ее - не только. И даже не столько. Теперь  Шамарган  словно  кому-то
что-то  доказывал.  Но  вот  что?  И  кому?  Почему  обязательно   хотел
преуспеть?  И  какую  внутреннюю  необходимость  он  тем  самым  силился
утолить?..
   В то, что сирота Шамарган врал себе самому,  придумывая  утешительную
сказку о высоком родстве, Волкодав поверить не мог. Для этого парень был
слишком умён. Поразмыслив, венн в конце концов бессердечно сказал  себе,
что на самом деле всё это  не  имело  никакого  значения.  Вот  кончится
ножичком выученика Смерти, заправленным посреди ночи в рёбра  обидчикам,
тогда будет иметь... Этого, однако, Волкодав не очень  боялся.  Шамарган
перед  его  внутренним  взором  так  и  пыхал  буро-багровыми  с  жёлтым
пламенами, выдававшими раздражение  и  упрямство,  но  пронзительно-алых
намерений убийцы всё же не было видно. Да если бы и появились  -  что  с
того?
   В небе, меркнувшем последними отсветами зари, мелькали быстрые крылья
Мыша:  зверёк  упоённо  охотился,  хватая  жирных  болотных   насекомых,
стремившихся на огонь. Он не  улетит  далеко,  а  это  значило,  что  до
рассвета  к  его  хозяину  никто  не  подойдёт  незамеченным.   Волкодав
прислонил  к  дереву  свой  заплечный  мешок,   завернулся   в   старый,
неоднократно прожжённый, но по-прежнему тёплый  и  очень  любимый  серый
замшевый плащ, устроил под рукой ножны с Солнечным Пламенем  -  и  скоро
уснул.
   Ему приснился туман над Светынью  и  крик  одинокой  птицы,  невидимо
летящей в тумане.

