ечный
мешок, приехавший с ним на плоту, так и лежал еще не разобранным. Только
одеться и...
   - Я тебе кольчугу привез,  - сказал Атталик. Волкодав чуть не заметил
в ответ, что за три месяца тот стал мужчиной. Но воздержался. С мужчиной
надо разговаривать и  поступать так,  как  это достойно его мужества.  И
все.
   Он  кое-как  просунул больную руку в  кольчужный рукав и  уже  поверх
брони притянул ее  к  телу.  Кольчуга была сегванская,  совсем не такая,
какие ему  нравились.  Однако дареному коню,  как  известно,  в  зубы не
смотрят.  Волкодав пристегнул за  спину меч и  стал думать,  куда же  им
податься,  если Бравлин в самом деле выпустит их за ворота. И еще о том,
кто,  кроме  него,  сумеет  совладать с  его  луком.  Вот  если  бы  был
самострел...
   Люди Атталика привели с собой двух коней. Ниилит устроилась за спиной
у  Тилорна,  Зуйко сел  к  деду.  Дом,  родной дом  непоправимо уходил в
прошлое, словно пристань, покинутая кораблем.
   Еще вечером Ниилит обещала сводить Волкодава в погреб,  показать ему,
как  деревянные  полочки,   которые  он  выглаживал  летом,  заполнились
горшками и кадочками с припасами на зиму...

   Авдика пробежал по соседям,  разбудил спавших и объяснил, что к чему.
Сперва  соседи возмущенно сулились встать на  Лучезаровичей всем  миром.
Потом -  спрятать у  себя Вароха и  остальных,  пока все не уляжется.  И
наконец -  присмотреть за  мастерской,  оставшейся без хозяина.  По мере
того как они осознавали, что дело иметь пришлось бы с дружинными, каждый
из  которых голыми руками играючи расшвырял бы десяток простых горожан с
топорами и вилами,  их решимость таяла, как снег у костра. Это тебе не с
такими же уличанскими разбираться. Эти сожрут и косточек не оставят.
   Волкодав молча слушал растрепанных полусонных мужчин и  думал о  том,
что сам на их месте,  наверное,  вел бы себя иначе.  Вероятно, он лег бы
костьми,  но  злодеи сумели бы  выжить достойных людей из  города только
через его  труп.  Потому что  уступить злу -  значит преумножить в  мире
неправду и  еще больше отвратить от него Светлых Богов.  Для чего вообще
жить, если позволяешь, чтобы рядом с тобой обижали соседа?..
   Всякий человек склонен с  легкостью рассуждать,  что бы он предпринял
на   месте   других.   Волкодав  это   вполне  понимал.   Справедливость
справедливостью,  только много ли  за  нее навоюешь,  если у  тебя жена,
пяток детей и старенькие родители...  Не говоря уже про дом и хозяйство,
дедами-прадедами  нажитое...   Тут   подумаешь,   прежде   чем   всерьез
заступаться.  Да  еще  за  чужих,  в  общем,  людей.  Представить себя в
подобном положении Волкодав просто не брался.  Ведя Серка в  поводу,  он
подошел к Вароху и сказал:
   - Один убыток тебе от меня, мастер.
   Он  бы  не удивился и  не обиделся,  если бы тот разразился отчаянной
бранью, а то вовсе слезами или попробовал огреть его костылем. Но старый
сегван только выпрямился в седле.
   - Я  о  том сожалею,  что два славных меча не в моих ножнах живут,  -
ответил он  Волкодаву.  -  Тот,  которым кунс  Винитар из  Жадобы  двоих
сделал. И второй, которым ты Лучезару голову снял.
   Волкодав улыбнулся:
   - Устроимся где-нибудь, сразу попрошу тебя к нему новые сделать.
   Оба  не  имели ни  малейшего представления,  где доведется ночевать в
следующий раз.

   У  ворот  в  самом  деле  стоял  со  своими парнями старшина Бравлин.
