- любуясь синеватыми
бликами на ровных, отглаженных кольцах, пояснил Тилорн.
   Верование   действительно   было,   но   хорошему   человеку   многое
позволяется.
   Волкодав отметил про себя,  что следом за  ученым из двери мастерской
выскочил безусый  ученик  и,  отозвав Крапиву в  сторонку,  стал  что-то
говорить ему  встревоженным шепотом.  Венн  тотчас заподозрил,  что  зря
оставил Тилорна там,  внутри,  без присмотра, и насторожил уши, но в это
время Крапива повернулся к ним сам.
   - Ты кто такой?  -  грозно хмуря брови, обратился он к Тилорну. - Для
кого мои тайны выпытываешь?
   - Я?  - ахнул Тилорн. - Я не выпытывал никаких тайн, добрый мастер. Я
просто  спросил этого  славного паренька,  каким  способом у  вас  здесь
воронят!..
   Волкодав спрятал кольчугу и  повесил сумку на плечо.  "Ремешок добрых
намерений" висел  на  его  ножнах развязанным:  кнесинка собственноручно
распустила его  и  снабдила деревянной биркой со  своим  клеймом в  знак
того,  что  оное  было  разрешено  ее  благоволением.  Хвататься за  меч
Волкодав,  понятно,  не собирался.  Он даже не двинулся с места,  но про
себя прикинул,  как они с Тилорном станут уходить, если бронник вздумает
кликнуть дюжих учеников.
   - В  жабьем молоке запекают!  -  рявкнул сольвенн.  -  Так и передай,
подсыл бледнозадый!
   - А не зря тебя Крапивой прозвали, - показывая в усмешке выбитый зуб,
сообщил мастеру Волкодав.  -  Не бранись попусту, дольше проживешь. Этот
человек - не подсыл. Он книг прочитал больше, чем ты за свою жизнь колец
заклепал. Поговори с ним, он еще тебя поучит, как воронить.
   - Идите-ка вы оба отсюда!  -  налился кровью Крапива. - Вот уж правда
святая; нельзя с веннами по-хорошему...
   - Мой добрый друг изрядно преувеличивает мои познания, - со спокойным
достоинством ответил Тилорн:  -  Но  кое-что в  металле я  действительно
понимаю и,  возможно,  в  самом  деле  навел  бы  тебя  на  какую-нибудь
небесполезную мысль.  Мой народ, уважаемый, обитает очень далеко отсюда,
и у нас есть присловье: одна голова хорошо, а полторы лучше...
   - Голова?..  -  Сольвенн от удивления позабыл гневаться.  - Какая еще
голова?..
   Тилорн заулыбался уже совсем весело:
   - Ах да... видишь ли, у нас полагают, что человек думает головой.
   Крапива пожевал губами,  изумляясь про себя необъятности заблуждений,
бытующих у  разных племен.  Ему-то  было  хорошо известно,  что  мысли и
знания помещаются у человека в груди.
   А  Тилорн,  воспользовавшись его замешательством,  деловито подошел к
дорогой, разве витязю по мошне, серебреной броне, провел длинным пальцем
по мерцающим пластинам и сказал:
   - Я  вижу,  вы  покрываете  доспехи  серебром  и,  наверное,  изредка
золотом. Если хочешь, мастер Крапива, я предложил бы тебе иные покрытия,
воздвигающие не  менее надежную преграду для ржавчины и  очень красивые.
Скажи, есть ли у тебя знакомые среди кожевников и ткачей?
   - Ну...  -  замялся Крапива.  -  Может,  и сыщутся...  У кого кожу-то
беру...
   - Тогда...  только не сочти опять,  будто я выпытываю!  Красят ли они
кожу и ткани одними лишь соками трав или, может быть, применяют химич...
иные вещества? Скажем, красные или желтые кристаллы, хорошо расходящиеся
в воде и весьма ядовитые?  Они служат для дубления и еще для того, чтобы
краска прочнее держалась. Особенно синяя, серая, черная...
