ущего под
сенью наших небес.
     Нет  такого  народа, у которого не считалось бы вежливым  в присутствии
гостя разговаривать  на его языке.  И радостно приветствовать его,  каким бы
чудовищным ни было горе, совпавшее с его появлением.
     Много позже Эврих  замучит Волкодава вопросами,  откуда мог  совершенно
незнакомый  виллинский вождь знать его самого и разуметь речь его племени. И
венн  неохотно расскажет ему, что когда-то  имел  дело с виллами Самоцветных
гор. И постиг там их язык, а они -  его. А то, что знал хоть кто-то из вилл,
рано или поздно становилось достоянием всех.
     - Мы  почувствовали, что наша сестра  попала  в беду,  и  поспешили  на
поиски, -  продолжал вождь.  -  Мы  были рядом, но  она ослабела и  лишилась
симурана. Ты помог ей позвать нас. Спасибо тебе.
     -  Она напоролась на  выродков, не  заслуживших  называться  людьми,  -
сказал Волкодав. - Я не успел защитить ее, Отец Мужей.
     -  Там, откуда  они пришли, отныне  будут только  суховеи  и  град!.. -
давясь болью и бешенством, выкрикнул рыжеволосый. Сдернул со спины самострел
и потряс им над головой: - И ни один из Бескрылых более не переступит границ
нашей земли!..
     -  А  залогом  тому,  -  со смертельным  спокойствием  поддержал  парня
светлобородый отец, - станут шкуры злодеев, подвешенные у входов на тропы. Я
рад буду погибнуть,  чтобы совершить эту месть... Поторопимся! Они не успели
уйти далеко!
     Виллины одобрительно засвистели. Взволнованные  симураны били крыльями,
издавая отрывистый лающий клекот.
     Вождь молчал, поглядывая то  на разгневанных братьев, то на изувеченную
сестру.  Тому,  кого  по  достоинству  называют  Отцом Мужей, всегда  бывает
нелегко принять страшное решение о мести и кровавой вражде.
     - Государь мой, - тихо сказал  Волкодав. Оказывается, он успел вытащить
из  поясного  кармашка  короткозубый  костяной гребешок  и теперь  не  спеша
распускал ремешки, стягивавшие  его косы. - Государь, - повторил Волкодав. -
У  порога  твоих  гор  живут  добрые люди,  никоим  образом  не  повинные  в
случившемся  непотребстве.  Скажу  тебе  даже так. Отец  Мужей:  сольвенны и
сегваны, чтящие Правду, рады  были бы сами переловить мерзких насильников  и
совершить над ними справедливость!
     Обычно из него  каждое слово нужно  было чуть  не клещами тянуть. Эврих
знал:  венн  принимался говорить  длинно и  складно только  в исключительных
случаях. После чего отмалчивался по две седмицы. До  сих пор Эврих видел его
в подобном состоянии всего раз или два.
     - Это так! - горячо поддержал он спутника.
     - Прошлой ночью мы гостили у славного бортника, сегвана Браноха. Бранох
рассказал нам, как пострадал от мимохожих злодеев его почтенный сосед. Может
статься, это были те самые чужаки? Тогда за что наказывать мирный народ?
     Об  Асгвайре,  восхищенно блестевшем глазами  при  слове "наемники", он
благоразумно старался даже не думать.
     -  Что  же ваши добрые  люди  не остановили  тех, кто  вершит зло?..  -
выкрикнул рыжий.
     - Брат  Крылатых хочет  защитить  живущих вместе с  ним на  равнине,  -
сказал  вождь. - Это достойно.  Я знаю, у каждого племени своя  Правда. Но я
знаю и то, что ни одна из них не учит оставлять зло безнаказанным...
     - Святые  слова  молвит Отец Мужей,  - торжественно кивнул Волкодав. Он
расчесал волосы, и длинная седеющая грива  легла на плечи и спину, покрыв ее
до лопаток. Эврих вдруг вспомнил, зачем распускали свои косы веннские воины.
Он  мгновенно сообразил, что было  на уме у его  товарища,  и  ему сделалось
жутко.
     -  Наша Правда, которую никто  не называет мягкосердечной  к душегубам,
велит,  чтобы  злодея,  если  это  возможно, карал его  собственный  род,  -
продолжал  Волкодав.  -  Над вашей  сестрой надругались ублюдки  без роду  и
племени. Но они люди.  И я человек. Ты  зовешь меня Братом  Крылатых,  но по
рождению я Бескрылый.  Я поймаю  насильников, и  у  вас не будет  причин для
вражды с жителями предгорий, не сумевших запереть им дорогу сюда.
