ени итигулов - одна из многих, утраченных изгнанниками в долгом
и далеком плену.
     Из  темноты  долго не  приходило никакого  ответа.  Молчание показалось
Эвриху изумленным:  уж верно, итигулы  никак  не ожидали  повстречать  здесь
кого-то, владеющего наследным искусством. В небольшом племени все знают друг
друга. Вот и шестеро, затаившиеся  на темном склоне, отлично знали не только
всех своих  родичей, но и кто где  был этой ночью.  Случайно  встретить  еще
одного  итигула,  да  притом  явившегося  с  такой  стороны,  откуда  раньше
подкрадывались только лазутчики-шаны?..
     Волкодав умел слышать неслышимое для других. Умел и не пропустить тихий
звук, затерявшийся среди шума и разговора. Он вслушивался и вглядывался в не
такую уж густую для его глаз темноту. Со свирепых горцев станется для начала
прирезать  подозрительных  ночных  гостей,  а  уже  потом  разбираться,  кто
таковы...
     Йарра пел, простирая  перед собой руки и не открывая плотно зажмуренных
глаз. По его щекам из-под век текли слезы, невидимая струна дрожала и готова
была оборваться. В отчаянной песне звучали и страсть, и мольба, и трепещущая
гордость одинокого светильника на ветру.
     Обманщик не может так петь. Или все-таки может?.. Волкодав еще выяснит,
что в каждом  итигульском  роду сохранялась своя, лишь ему  присущая  песня;
когда  общая  радость или общая  скорбь  собирала  вместе все  племя, разные
мелодии  сплетались замечательным  узором, словно нити  в  ковре  или пальцы
обнявшихся рук, и потому-то немногочисленные чужаки, кого Боги  приводили на
подобный  сход, не-могли его  позабыть до  смертного  часа...  Но это  будет
потом.  А пока венн  слушал  напряженный,  страдающий голос и  ощущал  почти
телесную боль, дожидаясь, чтобы итигулы приняли наконец решение.
     И  вот в темноте одна за другой зазвучали новые струны. Низкие, сильные
голоса  словно бы  обняли срывающийся голос  Йарры  и  повели  его за собой,
подбадривая и оберегая.  А  чуть погодя  Волкодав подметил движение впереди.
Ему  хватило звездного отсвета,  чтобы  вычленить  крепкий  мужской  силуэт,
увенчанный тремя орлиными перьями.
     Горец  шел не скрываясь. Эврих и Волкодав поднялись на ноги. Йарра  все
пел, вдохновенно выводя  мелодию, доставшуюся  от отца, и с восторгом слыша,
как  она вливается в могучую песню сородичей. Ради  этого мгновения воистину
не  жаль  было вытерпеть тысячу бед и едва  не  погибнуть  в долгом плавании
через море.  Более возвышающей душу встречи со своим народом Йарра не мог бы
и пожелать.
     Когда-то очень, очень давно, чуть ли не во  времена самой  Великой Тьмы
(породившей,  как сказывали, не только горную  страну  на далеком  Восточном
материке, но и Заоблачный кряж),  ветра и лютые морозы содрали с горы Четыре
Орла мягкую зеленую кожу и плодородную мякоть земли, оставив  один гранитный
костяк.  Когда же Бог  Грозы пробудил  Бога  Солнца от смертного сна и вновь
выпустил его в небо  - милосердные  воды стали  точить  обнаженный камень  и
наконец выгрызли в нем пещеру с широким  устьем,  похожую на громадную арку,
созданную воображением очень смелого зодчего. Только перекрывала эта арка не
вход  в  какой-нибудь  замок  и  даже не городские  ворота. Она уберегала от
непогоды и от недоброго глаза целое поселение людей.  Хлопотливый улей жилых
домов, небольшую кузню и даже водяную мельницу, оседлавшую белогривый ручей.
Перед зевом пещеры теснились на  ладони горы крохотные, тщательно  ухоженные
поля,  землю для которых не  одно  поколение втаскивало наверх из  долин  на
собственных  спинах.  Поля ограждала стена, тоже, надобно думать,  созданная
трудами  нескольких  поколений.  Незачем  подкравшемуся  врагу  зариться  на
урожай, с превеликими трудами взращенный на драгоценной земле!..
     Впрочем, если Волкодав еще  что-нибудь  понимал, даже и  подобраться  к
этой стене  было очень непросто. Пока их вели  по тропе к  мощным, окованным
железом  воротам,  из  ночного  мрака несколько  раз  возникали  дозорные  и
спрашивали, кто идет. Шестеро итигулов называли себя, непременно добавляя:
     - И с нами Йарра, сын Йарана Ящерицы. Он вернулся из-за великого моря.
