-  громыхнул он и  плотнее притиснул  к шее  Сигины острое
лезвие.  Они и  так  потратили времени  гораздо больше,  чем предполагалось.
Давно уже скакали бы прочь  на резвых  конях, бросив венна дергаться на полу
запоротым до полусмерти... Так его  и  растак - приходилось возиться.  А кто
виной? Свои молодцы.
     Данкел пошевелил кнутом, тугая кожаная змея  свернулась и развернулась.
Парень неохотно  встретился  с  Волкодавом  глазами... И вдруг  бросил кнут,
покраснев, как девчонка, перед которой пьяный мужик скинул штаны.
     - Сам  пори! - зло сказал он Тигиллу. - Драться я двоих таких не боюсь.
А связанного не буду!
     Предводитель открыл рот, бешено багровея, и Волкодав  опять ожил глупой
надеждой: сейчас, чего доброго, позабудут о нем и возьмутся грызться друг  с
дружкой...  Нет, судьба не судила. Кудрявый охотник на  кур гибко  нагнулся,
подхватил кнут и  немедля шарахнул им  Волкодава.  Граненый конец  понесся в
лицо... Таким, если по дереву, - щепки  в стороны. Три-четыре удара, и конец
человеку. Венн  угадал намерение  разбойника за полмига  до того, как  стала
подниматься рука, извернулся и приник  на колено, оберегая  лицо, подставляя
спину и плечи...  ухищрение,  известное  опытным  каторжникам. Он  знал, как
мысленно обратить свое тело в неуязвимую воду, мог  погасить рукой головню и
скатиться   по   лестнице,  избежав  синяков...  Не   помогло!  Удар,  почти
промахнувшийся  и настигший его  далеко  не в  полную силу, разбудил слишком
страшную  память. Эта память разом смыла  и  воинские и все иные  умения: от
боли  прекратилось  дыхание  и в глазах полыхнули багровые  звезды, кожу  на
левой лопатке прожгло  почти до кости, он почувствовал, как потекла кровь...
Где-то рядом  разверзлась  пещера, поплыл дымный чад факелов, заметались под
потолком крылатые тени... Душа с воем корчилась  на липких камнях и умирала,
съеживаясь в кровавый  комок,  уже не зная  ни гордости,  ни  непокорства  -
совсем ничего, кроме бессловесного ужаса зверя,  мучимого ни  за что ни  про
что... Миг  спустя  морок развеялся.  Волкодав заново  обрел  разум и слух и
увидел,  что  скрученный  ужасом  зверь  все  же  сделал  то,  что  от  него
требовалось. Судорога тела бросила его на шаг ближе к Тигиллу.
     Разбойники со всех сторон наблюдали за ним. Наблюдали, надобно сказать,
очень по-разному.
     - Ишь крепок!.. - сказал кто-то. - Молчит!
     -  Сейчас  запоет,  - сквозь  зубы  пообещал  стрелок. Кнут свистнул  и
обрушился   снова,  но  наваждение,   изгнанное   вернувшимся  разумом,   не
повторилось, и теперь Волкодава заботило только  одно: не  разгадали бы  его
хитрость да не загнали пинком на прежнее место. А кнут, вычертивший  по телу
еще одну глубокую кровавую полосу, можно и потерпеть... Было б ради чего...
     Он видел, как с каждым новым ударом вздрагивала Сигина, как слезы текли
по  добрым щекам.  Он видел:  Сонморовы  люди,  державшие  его  на  прицеле,
ослабили тетивы,  так  что  стрелы уставились  отточенными  головками в пол.
Волкодаву  оставалось  полшага  до  незримой границы, переступив которую, он
взялся бы достать Тигилла, не повредив при этом Сигине...
     Данкел вдруг перехватил руку с кнутом:
     - Хватит!
     Волкодав поднял голову.
     - Сами говорили, он вам кровь не пускал!  - поддержал приятеля Морни. -
Хватит, Тигилл!
