сих пор
не пришибли? Ладно, давай заходи внутрь. Я есть хочу.
     Девушка еще колебалась. Волкодаву очень хотелось, чтобы они зашли, и он
с поклоном сказал ей на ее языке:
     - Драки не будет, достойная госпожа. Дело в том,  что я нанялся хранить
здесь порядок,  а  другим  людям это  не  нравится, вот они  и  пришли  меня
выгонять. Тебе и твоему другу поистине ничего не грозит.
     - Во имя Лунного Неба!..  - вырвалось у нее.  Мономатанец крепкой рукой
сжал девичье плечо:
     -  Слышала?..  Я надеюсь,  жареную камбалу  здесь  подают?  Или  только
зубатку?..
     - Подают, мой господин, как же не подают! - вмешался выглянувший Стоум.
Он, конечно, тоже боялся  назревавшего сражения, но подобного гостя упускать
не годилось. -  Какую  ты предпочитаешь?  В  сухарях или в  тесте?  А может,
по-сегвански,  с  луком,  в  горшочке?..  Моя стряпуха  сама с Островов, она
знает, как правильно приготовить. Зурия! Зурия, быстро сюда!..
     "УМНЫЙ, как  сто  человек"  хорошо  понимал:  народ  наплюет  на  любую
опасность и даже на гнев Сонмора и валом повалит в трактир, где можно близко
рассмотреть  знаменитого Слепого Убийцу. А если  еще удастся подольститься и
уговорить его что-нибудь этакое показать... Стоум даже решил про себя, что в
этом случае покормит его даром.
     Важная Зурия выплыла  из кухни, принеся  с собой целое  облако запахов.
Сложила  под  передником  маленькие  пухлые  руки  и  с  непроницаемым видом
принялась слушать  наставления метателя ножей, любившего, как видно,  вкусно
поесть.  Две молодые служанки обносили пивом  и закусками стоявший на  улице
люд.  Сонморовы  костоломы и те засмотрелись  на  мономатанца и  на какое-то
время забыли про Волкодава. Он молча косился на них, потом решил напомнить о
себе.
     -  Высоко  ставит меня  Ночной  Конис,  -  проворчал  он,  обращаясь  к
старшему. - Двоих сразу прислал...
     У  него  дома  всегда  полагали,  что  надо  сперва  сделать  дело,   а
развлекаться - уже потом.
     - Это  ты сам много о себе понимаешь!  - враждебно отрезал кондарец.  И
кивнул на младшего, сложением  и возрастом напоминавшего Тормара:  - Драться
будет он! А я - смотреть, чтобы по чести!..
     Волкодав  понял  это  так,  что  подробности  изгнания Тормара достигли
внимательных ушей  и бить  его на всякий случай пришли все-таки двое. Только
не хотят впрямую о том говорить. Он улыбнулся, показывая выбитый зуб:
     -  Ну так  что?  Долго  разговоры  разговаривать  будем?.. Рассерженный
кондарец повернулся к нему и сцапал одной рукой  за грудки, отводя кулак для
удара. Но не  ударил.  Что-то подхватило его под  локоть,  и миг спустя он с
изумлением  обнаружил, что стоит  постыдно скрючившись и  упирается носом  в
собственное  колено. Которое, кстати, мешает  согнуться еще ниже  и  уберечь
левую руку, готовую вот-вот затрещать.
     Пока он  соображал,  что  такое случилось и как с  этим быть,  Волкодав
выпустил его и насмешливо проговорил:
     - Ты ведь драться, по-моему, не собирался.
     Кондарец еще не успел толком разогнуться, когда  его  младший  приятель
прыгнул  к  венну  без  предупреждения,  взвившись  с места,  как  кот.  Он,
наверное, полагал, что преимущество нового охранника состояло в быстроте. Он
ведь не слыхал вразумлений  Матери Кендарат:  Напавший  на мастера  кан-киро
проигрывает не потому, что  напал медленно или неудачно.  Просто потому, что
напал...