     Виллины смолкли по  одному, глядя на  него  во все глаза. Эврих передал
девушку жениху и отцу и вполголоса проговорил:
     - Я с тобой, Волкодав.
     - Нет,  -  сказал венн.  -  Останешься здесь.  Когда они  готовились  к
путешествию, он  учил  Эвриха обороняться, но воитель из арранта был, как из
него  самого  -  книжник. То есть  молодец против  овец,  но  против опытных
наемников... Бой предстоял вовсе не  шуточный.  Волкодав знал, на что шел, и
не  особенно  обольщался. Всякое  ведь  случается.  Утешало  то, что  они  с
Эврихом, кажется, одинаково хорошо  знали и дорогу, и  то, что им предстояло
проделать, добравшись до цели...
     - Ты лекарь, - сказал Волкодав. - Поможешь девчонке.
     Эврих оглянулся на девушку, сглотнул, нахмурился и кивнул.
     -  Твои  сестры  и  братья однажды  сохранили  мне жизнь, - обращаясь к
вождю, сказал Волкодав. - Нелюди должны заплатить за то, что опозорили перед
вами людей. Разреши мне потребовать с них эту плату, Отец Мужей.
     Вождь посмотрел ему в глаза, потом медленно наклонил голову:
     - Как мы сумеем помочь тебе?
     - Пошли кого-нибудь из своих сыновей выслеживать их, - сказал Волкодав.
-  Ты ведь знаешь, кто  достаточно  хладнокровен  и  не поддастся  искушению
мести, не станет попусту подставлять себя под стрелу...
     - Я сам сделаю это, - сказал вождь.
     Волкодав повязал  лоб куском  широкой  льняной тесьмы, чтобы волосы  не
лезли в глаза. Тесьма сразу пропиталась кровью из раны на виске.  Он подошел
к поруганной вилле и снова опустился перед ней на колени.
     - Прости, маленькая  сестра,  - шепнул он, накрывая  ее  руки своими. -
Покажи мне тех, кто тебя оскорбил.
     Он знал, что тем  самым причинит  ей новую  муку. Но другого  выхода не
было. Вилла вздрогнула, напряглась худеньким телом, сделала над собой зримое
усилие... и он их увидел.
     Между собою  и с теми,  кто понимал, виллы разговаривали совсем не так,
как люди равнин. Они умели соприкасаться разумами, подобно Тилорну и Ниилит.
А щебет и свист, который слышало ухо, лишь помогал должному истечению мысли.
     ...И Волкодав их  увидел. Так отчетливо,  словно сам стоял на коленях в
траве,  тщетно  пытаясь  помочь смертельно  раненному симурану.  Вот  только
мужчин оказалось  не  семеро, как он ожидал. Их  было  восемь. И  восьмым...
Волкодав застонал  про  себя. Восьмым  был не  кто иной,  как  Асгвайр,  сын
бортника Браноха.
     Так, значит,  мальчишка  все  же  успел пробежать одному ему  известной
тропой и настигнуть странствующий отряд, как сулился, еще до Утеса Сломанных
Крыльев.  Успел...  себе  на  беду. Волкодав  так  и  похолодел,  представив
Асгвайра  насильником,  но  ужас  длился  мгновение. Асгвайр  все-  таки  не
посрамил рода людского. Он пытался заступиться за пленницу.  Он - и еще один
парень,  тоже  сегван,  только  другого  племени,  из  береговых.  Его  лицо
показалось  Волкодаву смутно  знакомым, но  припоминать было некогда.  Что с
ними сделали? Этого вилла не знала. Убили, наверное: драка вышла жестокая...
     Несколько симуранов уже разбегались  по  площадке, чтобы затем, прыжком
уйдя  с  крутизны,  мощными  взмахами  крыльев  помчать  своих  всадников  к
злополучной поляне. Благо все виллины увидели то же,  что и Волкодав. И даже
Эврих  озадаченно хмурился, улавливая обрывки смысла  и  хмуря от напряжения
лоб.
     Шесть рож, отмеченных  похотливой жестокостью, пронеслись перед венном,
как одна  короткая  вспышка  страдания.  Обессиленная  вилла закрыла  глаза,
из-под век потекли слезы, ее опять затрясло.
     Они больше  никому не  причинят зла,  маленькая  сестра, молча пообещал
венн.  Коснулся  ладонью  нежной,  испятнанной  синяками  щеки  и  ненадолго
задержал руку. Они больше никому не причинят зла.