***

   Через плавни, не зная  местности  да  ещё  и  без  лодки,  быстро  не
пройдёшь. В бессолнечную погоду можно  вовсе  заплутать  и  от  отчаяния
погибнуть, как потом выяснится, в двух шагах от жилья. Но это сказано  о
неопытных путешественниках и о тех, чей  дух  легко  сломить  первой  же
неудачей. Трое, явившиеся из Велимора, видели виды, после которых плавни
уже мало чем могли их напугать. Ни одно болото, сколько бы ни идти через
него, не окажется бесконечным. Но всё же, выбираясь из середины топей на
сушу, хочется сразу угадать направление к ближайшему берегу. С восточной
стороны  между  кронами  могучих  вётел  проглядывали  холмы.  Следовало
предположить, что там если не матёрый берег, то уж во  всяком  случае  -
большой остров.  Может,  даже  населённый.  А  с  холмов  всяко  удастся
рассмотреть, что делается вблизи и вдали!
   Плот, связанный  из  охапок  пухлого  высохшего  тростника,  медленно
двигался узкими, извилистыми протоками. Трое мужчин  осторожно  налегали
на длинные жерди, толкая ненадёжное сооружение вперёд. У них не  было  с
собою верёвок, и вязать плотик пришлось чем попало: молодыми корневищами
сарсана и прутьями тальника, успевшими утратить  весеннюю  гибкость,  но
ещё  не  набравшими  жилистой  упругости  предзимья.  Всё  это  норовило
разъехаться под ногами, и непременно разъехалось бы, если  б  не  зрелые
листья всё того же сарсана, уложенные сверху и  повёрнутые  колючками  к
тростнику. Человеческий вес их не продавливал.
   Плавни назвал бы гиблым местом только тот, кто до смерти боится воды.
На берегах и в протоках было полным-полно всяческой живности, причём  не
особенно пуганой. При появлении плота не спеша уплывали в сторону утки с
уже взрослыми выводками,  дважды  снимались  с  лёжек  и,  треща  сухими
ветками, уходили невидимые кабаны. Свирепые старые одинцы  не  гневались
на людей. На островках  хватало  зреющих  орехов  и  особенно  падалицы:
месяц, что стоял сейчас на дворе, в Саккареме называли месяцем Яблок...
   Сидя в Тин-Вилене, Волкодав уж никак не собирался  путешествовать  по
Саккарему, а потому и карт этой страны в своём мешке не  припас.  Однако
несколько карт всего мира - из числа тех, что  показались  ему  наиболее
правдивыми и интересными (из-за  того  конечно,  что  более-менее  верно
изображали веннские края), -  по  счастью,  всё-таки  сохранялись  в  не
боящемся сырости кошеле. Счастье же состояло в том,  что,  не  в  пример
веннским дебрям, Саккарем был страной посещаемой и обжитой, а  посему  в
различных  "Начертаниях"  и  на  соответствующих   им   картах   занимал
несоразмерное место. В сторону увеличения, конечно.
   Довольно странно было смотреть на рисунок, изображавший  расположение
сразу всех частей света. В то время как Сегванские острова были помечены
далеко не все, да и те не особенно верно (что вызвало у Винитара  хмурую
и кривую усмешку), а западный берег Озёрного  края  оставался  вовсе  не
прорисованным,  -  Саккарему  оказывалась  отведена  чуть  не   половина
материка. И в нижнем течении могучего  Сиронга,  выглядевшего  на  карте
сущим проливом, удавалось разглядеть едва ли не  те  самые  протоки,  по
которым   пробирался   неповоротливый   плот.   Холмы    же,    медленно
придвигавшиеся с востока, были снабжены даже названием: Чёрные.
   И на некотором расстоянии за ними, если  не  врала  карта,  проходила
большая дорога. Дорога тянулась из стольной Мельсины на север,  соединяя
несколько городов. Это был  великий  большак.  По  нему  скакали  гонцы,
возвещавшие волю солнцеликого шада. По  нему  из  приморских  городов  в
глубь  страны  везли  товары,  доставляемые  кораблями  из   Аррантиады,
Мономатаны, Вечной Степи. Обратно к побережью  везли  шёлк,  лес,  вино,
хлеб... и чудесные камни, добываемые каторжниками в  Самоцветных  горах.
От великого большака в  разные  стороны  тянулись  узкие  ниточки  менее
значительных трактов. Одна из малых дорог  вела  в  город,  по  которому
плавни Сиронга нередко именовались Чирахскими.
   Для Волкодава это название кое-что значило.
   В Чирахе выросла девушка по имени Ниилит.
   Чёрные холмы слыли Чёрными не из-за тёмного цвета земли или  торфяной
воды сбегавших к плавням ручьёв. Когда-то здесь была крепость.  Большая,
могучая  крепость,  -  орлиное  гнездо,  надёжно  прикрывавшее  нивы   и
поселения на много дней пути окрест. Вот только кто и когда выстроил  её
и почему в конце концов она оказалась разрушена - теперь никому не  было
известно. Древними и памятливыми были саккаремские летописи, но и они не
давали ответа.
   - Зелхат Мельсинский описывает  эти  развалины,  -  невольно  понижая
голос, проговорил Волкодав. - Он полагает, что крепость погибла  ещё  во
время Великой Зимы...
   Троим путешественникам вроде и не  было  особого  дела  до  старинных
камней, но равнодушно пройти мимо этих руин  смог  бы  только  тот,  для
которого они давно  превратились  в  ежедневную  и  привычную  данность.
Гигантские  тёсаные  глыбы  непроглядно-чёрного   камня   посейчас   ещё
громоздились одна  на  другую...  да  не  просто  громоздились,  а  были
пригнаны так, что волос человеческий  не  мог  между  ними  пролезть.  И
оставалось загадкой, откуда этот  камень,  отнюдь  не  водившийся  нигде
вблизи, был привезён и какими трудами и ухищрениями  поднят  на  должную
высоту. Тайне древних строителей,  всего  вероятнее,  так  и  предстояло
неразгаданной кануть в бездну времён. Новых саккаремцев, пришедшим  сюда
после окончания столетия  Чёрного  Неба,  очень  мало  занимали  секреты
зодчества давних предшественников. Их снедали  гораздо  более  земные  и
насущные нужды, и кто стал бы их  за  это  винить?..  Оттого  на  Чёрных
холмах  сохранились  только  основания   стен,   сложенных   вовсе   уже
неподъёмными, невыворачиваемыми блоками. Всё остальное, что только можно
было унести или увезти, давным-давно перекочевало  в  подклеты  и  стены
домов мельсинцев, чирахцев и всех, кто жил достаточно близко.
   Как и положено по  природе  вещей,  новая  жизнь  питалась  останками
старой, руководствуясь только своими злободневными нуждами и  ведать  не
ведая, что тем самым  уничтожает  нечто  великое.  Так  рушатся  зелёные
исполины лесов, и отрухлявевшие стволы дают пропитание поколениям  новых
ростков. И поди ты объясни про великое землепашцу, которому в преддверии
зимних бурь нужно  выстроить  крепкий  дом  для  жены  и  десятка  малых
детей...
   Волкодаву упорно казалось, будто ещё различимые арки ворот  и  проёмы
дверей были слишком высоки и обширны для обычных людей.