   - Да  чего  только не  болтают,  -  уклончиво ответил Крапива,  но  и
скудного намека оказалось достаточно.  Темные глаза  Тилорна разгорелись
охотничьим задором:
   - Вели,  добрый  мастер,  раздобыть  таких  кристаллов  да  закажи  у
стекловара  несколько  глубоких  чаш  из  хорошего  стекла,   чистого  и
прозрачного.  Я  покажу  тебе,  как  напитать поверхность железа  другим
металлом, не боящимся даже морской воды!
   - Напитать?  -  не поверил бронник.  - Железо же! Что туда впитается?
Это тебе не доску олифить...
   - Видишь ли,  -  принялся объяснять Тилорн,  -  железо,  как и прочие
вещества,  состоит из мельчайших,  незримых простым глазом частичек. При
определенных условиях можно...
   - Ты  колдун!  -  объявил Крапива и  осенил  себя  Катящимся Крестом,
отгоняя возможную скверну. - Уходи !
   - Он не колдун,  - сказал Волкодав. - Он ученый. - Подумал и добавил:
- Не видел,  как он за серебро брался?  За железо?.. - Крапива молчал, и
Волкодав хлопнул Тилорна по плечу: - Пошли. Я еще лук хотел посмотреть.
   - Погоди, - вдруг поднял руку мастер. - Добро, поставил я чаши, купил
твою отраву... дальше-то что?
   Тилорн  потребовал лоскут бересты побольше и  чем  на  нем  рисовать.
Кончилось  тем,  что  Крапива  клятвенно  пообещал  Волкодаву  накормить
Тилорна за  свой  счет вечерей,  а  потом отрядить двоих унотов,  сиречь
учеников,  чтобы  в  целости  и  сохранности проводили мудреца домой.  И
Волкодав отправился к мастеру-лучнику, безбоязненно оставив друга одного
у чужих.  Он знал: Крапива все сделает, как обещал, и, надо ли говорить,
никто Тилорна даже пальцем не  тронет.  Потому что обижать человека,  за
которого заступается венн,  -  все равно что в  прорубь на Светыни зимой
голому прыгать. С большим камнем на шее.

   Настало утро.  Волкодав явился  в  кром,  когда  солнце только-только
являло  из-за  небоската огненный край.  Позевывающие отроки  в  воротах
пропустили его, ни о чем не спросив. Видно, были упреждены.
   Волкодав пришел в новой одежде и в кольчуге,  чуть-чуть казавшейся из
рукавов чехла.  Отроки за  его спиной переглянулись,  думая,  что он  не
заметит. Он не стал оборачиваться.
   Во дворе было еще безлюдно,  только в поварне звонко смеялись чему-то
молодые стряпухи, да из выгородки, где стояла хлебная печь, шел чудесный
дух  поспевающего печева.  Волкодав  пересек  двор,  постоял  возле  уже
знакомого крылечка, потом присел на ступеньку.
   На душе у него было не особенно весело. Вчера вечером Тилорн пробудил
наконец Мыша от  спячки и  торжественно заявил,  что  зверек снова может
летать.  При  этом он  ввернул еще одно непонятное слово:  "технически".
Волкодав спросил,  что  это  значило,  и  Тилорн  пояснил:  крыло,  мол,
совершенно выздоровело,  ни  плохо сросшихся костей,  ни  грубых рубцов.
Даже мышцы почти не ослабли,  потому что Мыш был очень подвижен, драчлив
и все время порывался взлететь...
   Беда только,  сам Мыш упорно отказывался понимать,  что здоров.  Если
раньше он нипочем не желал признавать себя за калеку, без конца срывался
в полет, расшибался и возмущенно кричал, то теперь его как подменили: он
первым  долгом  юркнул  Волкодаву за  пазуху  и  долго  отсиживался там,
испуганно всхлипывая.  Когда он наконец осмелел и вылез наружу, Волкодав
стряхнул его с ладони над мягкой постелью:
   - Лети, дурачок.