     Волкодав себя мастером не числил. И с некоторых пор вообще  сомневался,
позволено ли было ему  прибегать к светлому искусству, дарованному  людям во
имя Любви. Тем не менее с рукой  Сонморова парня, метко выстрелившей венну в
живот, произошло неведомо что. Каким образом возможно заломить кисть, сжатую
в  увесистую  кувалду, осталось совершенно неясным.  Однако  венн  совладал.
Прыгнувший кот оказался пойман за  хвост. Вынужденный спасать  руку, молодой
нарлак опрокинулся навзничь и, крутанувшись  по полу, как выскользнувший  из
ладони веник, закатился под ближний  стол, прямо под ноги усмарю. Пинать его
не стали - все же Сонморов человек! - но встретили хохотом.
     Разбуженный  Мыш поднял голову,  огляделся по сторонам, сладко зевнул и
опять спрятал мордочку в крылья.
     Старший,  покинутый Волкодавом разминать локоть, забыл  про собственные
болячки и подскочил к обидчику сзади, желая сгрести за шею.
     В честном споре вышибал так поступать не годилось.
     - Сзади, венн! - закричало сразу несколько голосов. - Оглянись!..
     Среди тех, кто пожелал предупредить его, была и Поющий Цветок. Волкодав
не стал оборачиваться. Зачем?  Намерения противника, оставшегося за  спиной,
были бледнйми сполохами красноватого пламени: и не глядя ясно, что затевает.
Венн качнулся  вперед,  чтобы  кондарцу  пришлось  тянуться за  ним, а потом
вскинул руки и  неожиданно осел на колени. Почти  тотчас вновь грянул хохот,
да  такой, что  со  стенных полиц  хлопьями  посыпалась  сажа.  Ибо старший,
принужденный к неловкому прыжку, врезался  в младшего, как раз встававшего с
пола. И, конечно, унес его обратно под стол.
     - А  еще говорил, драться не  собираешься,  - покачал головой венн. - У
твоего Сонмора все люди такие лживые?..
     Старший, чернея, опустил руку к поясным ножнам. Волкодав следил  за ним
с очень неприятной усмешкой.
     Стоум, вернувшийся за стойку, попятился как можно дальше.
     - Любезные мои, любезные, только крови не надо... Только крови не надо,
прошу вас!..
     -  Не  будет  никакой  крови,  -  пристально глядя  на  парня, пообещал
Волкодав.
     Тут вскочил  на  ноги младший,  и  они  ринулись  в  битву  уже вдвоем.
Действовали  ребята, ничего не скажешь,  согласно. Волкодав отступил  чуть в
сторону и  еще раз  призвал к ним милосердие  Богини  Кан.  То  есть  вмазал
крепких  ребят  друг  в  дружку  и  в пол.  А потом быстро  присел  между их
головами, держа  перепутанные руки и не  давая ни приподняться, ни отползти.
Старший еще держал нож, но пальцы вывернутой кисти не смогли воспротивиться.
Волкодаву  даже  не  потребовалось разжимать  их: раскрылись сами. Он просто
вынул из ладони красивый резной черенок.
     - Таких  вышибал  вроде вас, -  буркнул  он,  -  грех в приличном месте
держать. Которые чуть что на смирных людей ножи достают...
     Эврих поднял  голову  от листа, на котором выводил письмо, и смотрел на
Гарахара с плохо скрываемым нетерпением.  Наемник до того  увлекся схваткой,
что остановился  на  полуслове и,  кажется,  забыл,  о чем  вообще шла речь.
Поющий Цветок на ухо пересказывала мономатанцу происходившее перед  стойкой.