     Волкодав кожей чувствовал, какая  гордость  распирала парнишку при этих
словах.
     Весть о появлении неожиданных гостей улетела далеко вперед, путешествуя
одним  горцам ведомыми способами.  Венн уже не особенно удивился, обнаружив,
что едва ли  не  вся деревня собралась встречать их  возле  ворот. Вместе  с
людьми  выбежали  собаки,  и  Волкодав на какое-то  время  утратил  всю свою
настороженность. О,  итигульские псы  заслуживали отдельного  разговора! Это
была  особая порода, выведенная пастухами Заоблачного кряжа еще до Последней
войны  и  сбереженная вместе с драгоценнейшим достоянием народа. Называли ее
"утавегу",  что переводилось на прочие  языки как  "белые  духи,  приносящие
смерть".   Громадные,  по  бедро  человеку,  могучие  пушистые  псы  играючи
разрывали волков. При этом  они были еще и очень нарядными. Их густая шерсть
искрилась  снежной,  без единого пятнышка  белизной.  Черные губы добродушно
растягивались,  открывая белые кинжалы зубов.  Йарра  как-то рассказывал  со
слов отца, что утавегу не только помогали справляться с  отарами и охотиться
на  опасных зверей. Итигулы доверяли им детей, уходя на целый день  из дому.
Страшные псы беззлобно  играли с малышами и охотно присматривали за  ними. И
без  раздумий вцеплялись в  глотку всякому  недоброму пришельцу - зверю  ли,
человеку!
     Понятно,  что  незнакомцев, приведенных дозорными, требовалось  должным
образом  осмотреть  и обнюхать.  Эврих и Йарра  были для  утавегу гости  как
гости:  подошел, познакомился,  отошел.  Зато  Волкодав...  Старейшая  сука,
непререкаемая  хозяйка и  водительница стад,  подползла  к нему  на брюхе  и
ткнулась  носом  в  ладонь, испрашивая благоволения Великого  Вожака. Явился
Тот, Кто  был  властен повелевать.  Прямой сын  Старого Пса. Прочие двуногие
были всего лишь наместниками, могущими передавать Его волю...
     - Осторожно!  - спохватился предостеречь  Волкодава кто-то из итигулов.
•- Лучше не двигайся, чужеземец!..
     Однако  венну  и Старейшей  не было  нужды  в  чьих-то советах.  Ладонь
человека-собаки ласково погладила белую голову псицы, потрепала мягкие  уши,
взъерошила роскошную гриву.
     "Здравствуй, сестра!" - коснулось ее  разума приветствие  Вожака.  Венн
даже  опустился  на корточки, чтобы  сравняться с ней ростом. Белая стая уже
клубилась вокруг. Лютые утавегу повизгивали совсем по-щенячьи  и лезли  друг
дружке на спины, чтобы коснуться Вожака, лизнуть Ему руку.
     "Потом, братья, потом!  - умерил собачий пыл Волкодав. - Я еще побуду с
вами. Только не надо обижать остальных ваших друзей..."
     Он сам замечал, что в  последние  год-два его  способность  общаться  и
ладить с собаками достигла удивительной остроты. Наверное, думал он  иногда,
так вот  и утончается слух постепенно слепнущего  человека. Со стороны бы на
себя посмотреть. Может, меня и к роду людскому нельзя уже причислять?.. Чего
стоила та памятная встреча с  собственной  песьей душой на берегу Ренны!  Не
говоря  уже о  превращении  прямо посреди  кондарской  улицы,  на  глазах  у
перепуганного народа... И вот теперь, в  заоблачной деревушке,  с Волкодавом
опять творилось нечто  странное. Он вдруг почувствовал себя дома. И нечаянно
пришло,  само  ощутилось  все  то,  что  он  тщетно  пытался  внушить себе в
Беловодье,  в  собственноручно  выстроенной  избе. Здесь  ему  по-настоящему
радовались,  любили и уважали его.  Он был  своим. Он бы  мог остаться здесь
жить.  "Белые  духи,  приносящие  смерть"   отнюдь  не  были   разношерстным
сообществом шавок, звонко лающих  из-под  ворот в  любом  городе и  деревне.
Утавегу  оказались  народом  ничуть не хуже самих  итигулов. Волкодав мог бы
возглавить этот народ. Сделать его своим. И сам стать как они...