Кое-кого  из  молодцов Волкодав помнил  еще  по  лету.  Бравлин был  уже
предупрежден.  Он не стал ни о чем расспрашивать ни беглецов, ни пятерых
провожатых.  Бравлин кивнул своим - дюжие стражники подняли из массивных
ушек тяжелый, мокрый от выпавшего снега брус и приоткрыли створку ворот.
Бравлин всего один  раз,  и  то  мельком,  посмотрел в  глаза Волкодаву.
Наверное, ему было стыдно.
   - Счастливо, Бравлин, - проезжая ворота, сказал венн.
   - Лучезаровичи если поедут, мы их ужо помурыжим, - пообещал старшина.
- А вынудят пропустить, уж как-нибудь не ту дорогу покажем...
   Волкодав остановил Серка,  посмотрел на  большак,  и  сердце  у  него
упало.  Может,  Бравлин и  сумеет подзадержать погоню,  но  вот со следа
сбить ее не удастся. Вокруг лежал свежевыпавший снег. Внутри города, где
на него отовсюду дышало теплом и месили ноги прохожих,  почти все успело
растаять.  Здесь,  на воле,  во все стороны простиралась ровная пушистая
пелена.  Вот  по  такому  снегу  и  загоняют охотники дичь,  поднятую из
логова.
   Волкодав оглянулся на ставший чужим город.  Аптахар не сводил с  него
глаз,  и  глаза  у  старого воина подозрительно блестели.  Авдика мрачно
смотрел в землю.
   - Легких дорог  тебе,  Аптахар,  -  попрощался Волкодав.  -  И  тебе,
Авдика.
   Атталику он  по-сегвански отсалютовал мечом,  выдернув его из ножен и
поднеся ко лбу рукоять. Юноша встрепенулся и торопливо ответил тем же.
   - Еще  встретимся,  венн!  -  сказал  Авдика.  Волкодаву некогда было
раздумывать,  что  именно вкладывал молодой сегван в  эти слова.  То  ли
доброе пожелание, то ли угрозу. Ворота начали закрываться.
   Волкодав нимало  не  сомневался,  что  отыскивать дорогу  к  спасению
предоставят ему.  Но,  как  только  сомкнулись  половинки  ворот,  Эврих
решительно тронул коня:
   - Поехали! Я знаю куда.
   Волкодав,  у  которого на  такие  вещи  память срабатывала мгновенно,
сразу спросил:
   - Ты летом, кажется, говорил, будто знаешь верное место...
   Молодой аррант уверенно кивнул.
   - Да,  это у Туманной Скалы.  Если мы поспеем туда,  нас уже никто не
достанет,
   В это очень хотелось поверить.  Однако Эврих -  с него станется - мог
вывести их  действительно к  надежному месту,  а  мог и  к  обыкновенной
пещере, показавшейся ему надежным укрытием.
   - А что там?  -  подозрительно спросил венн, не торопясь пускать коня
вскачь.
   Эврих вздохнул, пожал плечами и просто ответил:
   - Там Врата в мой мир.
   - Как!..  Ты  тоже?..  -  задохнулся Тилорн,  а  Волкодав  сейчас  же
припомнил  слухи,   ходившие  о   Туманной  Скале.   И  мнение  волхвов,
обнаруживших там силу, определенно не злую, скорее - странную.
   - Так, - сказал он. - Веди. - И, когда кони уже пошли рысью, спросил:
- А почему ты думаешь, что нас там не достанут?
   Эврих улыбнулся с гордостью посвященного.
   - Видишь ли,  -  объяснил он, подскакивая в седле в такт шагу коня, -
Врата пропускают не  всякого.  Вещественным своим обликом они напоминают
туманное облачко,  и человек недостойный просто выйдет с другой стороны,
даже не заметив,  что там было что-то,  кроме простого тумана. Достойный
же переступит границу и проникнет в наш мир.
