадность.  Жизнь научила.  Хакнуть в третий раз
Тилорн попросту не успел.  Прыгнув вперед,  Волкодав мигом скрутил его и
прижал к  полу.  И  грозный воин немедленно испарился,  словно мираж,  к
которому  подошли  слишком  близко.  На  Волкодава снизу  вверх  смотрел
прежний Тилорн, улыбающийся, взмокший и виноватый. Волкодав выпустил его
и сказал:
   - Все-таки ты колдун.
   - Так я и знал,  что ты это подумаешь,  - огорчился Тилорн и принялся
оправдываться:  -  Это совершенно такие же приемы,  как и  те,  которыми
владеешь ты сам.  Только основаны они не на ловкости тела...  хотя и  на
ней тоже...  но еще и  на сосредоточении мысли,  позволяющей направлять,
скажем так, духовный удар...
   Волкодав оглянулся на Ниилит:
   - Значит, вот ты как лошадей пугать собиралась. Ниилит молча кивнула,
а Тилорн продолжал:
   - Эти приемы позволяют обезопасить себя от  зверей.  Да  и  недоброго
человека можно прогнать... Волкодав заметил:
   - Меня ты не больно прогнал.
   - Я  осторожничал,  -  гордо объявил Тилорн.  -  Ты  мой друг,  и  ты
все-таки ранен.  Если ты  заметил,  я  тебя по больному месту не бил.  И
потом,  я  сам еще не вполне...  -  Тут он запнулся,  покраснел и честно
добавил:  -  По  правде говоря,  я  бы и  тогда с  тобой,  наверное,  не
совладал.
   - Ты очень сильный, - подтвердил Эврих. Тилорн покачал головой:
   - Не в том дело.
   - Как же ты, такой ловкий, в клетку попал? - спросил Волкодав.
   Тилорн пояснил,  что  владеющего волшебной борьбой тоже  можно  смять
числом и взять измором.  Что,  собственно,  с ним и произошло.  Волкодав
решил  последовать своему давнишнему правилу:  осваивать любой увиденный
прием,  даже  самый  на  первый  взгляд  нелепый.  Он  попросил  Тилорна
показать.  Тилорн поставил на лавку полено и  долго объяснял венну,  как
вызывать в  себе ненависть,  как  обращать ее  в  силу и  затем метать в
супротивника.  И  правда,  по мановению его ладони полено взлетало,  как
сдунутое, и звонко брякалось в стену. Волкодав долго пробовал, но у него
так и  не получилось.  Наверное,  кое-что ему было все-таки не дано.  Он
умел только гасить лучину,  издали направляя на  нее развернутую ладонь.
Так  венны проверяли себя перед поединком,  желая узнать,  достигнуто ли
внутреннее равновесие.  Он не стал ничего говорить,  хотя и был задет за
живое.

   Трое суток он не садился в  доме за общий стол и ночевал во дворе,  у
маленького костерка, внутри круга, вычерченного на земле. На третью ночь
он не спал вовсе, но никто не пришел. Должно быть, рассудил венн, Морана
Смерть сразу забрала своего последователя к себе.

   Как он  и  предвидел,  кнесинка Елень в  самом деле несколько дней не
выходила из крома и даже из своих хором показывалась редко. Однако потом
все пошло совершенно как раньше. С той только разницей, что теперь никто
уже не фыркал и  не насмешничал по поводу телохранителя-венна.  Волкодав
невозмутимо   стоял   у    кресла   государыни,    за   правым   плечом,
обманчиво-спокойно сложив  на  груди  руки,  и  над  локтями из  рукавов
кожаного чехла выглядывала кольчуга. Он ее и не пытался скрывать.
   Однажды на рынке его зазвал к себе какой-то купец и попытался вручить
подарок -  дорогой красивый кинжал.  Купец уверял,  что не  ищет никаких
милостей кнесинки. Волкодав поблагодарил, но подарка не взял.
   Тилорн по-прежнему пропадал у мастера Крапивы.  Дюжие уноты провожали
ученого туда и обратно. Вдвоем с Крапивой они сходили к стекловару Остею
и  заказали чаши,  причем повторилась почти  та  же  история,  что  и  в
мастерской бронника.  Любознательный Тилорн  начал  задавать вопросы  и,
понятно,  сейчас же принят был за подсыла.  Потом - уличен в колдовстве.
Кончилось же  тем,  что  Остей и  Крапива чуть не  за  бороды взяли друг
друга, оспаривая, кому завтра принимать у себя мудреца.
   Добрый бронник страшно гордился тем, что самой кнесинки телохранитель
облекал себя в  кольчугу,  приобретенную у  него в  мастерской.  И ходил
гоголем,  пока кто-то  из  соседей не  умерил его гордость,  справедливо
заметив:
   - Было  бы  с  чего  пыжиться,  если  бы  о  твою  кольчугу  те  ножи
притупились. А так...