     - Заткнись!.. - рявкнул тот.  Кудрявый  сбросил руку Данкела,  в охотку
готовя новый удар...
     Только вот  нанести  этот  удар ему  не было суждено.  Ибо  на  выручку
Волкодаву подоспел нежданный спаситель.
     Лохматая черная молния беззвучно ворвалась в узенькое окно, мелькнула в
воздухе и с  налету  ударила  стрелка в  глаз!..  Тот  едва  успел  заметить
яростную  зубастую  пасть, внезапно выросшую перед лицом. Мышу некогда  было
вспоминать  страшное и бояться  кнута.  На  сгибе каждого  крыла у него  рос
твердый загнутый коготь: зверек ловко цеплялся ими, лазая туда и сюда, а при
нужде использовал как оружие. Мог сграбастать неосторожную птицу, а человеку
- вышибить глаз. Не целиться больше стрелку, прижмуривая левое око!
     Нутряное чутье вмиг сказало кудрявому: это навсегда. Этого не залечишь.
Он  уронил кнут, вскинул руки  к лицу... и завизжал почти по- девичьи тонко,
так, что на заднем дворе откликнулись гуси. Все невольно повернулись к нему.
Кроме Волкодава. Венн,  уже сбитый ударами на колени, взвился прямо с  пола,
точно спущенная пружина. Предельное усилие духа, порождающее дела, о которых
потом  долго рассказывают.  Тигилл еще смотрел на залитую кровью щеку своего
любимца-стрелка, от  изумления как бы  даже  забыв про  нож в кулаке... Ноги
прыгнувшего  венна разом хлестнули  вперед  и оплели его руку, ломая сустав.
Могли бы сразу скрутить голову, но  руку было важней. Нож взлетел из ладони,
перевернулся и вошел в потолочную балку. Два тела вместе рухнули на пол, и у
Тигилла хрустнули кости: Волкодав, падая, воткнул ему в грудь оба колена.
     Он не  успел ни о чем предупредить  Сигину  и  был  почти  уверен,  что
напуганная женщина сейчас бросится его обнимать, попробует распутать веревки
или сделает еще какую-нибудь глупость. К его немалому удивлению. Сумасшедшая
проявила  недюжинную смекалку.  Когда  поблизости начинают мелькать  стрелы,
кулаки и  ножи, лучший совет далекому от драк  человеку - падай  и  прячься.
Сигина так и поступила. Ни дать ни  взять поняла, что своими заботами только
помешает ему.  Избавившись от Тигилла, она  опустилась на четвереньки и вмиг
юркнула под стол, справедливо надеясь на заступу Божьей Ладони.
     Очнуться от неожиданности и испуга налетчики не успели. Первым сорвался
с места охотник  -  и прыгнул, как  кот,  на  спину разбойнику, державшему в
руках лук. Они свалились вдвоем, перевернув стол. Сыновья горшечника, дюжие,
румяные  молодцы,  привыкшие  размешивать глину,  разом  взмахнули  пудовыми
кулаками. Из-за  занавески выглянула полнотелая молодая стряпуха  и плеснула
кому-то на штаны полный черпак кипятка...
     Мыш,  покружившись  под  потолком,  осторожно  пристроился  на  черенке
Тигиллова   ножа.   Оттуда  оказалось   необыкновенно  удобно  наблюдать  за
сражением,  и  зверек задорно  кричал,  вертясь во  все стороны  и взмахивая
крыльями, светящиеся глаза так и сверкали.
     Опамятовавшись,  разбойники дали отпор. Волкодав  сшиб кого-то с ног  и
прыгнул к  расколотому столу, в котором все  еще торчал  Солнечный  Пламень.
Широкоплечий Данкел упирался  коленом в  половинку доски, стараясь  вытащить
меч. Меч издевался над ним, упрямо не поддаваясь. Данкел обернулся встретить
венна,  и босая  ступня  Волкодава накрыла его лицо.  Данкела  унесло прочь:
взлетели сбитые скамейки, от удара тяжелого тела о стену скрипнули бревна, а
с  потолка густо посыпалась  копоть. Не  теряя времени  даром, Волкодав  лег
спиной на столешницу, нащупал торчавший клинок и мигом  освободил себе руки.