Слепой Убийца одобрительно кивал головой. Было слышно, как люди, толпившиеся
на улице, требовали новостей у  тех, кто  сумел всунуть голову в дверь или в
окошко.  Народ  за  ближними  столами  одобрительно  гудел,  по  полу  разом
прокатилось несколько мелких монет. Не грех и отблагодарить за потеху. Йарра
мигом подобрал монетки и припрятал для венна.
     Волкодав  тем временем поворачивал  и  рассматривал отобранный нож. Нож
был  самый  настоящий  боевой, в добрых  полторы пяди  длиною.  Такое оружие
пускать в  ход, споря  из-за места  в  трактире, - самое  распоследнее дело.
Волкодав посчитал, что безнаказанно спускать подобное не  годилось, и  хотел
уже велеть молодцам  расстегивать пояса, принимая  великое посрамление, - но
тут Эврихов сегван неожиданно возмутился:
     - Да  обман  это  все!  Я  обоих  в  драке  видал!..  Этих запросто  не
сшибешь!..
     К нему обернулись, и он с горячностью продолжал:
     - Вот так они и  заставляют все больше  платить! Только вид делают, что
будто кулаками машут, а сами сговорятся и...
     Это  было  уже  прямое  оскорбление, равно задевавшее и  венна,  и  его
супротивников. Первым побуждением Волкодава было предложить сегвану  выйти к
стойке и подтвердить сказанное делом, как  надлежит воину и  мужчине. Однако
плох вышибала, затевающий  свары с гостями. Да  и негоже ввязываться в новое
дело, не довершив начатого.
     - Сымайте-ка пояса, - сказал он, выпуская Сонморовых громил, ерзавших и
кряхтевших на  усыпанном  соломой  полу. Те  сразу вскочили. Обоих трясло от
ярости и  унижения, но делать было  нечего.  Пришлось расстегивать блестящие
пряжки  и  бросать  ремни  с  ножнами  под  ноги  победителю.  Сами потеряли
достоинство, сами превратили обычную  схватку  охранников в настоящую драку.
Не на кого пенять.
     Венн тем временем соображал, как быть с сегваном, но тут ему на выручку
пришел близорукий красильщик.
     - Я  слышал, - проговорил он, обращаясь к  наемнику, - у двери трактира
может  встать любой человек,  который  того пожелает и  сумеет свое  желание
отстоять.  Вот ты кричишь,  венн с  кем-то сговаривался. Может,  тебе на его
место охота?
     - Или сядь и не возводи напраслину ни на него, ни на  великого Сонмора,
- добавил усмарь.
     Побежденные, злобно проталкивавшиеся к  дверям, остановились послушать.
Не убегать же, когда речь заходит о чести вождя.
     Гарахар посмотрел на арранта, на неоконченное письмо...
     -  Я тебя  подожду,  господин  мой,  -  с улыбкой сказал  ему Эврих.  -
Поразмыслю покуда, как лучше изложить твое дело...
     Пришлось  наемнику  перелезать  через  скамью и идти к стойке. Волкодав
бросил  за нее отвоеванные пояса и выпрямился навстречу.  Меч у сегвана был,
конечно,  завязан, но молодцы вроде  него очень  не любят  ходить  с пустыми
руками. Сам привык  людей обижать,  вот  ему и  мерещится  - сейчас нападут.
Волкодав, раздосадованный, что не справился с мономатанцем, живо обшарил его
глазами с головы до ног. Наметанный взгляд вмиг  отметил  высокие, под самое
колено, сапоги и  чуть-чуть оттопыренное правое  голенище.  Что у него  там?
Дубинка?..