   Неслышные тени придут к твоему изголовью
   И станут решать, наделенные правом суда:
   Кого на широкой земле ты подаришь любовью?
   Какая над этой любовью родится звезда?

   А ты, убаюкана тихим дыханием ночи,
   По-детски легко улыбнешься хорошему сну,
   Не зная, не ведая, что там тебе напророчат
   Пришедшие властно судить молодую весну.

   И так беззащитно-доверчива будет улыбка,
   А сон - так хорош, что никто не посмеет мешать,
   И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой
   Судьбы приговор погодят над тобой оглашать.

   А с чистого неба льет месяц свой свет серебристый,
   Снопы, и охапки, и полные горсти лучей,
   Черемуха клонит душистые пышные кисти,
   И звонко хохочет младенец - прозрачный ручей.

   И что-то овеет от века бесстрастные лица,
   И в мягком сиянии чуда расступится тьма,
   И самая мудрая скажет: "Идемте, сестрицы.
   Пускай выбирает сама и решает сама".


        8. ПРОГУЛКИ ВЕРХОМ

   Волкодав стоял на  заднем дворе крома,  на  площадке для  стрельбы из
лука,  и бил в цель.  Если не упражняться, любая сноровка забывается. Он
стрелял по-всякому:  и  просто так,  и лежа,  и навскидку с поворота,  и
бросаясь кувырком через голову,  и с коня,  сидя на нем охлябь. А заодно
приучал Серка слушаться только коленей, голоса и свиста, без поводьев.
   Увидев подошедшую кнесинку, он опустил лук и поклонился:
   - Здравствуй, госпожа,
   - Как  твои  раны?  -  первым  долгом спросила она.  -  Заживают?  Он
ответил:
   - На мне быстро все заживает, госпожа.
   - Ты хорошо стреляешь, - похвалила правительница и потянулась к луку:
- Покажи.
   Это  был  могучий веннский лук,  высотой до  груди стоящему человеку,
спряженный  добрым  мастером  из  можжевельника  и   березы,   оклеенный
сухожилиями и рогом и повитый сверху берестой.  Он был способен стрелять
и  в  лютый  мороз,  и  под  дождем.  Кнесинка взвесила его  на  ладони,
потрогала вощеную кожаную тетиву,  и тетива негромко загудела.  Страшное
оружие. Из таких вот и пробивают дубовую доску за двести шагов.
   Девушка внимательно и  с  явным знанием дела осмотрела лук и не нашла
нигде кнесова знамени. Всю воинскую справу Волкодав покупал сам, за свои
деньги.
   - Ничего в оружейной не берешь, - заметила кнесинка. - Что так?
   - Я не витязь, госпожа, - сказал он. - Я не должен зависеть от вождя.
   Кнесинка посмотрела на его руки и спросила:
   - Ни щитка, ни перчаток не носишь... Не боишься пораниться ?
   Неловко спущенная тетива в  самом  деле  могла  покалечить.  Волкодав
сказал:
   - В  моем  деле  загодя не  изготовишься,  госпожа.  Елень  Глуздовна
попробовала натянуть лук и едва сдвинула тетиву.  Чтобы удержать ее, как
полагалось, возле правого уха, требовалось усилие, равное весу взрослого
человека.
   Она немного вымученно улыбнулась и спросила:
   - А ножи метать умеешь? Волкодав кивнул:
   - Умею, госпожа.
   - Покажи.
   Венн  вытащил из  ножен тяжелый боевой нож  и  наотмашь,  не  целясь,
запустил им в деревянный столб,  сплошь разлохмаченный прежними бросками
упражнявшихся. Нож слетел с ладони, перевернулся и засел, войдя в дерево
на два вершка.  Волкодав сходил за ним и  пришел назад,  пряча клинок на
место. Кнесинка задумчиво наблюдала за ним.
   - Я  не хочу,  чтобы ты ссорился с Лучезаром,  -  сказала она погодя.
Волкодав ответил:
   - Я не ссорюсь с твоим братом, госпожа. Она неожиданно попросила:
   - Научи  меня  владеть  оружием,  Волкодав.  Он  подумал и  осторожно
поинтересовался:
   - Прости,  госпожа, но ты ведь выросла при дружине. Как вышло, что ты
оружию не обучена?
   Елень Глуздовна ничего ему не ответила.  Только почему-то покраснела,
повернулась  и  молча  ушла.  Выбрав  время,  Волкодав  в  тот  же  день
расспросил  Правого.  Боярин  строго  посмотрел  на  него:  что  еще  за
любопытство?  -  но затем,  видно, рассудил, что телохранитель навряд ли
спрашивал ради пустой забавы.  И  поведал венну,  что мать кнесинки была
знаменитой воител