   Поклясться не возьмусь, но от людей я слышал,
   Что раньше великаны плодились на земле.
   Но дни былых племён затеряны во мгле,
   А в брошенных домах живут, представьте, мыши... -

   Отозвался на его невысказанную мысль Шамарган. Он тоже заметил стайку
полевых мышей, игравших и гревшихся на послеполуденном солнышке  посреди
бывшего крепостного двора.
   От ворот, обрушенных, но и в запустении  ещё  сохранявших  что-то  от
былого величия, вниз к подножию холмов спускалась дорога. Она явно  была
ровесницей крепости и тоже была выложена камнем,  только  не  чёрным,  а
серым. Сквозь плотную вымостку  лишь  в  очень  немногих  местах  сумела
пробиться трава. Нынешний  саккаремский  шад,  Марий  Лаур,  был  прежде
конисом Нардара и в своей горной стране привык заботиться об  устройстве
дорог. Женившись в Саккареме на венценосной наследнице и взойдя затем на
престол, он,  руководствуясь  прежним  опытом,  уделил  немало  внимания
удобству и безопасности дорог своей новой  державы.  Но  мостить  дороги
красиво и на века, как когда-то, в нынешнем Саккареме ещё не  выучились.
Пока?..
   Волкодав оглянулся. Далеко внизу, там, откуда они  пришли,  медленное
течение  последней  прёодолённой   протоки   уносило   прочь   брошенный
тростниковый плот. Впереди  солнце  красновато  отсвечивало  в  пыли  на
дороге, которая, сбегая по склону, постепенно  исчезала  в  лесу,  чтобы
где-то там, дальше, за широко видимым с  высоты  небоскатом,  влиться  в
великий большак. Тоже, между прочим,  хорошо  проторённый  и  наезженный
задолго до Камня-с-Небес...
   Нехорошее всё-таки место - дорога! Волкодаву вдруг показалось,  будто
серые камни шептались и переговаривались голосами несчётных тысяч людей,
прошедших по ней с начала времён. Каждый венн  сызмальства  знает:  если
долго идти по дороге в одну сторону, как раз доберёшься прямиком на  тот
свет. Поэтому никто не может быть уверен, что именно явится  к  нему  по
дороге с Другой Стороны, а  что,  напротив,  уйдёт.  Ну  а  этот  тракт,
выстроенный до вселенской погибели, уж точно не вполне принадлежал  миру
людей... Волкодав подумал об этом и испытал странное, бередящее чувство.
Дорожные тени шептались и переговаривались о нём.  Как  лёгкий  пар  или
пыль,  тревожимая  ветерком,  они  поднимались   от   векового   сна   и
вглядывались в него. Это были тени людей, убитых Тёмной Звездой.
   И  тех,  кого  там,  далеко  на  севере,  в  Самоцветных  горах,  она
продолжала ещё убивать.
   И если он  вступит  сейчас  на  эту  дорогу  и  пройдёт  по  ней,  не
сворачивая, до конца...
   Волкодав шагнул на серые камни и вдруг успокоился. На  самом-то  деле
он вступил на эту дорогу уже очень, очень давно. Просто теперь, на своём
последнем протяжении, его Путь обрёл вот  такой  вещественный  облик.  И
венн с лёгким сердцем  двинулся  вперёд,  мысленно  приветствуя  сонмища
сошедшихся душ: Мир по дороге!
   - Ты куда теперь? - спускаясь с холма, спросил он Винитара.
   Тот молча прошёл ещё несколько шагов, потом уверенно ответил:
   - В Мельсину.
   Он не стал объяснять, да  и  не  требовалось.  В  Мельсину  приходили
корабли со всего света.
   В том числе и сегванские торговые  "белухи",  сопровождаемые  боевыми
"косатками". В  большой  гавани  кунс  Винитар  наверняка  сыщет  добрых
знакомцев, которые почтут за честь взять его к себе на корабль и  помочь
встретиться со своими. Правда, эти знакомцы или друзья могли  объявиться
не сразу, а, например, через месяц. Волкодав задумался  о  том,  как  бы
уговорить Винитара достойно разделить деньги, по-прежнему лежавшие в его
заплечном мешке, чтобы ожидание не стало для  гордого  сегвана  временем
нищеты или унизительных заработков. Уговаривать он был не  мастак.  Пока
он соображал, как бы подойти к делу, Винитар сам обратился к нему:
   - А ты куда думаешь направиться,  венн?  Волкодав  ответил  столь  же
уверенно:
   - На север.
   Их взгляды пересеклись, и слова опять оказались излишними. Между ними
было всё-таки многовато  крови  для  настоящего  побратимства.  "Ничего,
венн. Знай, что мы ещё встретимся. В другой раз... Может быть, в  другой
жизни..."
   - А я тоже на север, - заявил Шамарган, хотя его никто не  спрашивал.
- В Мельсине я был и знаю, что там ничего хорошего нет. А вот на севере,
говорят, премного забавного... Ты,  венн,  домой,  что  ли,  через  горы
хочешь махнуть?
   Волкодав усмехнулся углом рта:
   - Пожалуй, и так можно сказать...
   Трое спускались с холма, и  густые  тени  ползли  за  ними  вслед  по
дороге.

