ий в Мельсину. Кое-кто  на
причале слышал, как они обсуждали, где бы  им  найти  хорошего  мастера,
известного искусством  строить  мосты.  И  как  раздобыть  денег,  чтобы
достойно вознаградить его труд...
   Разумеется, Хономер отлично помнил унотов, едва-едва  приступивших  к
постижению благородного кан-киро и для  какой-то  надобности  засаженных
Волкодавом за чтение книги. Уход этих двоих был не  ахти  какой  потерей
для школы воинствующих жрецов... Тем паче что будущее самой  этой  школы
было весьма даже зыбко...
   - Дальше, - поморщился Хономер. Маленький неприметный  соглядатай  не
отличался изысканным красноречием.
   - Наставник Волк последние несколько дней сделался очень задумчив,  -
продолжал он бубнить, словно рассуждая о способах варки ячневой каши.  -
Это заметили все уноты. Они шушукались между собой, вот бы, мол,  знать,
что у него на уме...
   Изодранные ноги Хономера покоились в глубоком  тазу,  полном  тёплого
травяного настоя.  Посудину  прикрывала  холстина,  служившая  удержанию
целебного пара и одновременно прятавшая безобразие  покалеченной  плоти.
Может быть, и не стоило показывать Ташлаку свою телесную немощь.  Но,  с
другой стороны, - да какая, в сущности, разница?
   - Этот парень всё время задумчив, и у него, сколько я его  знаю,  всё
время что-нибудь на  уме,  -  раздражённо  бросил  Избранный  Ученик.  -
Ташлак, ты дождёшься, что я твоё содержание в три  раза  урежу!  Неужели
нет ничего, о чём мне действительно стоило бы знать?
   - Ты осведомлялся о женщине, которую видели у ворот крепости. Я нашёл
людей,  встречавших  её  позже.  Она  появлялась  на   дороге   севернее
Тин-Вилены. Попутчики спрашивали, не нужно ли её проводить,  но  женщина
отвечала, что до Зазорной Стены и сама как-нибудь доберётся...
   Хономер с силой прихлопнул ладонью по ручке кресла:
   - Дождусь я наконец каких-нибудь важных известий или до  утра  так  и
буду выслушивать чепуху?.. Известно ли тебе,  например,  что  говорят  в
городе про эти образа, которые сулятся нам вот-вот принести? Правда  ли,
будто их кое-кто уже видел... и якобы даже обрёл исцеление?
   - Истинная правда, и готов подтвердить всем, чем могу! - с  необычной
для него горячностью заверил Хономера Ташлак. - Скажу даже больше: я сам
проник в дом резчика Гиюра, отца Тервелга, и видел оные образа...
   Хономер  напряжённо  слушал,  глядя  со  странным  предчувствием   на
искренний огонь, мерцавший в глазах соглядатая. Ташлак же вытянул вперёд
правую руку:
   - Видишь?
   Внешность у него была точно такая,  какую  обычно  придают  тайным  и
зловещим подсылам ярмарочные лицедеи в своих представлениях. Неприметная
- и, если всё-таки рассмотреть - неприятная. В том числе густо  усеянные
бородавками руки. Имея дело с  Ташлаком,  Хономер  старался  к  нему  не
притрагиваться, и его ничуть не заботило, замечал ли это сам Ташлак...
   Он посмотрел. Кожа на руке подзирателя необъяснимо  очистилась.  Нет,
она не стала необыкновенно здоровой и гладкой, но после прикосновения  к
ней уже не  хотелось  поскорей  вытереть  пальцы.  Чудо.  Истинное  чудо
Близнецов...
   Хономер покрылся мгновенной испариной и  одновременно  ощутил  озноб.
Ничего общего с радостным возбуждением, вроде бы должным при  лицезрении
чуда.  Наоборот,  Избранный   Ученик   переживал   странную   внутреннюю
опустошённость.
   Он опустил голову и прикрыл ладонью глаза.
   - Ступай, - тихо и устало сказал он соглядатаю.
   Ташлак,  уже  открывший  рот  сообщить  что-то  ещё,  счёл  за  благо
промолчать. Он удалился на цыпочках и очень  бережно  прикрыл  за  собой
дверь.

***

   Торг в Чирахе действительно оказался таким  большим  и  богатым,  что
поневоле зарождалась мысль о его исконности для маленького городка.