   Мыш упал, даже не попытавшись развернуть крылья. И .заплакал так, что
щенок поджал хвостик и жалобно заскулил.  Тилорн покачал головой, сказал
что-то  на  неведомом языке,  взял  Мыша  в  руки  и  сотворил чудо.  Он
посмотрел зверьку в  глаза,  и  светящиеся бусинки враз  помутнели,  как
бывает у  пьяных.  Мыш  начал  зевать,  но  не  заснул.  Тилорн легонько
подтолкнул его пальцем:
   - Лети.
   Мыш сейчас же  вспорхнул,  с  отвычки неуклюже поднялся под потолок и
вернулся.
   - Он может летать, - сказал Тилорн. - Но не хочет. Боится. Я заставил
его на  время забыть страх,  и  он полетел.  Но чтобы он совсем перестал
бояться - тут надо поработать...
   А  надо  ли  было резать,  подумал Волкодав.  Уж  как-нибудь дожил бы
век...
   - Взять его за лапу и выкинуть в окошко, - посоветовал Эврих. - Чтобы
другого выбора не было. Ниилит ойкнула, а Волкодав хмуро предупредил:
   - Я тебя самого выкину. Может, тоже летать научишься.
   Так и вышло, что нынче он оставил Мыша дома: мало ли что тот учудит в
самый ненужный момент.  Оставаться Мыш не хотел.  Пришлось Тилорну снова
погрузить его в полусон...
   Дверные петли  были  хорошо  смазаны,  но  Волкодав загодя  распознал
старческие шаги и  шарканье веника.  Он  поднял голову,  уже  зная,  что
выйдет не кнесинка.  И точно.  На крыльце появилась высохшая, сморщенная
старуха, наверное, годившаяся в матери хромому Вароху.
   - Здравствуй,   бабушка,  -  сказал  Волкодав.  Старуха  окинула  его
неожиданно зорким, подозрительным взглядом и зашипела, грозя веником:
   - Ишь, расселся, бесстыжий!.. А ну, иди отсюда! Ходят тут...
   Волкодав  смиренно поднялся и  отступил в  сторону.  Бабка  покропила
водой и  принялась подметать и  без  того  чистое крыльцо.  Особенно она
трудилась полынным  веником  там,  где  он  только  что  сидел.  Рабыня,
сообразил Волкодав.  Но у таких рабынь сами хозяева по одной половице на
цыпочках ходят. Нянька, наверное. Не иначе, государыню кнесинку в люльке
качала, а может, и самого кнеса. Или супругу его...
   - Ты, что ли, девочки нашей охранитель? - осведомилась старуха.
   - Верно, бабушка, - кивнул Волкодав. - А не скажешь ли...
   Он  хотел спросить,  скоро ли  встанет госпожа,  прикидывая,  как  бы
успеть перекинуться словечком с  боярином Крутом.  Но старуха с  усилием
разогнула согбенную спину, чтобы снова постращать его веником:
   - У-у-у тебе... - И с тем скрылась в избе.
   Волкодав  задумчиво  почесал  затылок  и  снова  сел  на  красноватую
маронговую ступеньку.

   Спустя  некоторое  время  опять  послышались шаги.  На  сей  раз  шел
мужчина.   Он  приближался  из-за  угла,  со  стороны  дружинного  дома.
Волкодаву что-то  очень  не  понравилось в  его  походке,  но,  пока  он
размышлял, что же именно, у крыльца явил себя Лучезар.
   Вот уж кого Волкодаву хотелось видеть всех менее.
   - Что-то  проходимцы разные  зачастили...  -  увидев его,  немедленно
сказал Левый. Волкодав ничего не ответил. Только равнодушно посмотрел на
боярина и снова уставился себе под ноги. Отвечать ему еще не хватало.
   - А ну встать,  собака, когда витязь с тобой разговаривает! - взвился
Лучезар.
