олодным
рабам!  Венн принялся жевать,  заставляя себя не спешить и стараясь не обронить
ни  крошки.  У  него  дома  пекли  совсем  другой  хлеб.  Ч„рный хлеб,  пышный,
ноздреватый, душистый, способный целую седмицу лежать в коробе не черствея...
     Здешний беззаконный народ был  способен только вот  на  такие леп„шки.  По
людям и хлеб! Хотя, если разобраться, хлеб-то ни в ч„м не был повинен. Такие уж
руки его испекли, а потом бросили наземь...
     Гвалиор  между  тем  осветил  своим  налобным  фонариком  напарника венна,
сидевшего на рычаге,  и то,  что он увидел,  ему весьма не понравилось. Это был
почти бесплотный призрак того полного жизни Тиргея,  что лазил за ним, пьяницей
несчастным,  в  Бездонный Колодец.  Рыжие кудри уч„ного и  так-то  были  сплошь
побиты безвременной сединой, но теперь они ещ„ и заметно редели. Да и завитков,
некогда по-аррантски крупных и  тугих,  как  будто сделалось меньше...  Гвалиор
пригляделся...  Так и есть!  Волосы арранта постепенно переставали курчавиться.
Надсмотрщик внутренне содрогнулся.  Он  сам  видел  однажды,  как  распрямились
волосы недавно умершего:  вместо шапки крутых завитков на  погребальную подушку
расч„санной паклей легли  безжизненно-вялые  пряди...  Да.  Озеро Каттая дышало
воистину смертью.  Безликой,  неосязаемой и безгласной... Гвалиор вытащил из-за
пазухи фляжку - На, выпей. Станет теплее.
     Тиргей кротко улыбнулся и протянул руку мимо фляжки:
     - Спасибо...
     Тем временем возле венна закрутилась в воздухе большая,  с голубя, летучая
мышь.  Когда-то  все  они казались ему одинаковыми,  но  теперь он  выучился их
различать. Этот молодой самец был доверчивей и любопытней других. Он не пытался
уволочь у Пса еду, но всякий раз, когда тот брал в руки кусок, подлетал, садясь
иногда на  самый рычаг ворота,  и  внимательно наблюдал.  Сначала венн прогонял
его:  "Самому мало!" Потом однажды увидел, как аррант предложил зверьку крошку,
а тот съел.  "Если у тебя живот не принимает, мне бы отдал", - зло подумал П„с,
но тотчас устыдился.  В  памяти всплыли сказания мудрых старух о  Великой Ночи,
длившейся,  как известно, тридцать лет и три года. О том, как звери выходили из
замет„нных снегом лесов к  жилищам людей в  надежде на пропитание и  тепло -  и
люди с ними делились...
     С тех. пор венн всякий раз протягивал пещерному летуну на ладони крохотную
толику пищи. Тот пока ещ„ страшился брать прямо с руки, опасаясь подвоха. Серый
П„с  клал ему крошки на  бревно ворота.  День ото дня маленький охотник садился
вс„ ближе...
     Гвалиор уп„рся ладонями в ворот, нал„г и начал толкать, давая Псу короткую
передышку. Он всегда так делал, когда ему удавалось их навестить.
     - Скажи,  что  за  работы  происходят поблизости?  -  спросил надсмотрщика
Тиргей. - Мы вс„ время чувствуем сотрясения...
     - Штрек новый рубят,  -  отозвался нардарец. - Выше уровнем. Жила там одна
очень  хитрая,  с  другой  стороны подобраться хотят.  Только  камень очень  уж
ненад„жный. Вс„ время глыбы вываливаются.
     Тиргей с досадой хлопнул себя по колену:
     - Взялись  вс„-таки!..  Ох,  накличут беду!  Говорил же  я  и  Шаркуту,  и
Церагату - там такого обвала можно дождаться...