Позже он  вспомнит, как Солнечный Пламень резал шерстинку, плывущую по воде,
и задумается,  почему  же так вышло,  что вместе с веревкой он не отсек себе
нескольких пальцев и даже не оцарапался... И поблагодарит меч.
     Однако  пока  ему  было  не  до  того.   Волкодав  схватил  рукоять   и
приготовился  выдирать  клинок  из  вязкого  дерева,  но   чуть  не  потерял
равновесие:  меч  попросту   вывалился  наружу,  оставшись  в  ладони.  Венн
кровожадно  огляделся  вокруг.  Старый  горшечник помогал подняться  Сигине.
Охотник вязал руки кому-то, извивавшемуся на полу. Окривевший стрелок бродил
согнувшись и прижимал руки к лицу. Он натыкался на столы и скамейки, но вряд
ли что замечал. Младший сын горшечника подскочил было к нему... презрительно
махнул  рукой и поспешил на помощь старшему брату, сосредоточенно  тузившему
рослого малого с широким туповатым лицом. Тот никак не мог вытащить из чехла
топорик и  отбивался луком с перерезанной  тетивой. Тигилл лежал неподвижно.
Морни  взваливал  на  плечо  оглушенного Данкела.  Он заметил зверское  лицо
Волкодава  и посмотрел на него  едва  ли не  умоляюще.  Он понимал, что венн
достанет их самое большее вторым прыжком. И
     благословен будет Священный Огонь, если он зарубит их сразу...
     В это время сыновья  горшечника сообща заломили своему противнику  руки
за спину. Подхватив за портки, могучие парни слегка нагнули верзилу вперед -
и с размаху ринули его в дверь. Он кувырком вылетел вон, унося с собой давно
не  стиранную пеструю  занавесь.  Сквозь открывшийся  проем Волкодав  увидел
нескольких  всадников, скакавших рысцой  через двор. У переднего разметались
по плечам  густые черные  кудри. Рядом  с  лошадью, держась за стремя, бежал
умный мальчик, лучше всех рисовавший "дорожки". Он что-то говорил всаднику и
указывал  рукой  вперед,  на  дом,  внутри которого  уже затихало  сражение.
Кавтин! - сообразил Волкодав.
     - Беги в заднюю дверь! -  зарычал он на Морни. Тот живо вскинул себе на
спину слабо стонущего Данкела и на тяжело подгибавшихся  ногах устремился  в
дальний  угол,   где  ждал  спасительный   выход.   Волкодаву  некогда  было
высматривать, что будет с ними дальше. Он достиг винтовой лестницы и взлетел
по ней, прыгая через четыре ступеньки.
     Дверь комнаты была приоткрыта и со скрипом ходила туда-сюда, колеблемая
сквозняком...  У Волкодава  потемнело в  глазах, а из горла вырвалось нечто,
мало  напоминавшее человеческое восклицание. Удар ноги едва  не снес дверь с
петель: распахнувшись, она с треском врезалась в стену, отскочила и заходила
ходуном, жалобно  дребезжа...  Венн  уже  стоял  посреди комнаты, держа  меч
наготове.
     На  полу валялись сорванные  занавеси:  не так давно  здесь происходила
борьба.  Волкодав сразу  увидел  и Эвриха, и Рейтамиру.  И обоих  Сонморовых
молодцов, что ходили "посмотреть наверху".