   Волкодав хмуро осведомился:
   - У вас там что, святые живут? Эврих даже засмеялся:
   - Нет,  конечно!  У нас все бывает:  и драки, и покражи, и несчастная
любовь.  Но  вот  если  ты  вознамеришься взять  свою  девушку силой или
прикончить  соперника...  я  хочу  сказать,  если  ты  будешь  внутренне
готов...  однажды ты просто заблудишься в  двух шагах от дома и покинешь
наш  мир,  сам того не  заметив.  Окажешься здесь...  -  Эврих подумал и
добавил: - Или еще где похуже.
   Волкодав вдруг  обиделся за  свою  землю,  которую  Эврих  готов  был
объявить чуть не выгребной ямой,  пристанищем негодяев,  отвергнутых его
миром.  То есть дерьма здесь,  конечно,  хватало.  Но ведь и красоты,  и
добра!..
   - ...Ну да,  арранты тоже, - увлеченно рассказывал между тем Эврих. -
И сегваны,  и кого только нет.  Все племена! Наши ученые полагают, что в
глубокой древности,  когда люди меньше грешили,  мир  был единым.  Потом
Боги  Небесной  Горы  разделили его,  чтобы  защитить  праведных.  Жрецы
Богов-Близнецов,  по-моему,  подозревали,  откуда я родом. Я, правда, не
понимаю,  зачем бы им нужна была тайна Врат?  Они все равно не смогли бы
пройти.  Никто не  может быть уверен заранее,  что пройдет.  Людям этого
мира редко бывает свойственна безгреховная жизнь и чистота помыслов...
   Выискался праведник, зло подумал Волкодав. И спросил:
   - Самого-то  тебя  пустят  обратно?   Может,  ты  тут  у  нас  такого
набрался...
   Молодой ученый запальчиво ответил:
   - Есть люди гораздо лучше меня,  варвар,  но я,  по крайней мере,  не
творил зла и крови не проливал!
   После   этих   слов   воцарилось  неловкое  молчание.   Потом  Зуйко,
прижимавшийся к спине деда, сдавленно всхлипнул.
   - Дедушка... Я тебя не слушался... - разобрал Волкодав.
   Ниилит в отчаянии обернулась к венну,  и он подумал,  холодея,  какие
грехи могли, быть у подобного существа?.. Потом вспомнил веру ее народа.
Ниилит  допустила,  чтобы  мужчины увидели ее  наготу.  Она  одевалась в
одежду мужчины,  Она  и  теперь,  ради  бегства верхом,  облачена была в
шаровары...
   Волкодав вдруг люто обозлился и  на этот хренов праведный мир,  и  на
Эвриха,   и  на  Врата,  неведомые  стражи  которых  вот  сейчас  станут
хладнокровно взвешивать, кому из беглецов спасаться, кому - погибать под
мечами Лучезаровых молодцов.  Три года назад,  морозной зимой в северном
Нарлаке,  их с  Матерью Кендарат не пустили в деревню переночевать.  Как
потом выяснилось,  в  деревне обитала секта поклонников Бога  Огня.  Эти
люди самым похвальным образом желали быть чисты перед своим Богом.  Ну а
кто  мог  поручиться,  что  двое странников,  среди ночи постучавшиеся в
дверь, не вкушали в этот день рыбы?..
   Вслух Волкодав,  конечно, не сказал ничего. Он-то понимал, что Эврих,
рассуждая о  достойных и  недостойных,  говорил в  первую очередь о нем,
перебившем в своей жизни немало врагов.  И не то чтобы кровь людей вроде
Людоеда или Лучезара так уж  тяготила его совесть.  Просто было ясно как
Божий день,  что ему в добрый мир не стоило и соваться.  Да. Попробуй он
подойди ко Вратам,  те,  пожалуй,  не пропустят и остальных. Чтоб впредь
разбирали, с кем связываться.