   Мастерские по выделке мешковины из волокон тростника и  бумаги  -  из
его же сердцевины появились,  надобно  думать,  потом.  Мешковину  стали
делать, чтобы упаковывать купленные и продаваемые товары. Да  и  бумагу,
скорее всего, начали  варить  затем,  чтобы  вести  счётные  записи  при
торговле, не покупая листы для  письма  на  стороне:  чирахцы  славились
бережливостью. А возник городок, лежавший на  самом  берегу  плавней,  у
широкой и удобной протоки, конечно  же,  вокруг  торга,  существовавшего
здесь... ну, если не "испокон веку", как обычно в таких случаях говорят,
то с тех времён, когда развеялись холодные чёрные тучи  Великой  Зимы  и
Сиронг снова стал течь, - уж точно!
   Сюда наведывались  с  океана  большие  парусные  корабли,  владельцам
которых по тысяче самых разных  причин  не  хотелось  останавливаться  в
гавани Мельсины. Кому-то казались слишком высокими денежные  повинности,
налагаемые на тамошнюю торговлю в пользу шадской казны. Чьи-то  мореходы
после долгого плавания  предались  уж  слишком  разгульному  веселью  на
берегу, так что с некоторых пор хозяину судна вовсе не  улыбалась  новая
встреча с городской стражей столицы. Кого-то вовсе поймали  на  торговле
запретными  товарами  вроде  некоторых  мономатанских  зелий,   дарующих
временное блаженство, но  по  прошествии  времени  способных  превратить
человека в растение... Да мало ли ещё что может приключиться  с  купцом,
странствующим по широкому подлунному миру?
   При всём том, однако, в  большой  портовый  город  Чираха  так  и  не
выросла. Во-первых, потому, что  подобных  ей  уголков  в  разветвлённом
устье Сиронга был далеко не один и даже не десять.
   А во-вторых, здесь тоже не покладая перьев трудились шадские сборщики
налогов. И взимаемые ими  поборы  были  хотя  ниже  мельсинских,  но  не
намного. Ровно настолько, чтобы вовсе не отвадить торговых гостей.
   Одним словом, торг не то чтобы рос на дрожжах, но вполне процветал, и
купить  здесь  можно  было  поистине  всё,  что   угодно.   Начиная   от
несравненной посуды, производимой  дикими  вроде  бы  жителями  островов
Путаюма, и кончая теми самыми зельями, продаваемыми хотя из-под полы, но
по вполне сходной цене.
   Винитар и Шамарган отправились присматривать  лошадей.  Волкодав  же,
полагая, что они вполне справятся и без него, поскольку в чём, в чём,  а
в  лошадях  они,  особенно  Винитар,  смыслили  куда  как  побольше,   -
отправился в город, ведомый совсем иной надобностью, а  вернее  сказать,
прихотью, потому что насущной надобности в том для него не было никакой.
Ему вздумалось посмотреть на  бывший  дом  Зелхата  Мельсинского.  И  на
соседний с ним дом, где выросла Ниилит.
   Улицы в Чирахе не были  ни  прямыми,  ни  слишком  длинными.  Городок
разрастался от причалов и прибрежного торга, и каждый из  первоначальных
жителей хотел быть как можно ближе к воде. Оттого многие дома,  особенно
старые, стояли  на  сваях,  а  улицы  петляли,  следуя  изгибам  проток,
соединялись мостиками и в конце  концов  упирались  в  болото.  Волкодав
понятия не имел, где искать жилище учителя Ниилит, но скоро  выяснилось,
что этот дом ему готов показать  -  естественно,  за  мелкую  монетку  -
каждый мальчишка.
   Как он и ожидал, Зелхатов домишко обнаружился на  самом  краю  города
(который, по мнению Волкодава, городом-то  называть  не  следовало,  ибо
защитной стены в  Чирахе  отродясь  не  было),  и  даже  слегка  за  его
пределами  -  на  островке,  принадлежавшем   больше   плавням,   нежели
человеческому  поселению.  Маленькое  строение  со  стенами  из  плетня,
обмазанного глиной, с крышей всё из того же неизбежного тростника,  даже
не было обнесено забором. Наверное, ссыльный  мудрец  понимал,  что  всё
равно ни от кого отгородиться не сможет. Домик стоял на сваях, поскольку
Сиронг тёк с гор и каждый год, в пору таяния снегов  при  своём  истоке,
значительно разливался. От лесенки наверх - бревна с  зарубками  в  виде
ступенек - вели две тропинки. Одна  соединялась  с  улицей,  возле  края
которой стоял Волкодав. Другая огибала сваи и пропадала в густых кустах,
окаймлявших  болото.  Венн  попробовал  представить  себе,  как  некогда
прославленный  учёный,  вконец  одряхлев,  понемногу  перестал  узнавать
ближайших соседей, потом утратил дар  вразумительной  речи.  И  наконец,
однажды летней ночью ушёл вот по  этой  самой  тропинке,  по  сверкающей
лунной  дорожке  прямо  в  гибельную  трясину,  думая,  что  восходит  к
светозарному храму Богини...