***

   Постоялые дворы, сколько Волкодав видел их в разных концах света, все
похожи один на другой. Нет, конечно, в стране сольвеннов  путешественник
ищет на постоялом дворе в первую голову укрытия от холода,  в  Саккареме
или в Халисуне - убежища от солнечного зноя, а в  Нарлаке  -  крыши  над
головой во время частых дождей. Да и подадут  страннику  близ  Мельсины,
скорее всего, невозможно наперченную баранину и виноградное вино,  чтобы
залить неизбежную  жажду,  в  Нарлаке  -  разварную  говядину  с  кислой
яблочной бражкой, а в окрестностях Галирада - ячменное  пиво  и  жареную
свинину с капустой. Однако суть от этого не меняется.  Всякий  постоялый
двор уряжается для того, чтобы с выгодой для  себя  удовлетворять  нужды
перехожих людей. Поэтому любой  хозяин,  надумавший  радовать  подданных
Госпожи Дороги да сам кормиться от Её щедрот, имеет у себя и харчевню  с
опытными "вареями", и комнаты для ночлега, и крытый двор, чтобы  ставить
повозки. А также вышибал при дверях и настоящую  домашнюю  стражу,  если
есть хоть малейший повод опасаться разбойного налёта.
   И, конечно, конюшню,  куда  можно  не  просто  поставить  лошадь  или
лошадей  с  тем,  чтобы  все  животные  были  присмотрены,  вычищены   и
накормлены.  По-настоящему  заботливый  хозяин  всегда  держит   ещё   и
несколько коней на всякий непредвиденный случай, если, к примеру,  гость
явится к нему на жестоко захромавшем скакуне или вовсе без  оного,  имея
при том повелительную необходимость скорейшим образом двигаться дальше.
   Памятуя об этом, Волкодав в первом же  селении  (а  оно  обнаружилось
непосредственно под холмами, там,  где  серая  речка  крепостной  дороги
вливалась в столь же древнюю, но гораздо  больше  траченную  колёсами  и
копытами вымостку великого северного тракта) повёл  своих  спутников  на
постоялый двор. Именовалось это  заведение,  как  и  следовало  ожидать,
"Старая башня". И над  крышей  харчевни  даже  поднималось  нечто  вроде
древней зубчатой башни, сработанной, правда, из досок,  просмолённых  до
древней черноты настоящих руин.
   - Я и пешком могу до Мельсины дойти, - заартачился Винитар.
   -  Можешь,  -  хмыкнул  Волкодав.  -  Но  я  много  дней  видел  твоё
гостеприимство и не считал это уроном для своей чести. Почему бы  теперь
тебе не воспользоваться моим?
   "Потому что я - кунс", - мог бы сказать Винитар.
   "Так и я свой род перечислю на шестьсот лет назад, - мог бы  ответить
ему Волкодав. - Без запинки до самого Пса. Что, считаться начнём?"
   Но один не сказал, а другой не ответил. Шамарган  со  злой  ревностью
следил за их разговором, происходившим без слов. Ему очень хотелось быть
с этими двоими равным, но... не то чтобы они не допускали его, просто не
получалось.