   Во  всем  Галираде,   наверное,   едва  набрался  бы  десяток  людей,
понимавших веннские знаки рода,  и  молодой боярин к  их  числу явно  не
принадлежал.  Иначе, желая оскорбить Волкодава, он нипочем не обозвал бы
его собакой. Волкодаву стало почти смешно, но он опять ничего не сказал.
И, уж конечно, не пошевельнулся.
   Разговор мог  забрести далеко,  но  в  тот  раз обоим повезло.  Дверь
раскрыла сильная молодая рука: на пороге стояла кнесинка Елень.
   Волкодав сразу поднялся, кланяясь государыне. Левый не поклонился. Он
смотрел только на  Волкодава,  не  отводя глаз,  и  во  взгляде его была
смерть.
   - Оставь,  Лучезар!  -  сказала кнесинка. - Это мой телохранитель. Он
сидит здесь потому, что я так приказала.
   Левый опустил длинные ресницы,  а когда вновь поднял их, на лице было
уже совсем другое выражение. Томное и презрительное.
   - А,  вот оно что,  - проговорил он лениво. - Я же не знал, сестра. И
зачем, думаю, проходимцу тут торчать? Еще украдет что...
   Кнесинка быстро и с испугом покосилась на Волкодава.  Тот стоял,  как
глухой, с деревянным лицом.
   - Не обижай его,  он ничем этого не заслужил, - сказала она Лучезару.
И повернулась к телохранителю: - А ты что молчишь?
   Волкодав пожал плечами:
   - Так я ведь на службе,  государыня.  Я тебя стерегу...  а не себя от
всякого болтуна...  -  Левый,  в  жизни своей,  вероятно,  не  слыхавший
подобного обращения, на миг онемел, и Волкодав медленно, с удовольствием
докончил:  -  Вот если бы  он на тебя умышлять вздумал,  я  бы ему сразу
голову оторвал.
   Кулак  боярина метнулся к  его  подбородку,  но  подставленная ладонь
погасила  удар.   Волкодав  в   полной  мере  владел  искусством  бесить
соперника,  вроде не  причиняя ему вреда,  но и  к  себе прикоснуться не
позволяя.  Лучезар попытался достать его  левой,  но  венн отбросил руку
боярина,  а  потом поймал его локти и  притиснул к бокам.  Волкодав знал
сотни  уловок,  позволявших скрутить Левого куда  надежней и  проще.  Он
нарочно  выбрал  самую  невыгодную.  Еще  не  хватало  сразу  показывать
Лучезару  все,  на  что  он,  Волкодав,  был  способен.  Пускай  Лучезар
показывает. Если умеет. А он, скорее всего, умеет. Да и разумно ли вовсе
унижать его при "сестре"...
   Лучезар,  конечно,  драться был далеко не дурак. Венн сразу понял, на
какого  противника  напоролся.  Витязь  -  это  не  городской  стражник,
вчерашний тестомес,  еще не отмывшийся от муки.  Это - воин. И воинами с
колыбели воспитан.  Самому кнесу любимый приемный сын, если не побратим.
Боец из бойцов,  всякому ратоборству обученный.  Лучезар был сноровист и
могуч...  Вот  только  почему он  двигался,  словно с  похмелья?  Боярин
зарычал  и  рванулся освободиться...  Волкодав удержал  его  без  особых
хитростей, хотя и с трудом.
   По  счастью,  борьба продолжалась какие-то мгновения.  Кнесинка Елень
бесстрашно  сбежала  к   ним  с  крыльца.   Псов  грызущихся  разнимать,
подумалось Волкодаву.  Он оттолкнул боярина и сам отступил назад, тяжело
дыша.  Сейчас  она  велит  ему  навсегда  убираться  с  глаз.  И  будет,
несомненно,  права.  Его она прежде видела всего-то три раза. А Левый ее
сестрой  называет.  Рассказывать ей  про  старую  вельхинку Волкодав  не
собирался.
   - Ступай,  Лучезар,  -  сказала вдруг молодая правительница. - Ступай
себе.
   И боярин ушел.  Он дрожал от ярости и озирался на каждом шагу.  Но ни
слова более не добавил.