     Всем  троим  вспомнилась давняя  история  с  двадцать  девятым  уровнем  и
огненными опалами.  Но вслух о  ней не упомянул никто.  Распорядитель и старший
назиратель сами в опасный штрек точно уж не полезут. И надсмотрщиков не пошлют.
А  жизни рабов,  чьей  кровью будут политы добытые камни,  для  того и  другого
значат очень  немного.  Серый  П„с  слушал молча.  Он  несколько раз  бывал под
обвалом.  Дважды  ему  удавалось ощутить  грозное  напряжение нависших слоев  и
вовремя отскочить прочь,  выд„ргивая с собой напарника - безногого калеку. Один
раз их  вс„-таки накрыло,  и  П„с полсуток простоял на четвереньках,  удерживая
придавившую глыбу,  -  пока их с халисунцем не откопали. Собственно, откапывали
не их. Жила там была уж больно хорошая, и е„ не захотели терять...
     Венн  отнял  от  бревна  одну  руку,  щипнул чуть-чуть  хлеба  и  протянул
плясавшему в  воздухе зверьку.  Тот быстрее заработал крыльями...  и  Серый П„с
впервые ощутил  прикосновение его  коготков.  Пушистое ч„рное тельце так  и  не
опустилось всей  тяжестью ему  на  ладонь,  перепончатый летун  ещ„  не  вполне
утратил настороженность,  но острая мордочка вс„-таки ткнулась в руку человека,
схватив угощение.  Звер„к перелетел на  бревно и  стал чинно есть,  придерживая
кусочек когтистыми сгибами крыльев...  Серый П„с вспомнил собак,  живших у него
дома,  вспомнил своего  любимца -  косматого кобеля знаменитой веннской породы,
огромного,   небрехливого   волкодава,   надел„нного   редкой   свирепостью   и
благородством...  Ну  то  есть как  сказать -  "своего"?  Венны рода Серого Пса
полагали, что принадлежат своим собакам не меньше, чем те - им. А то и поболее.
Как  родичи  отца,  Снегири,  и  красногрудые птицы,  безбоязненно залетавшие в
избы... Кто чей? Поди разбери... Кобель был стар. Он родился в ту же весну, что
и  его  двуногий побратим.  Когда  мальчик учился ходить,  он  придерживался за
длинную шерсть терпеливого друга.  Когда подрос - стал ходить с ним на охоту, и
разумник-п„с присматривал за сорванцом, чтобы тот глупостей каких не наделал...
Как  он  степенно и  бережно брал  лакомство из  руки.  Чуть касаясь,  вежливо,
осторожно -  и  не  заподозришь рядом с  ладонью двухвершковых клыков,  готовых
мгновенно обнажиться при  шорохе незнакомых шагов!..  Последний раз мальчик-П„с
видел  побратима при  свете  пламени,  лизавшего крышу общинного дома.  Кобель,
утыканный стрелами, так и не разомкнул зубов на горле загрызенного сегвана...
     - ...Ты только из-за нас не лезь,  пожалуйста, на рожон, - сказал Гвалиору
Тиргей. И добавил, мягко улыбнувшись: - Что же мы делать-то будем, если Церагат
обозлится и тебя выгонит?.. Как есть пропад„м...
     У летучих мышей, обитавших под сводом пещеры, появились дет„ныши.
     - Вот  это  да!   -   изумился  Тиргей,  когда  сверху  начал  раздаваться
пронзительный писк и Серый П„с объяснил арранту, в ч„м дело. - Стало быть, я не
ошибся в  расч„тах и наверху сейчас действительно начался месяц Тучегонителя!..
Кстати,  знаешь ли  ты,  брат  мой,  что  мыши обыкновенно избирают в  качестве
родильного  чертога  одну  какую-то   пещеру  -   и   поколение  за  поколением
возвращаются только в не„, чтобы дать жизнь очередному потомству?
     - Хорошую же пещеру они для этого присмотрели...  - проворчал венн. Тиргей
разв„л руками:
     - Возможно,  друг варвар,  они жили и рожали здесь за много веков до того,
как в эти горы пришли первые люди!