     Один из  них лежал  под  окном, связанный по  рукам и ногам. Рейтамира,
смертельно бледная  от пережитого страха, стояла над ним,  упирая ему  между
лопаток  Эврихово  короткое  копьецо.  Кто  кого  больше  боялся,  она   или
связанный,  оставалось  только гадать. На  стене висели  в ножнах оба  меча:
Сенгаров  и  Эвриха,  но  ими   то  ли  не   сообразили,  то  ли  не  успели
воспользоваться.  Сам  ученый стоял  на  коленях  посреди  пола,  угодив  по
обыкновению  голым  коленом  прямо   в  лужицу  разлитых  чернил.  При  виде
ворвавшегося Волкодава он вскинул голову, и тот увидел, что скулы у  арранта
были  зеленые.  Поодаль  валялся  нож.   Эврих  держал  второго  разбойника,
прижатого к половицам приемом  "воткнутое  весло".  Сколько ни учил Волкодав
книгочея, этот прием ему еще плохо  давался. А вот поди ж ты, пришло время -
выручил.  Одна беда, аррант никак не мог  решиться  убрать руки  с  локтя  и
запястья  распластанной жертвы.  Ибо  не знал,  что  дальше  делать  с  этим
захватом. И  потому оставался сам прикован к  поверженному. Тот ерзал, глухо
урча,  и  время  от  времени  пытался  вывернуться.  Ничего  не  получалось.
Рванувшись, пленник всякий раз взвывал и стукался лбом  в пол. Но попыток не
прекращал.
     -  Варвар, брат мой,  во имя... - тряским голосом и чуть не  со слезами
начал  аррант. При  этом он на миг  утратил  бдительность. Сонморов  человек
тотчас приподнял плечо, ловко  перекатился,  рука нацелилась подхватить нож,
который он  все это время  видел,  но  дотянуться не мог. Рейтамира ахнула и
неумело  замахнулась копьем. Волкодав шагнул вперед, пригвоздив ногой пальцы
разбойника,  уже  коснувшиеся  рукояти,  и  безжалостным пинком  сломал  ему
локоть. Парень страшно закричал и  выгнулся на полу, заскреб пятками, словно
пытаясь уползти от боли в руке, по-прежнему пригвожденной.
     Эврих уже собирал раскиданные пергаментные  листы.  Одни  были порваны,
другие залило чернилами.
     -   Сыновья   меринов   и  блудниц!..  -  ругался  он  по-аррантски.  -
Безграмотные скоты, не ведающие истинных ценностей!.. Мои записи!..
     Волкодав  молча смотрел на арранта. Венн тяжело дышал, по груди каплями
стекал пот  пополам  с  кровью.  Живой, думалось ему. Живой.  Ну, давай, еще
разок назови меня варваром. Я не обижусь. Потому что  ты  живой.  Ну, давай,
съязви,  скажи какую-нибудь пакость... Чтобы я  знал, что у тебя вправду все
хорошо...
     Нагнувшись, он  выдернул  из ближайшей занавеси крепкий  шнур и  быстро
связал корчившегося  разбойника. Тот Даже не пытался сопротивляться. Он  был
куда  как грозен и  уверен в  себе, покуда воевал против  овец.  Теперь было
видно, что  парню  исполнилось хорошо  если двадцать, по  мальчишескому лицу
катились слезы.  Скидок на  юность Волкодав не понимал никогда. Напакостил -
отвечай.
     Эврих снова поднял голову.
     - Во  имя  наковальни, рухнувшей наземь  и прищемившей... Кто  мог  так
бесчеловечно... - ахнул он, разглядев наконец, в каком виде был венн. - Друг
мой...
     - Ну вот... - усмехнулся Волкодав. Губы сводило, говорил  он  с трудом,
хотелось щериться и рычать. - А то все варваром...
     Эврих хотел вскочить,  но  от  долгого  стояния на твердом полу  колени
совсем  затекли,  -  аррант  охнул  и  едва  не  упал,  пришлось  встать  на
четвереньки  и  постоять  так, пока  не  прекратилось под  кожей щекотное  и
мучительное   колотье.  Рейтамира  набралась  наконец  решимости,   покинула
пленника, которого сторожила, и принесла лекарю его котомку.