     Сегван нагнулся, не спуская с него глаз, и вправду сунул  пальцы внутрь
сапога. Как и ожидал венн, это оказалась дубинка. Не очень длинная, гладкая,
утолщенная  кверху,  с  круглой  шишечкой  на  рукояти,  чтобы  в  драке  не
выскальзывала из  вспотевшей ладони. Подобное  оружие в Кондаре почему-то не
запрещали носить при себе. Меч завязывай и  на луке  чтобы никакой тетивы, а
дубинку  - пожалуйста. Видно,  тех,  от кого зависел  запрет, ни разу  такой
штуковиной  по головкам  не гладили. А трудное это дело, наверное, составить
об  оружии  толковый  закон. С одной  стороны,  в  самом  деле незачем вроде
расхаживать по городским улицам с  копьями и мечами. С другой  стороны, этак
можно  дойти до  того,  чтобы на всякий случай руки  вязать. Ибо руки,  если
поразмыслить, сами по себе оружие хоть куда...
     Гарахар  перехватил  дубинку  привычным движением  многоопытного бойца,
взгляд стал напряженным.
     - Спрятал бы ты ее, парень, - предостерег наемника Волкодав. - Сгодится
еще!
     -  Позови  же  свою  жену,  венн,  я  ее... - рявкнул в ответ  Гарахар.
Дубинка, зажатая в крепкой руке, мелькнула вперед.
     Волкодав успел по достоинству оценить удар, направленный в горло. Таким
ударом,  достигни он  цели,  не  то  что человеческое  тело  -  стену  можно
проткнуть... Нет, не стоило Гарахару так  бить. И веннских  женщин трогал он
ох и зря... Волкодав за это разобрался с ним безо всякого кан-киро,  обычным
боем  своего  племени.  Его движение мало кто успел  разглядеть.  Он  сделал
короткий шаг, левая рука хлестнула наотмашь,  разворачиваясь  ребром... Удар
перехватил дубинку  на  середине  разгона. Раздался  короткий треск,  что-то
звонко брякнуло в стену позади стойки, мало не сшибив рыбье чучело, висевшее
на  деревянных  гвоздях.  Стоум наклонился  и  изумленно  поднял  деревянный
обрубок.  С одного  конца гладкий  и закругленный,  с  другого -  украшенный
веником размозженных волокон. В  нем  кое-как еще можно было узнать переднюю
половину дубинки.
     Стойка была  у Волкодава слева, вот он и пустил в ход левую руку. Чтобы
ненароком кого-нибудь не зашибить.
     Наемник,  промахнувшийся  с  ударом,  неподвижно  смотрел  на  остатки,
задержавшиеся  в  кулаке.  Этого  не могло быть, но  это случилось, глаза не
обманывали его.  Живая  ладонь разрубила плотное  мелкослойное  дерево,  как
гнилушку. Во  всяком случае, Гарахару уже  казалось, будто Волкодав почти не
затратил усилий. Сегван  помимо воли  задумался,  что было бы,  шарахни  эта
пятерня ему, Гарахару, по шее. Или по...
     - Сядь! -  по-прежнему негромко,  но внятно сказал Волкодав.  -  У тебя
письмо лежит недописано!
     Стук разбудил Мыша.  Сообразив, что пропустил  нечто весьма интересное,
зверек живо  перелетел  хозяину  на плечо. Встопорщил  шерсть  и воинственно
тявкнул сразу на всех.
     Молодые подмастерья, сидевшие рядом с кожевником, одновременно раскрыли
рты  - требовать  продолжения  боя. Слишком быстро  все кончилось;  хотелось
любоваться еще. Мудрый усмарь изловчился пнуть под столом сразу обоих. Он-то
понимал, что выдержка у венна  не  беспредельная.  И почти вся ушла  на  то,
чтобы не изувечить оскорбителя жен.
     Гарахар вернулся на  свое  место, молча  сел и некоторое  время смотрел
куда-то сквозь Эвриха. Он явно  видел  перед собой не аррантского умника,  а
чью-то ладонь, занесенную подобно мечу.