   Так, во всяком случае, поведали Волкодаву бойкие  уличные  мальчишки.
Наверное, у чирахцев были свои причины  рассказывать  об  уходе  Зелхата
именно так, но венн смотрел на маленький домик, спустя  десять  лет  всё
по-прежнему окутанный тенями одиночества, и не  верил  услышанному.  Ему
доводилось видеться и беседовать с теми, чей разум отличался  от  разума
обычных людей, как могучие океанские парусники возле здешних причалов  -
от тростникового плота, брошенного гнить у подножия  Чёрных  холмов.  Он
честно попытался представить себе Тилорна, Эвриха, да хоть ту же Ниилит,
впавшими в слюнявое старческое слабоумие... и не мог. Корабль, привыкший
пересекать океаны, может разбиться о рифы или навсегда застрять на мели,
но он и в гибели сохранит свою  природу,  а  не  превратится  в  дрянную
плоскодонку из здешних болот.
   Гораздо легче было  представить,  как,  получая  всё  более  скверные
известия из дворца тогдашнего шада,  своего  гонителя  Менучера,  мудрый
старик решил обезопасить себя единственным способом, ещё доступным  ему.
Разыграл старческое угасание,  приметы  которого,  сам  будучи  лекарем,
наверняка хорошо знал. А потом, когда даже  дерзким  на  язык  соседским
мальчишкам - появлению которых на свет он наверняка  помогал  -  надоело
травить "умобредного", он собрал в нетяжёлую, по старческим силам,  суму
несколько избранных книг... а может, просто пачку чистых листов, перо да
чернила... и ушёл под луной через болото  по  тайной  тропе,  уповая  на
вешки,  известные  только  ему  да  Ниилит,  с  которой  они  вместе  их
расставляли...
   Что с ним сталось,  где  он  теперь?  Всё-таки  умер  и  упокоился  в
безымянной  могиле,  а  то  вообще  без  могилы?  Или  по-прежнему   жил
где-нибудь под чужим именем, равно чураясь и людской злобы,  и  милостей
шада-нардарца, как бы народ того ни хвалил?..
   Волкодав, впрочем, весьма сомневался, чтобы столь  великий  ум  сумел
долго оставаться незамеченным и неузнанным. Он помнил, как  вёл  себя  в
Галираде Тилорн. Хотя вот уж у кого, после недавнего заточения, были все
основания до смерти бояться  любого  поступка  и  даже  слова,  могущего
привлечь, к нему излишнее внимание...
   Волкодав стоял и смотрел, и спустя недолгое  время  в  глухом  заборе
соседнего дома отворилась калитка, и наружу выглянул слуга.
   -  Господин  иноземец,  верно,  желает  осмотреть  дом   досточтимого
Зелхата? - обратился он к венну. Волкодав оглянулся, и слуга  продолжал,
нимало не смущаясь его разбойничьей внешностью:
   - Это будет стоить четверть лаура, которые господин  иноземец  должен
заплатить моему хозяину, купившему выморочное  покойного мудреца. Если  же  господин  иноземец  милостиво
добавит к четверти лаура ещё несколько грошиков, я сам  проведу  его  по
дому Зелхата и всё как есть расскажу...
   - А кто твой хозяин?  -  начиная  догадываться  кое  о  чём,  спросил
Волкодав.
   - Мой хозяин, - должным образом приосанившись, но без большой теплоты
в голосе ответствовал слуга, - достославный мельник Шехмал Стумех,  чьим
добрым соседом Зелхат был с самого начала и  до  конца.  Так  желает  ли
господин иноземец всего за четверть  лаура  осмотреть  дом,  поклониться
порогу которого приезжают вельможи и учёные мужи не только из  Мельсины,
но даже из других стран?..
   - Нет, - сказал Волкодав. - Не хочу.
   Мало  того,  что  четверть  серебряного  лаура  сама  по  себе   была
грабительской платой, он не желал отдавать  её  человеку,  продавшему  в
рабство собственную племянницу. По имени Ниилит. Но и это,  пожалуй,  не
было главным. Что хорошего мог он увидеть в доме  Зелхата?  Приметы  его
старческого сумасбродства?.. Но если разум Зелхата вправду  подался  под
грузом прожитых лет и пережитых несчастий, вот  уж  радость  узреть  это
собственными глазами. А если венн был всё-таки прав  и  опальный  мудрец
сам устроил эти приметы перед тем, как уйти от людей, - тем более  какой
толк пытаться распутать эти следы?