   Варох  вдруг  приосанился в  седле.  Седую  бороду,  которую Волкодав
когда-то сулился ему оборвать, развевал ночной ветер. Он сказал:
   - Вот что, грамотеи... Забирайте девку и мальца и дуйте в эту Хеггову
нору, где она там. А я свое прожил.
   При  бедре у  него висел сегванский боевой нож  чуть не  в  три  пяди
длиной.  Страшное оружие.  Если хорошо владеешь таким,  не надо и  меча.
Волкодав, правда, ни разу не видел, чтобы старик с ним упражнялся. Ну да
мало  ли  чего  он  не  видел.  Он  мысленно спросил себя,  какие  такие
прегрешения могли быть у несчастного деда? А если что и водилось, неужто
добрые дела еще не искупили грехов?..
   - Дедушка!.. - взвыл Зуйко и так вцепился в плащ Вароха, что отдирать
пришлось бы с мясом.
   Мыш,  не любивший снега и холода, отсиживался у Волкодава за пазухой.
Ощутив напряжение между людьми,  он выскочил наружу и с неистовым криком
заметался над  головами.  Лошади  остановились:  никто  не  рвался ехать
вперед.  Может,  здесь в  самом деле  было  полно грешников.  Но  друзей
бросать ни один из них не привык.
   - Да ну вас, в самом-то деле! - плачущим голосом сказал Эврих. - Мне,
что ли, с вами помирать оставаться?..
   А дурацкий вышел бы конец, подумалось венну. После таких-то мытарств.
После  предательства  родни,   продавшей  в  рабство  племянницу.  После
железной клетки в  подвале у  Людоеда.  После  плена у  жрецов и  утраты
сыновей...  Бот так бездарно погибнуть у стен города, решившего выкупить
свой покой нашими головами?.. Уже завтра галирадцы, наверное, приструнят
Лучезаровичей. Но друг другу в глаза смотреть навряд ли возмогут. Только
нам-то будет уже все равно.  И Эврих,  дурак,  наплел неизвестно чего, а
теперь из дурацкой же гордости вздумает остаться с нами на смерть...
   - Вот что,  -  решительно проговорил Тилорн. - Мы поедем искать Врата
все вместе. И вместе попробуем их пройти. Не отчаивайся, мастер Варох. И
внучка зря не пугай.
   Старик пробормотал что-то в  бороду и толкнул пятками коня.  Будь что
будет,  а  только и  на  месте торчать было совсем ни к  чему.  Зуйко не
выпускал дедова плаща  и  сидел  уткнувшись лицом  ему  в  спину,  плечи
мальчика вздрагивали,  господь  мой,  Повелитель Грозы,  мысленно взывал
Волкодав.  Возможно ли,  чтобы  Твоего заступничества оказался недостоин
даже мальчишка?..  Огради этих людей,  Хозяин Громов,  а со мной поступи
так, как я заслужил. Может, ты ради этого дня сохранил меня у Препоны?..
Я готов, Господи. Я готов...
   Кони  несли  их  дальше,  трусил возле  копыт молодой пес,  и  Ниилит
спрашивала Эвриха:
   - Кто  же  решает,  достоин человек или не  достоин?  Аррант неохотно
ответил:
   - Непросвещенные умы  раньше усматривали там  Привратников...  То  ли
младших Богов,  то ли могущественные светлые души...  Теперь наши ученые
всего чаще  сравнивают Врата с  обыкновенной дверью или  же  со  щелью в
стене.  Проникновение туда, по их мнению, определяется свойствами самого
человека.  Один человек,  говорят они, проникнет в узкую щель без труда,
другой застрянет.
   Волкодав сразу вспомнил страшный Людоедов подвал и  тайную дверь,  за
которой чуть не остались гнить его кости.
   - Ученые расходятся во мнениях, - несколько воодушевившись, продолжал
Эврих,  -  что именно определяет судьбу человека, подошедшего ко Вратам.
Большинство утверждает,  что ширину,  так сказать, щели следует признать
для всех одинаковой. Но некоторые настаивают на том, будто Боги Небесной
Горы всякий раз творят особенный суд...