     Волкодав не видел  Отца Мужей, кружившего в холодной синеве  где-то над
головой,  да  не  очень  и  старался его  разглядеть.  Виллы, когда  хотели,
великолепно  умели  оставаться  незримыми. Наверное,  крылатый  вожак  парил
теперь  в  лучах  слепящего  солнца,  держась  достаточно высоко,  чтобы  не
отбрасывать тени. Или, наоборот,  опустился  на каменную  вершину и слился с
бурыми скалами в дымчато-белых снежных плащах... Волкодав не видел вождя, но
чувствовал прикосновение его воли. Отец Мужей без  труда  отыскал  содеявших
непотребство.  И теперь вел  к ним венна. Вел безошибочно, кратчайшим путем.
Волкодав  двигался  быстро,  хотя  приходилось почти все  время  карабкаться
вверх.  Когда  ему  было  девятнадцать лет, симураны однажды  подняли  его в
воздух. Он тогда только  вышел из каторжного  подземелья и  состоял из одних
жил  и  костей,  но все  равно  понадобилось согласное  усилие  двух могучих
зверей, чтобы оторвать его от земли. Веса взрослого мужчины они выдержать не
могли.
     Бабушка  рассказывала маленькому внуку, что  самый первый  симуран  был
обыкновенной собакой. Славный пес преданно стерег  поля и урожайные огороды,
звонким лаем прогонял в лес оленей и кабанов, охочих до капусты и репы. Одна
беда: не видел  верный страж иных наград от людей, кроме ругани да  сердитых
пинков.  Вечно путался  лохматый  под ногами,  не  ко  времени  совал  всюду
ласковый нос, и псиной от него пахло.
     "Те люди не были  веннами, - поучала бабушка внука. - А если и веннами,
то не нашего рода".
     Однажды весной  неразумное  племя  накликало  себе лихо.  Ведь  как  от
пращуров заповедано? Репу  сеять должны одни  женщины, да притом нагие:  так
они делятся с Матерью Землей  своей силой деторождения.  Ибо, не  дав ничего
взамен, разве можно надеяться на семена и плоды?..
     Так вот,  в  тот  давний  год молодые  мужчины, которым  положено  было
держаться подальше  от  огородов,  все же  подкрались  полюбоваться  женской
красой.  Осердился  на  них  справедливый  Бог Грозы,  начал воздвигать  над
виноватыми  головами  громоносные  тучи... и все-таки  поначалу не дал  воли
Своему  гневу, удержал карающую золотую секиру.  Но когда парни загоготали и
вышли, погнались за девками, начали затевать лукавые игры...  тут уж  Бог не
стерпел! Грянул страшный гром, двинулся через поля и луга чудовищный вихрь!
     И вот тогда-то с лесной опушки, с самой дальней пожоги подал голос Пес.
Полетел  с  отчаянным лаем  навстречу  Божьему  вихрю, загородил  дорогу: не
пропущу! Пока жив, не дам хозяев в обиду!...
     И  понял  Хозяин Громов, что не сумеет иначе  покарать бездумный  народ
кроме   как  сперва  истребив  неповинного,  поразив  безгрешного  защитника
блудодсев.   И   отступил  гневный  Бог  перед  смелостью  преданной  твари,
довольствовался тем, что  в золу и пепел сжег праведными молниями кусты, где
развесили свою  одежду невмерно лихие мужчины. Пришлось им в чем мать родила
бежать под дождем до самой деревни, выслушивать ядовитые поношения.
     А  Пса,  сумевшего  остановить  Его гнев. Бог Грозы приблизил  к  Себе.
Наградил летучими  крыльями  и назвал  Симураном.  Стал Симуран  реять между
Землею и Небом, стал возносить  в  светлый  ирий молитвы и просьбы достойных
людей.  И верили  люди: если ранней весной взмахнет  он крылами  над  полем,
будет  поле  родить,  щедрой  мерой откликнется на  заботу и  ласку.  Он же,
Симуран, стал провожать отлетевшие души, помогать на Звездном Мосту тем, кто
успел натворить в этой жизни не только добра...
     "Не  кричи "горе", - повторяла бабушка столетнюю  боннскую  мудрость. -
Погоди, покуда увидишь мертвого симурана..."
     Весенними ночами женщины рода распускали  длинные волосы,  расстегивали
створчатые браслеты, коими удерживались крылатые рукава, и водили  под ясной
луной священные хороводы.  Творился  молитвенный  танец более  душою, нежели
телом. Женщины звали своих дальних сестер - вилл, Дев-Птиц, что летели с гор
на  равнину, гоня над  людскими  посевами  благодатные дожденосные облака...