     - Позволь, господин, я напомню  тебе, на чем мы остановились, - в конце
концов  осторожно проговорил Эврих.  Деяние  Волкодава и на  него  произвело
немалое  впечатление, но он предпочел  не показывать виду.  Сперва следовало
исполнить работу. И получить за нее плату. Желательно  такую, чтобы  окупить
место за столом и маленькую вывеску на  двери. А если вправду хочешь работы,
лучше не восторгаться, глядя, как твоего заказчика едва не пришибли.
     - "Почтенному Неклюду от Гарахара, пребывающего ныне в славном Кондаре,
на  постоялом дворе Лумона  Заплаты, низкий  поклон, -  вполголоса перечитал
Эврих начало  письма. - От тебя  давно  не было вестей, так  что  сердце мое
полнится беспокойством..."
     Было  заметно,  как  постепенно  таяло  перед глазами  сегвана  видение
беспощадной  руки,  готовой смахнуть голову  с плеч.  Арранту  пришлось  еще
дважды  читать ему написанное, но вот  он окончательно  вспомнил, на котором
свете находится,  и вновь начал втолковывать Эвриху, какое такое дело было у
него к галирадцу Неклюду. Люди в трактире налегали на сольвеннскую селедку и
копченых  угрей.  Поющий  Цветок и Слепой Убийца уплетали из одного горшочка
отменную камбалу,  благоухавшую  луком  и  душистыми  пряностями.  Сонморовы
посланцы тихо убрались прочь,  Стоум  же,  исполнившись  внезапного  задора,
кликнул слугу.  Парень  весело вколотил в  стену два длинных гвоздя, а потом
укрепил на них отнятые пояса. Так в Кондаре принято было обозначать доблесть
охранника,  не  убоявшегося  вооруженных  врагов.  Волкодав   поглядывал  на
работника без большого восторга. Если бы  кто спросил  его мнения, он бы эти
пояса лучше  отдал за выкуп.  Он  видел,  как  Стоум припрятал  оба  обломка
дубинки. И тот,  что улетел за  стойку, и рукоять, выброшенную Гарахаром под
стол. Уйдет сегван, и  трактирщик чего доброго велит  вколотить в  стену еще
один гвоздь. И будет до хрипоты перечислять видоков, доказывая новым гостям,
что деревяшку в самом деле перерубила человеческая рука.
     Когда Стоум уже закрывал двери, Эврих отозвал Волкодава в сторонку.
     - Я  тебе хочу рассказать... - начал он с таким видом, словно собирался
поведать  о  кончине всеми любимого родственника. -  Ты  понимаешь,  наемный
писец не должен кому-либо  раскрывать содержание  посланий,  прошедших через
его руки...
     - Ну и не раскрывай, - сказал венн.
     - Нет,  я должен, ибо тут случай особого  рода.  Знаешь  о  чем писал в
Галирад тот сегван,  которому  ты  дубинку  сломал?  Он  спрашивал какого-то
Неклюда,  куда  запропастился их общий приятель Зубарь и еще пятеро, которым
уже давно следовало бы здесь объявиться.
     - Так...
     - Я  немного  разговорил сегвана  и  узнал, что  они собирались  вместе
дождаться  некоего  Астамера  и  на  его корабле отправиться за море, в Тин-
Вилену.  Оттуда  якобы  приезжал воинствующий  жрец  Близнецов  и  показывал
непобедимые  боевые  приемы.  Вот  они и  надумали  ехать к  "полосатым"  на
службу...
     Опять Тин-Вилена,  закрывая за  ним  дверь, повторил про себя Волкодав.
Опять этот таинственный Наставник. Жалко, что  мы с Эврихом  поедем совсем в
другую сторону и  не  заглянем туда.  А то я  не  отказался бы посмотреть на
опозорившего Искусство. Да правит миром Любовь... Кто,  интересно  бы знать,
учит,  вернее, недоучивает  канкиро, даже  не пробуя изменить души  людей?..
Воинствующий жрец,  в полной мере  постигший  дар Богини, уже  не остался бы
воинствующим  жрецом... Или я чего-то  не  понимаю?..  Самому-то мне сколько
пыталась  Мать Кендарат дать  эту Любовь, а я?  Я хоть чуточку  изменился?..