     Крылатый самец, научившийся доверять Серому Псу, уселся на ворот между его
ладонями и  громко  заворковал.  В  голосе зверька венну  отч„тливо послышалась
гордость. "Не иначе, отцом стал? Или старшим братом новорожд„нного малыша?.."
     - А ты дарил когда-нибудь жизнь? спросил он арранта.
     - Любовь -  дарил, - улыбнулся И добавил с покаянной усмешкой: каждый раз,
дурень,  боялся,  кабы  чего но  случилось.  Реб„нка то  бишь...  А  теперь как
подумаю,  что там,  может, дочка или сынок уже бегает, так на душе и потеплеет.
Вс„-таки... продолжение.
     Он  не  стал  спрашивать  Серого  Пса,  изведал  ли  тот  чудо,  именуемое
благосклонностью женщины.  Тиргей  помнил  мальчика  двенадцати  лет  от  роду,
посаженного в деревянную клетку.
     - Эта ваша Прекраснейшая...  -  начал было венн.  Но ос„кся и замолчал:  в
памяти всплыл разговор на поляне окаменевшего леса.
     - Я помню,  ты как-то спрашивал про Не„,  -  сказал аррант. - И я ещ„ тебя
осмеял,  что,  мол,  за  выродок тебе напл„л,  будто Ей ставят страшные храмы в
дебрях лесов и  поклоняются с  кровавыми жертвами...  Не  сердись.  Я  не хотел
обидеть тебя.  Я  не  подумал о  том,  что у  вас,  должно быть,  столь же мало
известно о  нашей стране,  как и у нас -  о веннских лесах.  Понимаешь,  всякий
человек  видит  свою  родину  центром  Вселенной,   а  остальное  мироздание  -
захудалыми окрестностями.  Каждый полагает свой  народ избранным среди прочих и
думает, что о н„м не слыхал только полный невежда...
     "Особенно если этот народ создал могущественную державу,  если его корабли
посетили  все  утолки  подлунного  мира,   а  слово  "аррант"  сделалось  почти
равнозначно слову "уч„ный".  Мы  впали в  соблазн неумеренной гордости и  стали
считать,  что  уж  нас-то  просто  обязан знать  каждый.  Знать,  восхищаться и
завидовать.  Мы  залюбовались  собственной  мудростью  и,  кажется,  утрачиваем
способность слушать других..." Вслух он сказал:
     - У нас любят повествовать о Прекраснейшей.  Эти рассказы бывают забавными
и озорными... что порой принимается несведущими за непочтительность... но никто
не поминает Е„ с тревогой и страхом!  Ибо Она -  восторг,  Она - счастье, Она -
благодать,  осеняющая человека!..  Она  -  радость!..  И  кто в  любовном угаре
способен убить  соперника,  или  неверную возлюбленную...  или  себя,  как  наш
Гвалиор...  тот  совершает ужасный грех  перед  ликом  Е„.  И  храмы  во  славу
Прекраснейшей стоят не в дал„кой и опасной чащобе, а в хороших людных местах, и
там всегда веселье и праздник.  Ибо Прекраснейшая учит тысяче способов отражать
ликование духа  в  радостях  плоти.  Вот  чему  она  учит.  Счастливому дарению
жизни!..  А вовсе не отнятию священного дара. Так что тот, кто наболтал тебе об
ужасах служения Ей,  брат мой варвар, тот бессове... тот взялся говорить о том,
в ч„м поистине ни бельмеса не смыслит!
     Бывший учитель вс„-таки закашлялся и,  задохнувшись,  прижал руки к груди.
Потом сердито отвернулся, пытаясь отскрести с бороды кровь.
     - Ты вс„ время называешь меня варваром,  -  дождавшись, пока он отдышится,
проговорил  Серый  П„с.  -  Это  слово  встречается  и  в  песнях,  которые  ты
рассказываешь. Что оно значит?