   ...И  вот  тут-то  Волкодав наконец постиг смысл предупреждения,  что
ниспослала ему  тогда весной Хозяйка Судеб.  Есть двери и  Двери,  понял
венн. Да. Вот теперь его земной путь поистине завершался.
   Место на свете, где можно выстроить дом, и мужчина, уходя из него, не
станет бояться,  что в  его отсутствие дом ограбят и  спалят враги.  Где
красивая девушка,  встретив в  лесу  незнакомого мужчину,  безо  всякого
страха говорит ему "здравствуй".  Где цветут яблони и зреет малина,  где
шумит  вековой бор,  а  ледяные ручьи  с  хрустальным звоном  сбегают со
скал...
   И что за беда, если я этого никогда не увижу. Теперь я хоть знаю, что
такое место ЕСТЬ.  Есть  страна,  о  которой издавна слагает легенды мой
народ. И ее в самом деле могут достичь мудрые и справедливые. А раз так,
то не жалко и помереть на пороге этой страны...

   Волкодав подъехал к Тилорну и спросил его:
   - Чего добивался от тебя Людоед?
   Ученый,  не ожидавший вопроса,  промедлил на полмгновения дольше, чем
следовало.  Волкодав увидел  в  его  глазах сомнение -  стоит  ли,  мол,
говорить. Венн хлопнул Тилорнова коня ладонью по крупу, проворчав:
   - Обойдусь я и без твоих тайн.
   - Я... - пристыженно начал Тилорн. Волкодав перебил:
   - Я сказал, обойдусь!
   Еще накануне он, пожалуй, крепко обиделся бы на Тилорна. Другое дело,
накануне он не стал бы и спрашивать.
   Теперь он никакой обиды не почувствовал. Просто окончательно выяснил,
что в этой Двери не было скрытого механизма, который стоило бы ради него
запустить. Потому что Тилорн, как и Эврих, считал его недостойным. И был
прав, наверное. А впрочем, даже и это никакого значения уже не имело.
   Между тем Мыш,  вновь устроившийся поспать у него под меховым плащом,
насторожился,   вспорхнул,  метнулся  назад,  в  сторону  города,  потом
вернулся,  повис  над  головой у  Серка и  завизжал,  трепеща в  воздухе
крыльями.  Волкодав прислушался и  спустя некоторое время услышал то же,
что и чуткий зверек.  Там,  далеко,  лаяли собаки, пущенные по их следу.
След  был  отчетливо виден,  ничего  выискивать не  приходилось;  просто
кто-то  хотел,  чтобы  свора остановила беглецов,  а  получится,  так  и
вываляла в снегу. Чтобы не надо было спешить, гоняясь за дичью.
   Варох снова потянулся к ножу...
   - Мы прогоним собак! - подала голос Ниилит. - И лошадей!
   - Собаками,  -  непререкаемо заявил Волкодав, - займусь я. Скачите, я
догоню.
   Они  топтались  на  месте,  слушая  перекличку быстро  приближавшейся
своры.
   - Сказал,  скачите!  - рявкнул Волкодав. И так это у него получилось,
что кони прижали уши и  порскнули с места.  Молодой пес задержался было,
заглядывая венну в  глаза.  Но  тоже ощутил приказ Вожака и  со всех ног
помчался следом за лошадьми.
   Слушая свирепое,  с подвывом,  гавканье, Серко волновался и танцевал.
Каменная уверенность седока все же заставила его постепенно успокоиться.
   Волкодав спешился и стал ждать.
   Довольно  скоро  он  различил на  мглистой равнине  с  десяток  ярких
двойных огоньков.  Ночная темнота была  прозрачна для  его  глаз,  и  он
увидел  за   каждой  парой  огоньков  плотную  тень.   Они  подскакивали
вразнобой,  словно  поплавки  на  волнах,  и  стремительно приближались.