     Он  выпрямился  во весь рост, не  без труда вернув мысли в человеческое
русло.   Псы  безмолвно  взирали   на   него,  отдалившись  на  почтительное
расстояние.  Только Старейшая  держалась возле ноги, преданно  заглядывая  в
глаза.
     - Не сердись на собачек, незнакомец, - сказал Волкодаву пожилой итигул.
- Они у нас только с виду сердитые, а так-то смирные, не бросаются,  пока мы
не натравим. Ишь  набежали,  не иначе, в  сумке  что-то  учуяли... Не помяли
тебя?
     Так, как с Волкодавом,  утавегу никогда и ни с кем себя не вели. Трудно
было понять, что к чему, во всеобщей кутерьме да в потемках.  Поэтому житель
деревни  привычно  истолковал  и песий  порыв,  и  действия гостя,  внезапно
окруженного "приносящими смерть",  и спрятал в  усах усмешку.  Эка невидаль,
оторопь чужестранца, впервые узревшего утавегу. Итигул, конечно, даже издали
никогда живого венна не видел и потому обращался к нему по-аррантски. Знать,
рассудил про себя:  раз уж тот сопровождает арранта, стало быть, и речь  его
понимает.
     Эврих ответил за Волкодава и за себя:
     - Слава о твоих псах, господин мой, распространилась так же широко, как
и  слава о бесстрашии итигулов. Я хотел бы написать в своей книге, что слухи
о том и о другом нисколько  не преувеличены. Я надеюсь, вы не воспримете мое
любопытство как выпытывание тайн?
     И  первым  проследовал   в  распахнувшиеся   ворота.  Венн,  безмолвный
телохранитель,   пристроился   позади.   Он  был  благодарен   арранту,  ибо
уверенности в том, что сумеет заговорить по-людски, отнюдь не испытывал.
     Тут оказалось, что ворота вели вовсе не во внутренний двор, как он было
решил. За дубовыми створками  обнаружился  каменный коридор, и в стенах  его
через  каждый шаг зияли  бойницы.  Горе вражескому  отряду, который  высадит
ворота, думая  прорваться  к добыче!  В узком коридоре самых сильных  врагов
легко  перебили   бы  малые  дети,   вооруженные  самострелами...  Настоящая
крепость! - посетила Волкодава вещая мысль.  Как в случае чего выбираться-то
будем?..
     Уже  входя внутрь, он  обернулся,  движимый неясным  ощущением взгляда,
устремленного в  спину. Над вершиной Харан Киира светилась  одинокая звезда,
отливавшая зеленью. Волкодаву померещилось  даже, будто она  звала его. Пока
он смотрел, звезда замерцала и скрылась.
     Элдаг Быстрый Клинок был очень красивым  невысоким мужчиной, меднокожим
и совершенно седым. Одеждой и убранством он мало отличался от соплеменников,
однако  ножны,  пристегнутые  к  бедру, сияли начищенным золотом, а  рукоять
кинжала,  в  точном соответствии с рассказами  Йарры, была сплошь бирюзовой.
Волкодав затруднился бы сказать, сколько Элдагу лет. УЖ верно, не двадцать и
даже  не  пятьдесят,  но юношеская осанка и  живость в  движениях обманывали
глаз,  особенно издали, когда  не  видно морщин.  Этот вождь  еще  не  скоро
по-настоящему состарится и передаст племя наследнику. Три его жены  вышли  к
гостям, и самая младшая держала на руках годовалого сына.
     При виде юной  матери с малышом  Волкодав сразу  подумал, что на  месте
Элдага  нипочем  не позволил  бы  детям  и  женщинам  показываться  на глаза
чужеземцам: мало ли какую  порчу и  скверну те  с  собой принесли!..  Потом,
поразмыслив,   все  же   нашел   странному   поведению   итигулов   разумное
истолкование. Наверное, решил венн, это из-за того,  что мы привели с  собой
Иарру.  Люди,  подарившие племени  нового воина, ни в  коем случае  не могут
желать ему зла!
     Много  позже Эврих  перечитает любимого Салегрина  и объяснит спутнику,
что Йарра был тут, собственно, ни причем. Итигульский обычай велел оказывать
доверие всякому, кто не был  заведомым  недругом. Но  бойся, пришелец, дурно
воспользоваться гостеприимством хозяев! Пожалеешь,  что  еще в предгорьях не
отобедали тобою ядовитые черные змеи...
     - Мы  ждали возвращения  молодых  храбрецов,  отправившихся выслеживать
шанов, -  сказал вождь.  - Но  могут ли две-три  шанские головы сравниться с
удачей,  негаданно  вступившей под  наш кров? Йарра-ло, дитя моего  младшего
брата, сегодня на пиру ты будешь сидеть передо мной!