     Тиргей смущ„нно пот„р ладонью бревно ворота, который по-прежнему вращал за
них  обоих злой и  выносливый венн.  "Вот как раз то,  о  ч„м я  сам только что
рассуждал. Вообразившие себя мудрыми перестают слушать других..."
     - Когда  некий  народ скверно осведомл„н о  соседях и  не  призна„т в  них
людей,  равных себе,  -  сказал он  наконец,  -  в  его языке появляется слово,
обозначающее всех чужих. Есть ли такое слово у вас?
     - Есть. "Немые". Это оттого, что их речь непонятна.
     - А  у нас,  не умея постигнуть язык иноплеменников,  высокомерно считали,
будто  у  них  и  не  речь  вовсе,   а  тарабарщина,  лиш„нная  смысла.  Этакое
"вар-вар-вар"...  Вот  и  прижилось слово "варвар".  -  Тиргей помолчал,  потом
честно добавил:  -  Так  у  нас  иногда называют не  только не-аррантов,  но  и
некоторых  своих.   Перенес„нное  на  соплеменника,   слово  "варвар"  делается
бранным."  Оно  обозначает того,  кто себя вед„т недостойно жителя просвещ„нной
страны,  кто  уподобляется дикарю,  способному  только  драться,  пить  вино  и
приставать к женщинам...
     - И  правильно,  -  хмыкнул  венн.  -  Обозвать родного чужим  -  хуже  не
выругаешь!
     Тиргей не видел,  как блеснули его глаза в  темноте,  но понял по голосу -
Серый П„с достойно оценил его искренность. Он пообещал:
     - Я не буду больше так тебя называть, брат мой.
     Около  месяца  голые  маленькие мышата оставались при  мамках:  грелись их
теплом,  сосали  молоко.  Потом,  когда  с  подросшими детьми стало  трудновато
летать, мышихи - вся стая в течение одного-двух дней - взялись приучать мелюзгу
к самостоятельности.  Дети,  конечно,  оставаться одни не хотели.  Они изо всех
сил„нок хватались за  родную  т„плую шерсть,  но  матери,  ради  их  же  блага,
выпутывались из цепких лапок и улетали на промысел. Чтобы вскоре возвратиться -
каждая к своему отчаянно верещащему чаду.
     Писк и визг под гулкими сводами вот уже второй день стоял такой, что Серый
П„с поначалу именно ему приписал чувство тревоги,  прочно угнездившееся в душе.
Когда прямо над головой вс„ время галдят, плачут и жалуются маленькие зверьки -
поневоле начн„шь озираться, высматривая неведомую опасность!
     Однако отмахнуться от царапающего беспокойства не удавалось.  За шесть лет
на  каторге Серый  П„с  привык  доверять нелюдским чувствам,  что  даровал ему,
последнему  оставшемуся  потомку,   мохнатый  Прародитель.   Он   как   следует
прислушался к  себе и  понял:  где-то притаилась беда!..  Венн даже понял,  что
именно вот-вот  должно было  произойти...  когда  стены,  своды  и  пол  -  вся
неизмеримая громада горы  стала  раскачиваться.  Медленно и  жутко  и  поначалу
совершенно беззвучно. Потом прорезался и звук, чудовищно низкий, воспринимаемый
даже не слухом,  а чем-то большим,  чем слух,  -  поистине,  всем существом. От
этого звука Серый П„с упал на колени, и разогнанный ворот потащил его за собой.
Он почти потерял сознание, а из носа потекла кровь. Колеблемые стены готовились
сдвинуться  и  раздавить  ничтожные  человеческие  существа,   пол,  утративший
над„жность,  уплывал из-под  ног,  со  свода пещеры,  оставляя там и  сям белые
зв„зды разлетевшейся крошки, сыпался каменный дождь...