   Возможно, уже завтра он  будет  всячески  клясть  и  корить  себя  за
недостаточное любопытство - в кои веки  сподобиться  попасть  в  Чираху,
оказаться на пороге Зелхатовой хижины, а  внутрь  не  войти!  -  мыслимо
ли?.. Но сегодня...
   - Ты, господин иноземец, как хочешь,  -  неспешно  затворяя  калитку,
выговорил слуга мельника. - Но да будет господину иноземцу известно, что
на тех, кому вздумается подходить к дому Зелхата самочинно,  без  платы,
мой милостивый хозяин велел злую собаку спускать.
   Волкодав усмехнулся, показывая выбитый зуб. Улыбка у него была не  из
тех, при виде которых хочется продолжать разговор, а тем более угрожать.
Слуга как-то сразу заторопился, видимо вспомнив о важных и  не  терпящих
отлагательства  делах,  а  венн  окинул  дом  мельника  Шехмала  Стумеха
быстрым, но очень внимательным взглядом.
   Ему бросилось в глаза, что глухой забор не менее чем до  середины  по
высоте был сложен из уже знакомого чёрного камня. Дом за могучей  стеной
оставался почти невидим, но следовало предположить, что чёрные  плиты  и
толстые   каменные   "кабаны"   ,  вытесанные  задолго  до   Великой   Ночи,   там   тоже
использовались в изобилии. Знать, предки мельника были  среди  тех,  кто
первыми подоспел к разорению крепости на холмах. Или предки тех, у кого,
разбогатев, его род купил этот дом?..
   Так или иначе, а жившие за  забором  всё  равно  получались  из  рода
мышей, утащивших себе  в  норку  щепочки  и  гвозди  от  палат  вымерших
великанов. Они и теперь пытались нажиться на крохах от славы  Зелхата...
Что ж! Как однажды выразилась Ниилит: "Я совсем не хотела злословить,  я
просто сказала, каковы они на самом  деле  есть,  и  да  благословит  их
Богиня. Такими  Она  их  создала,  а  значит,  был  на  то  какой-то  Её
промысел..." А Волкодав,  выслушав  эти  или  сходные  слова  несчастной
девчонки, подумал, помнится, что подобную родню в выгребных  ямах  нужно
топить...
   - Будет вам от Богини благословение, - пробормотал он  по-веннски.  -
Такой дождь под ноги, что весь дом как есть  в  воду  смоет  и  течением
унесёт.
   Повернулся и зашагал обратно на торг.

***

   Он договаривался встретиться со спутниками у трактира,  называвшегося
"Удалой корчемник". Вывеска изображала хитрющего мужика с большим мешком
за спиной, удирающего от стражей  в  медных  нагрудниках,  причём  видно
было, что те его не догонят. В прежнее своё посещение Саккарема Волкодав
долго не мог взять в толк, чем "корчемник" отличается  от  "корчмаря"  и
почему первые, не в пример вторым, считаются лихими людьми и  таятся  от
стражи. Теперь-то он знал,  что  это  слово  обозначало  ловкого  жителя
порубежья, привыкшего  кормиться  доставкой  запрещённых  товаров  вроде
дурманного зелья. Или не запрещённых,  а  всего  лишь  провезённых  мимо
шадских сборщиков податей. Оттого и продавали те товары не на рынке, где
всякий может увидеть и донести, а в трактирах, тавернах и  корчмах,  где
осторожный хозяин предлагал их проверенным людям,  не  склонным  попусту
трепать языками. Вот и назывались недолжные товары корчемными, а те, кто
тайно провозил их тридесятой протокой, - корчемниками. И уж где, если не
в Чирахе, жители коей наверняка через одного промышляли корчемничеством,
мог появиться трактир с подобным названием?..
   Обойдя рынок, Волкодав увидел,  что  возле  назначенной  коновязи  не
прибавилось лошадей. Тогда он отправился в скобяной ряд  и  не  торопясь
прошёл  его  от  одного   конца   до   другого,   особенно   внимательно
приглядываясь к инструментам для камнетёсного и камнебитного дела.  Увы,
ничего дельного  ему  так  и  не  попалось.  Видно,  местные  мастеровые
привыкли пользоваться готовым камнем,  всё  ещё  доставляемым  с  Чёрных
холмов, а помимо него, обрабатывали только крохлый песчаник.  Во  всяком
случае, здесь явно не имели понятия ни о настоящей стали, ни  о  должной
закалке и заточке резцов и  зубил.  Ну  что  ж,  не  везёт,  значит,  не
везёт...  Волкодав  решил  заглянуть  к  лоткам  книгопродавцев.   Книги
Зелхата, имевшие отношение к землеописанию, он прочитал,  кажется,  все.