     Йарра, стосковавшийся по семейному теплу, так и светился от счастья. Он
пытался говорить  в  ответ, но  мог  выдавить  только неразборчивое сипение.
Певческие подвиги дорого ему обошлись. Теперь жди  по крайней мере несколько
дней, покуда вернется надсаженный голос!
     Горный народ  жил так,  как  было некогда принято и у веннов.  Лет этак
двести  назад. Большой общинный  дом, где собиралось все племя и куда  сразу
проводили  гостей.  Мужской   дом,   женской  дом,  помещения   для  гостей,
хозяйственные постройки...
     - Чему удивляется мой  брат чужеземец? - подметил взгляд  Волкодава все
тот же пожилой итигул. -  Наши деды по бревнышку перенесли этот  дом сюда из
долины,  где он  раньше стоял.  Вот  потому-то он  внутри деревянный, хотя в
наших местах лес не растет.
     Горец вновь говорил по-аррантски. Волкодав решил  пока  не обнаруживать
своих познаний и ответил на том же языке:
     - Я удивляюсь только мудрости Богов,  завещавших разным народам сходный
обычай. Мое племя тоже строило большие дома.
     - Мой брат, наверное, сегван с Островов? - спросил итигул. - Я  слышал,
у вас больше принято каждому мужчине с женами строиться и селиться отдельно.
Мы тоже отступили от старины, когда жили в долинах. За это духи Харан" Киира
напустили  на нас шанов, да исчезнет их имя из  разговоров мужей. Теперь  мы
вернулись к обычаю предков, ибо он мудр!
     Волкодав, не  любя спорить, только  кивнул.  Славен  общинный дом,  где
усаживается  за  столы многочисленная родня,  от глубоких  стариков до малых
ребят. Под его  кровом любой  себя чувствует не в  поле обсевком  - колоском
среди  золотой нивы рода... Но  после пира или шумного схода, где решалось о
важном,  хочется покинуть многолюдное  сборище, остаться в  тихом уюте среди
тех,  кого особенно  любишь:  с  женой  и  детьми.  Прародитель Пес,  избрав
человеческий облик,  выстроил избу  для себя  и подруги,  и прежняя звериная
стая расположилась  поблизости, но все-таки  за  порогом.  С  утра до вечера
торчать у  всех на  глазах и  наслаждаться  телесной  любовью, отгородившись
шерстяной   занавеской?..  Никакие   хвастливые  доводы   не  могли  убедить
Волкодава,  что  возвращение  в  большой  дом  было  светозарным благом  для
итигулов.  Он в  это не  верил.  Вот  как вынужденное  утеснение несчастного
племени,  изнуренного десятилетиями постоянной  войны, такую жизнь еще можно
было понять...
     В  общинном доме народа Четырех Орлов не  было ни лавок, ни столов,  ни
скамей.  Каменный  пол укрывали потрепанные,  но  все еще  красивые и теплые
цветные ковры. Люди ходили по ним в  вязаных носках, оставляя обувь у входа.
На коврах во множестве лежали  вышитые подушки -  точь-в- точь как в  старых
нарлакских домах, где еще помнили о кочевом прошлом и  чтили его обычай. Всю
середину пола занимал обширный очаг, над ним с кровельных балок  свешивались
две перевитые цепи. Во дни великих торжеств к ним подвешивали быка и  жарили
его целиком; сегодняшний радостный случай пришел совсем неожиданно, не дав к
себе приготовиться, и оттого цепи висели бездельно, а  огонь в длинном очаге
горел  лишь  по  концам, остывшая  же середина  являла  прокаленный  камень,
опрятно очищенный от золы.
     Вождь Элдаг уже возлежал на  почетном месте  хозяина, привычно опираясь
на  локоть, и расспрашивал Йарру о жизни за морем. Йарра сидел  перед  ним в
позе почтения,  принятой у итигулов. В веннском доме младший при старших  не
смел опустить зад на скамью, здесь же, наоборот, считалось невежливым стоять
во весь рост: юноши в присутствии вождя садились на пятки и сдвигали колени.
Элдаг  был явно  доволен, сколь многому  Йаран  Ящерица успел  научить сына.