***

   Хозяин постоялого двора был дородный саккаремец, самый вид  которого,
казалось, говорил о многих выгодах его  ремесла,  и  в  особенности  при
нынешнем  благодетельном  правлении.  Он  стоял  за  стойкой   харчевни,
неспешно протирая и без того  чистые  кружки.  Сейчас  посетителей  было
немного, но весь вид большой комнаты свидетельствовал о недавнем наплыве
гостей, от которого здесь,  так  сказать,  ещё  не  успели  как  следует
отдышаться. Работники во дворе убирали в сарай скамьи и  столы,  ставшие
излишними, снимали красивые - не на каждый день - занавеси со стен.
   Вид троих незнакомцев, один из  которых  выглядел  знатным  иноземным
вельможей, а двое других - его слугами, явно порадовал хозяина двора, но
вместе с тем удивил его и вызвал понятное любопытство.
   - Да прольётся дождь тебе под ноги, почтенный, - вежливо поздоровался
Винитар. Как и Волкодав, он видел в своей жизни предостаточно  постоялых
дворов и знал, что здесь принято прямо переходить к делу. - Нам довелось
заплутать в здешних плавнях, и оттого мы вышли сюда пешими. Не сможем ли
мы купить или нанять у тебя лошадей, чтобы продолжить свой путь?
   Над головой хозяина висел символ, излюбленный владельцами придорожных
заведений Саккарема: женская рука, держащая большое  кольцо.  Так  здесь
привлекали  милостивое  внимание  Богини,  Взирающей-на-пути.  Волкодаву
нравился этот символ. Он видел в нём напоминание о Великой Матери, Вечно
Сущей Вовне, чьим знаком венны почитали именно кольцо.  Оно  знаменовало
для них справедливое мироустройство - от круга звёзд и времён  до  самых
вроде бы мелких периодов человеческой жизни.  Саккаремцы  усматривали  в
обруче, удерживаемом рукою Богини, иную  мудрость  и  смысл.  Снабжённые
подробностями изображения позволяли увидеть на ободе рисунки домов, рек,
деревьев и сложную вязь дорог, - но дорог, непременно  смыкавшихся.  Тем
самым всем путешествующим выражалось пожелание  благополучно  вернуться.
Ещё здесь  можно  было  усмотреть  более  печальное  значение:  всякого,
странствовавшего  достаточно  долго,  по  возвращении  неизбежно   опять
потянет в дорогу.
   И это Волкодав тоже знал по себе.
   - Богиня да благословит дождём пыль на путях и  тропах,  что  привели
вас сюда, - ответил между тем хозяин двора. - Сразу видно, что вы  очень
достойные люди, и в другое время я почёл бы за честь для себя  подобрать
вам самых выносливых и резвых  коней.  Но  вы,  без  сомнения  увлёкшись
благородным делом охоты и, я не сомневаюсь, вполне  в  ней  преуспев,  и
впрямь очень долго плутали по островкам и протокам! Оттого вы не знаете,
что третьего дня нашими местами проезжала на север  свита  почтеннейшего
Дукола, великого бирюча   и  гербослова   нашего шада. Солнцеликий Марий, да продлит  Богиня
нам на радость его дни на земле,  отправил  премудрого  старца  в  город
Астутеран, где ожидается встреча и вечное  замирение  с  союзом  горских
племён.  "Старая  башня",  к  премногой  нашей  гордости,  была  почтена
ночлегом  шадского  посольства...  Это  значит,  мои  господа,  с  одной
стороны, что нами было заготовлено  с  избытком  всяческой  снеди  и  вы
можете отведать тех же самых блюд, что заслужили  одобрение  умудрённого
Дукола и его приближённых, но по гораздо более скромной цене... И,  если
пожелаете, остановиться в покоях, видевших самых  блестящих  сановников.
Скажу вам по секрету, из этих  комнат  у  меня  уже  украли  на  счастье
несколько полотенец... А с другой  стороны,  любезные  посетители,  увы,
увы...  После  пребывания  столь  важного  посольства  в  нашем  селении
поистине нет ни одной сколько-нибудь пристойной лошади ни внаём,  ни  на
продажу. Те, которых мы, будучи добрыми  подданными,  ссудили  некоторым
спутникам  Дукола,  вернутся  только  дней  через  десять.  Вы   можете,
почтенные, обождать это время у меня, если время вам позволяет. А можете
отправиться чуть  в  сторону  от  великого  тракта  и  посетить  Чираху,
славящуюся своим рынком. Воистину  вы  не  прогадаете,  ведь  отсюда  до
Чирахи всего лишь полдня пути...

***

   Ташлак, давно известный всей  Тин-Вилене,  но  при  этом  по-прежнему
лучший  соглядатай  Хономера,  по-прежнему  был  готов  поведать  своему
кормильцу уйму занятного и  полезного.  И  не  только  о  настроениях  в
городе, но и о делах внутри самой крепости.
   - Помнишь унотов прежнего Наставника - Бергая с Сурмалом? - рассказал
он Хономеру. - Так вот, эти двое надумали сложить пояса  ученичества,  и
Волк их отпустил. Они сели на корабль, уходивш