Поджарые,  легконогие,  страшные  сольвеннские волкодавы.  Они  вряд  ли
уступали  веннским  свирепостью  и   быстротой,   только  были   гораздо
брехливей.  Они  и  теперь  заливались кровожадным бешеным  лаем.  Лютые
твари,  которым было все равно кого рвать.  Думать они не умели.  За них
обо всем подумали люди.
   Волкодав ждал, стоя молча и неподвижно.
   Псы наконец увидели его,  и лай слился в какое-то надсадное стенание.
Они  готовы  были  выскочить из  шкуры,  только чтобы  подоспеть к  нему
поскорее.  Каждый  рвался первым взлететь к  его  горлу.  Горящие глаза,
облитые пеной клыки...
   Но потом...
   Их  носы обоняли впереди ЧЕЛОВЕКА.  А  при  нем -  испуганного коня и
летучего маленького зверька,  сидевшего у  человека на голове.  Их глаза
уверенно сообщали им о том же.  Но вот рассудки...  куцые рассудки ищеек
упрямо видели впереди ВЕЛИКОГО ВОЖАКА.  Неповиновение которому стало  бы
поистине несмываемым срамом для всего песьего рода.
   Свора   начала   в   нерешительности  замедлять  бег.   Потом   вовсе
остановилась.   Собаки  не  понимали,   как  быть.   На  человека,  даже
вооруженного,  они кинулись бы  без раздумий.  Но Тот,  что стоял теперь
перед ними,  каким-то  непостижимым образом был  еще и  Псом.  И  в  Его
присутствии хотелось скулить и ползать на брюхе.
   "Кошачье отродье!  -  хлестнул стаю разящий гнев Вожака.  - Шелудивые
облезлые шавки! Да как осмелились?.."
   Конечно,  Волкодав сказал им  это  без  слов.  Собаки услышали только
оскорбительный   рык,    низкий,   жуткий,   зловещий.   И   безошибочно
почувствовали за ним страшную силу.
   Все сомнения кончились!  Предводитель стаи, здоровенный черный кобель
с  разорванными в  драках ушами,  припал на  снег  и  униженно подполз к
Волкодаву  на  брюхе.  Он  чувствовал  себя  ничтожным  щенком,  готовым
обмочиться от ужаса.
   Нагнувшись,   венн  взял  его  за  шкирку,  приподнял  над  землей  и
хорошенько встряхнул.  Кобель засучил лапами,  тонко  и  жалобно моля  о
пощаде.  Оттрепать  его  таким  образом  было  под  силу  разве  высшему
существу.
   С  этого момента свора была  окончательно готова делать все,  что  ни
прикажет ей Великий Вожак. Захоти Волкодав, он, наверное, мог бы бросить
псов даже против преследователей.  Но он не захотел.  Для собак это было
бы крушением мира не меньшим,  чем посягательство на Вожака. Волкодав не
стал обрекать на  это четвероногую родню.  Это было бы  слишком жестоко.
Люди между собой не поладили, людям и разбираться.

   Когда к месту их встречи добралась погоня, сольвенны так и не поняли,
куда запропастились собаки.  На  снегу не  было крови,  не  было похоже,
чтобы  здесь  шла  борьба.   Иные  из  Лучезаровичей  на  всякий  случай
схватились за  обереги:  если верить следам,  получалось,  что человек и
собаки стояли друг против друга и... разговаривали. Потом человек как ни
в чем не бывало сел на лошадь и поехал дальше,  а свора,  бросив погоню,
устремилась в другую сторону. В ближний лес - и одним Богам ведомо, куда
дальше.
   - Это Тилорн!  -  зарычал Канаон,  возглавлявший погоню. - Давно пора
было спалить колдуна!
   - Спалим,  -  кивнул  Плишка.  -  А  над  ведьмой сперва как  следует
позабавимся.
   Более  опытные  в  чтении  следов,  однако,  заметили,  что  человек,
говоривший с собаками, вроде берег правую руку.
   - Венн?..  -  удивился Плишка,