Йарра  старательно  отвечал на вопросы вождя, краснея  и  стыдясь сорванного
голоса. Женщины сновали взад и вперед, собирая праздничное угощение. Бедра у
каждой  были закутаны чем-то вроде поневы, скроенной из пухлой  пестрядины -
основа шерстяная, уток тряпочный. Дома  у  Волкодава  так ткали половики. Он
подумал немного и  сообразил,  в  чем  выгода  подобных одеяний, особенно  в
холода, когда никакие ковры и подушки не уберегают от сквозняков.
     Старейшая  лежала  на  своем  обычном месте  - в  ногах у  вождя.  Псы,
подобные  утавегу, были достойны украшать не только общинный  дом маленького
племени,  но хотя  бы и  тронный  зал великого саккаремского шада. Старейшая
могла пригнать домой  стадо,  послать любого  своего  сына за волком (лениво
встал,  догнал,  убил, вернулся,  улегся...),  защитить  хозяина  на  охоте,
опередить  подосланного  убийцу.  И  быть при  этом  живой драгоценностью  в
белейшей изысканной шубе.  Сука лежала неподвижно, повернув голову в сторону
Волкодава, и не сводила с него глаз, мерцающих  янтарем.  Другие псы бродили
по  дому, валялись на войлоках, играли между собой или дремали подле хозяев.
Когда  Йарру  примут  в семью и совершат над  ним полный обряд, за ним  тоже
станет следовать "белый дух", и лишь смерть сумеет их разлучить.
     Скоро  перед  гостями  появилось  деревянное  блюдо  с  красной  пряной
капустой, резаным сыром и горшочком топленого  масла, но главное - с высокой
стопкой   толстых,  тронутых   нежным  румянцем   лепешек.  Аромат   от  них
распространялся такой, что у Волкодава,  давно не  видевшего свежего  хлеба,
заурчало  в  животе.  Любознательный  Эврих  тут  же  обратился  к  женщине,
поставившей блюдо:
     - Скажи, добрая красавица, из какого зерна вы печете столь несравненные
хлебцы? Я не заметил рядом с вашей крепостью обширных полей, но, может быть,
мне помешала темнота, или  вы владеете пахотными  угодьями  в менее  суровых
местах?..
     Женщина засмеялась:
     - Славный чужестранец, эти лепешки не из зерна. Отец Небо, приблизивший
нас к Своему престолу, взамен пшеницы и проса  даровал нам земляное  яблоко.
Мы жарим  и  варим его,  печем из него хлеб, а  зимой, когда у иных начинают
болеть десны, жуем сырым для здоровья...
     Она  говорила  свободно  и  складно,  что вообще-то  не  слишком  часто
встречается среди  людей. К тому же Эвриху не понадобилось особенно  кривить
душой,  именуя ее красавицей. Волкодав присмотрелся  к собеседнице арранта и
вполне  разделил его восхищение. Дочь кваров выглядела настоящим воплощением
женственности:  стройная, сильная,  с двумя тугими светлыми  косами, короной
уложенными на голове. У  веннов девушки всегда  заплетали одну  косу, а взяв
мужа - расчесывали волосы надвое. Здесь поступали наоборот...
     И  в  это  время  где-то поблизости  прозвучал тяжелый  рокочущий  гул,
завершившийся глухим  грохотом. Эвриху  померещилось, будто  разом мигнули и
потускнели светильники, а  нарядно застланный пол начал уходить из-под  ног.
Он испуганно вскочил... И оказалось, что  во всем большом  доме  всполошился
только он один. Да еще Йарра. Остальные беззлобно хохотали, указывая  на них
пальцами.
     - Мне... - смущенно пробормотал Эврих. - Мне показалось...
     - Чужестранцы  всегда  пугаются  вздохов  горы, -  улыбнулась белокурая
женщина.  -  Не  страшись, это всего лишь  камень вывалился из свода пещеры.
Такое  у нас происходит  каждую  ночь.  Когда  ты выйдешь наружу, ты увидишь
наверху прочный плетень. Наши мужчины все время осматривают и подновляют его
и кладут известь там, где камни падают особенно часто.
     Крыша  дома  тотчас показалась арранту слишком непрочной  и  хрупкой, а
пещера, укрывшая  деревню, - самой настоящей ловушкой. Захотелось немедленно
выскочить  из  нее под открытое  небо. Там  тоже  немало  опасностей,  но по
крайней мере не надо ждать внезапного обвала и жуткого погребения заживо...
     - А вы не боитесь, - спросил он, - что вас однажды засыплет совсем?..
     -  Нет, не  боимся,  - ответила  женщина.  -  Третьего  дня  вождь  сам
поднимался к своду и нашел его крепким. Да и утавегу  всегда предупредят нас
об опасности...  - И лукаво спросила:  -