     - Ты садись, - выговорил Эврих. - Сейчас перевяжу... Вот  таковы ученые
люди, подумалось венну. Чуть отступила беда, за что сразу схватился? За свои
книжки, конечно. Все остальное потом.  Теперь вот взметался лечить, хотя сам
знать не  знает, что  делается внизу. Может, за мной сейчас десять человек с
топорами...
     -  Подожди ты, - сказал он  Эвриху. - И так  не помру... хуже бывало...
Там Кавтин приехал, по-моему.
     Солнечный свет, вливавшийся в распахнутое окно, казался ему нестерпимо,
ослепительно ярким.
     Эврих проявил неожиданную твердость:
     - Вот  Кавтин  пускай и  подождет. Садись, говорю!  Волкодаву  внезапно
расхотелось с ним спорить, он подтянул ногой скамеечку  и устало сел на нее,
положив меч на колени.  Эврих озабоченно оглядел его, привычными  движениями
растирая и встряхивая ладони. Волкодав знал, что означали эти движения.
     - Придушу, - пообещал он негромко.  Лечить себя волшебством он даже и в
Беловодье дозволял одной Ниилит.
     -  Да  ну тебя, -  обиделся ученый.  Но  все  же, вняв  предупреждению,
откупорил пузатую  склянку, понюхал содержимое и накапал на чистую тряпочку,
сетуя  вслух: -  Что  за  варварская  добродетель - пренебрегать  заботой  о
ранах!.. Я-то думал, уж это дремучее заблуждение ты давно перерос...
     -  На себя посмотри, умник, -  буркнул в ответ Волкодав.  - Когда ворон
считать  перестанешь?  А  если  бы они сразу  вошли?..  УЧИШЬ,  учишь его...
Дуракам счастье...
     Эврих досадливо отмахнулся. Снадобье у  него было не чета тому, которым
Волкодава некогда с перепугу облил  халисунский  лекарь Иллад. Оно  запирало
кровь, не превращая исцеление в пытку.
     -  Как все-таки вышло,  что  тебя отхлестали  кнутом?  - уже  спокойнее
спросил аррант. И тут же возмутился:  -  Ты,  варвар, что,  совсем  боли  не
чувствуешь?  Ты понимаешь  хоть, что  у Иннори  шелка на катушках не  хватит
спину тебе зашивать?..
     В  это  время дверь  вновь  отворилась,  распахнутая резким  ударом,  и
Волкодав - откуда только  силы  взялись -  мгновенно взлетел на ноги, хватая
Солнечный  Пламень. Эврих отскочил назад,  ловя  пузырек и  пытаясь  должным
образом  закупорить  его,  одновременно  принимая  боевую  стойку  кан-киро.
Естественно, ни того, ни другого, ни третьего толком не получилось.
     На  пороге  стоял  стройный  темноволосый  юноша  в  дорогой  блестящей
кольчуге. Он держал в руках длинный нарлакский меч, темные волосы  падали на
широкие плечи. Над верхней губой и вдоль челюсти  курчавился юношеский  пух,
но сильные  запястья и  жесткий, уверенный  взгляд  принадлежали  настоящему
воину.
     -  Здесь кричали!.. -  сказал он, обшаривая  комнату  зоркими  голубыми
глазами. Позади виднелись озабоченные лица еще нескольких вооруженных людей.
Слуги? Домашнее войско?..
     Волкодав  опустил меч и вновь сел на скамейку. Изорванная кожа на спине
опять взбухла кровью. Эврих нахмурился и раскупорил пузырек.
     - Привет тебе, благородный Кавтин, - проговорил венн негромко. Он успел
решить про  себя,  что драться с этим  человеком не станет. Никогда и ни при
каких обстоятельствах. Хотя тот, вполне вероятно, вскоре пожелает выяснить с
ним отношения...
     Кавтин между  тем удостоверился, что его помощь не требовалась.  Парень
со сломанным  локтем  всхлипывал у стены, пытаясь устроить изувеченную  руку
как-нибудь  так,  чтобы  боль  стала   терпимой.  Его  товарищ  и  вовсе  не
отваживался пошевелиться, чтобы  Рейтамира  с перепугу не  проткнула копьем.