Но, может быть,  в  городе,  где  ссыльного  учёного  сперва  закидывали
грязью, а теперь порывались  за  деньги  показывать  приезжим  его  дом,
сыщется некий труд,  о  котором  Волкодав  и  не  подозревал?  Или  хоть
толковая  подделка,  чтобы  ему  позабавиться,  усматривая  отличия   от
подлинного Зелхата?..
   Венн выбрал самый большой и богатый с виду лоток, учтиво поздоровался
с продавцом, молодым  пареньком  в  халате  с  зелёной  отделкой,  и  по
тин-виленской привычке стал перебирать корешки.
   Некоторое время продавец  пристально  рассматривал  сурового,  хорошо
вооружённого покупателя, а того пуще - большую летучую мышь, сидевшую  у
него на плече. Наверное, пытался  решить,  кто  такой  пожаловал  к  его
лотку. Волкодав наполовину ждал, чтобы его назвали "любезным варваром" и
в шутку предложили купить какие-нибудь "Восторги наложницы" или  "Тысячу
сладостных вздохов". Времена, когда в таких случаях он терялся и  впадал
в немую обиду, давно миновали. Однако продавец осмотрительно держал язык
за зубами, и его молчание тоже было понятно. По нынешним временам  могло
произойти всякое! Если  верить  слухам,  сам  шад  не  торопился  менять
простую одежду, удобную в путешествии и в  бою,  на  роскошные  парчовые
ризы, вроде бы  подразумеваемые  дворцом.  И  окружение  солнцеподобного
Мария  было  ему  под  стать.  Учёные  советники,   боевые   полководцы,
отмеченные рубцами многих сражений, да несгибаемые в  правде  царедворцы
вроде седобородого Дукола. Вот так  посмеёшься  над  странным  вроде  бы
интересом человека с наружностью грубого рубаки,  а  назавтра  окажется,
что это новый наместник-вейгил, присланный  шадом  в  Чираху  искоренять
проворовавшихся   мытарей!   И   в   конце   концов   торговец   вежливо
поинтересовался:
   - Могу ли я предложить благородному  воину  труды  по  знаменательным
сражениям Саккарема во дни Последней войны? Вот, у меня есть  "Гурцатово
нашествие" славного Нераана из Дангары.
   А  если  господину  воителю  нравится   поэзия,   то   позволю   себе
рекомендовать прекрасно исполненный список "Сказания о четырёх  чудесных
мечах" несравненного Марваха Кидорского...

   Малахитовый бархат их блеск оттенял,
   Кто их сделал - никто в целом свете не знал,
   Ни учёный, ни жрец не могли разгадать
   Эту тайну для шада, желавшего знать... -

   Пробормотал Волкодав. Потом спросил:
   - Не подскажешь ли, почтенный,  можно  здесь  раздобыть  какое-нибудь
сочинение арранта Тиргея Эрхойра, также прозываемого, вероятно,  Аррским
либо Карийским? Или "Дополнения к Салегрину" другого арранта,  по  имени
Эврих из Феда?
   -  Тиргей,  Тиргей...  -  задумался  книгопродавец.   Волкодаву   уже
доводилось восторгаться памятью  подобных  торговцев,  хранившей  многие
десятки имён и названий. Он даже испытал миг  радостной  надежды,  когда
молодой саккаремец  зашарил  взглядом  по  прилавку,  желая  что-то  ему
показать. Неужели наконец-то?.. Но продавец  вытянул  из  длинного  ряда
книжицу, сразу показавшуюся венну знакомой. - Вот, не взглянешь ли?  Это
"Двенадцать рассуждений о пропастях и подземных  потоках"  просвещённого
Кимнота, часть коих,  сколь  мне  помнится,  направлена  против  некоего
Тиргея...
   Волкодав хмуро покачал головой. И протянутую  ему  книгу  в  руки  не
взял.
   - Эти "Рассуждения", - сказал он  торговцу,  -  следовало  бы  давать
читать молодым правителям в назидание, чтобы знали,  чего  опасаться.  В
ней человек, никогда не спускавшийся в  подземелья,  оговорил  истинного
учёного, посвятившего свои раз