   Волкодав смотрел в  спину кнесинке и тоже молчал,  ожидая заслуженной
расправы.  И  тут...  сперва он  ощутил в  одной  ноздре хорошо знакомую
сырость,  потом поднял руку,  увидел на пальце ярко-алую каплю и  понял,
что Левый,  сам того не ведая, ему все-таки отомстил. Короткое, но лютое
напряжение дало  себя  знать.  Так  нередко бывало  с  тех  пор,  как  в
каменоломне  ему  покалечили  нос.   И  всегда  это  случалось  в  самый
неподходящий момент.  Ругаясь про  себя,  Волкодав выдернул из  поясного
кармашка всегда хранившуюся там тряпочку и  стал заталкивать ее  в  нос.
Хорошо еще,  вовремя спохватился и  не  осквернил кровью ни крыльцо,  ни
новенький дареный чехол...
   Кнесинка обернулась к нему, и глаза у нее округлились.
   - Прости,  госпожа,  -  виновато проговорил Волкодав,  и в самом деле
готовый провалиться сквозь землю.
   Девушка быстро оглядела двор,  -  не  видит ли кто,  -  и  решительно
схватила его за руку;
   - Пойдем!
   Ее пальцы не сошлись у него на запястье, но пожатие было крепкое. Она
потащила венна на крыльцо, потом в дверь и дальше в покои.
   - Нянюшка! - окликнула она на ходу. - Принеси водицы холодной!.. А ты
садись.  - Это относилось уже к Волкодаву, и он послушно сел на скамью у
самого входа.
   Из  другой  комнаты  выглянула  старуха,  посмотрела на  него,  вновь
скрылась и  наконец вышла с пузатым глиняным кувшином и большой глиняной
миской.
   - Хорош заступничек...  -  ворчала она вполголоса,  но так,  чтобы он
слышал. - Самому няньки нужны...
   - Запрокинь голову, - велела кнесинка Волкодаву.
   - А ты иди, дитятко, - погнала ее старуха. - Иди, не марайся.
   Она утвердила миску у него на коленях, плеснула ледяной воды, дернула
Волкодава  за  волосы,  заставляя нагнуться пониже,  смочила  тряпицу  и
приложила ему к переносью.  Потом цепко схватила за средний палец и туго
перетянула ниткой по нижнему краю ногтя.
   - Спасибо,  бабушка,  -  пробормотал он гнусаво.  Человек, у которого
идет из носу кровь,  жалок и очень некрасив.  Выгонит, с отчаянием думал
Волкодав, следя, как редеют падающие в миску капли. Как есть выгонит. Да
и правильно сделает.  Дружину верную приобидел, с боярином ссору затеял,
а теперь еще и срамным зрелищем оскорбил. На что ей...
   - Как ты?..  - спросила кнесинка. Волкодав поднял глаза. Она смотрела
на него с искренним состраданием. - Как, лучше тебе?.. Да с чего хоть?..
   Волкодав неохотно ответил:
   - Поломали когда-то, с тех пор и бывает.
   - Молодь бесстыжая, - заворчала старуха. - Беспрочее. Все по корчмам,
все  вам  кулаками  махать...   Нет  бы  дома  сидеть,  отца  с  матерью
радовать...
   Волкодав промолчал. Кровь наконец успокоилась; он осторожно прочистил
ноздрю и  на всякий случай загнал внутрь свежую тряпочку.  Если не очень
присматриваться,  со  стороны и  не  заметишь.  Нянька  унесла  миску  и
полотенце. Волкодав встал, и тут кнесинка заметила кольчугу, видневшуюся
из-под чехла.
   - Это-то  зачем?  -  изумилась она.  -  От кого?  Сними,  люди добрые
засмеют. Совсем, скажут, умом рехнулась...
   Говоря так,  она  слегка покраснела,  и  Волкодав понял,  что досужая
болтовня ее все-таки задевала, И правда, чего только не скажут острые на
язык  галирадцы,   углядев  при  любимой  кнесинке  телохранителя-венна,
снаряженного, точно сейчас в бой! Еще, посмеются, шлем бы нацепил. Можно
подумать,  на нее три раза в день нападают! Волкодав расстегнул ремень и
стащил с себя чехол, потом и кольчугу.