Наделенные светлым зрением иногда видели  их высоко  над землей:  прекрасных
маленьких всадниц верхом на больших летучих зверях.  Виллы  умели остановить
град, умерить  сухой зной  теплым  дождем.  Только  грозовые  тучи  были  им
неподвластны, ибо в них являл Себя людям сам Бог Грозы.
     "И еще, - говорила бабушка, - виллы никогда не прилетают  зимой, потому
что  зимой Светлые Боги удаляются отдыхать на  Острове Жизни,  а из Железных
гор дышит в наш мир Морана Смерть..."
     Они  оказались  точно  такими,  какими вилла дала увидеть их Волкодаву.
Только теперь  их лица  не были  искажены  похотливым  желанием и палаческой
безнаказанностью. Просто шестеро мужчин.  Сильных,  здоровых.  И,  на взгляд
стороннего человека, наверное,  красивых. Волкодав не  сумел бы  найти в них
никакой красоты,  даже если  бы  постарался. Они  сидели  вокруг затухавшего
костра, на котором готовили  себе трапезу.  И чему-то заразительно, до упаду
смеялись, не  торопясь  продолжать свой путь на  юг.  Похоже,  они  особенно
никуда и не спешили. Волкодав  расслышал название  города: Тин-Вилена. И еще
что-то о  наставнике,  умеющем сделать воинов непобедимыми. Ему некогда было
прислушиваться.
     Наемники  расположились   на  солнечной  уютной  лужайке,  загороженной
скалами от холодного  ветра, задувавшего с близких снегов. Волкодав поднялся
к  ним  по расселине. Подтянувшись, выбрался на луговину, встал во весь рост
и, не задерживаясь и не пытаясь скрываться, пошел прямо к костру. Шестеро не
видели и не слышали, как он лез узкой каменной щелью, и заметили его, только
когда он встал наверху. Идти было шагов двадцать.
     Кого другого все это лазанье  и  бег  по горам уморили  бы  до дрожи  в
коленках.  Волкодав  никакой  усталости  не  чувствовал.  Может,  потом  она
навалится многократно,  однако пока была только  грозная  готовность  хорошо
размятого тела.
     Шестеро  оглянулись, увидели его и дружно заржали. Так бывает  к исходу
славного веселья: покажи палец, и гости с ног валятся от хохота.
     - Еще один охотник идет...
     - Э, братцы, да никак венн припожаловал!
     - Только венна нам не хватало...
     Волкодав   шел   вперед.  Главарь,  которого   он   определил  сразу  и
безошибочно, был сольвенном. Могутный широколицый  малый  с  рыжевато- русой
бородой  и такими же волосами, полуобернувшись,  взирал на него безмятежными
голубыми  глазами.  Взгляд  был отсутствующим  и наивным, точно  у  грудного
младенца.   Когда  смотришь  в  такие  глаза,  всегда  кажется,  будто   они
мечтательно устремлены не на тебя, а сквозь тебя или вовсе мимо. И видят там
нечто доступное только им, какой-то свой мир.
     Наверное,  кого-то это  обманывало.  Наверное, кому-то сольвенн казался
добродушным  богатырем,  смахивающим на ручного  медведя.  Небось,  нравился
девкам.  Волкодав знал, каким  отразился он  в  зрачках  той, которую первым
швырнул в бездну боли, ужаса и унижения.
     Предводители воинов не бывают глупцами. Не был глупцом и сольвенн.  Он,
конечно,  мигом  сообразил,  что  незваный пришелец  завернул  на огонек  не
случайно. Да Волкодав свои намерения не слишком и скрывал. Он шел так, как к
дружескому  костру  обычно  не  ходят.  А  еще  предводители  воинов  бывают
осмотрительны и осторожны. И  потому главарь, не  торопясь хватать  из ножен
оружие, на всякий случай окликнул подходившего венна:
     -  К нам идешь, удалец, или мимо ноги несут? Волкодав молча остановился
в  десятке шагов. Вытянул  перед  собой руку, и  дуновение  ветра  покачнуло
залубеневший  от крови  клочок  белой  шерстяной ткани. Признали они или нет
обрывок  плаща,  но утреннее  происшествие вспомнилось  всем.  Одним  сразу,
другим чуть погодя, с некоторым усилием. У таких, как они, чужое страдание в
памяти не залеживается.
     Свободная  ладонь  Волкодава без  большой  спешки потянулась  за плечо,
легла на серебряную  рукоять, и меч с тихим шипением  выполз вон  из кожаных
ножен.  Два  с лишним  года  он  вытаскивал оружие только  затем,  чтобы  не
отвыкала рука.
     - Что, венн,  обижаешься, - не поделились девчонкой? - хмыкнул главарь.