То-то она от меня потом отказываться собиралась...
     Еще два дня все  повторялось,  как в первый. Разнилась только внешность
Сонморовых людей,  являвшихся  искоренять  из  "Зубатки" не в  меру  наглого
венна. Первый был уроженец Саккарема, до  того рослый, могучий и жирный, что
его без большого труда удалось бы разделить на двух с лишком Волкодавов. Или
на трех Эврихов. От этого человека  Стоумова  харчевня претерпела  некоторый
ущерб. При всей своей толщине саккаремец оказался гибок и очень увертлив, но
телесная тяжесть  брала свое:  сокрушительный  прыжок, слегка  подправленный
Волкодавом,  унес его прямо  на  стол, и  Божья Ладонь разлетелась в  мелкие
щепы, не сколотишь обратно.
     Пояс саккаремца мог бы широким кольцом обхватить и два  добытых  прежде
него, и сломанную  дубинку. Толстяк поднялся с пола, запыхтел и, не поднимая
глаз,  взялся  за  пряжку  ремня.  Пряжки в  его  стране  носили  большущие,
величиной с блюдце.  Начищенная кружевная медь являла  Древо Миров и рогатых
оленей, пасущихся в его кроне.
     - Зачем? - спросил Волкодав. -  Ты  за оружие  не  хватался, правил  не
преступал... Добрых бойцов у нас не бесчестят...
     Саккаремец почти с признательностью  посмотрел  на него и поспешил вон.
На улице  его встретили  восторгами.  Позже  Йарра  рассказал Волкодаву, что
переживать за Киринаха  -  так звали саккаремца -  явилась половина Середки.
Кончанские  любили  парня  за  добрый  бесхитростный нрав  и за  то,  что на
ярмарках  он  неизменно  поднимал самую  тяжелую гирю, а с полученных  денег
кормил  сладостями  уличную мелкоту. Хорошо,  сказал Йарра, что Волкодав  не
стал позорить такого славного малого.  Венн только пожал плечами в ответ. Он
оставил Киринаха при поясе за честный бой, а не ради чьей-то любви.
     Второй его  противник,  наоборот, оказался невелик  ростом, но  зато на
диво  проворен.  Такие,  как  он,  умеют  взбежать   по   отвесной  стене  и
перевернуться  через  голову, оказываясь  за  спиной  у соперника. "Если  ты
меньше ростом, - наставляла когда-то Мать Кендарат, - это твое преимущество.
Если   ты   выше   -  это  опять   преимущество.  Надо   только   уметь   им
воспользоваться..." Волкодав  и воспользовался. Коротышка на самом  деле был
гораздо опасней добродушного толстяка саккаремца. Незачем подпускать  его  к
себе вплотную ни с кулаком, ни с  цепко  растопыренными пальцами, способными
выдрать клок  одежды  с  кожей  и  мясом.  Это  не  Гарахар с  его дубинкой,
назначенной пугать непривычных  к  оружию  мастеровых. Это  настоящий  боец.
Волкодав  не  стал состязаться с ним в быстроте.  Он трижды  провел его мимо
себя  приемом,  называвшимся  "горная  ель сбрасывает  с веток снег  и вновь
выпрямляется". После третьего раза  народ стал хохотать, а  нарлак, успевший
собрать на одежду и волосы половину соломы  с половиц, сообразил, что ничего
путного не добьется,  и рванулся за дверь, плюясь, точно  рассерженный  кот.
Его проводили шутливыми приглашениями заглядывать снова.
     Состоятельные  гости  "Зубатки",  доселе предпочитавшие  тихие  угловые
столы, начали садиться ближе к стойке. Стоум решил не упускать выгоду и стал
заламывать дороже с тех, кто желал наблюдать споры вышибал с удобн