Острый  наконечник  и  так  упирался  ему   в  спину  гораздо  сильнее,  чем
требовалось. Кавтин вложил меч в ножны и позволил себе удивиться:
     -  Откуда ты знаешь меня, незнакомец? Прости, я не припоминаю тебя... -
Повернулся  к Эвриху и вежливо добавил: -  Как,  впрочем,  и тебя, достойный
аррант.
     - Ты похож на своего младшего брата,  Иннори, - сказал Волкодав. - И на
старшего, Канаона...
     - Наместник поселил Иннори у себя в доме, - торопливо вмешался Эврих. -
Он много рассказывал нам о тебе. Ты уже видел его?
     - Нет, там  мать, - совсем по-мальчишески мотнул головой Кавтин.  -  Мы
только подъехали, тут  прибежал этот  отрок  и закричал, что здесь... Ну,  я
сразу...  Значит,  это вы спасли братишку на реке? - Эврих кивнул, и  Кавтин
улыбнулся: -  Мне жаль,  я  подоспел слишком поздно  и не  смог  оказать вам
ответного благодеяния. Но, как бы то ни было, отныне вы - мои гости. Мой меч
и  моя честь порукою в том, что вы пребываете под моей защитой. О ком же мне
молить Священный Огонь, благородные господа?..
     - Я странствующий ученый,  меня называют Собирателем Мудрости, -  начал
привычно излагать  Эврих.  - А это  мой  слуга  и телохранитель,  я зову его
Зимо...
     - Люди зовут меня Волкодавом, - глядя Кавтину в глаза, перебил венн.
     Молодому  нарлаку   потребовалось  некоторое  время,   чтобы  полностью
осознать  смысл  этих  слов.  Однако затем подвижное юношеское  лицо  словно
окаменело, голубые  глаза  превратились в  две  морозные  льдинки,  и,  если
Волкодав  еще понимал  что-нибудь в людях, Кавтин успел  горько  пожалеть  о
поспешно произнесенной формуле гостеприимства.  Но  тут уж  ничего  поделать
было  нельзя. Сказанных слов назад не берут. Погоди!  - усмехаясь про  себя,
мысленно утешил  его Волкодав. Не всегда мы будем  твоими гостями.  Я в свое
время одиннадцать лет ждал.  Или за околицу  выйди, там я.тебе уже не гость,
ведь владения тут не твои...
     Юный брат Канаона еще не выучился как следует прятать свои чувства!  Он
уже открывал  рот - явно  для того, чтобы во всеуслышание  окатить Волкодава
именно теми  словами,  что  мысленно  подсказывал ему венн, -  но тут  между
вооруженными слугами решительно протолкалась Сигина. Средний  сын  купца был
воспитан  в  строгости  и не счел возможным  продолжать  ссору в присутствии
"матери достойных мужей".
     -  Как  хорошо ты  сказал о  моих сыновьях!  -  обрадовалась Сигина.  -
Достойные мужи! Это про них. Может быть, ты с ними знаком?..
     -  Прости, госпожа: не  имел  чести,  •- поклонился Кавтин.  И  добавил
ледяным голосом,  глядя сквозь  Эвриха: - Я хочу, чтобы  вы двое сегодня  же
предстали  перед  моей  почтенной   матерью.  Мы  будем  ждать  вас  в  доме
наместника.
     Круто повернулся и вышел, и слуги прикрыли за ним дверь.
     Эврих повернулся  к венну  и  беспомощно развел руками. В одной руке  у
него была склянка, в другой - тряпочка.
     - А еще говоришь, я болтун!..
     - Он все равно дознался бы, - равнодушно сказал Волкодав.
     - О чем? - удивилась Сигина, отбирая у Эвриха пузырек.
     Венн ответил по-прежнему равнодушно:
     - Ког