     Это  совсем рядом,  в  сотне саженей от  пещеры,  сразу и  по  всей  длине
"схлопнулся",  перестав существовать, только что прорубленный штрек. Не помогли
ни заботливо возвед„нные каменные опоры,  ни целый лес крепей,  которыми думали
удержать  неустойчивую породу...  Громадные  глыбы,  очень  ненад„жно склеенные
плотным песком,  долго подгадывай ли мгновение.  А потом просто чуть-чуть -  на
неполную сажень -  осели все разом,  не оставив никакого следа от жалкой норки,
прогрызенной  двуногими.   Злой  дух  подземелья  не   стал  дожидаться,   пока
самоцветная жила иссякнет и  ему подарят раба.  Он сам взял себе жертву.  И  не
одну,  а  сразу восемь.  Да  ещ„ прихватил надсмотрщика из свободных,  некстати
заглянувшего в новый забой.
     ...Но  вс„  это  станет  известно только  потом,  А  покамест две  хрупкие
человеческие пылинки, обращ„нные вселенской судорогой в трепетное ничто, просто
утратили способность думать и сопоставлять.  Наверное,  так себя чувствовали их
дал„кие предки  много  столетий назад,  когда  с  неба  ударила т„мная звезда и
началась Великая Ночь...
     Венн  приш„л в  себя раньше арранта:  тот  просто повис на  бревне рычага,
беспомощный,  весь  в  пыли и  свежих кровоточащих ссадинах от  упавших камней.
Теперь,  когда отпустил невыносимо низкий рокот обвала и  Серый П„с вновь обр„л
слух,  его  ушей  достиг  отчаянный крик,  звучавший совсем  рядом.  Он  поднял
голову...
     Мышата,  ещ„ не наученные летать,  в отсутствие мамок сползались в большие
клубки  ради  безопасности и  тепла.  Дет„ныши  прекрасно  умели  висеть  вверх
тормашками,  цепко держась за  малейшие неровности камня.  Но вс„ имеет предел:
докатившееся сотрясение  сбросило  вниз  один  из  живых  клубков.  И,  видимо,
подземному  духу,   только  что   погубившему  целый  штрек,   показалось  мало
доставшихся жертв.  Мышата  угодили прямо  в  механизм ворота.  Они  висели  на
шестерне  горизонтального вала,  и  неумолимое  вращение  должно  было  вот-вот
затянуть их туда,  где скрипели,  соприкасаясь,  косые крупные зубья.  Взрослые
мыши полоумно метались взад и впер„д, подхватывая детей и утаскивая обратно под
своды, но им было не успеть. Перед лицом Серого Пса на мгновение завис пушистый
ч„рный самец,  тот, что брал хлеб у него из руки. Завис, пронзительно прокричал
и исчез.  Венн доводился побратимом собакам,  а вовсе не летучим мышам, но двух
толкований этого крика быть не могло. "Да сделай же что-нибудь, человек!.."
     По счастью, ворот уже двигался медленнее обычного. Однако инерция тяж„лого
колеса оставалась почти  непреодолимой.  Серый П„с  до  предела натянул цепи  и
уп„рся ногами в пол,  но его ступни сразу заскользили по шершавому камню впер„д
- колесо  его  усилий попросту не  заметило.  За  те  месяцы,  что  венн  здесь
проработал,  ворот останавливали только однажды, ради мелкой починки. Серый П„с
чуть не надорвался потом, когда пришлось вновь его запускать.
     Мыши   закричали  отчаянней  и   засновали  вдвое  быстрее:   до   жующих,
перемалывающих зубьев осталась какая-то пядь.
     Пса между тем подтащило туда,  где в камне пола была вырублена канавка для
нечистот.  В забоях рабы справляли нужду кто где мог,  но ворот -  другое дело;
его осматривают и  чинят вольнона„мные мастеровые,  для них должен быть устроен
удобный подход.  Тиргей только начал шевелиться и  понимать,  что  обвал их  не
зацепил,  когда венн достиг канавки и,  используя е„ край как опору,  почти л„г
навзничь в последней попытке остановить колесо.