   - Положи тут, - сказала кнесинка. - Вернемся, заберешь.
   - Хлопот тебе из-за меня, госпожа, - сказал Волкодав. Кнесинка только
махнула рукой:
   - Поди в конюшню, я конюху велела коня тебе какого следует подобрать.
   Волкодав поклонился и вышел.
   Когда   стала  собираться  свита,   он   приметил  среди  русоголовых
сольвеннов смуглого чернявого халисунца,  дородного и  одетого вовсе  не
по-воински.  Волкодав захотел узнать,  кто  это  такой,  но  тут как раз
появился Крут, и венн сразу подошел к нему.
   - Здравствуй, воевода, - сказал он Правому. - Перемолвиться надо бы.
   - О чем еще?  -  спросил Крут недовольно. Волкодав отозвал его чуть в
сторону от остальных и сказал:
   - Я хочу попросить тебя,  воевода... Когда встанешь у кресла госпожи,
держись на один шаг дальше вправо, чем ты обычно стоишь.
   - Что?.. - темнея лицом, зарычал Крут.
   - Погоди  гневаться,  -  Волкодав примирительно поднял ладонь.  Потом
принялся  чертить  на  земле  носком  сапога.   -   Смотри,  вот  кресло
государыни. Я встану вот здесь, чтобы все видеть, но и на глаза особо не
лезть. Если ты чуть-чуть отодвинешься, мне будет удобней.
   У боярина зашевелились усы:
   - А пошел ты, дармоед...
   Волкодав вспомнил осенившее его давеча сравнение и тихо ответил:
   - Я - пес сторожевой, воевода. Где лягу, там и ладно, лишь бы стерег.
   Договаривал он уже боярину в спину.
   Толстый халисунец Иллад оказался лекарем.  Он прижился в крепости еще
со  времени детских хворей кнесинки,  до  сих пор пользовал ее  по  мере
необходимости и  считал  своим  непременным  долгом  сопровождать  Елень
Глуздовну на все выезды вроде сегодняшнего.
   - Госпожа чем-то больна?  - насторожился Волкодав. Кнесинка выглядела
здоровой и крепкой, но мало ли...
   - О чем спрашиваешь! - возмутился Иллад. - Как тебе не стыдно!
   - Не стыдно,  -  сказал Волкодав. - Если госпожа больна, я должен это
знать. Я ее охраняю.
   - Госпожа пребывает в  добром здравии,  и  да сохранит ее Лунное Небо
таковой еще девяносто девять лет, - поджав губы, ответил халисунец.
   - Тогда зачем...  -  не подумавши начал Волкодав, но лекарь досадливо
двинул с места на место расписной кожаный короб и перебил:
   - Затем же,  зачем и ты!  Только от меня,  в отличие от тебя,  иногда
есть толк!
   Конюх Спел приготовил Волкодаву очень хорошего коня.  Это был крупный
серый   жеребец  боевой  сегванской  породы.   Мохноногие,   невозмутимо
спокойные,  такие лошади казались медлительными и тяжеловатыми,  но были
способны по  первому знаку к  стремительным и  мощным рывкам и  вдобавок
славились понятливостью.  То есть как раз то, что надо. Покладистый конь
взял с ладони нарочно припасенную горбушку, дохнул в лицо и потерся лбом
о  плечо  венна.  Вот  и  поладили.  Волкодав похлопал коня  по  могучей
мускулистой  шее,   взял   под   уздцы  и   повел  наружу,   провожаемый
одобрительным взглядом слуги.
   Когда  садились  в  седла,  Волкодав хотел  помочь  кнесинке Елень  -
государыня,  облаченная в длинное платье, ездила на лошади боком, опирая
обе ноги на особую дощечку,  -  но боярин Крут,  только что не оттолкну