Волкодав никак не отозвался на оскорбление, хоть и были эти слова едва ли не
худшим,  что  мог услышать о себе мужчина его  племени. Он бросил тряпочку и
сомкнул обе руки на рукояти. А потом снова пошел вперед. Не очень быстро, но
так, что сделалось ясно: вскакивай и защищайся, не то зарубит сидящими.
     Шестеро и  вскочили все  разом,  с руганью хватаясь за ножны. Чуть-чуть
зазевался  только один молодой парень, галирадский сольвенн, знать, большого
опыта не было.
     - Тихо! - перекрывая гвалт, рявкнул вожак. - Один справлюсь, без вас!
     Он вытащил длинный, добротный меч (на лезвии  мелькнуло знакомое клеймо
оружейного мастера), отстегнул и отбросил опустевшие  ножны. Вождь, он на то
и  вождь,  чтобы  защищать  свой  отряд  и  первым встречать  любую  угрозу.
Волкодав,  впрочем, подозревал,  что  наемник успел по  достоинству  оценить
великолепный древний клинок,  поблескивавший у него в  руках. И вознамерился
сам им завладеть.
     - В кучку я таких, как ты, складывал!.. - зарычал он на Волкодава.
     Венн не ответил. Он очень не  любил нападать первым. Кроме прочего, еще
и  потому, что нападающий волей-неволей обнаруживает  свои  сильные и слабые
стороны и дает сопернику преимущество...
     Если,  конечно,   тот   в  достаточной   степени   мастер,   чтобы  ими
воспользоваться...
     - Ну, веннская гнида..!
     Главарь наемников устремился вперед. Он мастером не был. Мастаком - да,
пожалуй. Иначе эти люди навряд ли стали бы его слушаться. Но мастером - ни в
коем  случае.  Уже потому,  что в каждом  мече, даже плохоньком,  живет мера
божественного Огня. А она никогда  не станет охотно  повиноваться злодею, не
даст ему истинного искуства... То есть таких складных мыслей Волкодаву на ум
не приходило. Он вообще ни о чем особо не думал. Ни ненависти, ни презрения,
ни гнева.  Все  это  осталось  на  каменистой поляне  под  Утесом  Сломанных
Крыльев. Его чувства вбирали свежий холодок близких снегов, солнечное тепло,
запахи  молодых трав и дымок  курившегося костра. Безбрежная живая вселенная
сообщала своей  малой частице  тысячелетнее спокойствие моря  и гор, чистоту
прозрачного  воздуха  и  безмятежность небес. А  вот они здесь были  чужими,
словно  созревший нарыв.  Их  намерения  представали  его внутреннему  взору
языками и стрелами  красноватого света. Эти люди сеяли  зло, и зло следовало
пресечь. Вместе  с  нитями их  жизней. Все. Стать перстом  Хозяйки Судеб, Ее
справедливым орудием. При чем тут гнев? Или такая мелочь, как страх  за свою
жизнь?..
     Слепящий луч  отразился  в узорчатом буро-серебристом клинке.  Волкодав
вроде неторопливо шагнул навстречу наемнику... и вдруг оказался совсем рядом
с  ним.  Сольвенн смутно понял, - что-то  случилось! -  но  все же заученным
движением  попытался  сделать  то,  к чему  привык.  Отбросить  идущий  вниз
вражеский  меч,  а когда  нападающий  посунется  в  землю,  на  миг  потеряв
равновесие,  -  прыгнуть  встречь  и  наотмашь  снести незадачливому воителю
голову... Он все сделал быстро и хорошо, а главное, с силой. Своей  силой он
по  праву  гордился,  она  не  раз  его  выручала.  Вот только нынче  уловка
почему-то не сработала. Венна просто не оказалось там, где просвистел клинок
главаря. Меч наемника искал его справа и спереди, а он  возник у левого бока
и уже  уходил  ему за  спину. Что-то  неосязаемо коснулось плоти сольвенна и
тотчас  убралось... а  мгновением позже снизу тела  ударила чудовищная, ни с
чем не сравнимая боль. В полах нарядной вышитой свиты пониже ремня открылась
длинная  щель, тотчас обросшая бахромой щедро льющейся крови.  Меч Волкодава
вспорол  одежду  и кожу  под  ней,  рассек  мышцы  и сухожилия, добрался  до
бедренных  костей и резанул по  обеим. И начисто смахнул то, что  составляло
звериную силу сольвенна, его гордость самца.
     Наемник завыл так, что в  ближних утесах откликнулось  эхо. Он  выронил
меч, переломился в поясе и упал. И стал корч