     Сперва ему показалось, что он взялся двигать стену. Его подняло и согнуло,
как лук,  он понял,  что вот сейчас что-нибудь лопнет:  или хребет, или жила во
лбу,  или  кишка в  животе...  Он  не  сразу поверил себе,  когда колесо начало
замедлять ход.  Вал затрясло,  зубья шестер„н застучали, заклацали: у голодного
хищника отнимали облюбованную добычу. Ч„рный самец зубами и лапками сгр„б сразу
двоих последних малышей и,  тяжело работая крыльями,  взмыл с ними вверх. Зубья
прожевали пустоту в  том  месте,  где только что находились мышата,  и  наконец
замерли. Колесо остановилось.
     Оборвался нескончаемый скрежет, и венн услышал, как на другом конце ворота
подал голос Тиргей.
     - Теперь тебя,  наверное,  накажут...  если руки в суматохе дойдут, - тихо
выговорил аррант.  -  по,  во имя всех Богов Небесной Горы, как же правильно ты
поступил, брат мой... как же правильно ты поступил...
     Серый П„с  выпрямился и,  ощериваясь от  натуги,  что  было сил  навалился
грудью на ворот.  Ему снова показалось,  будто он пытался сдвинуть с  места всю
гору.
     Каторга  в  Самоцветных горах  давно  прекратила  бы  сво„  существование,
завершившись грандиозным бунтом и  побегом рабов  -  если  бы  каждый из  сотен
надсмотрщиков не  знал досконально свои обязанности и  не  исполнял их строго и
точно.  Прич„м именно там,  где ему было ведено назирать.  Что бы  ни произошло
рядом, или на соседнем уровне, или под сопредельной горой...
     Казалось бы,  что такое не  вовремя остановленный ворот?  По  сравнению со
страшным обвалом,  случившимся неподал„ку?..  Мелочь, вряд ли стоящая, чтобы е„
замечать.
     Действительно,  четверо надсмотрщиков,  отряженные в  тот  день наблюдать,
чтобы  не  иссякло трудолюбие опасных,  прикованных к  рычагам,  сами  поначалу
оглохли, ослепли и перестали понимать, на котором свете находятся. Но вот смолк
грохот и гул, перестали сыпаться с потолка осколки камней, и выучка взяла сво„.
Кто-то заглянул в желоба,  по которым струилась вода,  вычерпанная кол„сами.  И
увидел, что почти всюду она продолжала худо-бедно, но течь. И только один ж„лоб
оказался  подозрительно пуст.  Вместо  потока,  коему  полагалось отступать  от
отметки на  стенке не  более чем  на  ладонь (уже  за  подобное оскудение рабов
полагалось немедля пороть), виднелось ч„рное осклизлое дно. По нему не катилось
даже плохонького ручейка.  Что такое?  Рухнул крупный обломок и  начисто сломал
механизм?..  Убило рабов?..  Хотя нет, в этом случае колесо ещ„ долго вращалось
бы само по себе...
     Гадать и строить предположения надсмотрщики не привыкли.  Если что-то ид„т
не так,  как положено,  следует немедленно выяснить почему.  И, если требуется,
примерно наказать виноватых.  Трое  из  четверых сразу отправились взглянуть на
ворот,  с которого не поступала вода. Возле ж„лоба уже никого не было, когда по
нему, набирая силу, неровными толчками пот„к возобновл„нный ручей.
     Первым  в  каменную яму  заглянул надсмотрщик Бичета.  Ворот  оказался тот
самый,  где работали венн и аррант,  и,  что бы там у них ни произошло во время
обвала,  теперь вс„  выглядело почти  как  всегда.  Колесо,  хоть  и  медленнее
обычного,  но вращалось,  поднимая тяж„лые черпаки и опрокидывая их в отверстие
ж„лоба;  двое  ка