ось слепым тупиком. А
по  другую сторону устья  высилась удивительная скала в  ровную полоску,
бурую с желтым. Обогни ее, и почти сразу окажешься на стиснутой валунами
тропинке к Препоне.
   Волкодав  видел,   как  дозорные,   шнырявшие  туда-сюда  впереди  на
проворных конях,  свернули за утесистый мыс, скрылись на некоторое время
из  виду,  потом  вновь  выехали на  открытое место  и  замахали руками,
подавая условленный знак: все чисто.
   - Ты -  венн, я - сегван, - широко и неутомимо шагая, ворчал в бороду
Аптахар. - Во имя пупка Роданы, дожили! Побратимство!..
   Пеший отряд обогнул острый выступ стены и  стал  пересекать горловину
ущелья-ловушки. Дунгорм не соврал: ущелье в самом деле выглядело славно.
Казалось, будто там, подальше, открывается заманчивая долина, просторная
и  глубокая.  Там было полно зелени,  а  с  одной стороны вниз по скалам
прыгал пенящийся ручей. Впереди, как сторожевая вежа, высилась полосатая
скала.
   - Спящая  Змея!  -  с  гордостью проговорила Хайгал.  Она  без  труда
узнавала родные места,  которых не  видела пятьдесят лет.  Все  нынешнее
утро Волкодав слушал ее  и  уже понимал,  что мог бы и  не расспрашивать
Дунгорма,  перепроверяя старуху. Сейчас, однако, ему было не до того. Он
оглядывался в сторону редколесья,  косился на спящего Мыша,  убаюканного
его мерной походкой,  и думал:  если бы я был разбойником, я бы... я бы,
может, даже прямо сейчас...

   Парень-дозорный,  ехавший по  левую  руку  обоза,  ближе  к  лесу,  и
стоявший в  повозке Лихослав закричали одновременно.  Все  головы  разом
повернулись в ту сторону.
   Из леса,  из одетой осенним румяным золотом чащи прямо на них скакали
всадники.  Много.  Чуть ли не сотня.  И первое,  что разглядел Волкодав,
были белые берестяные личины,  закрывавшие лица.  Кое у кого, у тех, что
выглядели побогаче,  личины были кованые. В том числе у главаря. Главарь
этот скакал на великолепном белом коне и  размахивал мечом,  держа его в
левой руке.
   Выскочив из  леса,  отряд нападавших сразу разделился на две неравные
части.  Та, что поменьше, устремилась за каменный мыс, желая сшибиться с
приотставшими витязями.  Другая  помчалась на  пеших.  Видно  было,  как
разлетались из-под копыт комки зеленого дерна.
   Много ли времени нужно вершникам,  чтобы во весь опор пронестись чуть
более полуверсты и обрушиться на пешую рать?  Совсем немного.  Но если в
пешем войске никто не начинает бестолково метаться,  если каждый шестник
уверенно знает,  что ему делать,  - пешие за это время тоже могут успеть
немало.  Кнесинку и девчонок живо спрятали за повозку,  раненых прикрыли
запасными  щитами.   Лучшие  стрелки  повернулись  навстречу  налетающим
всадникам и вскинули загодя снаряженные луки. После боя над Кайеранскими
топями их ничем уже было нельзя ни удивить,  ни напугать. Да и сражаться
предстояло не с  неведомой ночной силой,  а  с самыми обычными людьми из
плоти и крови.  Да еще под ярким солнцем,  посреди красного дня. Есть же
разница.

   Суровые парни не  тратили времени даром.  Выдернули из  расстегнутых,
спущенных на  бедро тулов кто срезень,  кто бронебойную -  и  пустили их
лететь.  Благо  всадники с  самого  начала были  досягаемы для  опытного
стрелка.  Понятно,  не  все стрелы дружно попали в  цель,  но  несколько
лошадей покатилось по  земле.  И  еще  нескольких разбойников вынесло из
седел,  словно дубинами.  Волкодав за  лук пока не  хватался:  успеется.
Ратники,  наученные своими старшинами,  стреляли по команде,  все вдруг.
Толку от этого,  может, было и не больше, но вот страху - намного. Сразу
видно,  что  наскочил не  на  перепуганных обозников,  готовых чуть  что
зайцами разбегаться по кустам,  а на воинов неробкого десятка, привыкших
давать отпор.
   Жадоба?..  -  думал  Волкодав,  держась  подле  кнесинки  и  поспевая
смотреть сразу во все стороны. Неужели снова Жадоба? И тогда, у болот?..
А почему бы и нет?..
   Под  ногами  захлюпала вода.  Быстрый  ручей  выкатывался из  ущелья,
растекаясь по  равнине семижды семью неглубокими струями.  Множество рук
немедля ухватилось за маронговые бортики повозки,  помогая навострившему
уши коню.
   Между  тем  смертельная,  без  шуток,  стрельба  сделала  свое  дело.
Разбойники задумались, придержали конский скок и отхлынули в сторону, не
доводя дела  до  рукопашной.  Галирадские ратники,  держа щиты на  руке,
тяжело бежали вперед.  К полосатой скале,  прочь из ловушки.  Было ясно,
что нападавшие стремились не столько сшибиться с ними вплотную,  сколько
пугнуть их и  направить вбок,  под стену,  в слепое ущелье.  Где,  очень
может быть,  их  уже  поджидала засада.  Десятка,  скажем,  три отборных
стрелков с двойным запасом стрел. Вполне хватит.
   Конные велиморцы во  главе с  Дунгормом постарались дать пешим время.
Вот   заметили,   что   разбойники   отдышались,   успокоили   коней   и
разворачиваются для нового наскока, - и пустились наперерез.
   Храбрые воины  горды были  бы  лоб  в  лоб  ударить врага и,  намного
уступая числом,  все как есть полечь в  неравном бою,  отстаивая невесту
своего господина.  Но пока не было нужды приносить себя в жертву. Умница
Дунгорм сумел сделать с разбойниками то,  что сами они не сумели сделать
с поезжанами;  пугнул их, заставил шарахнуться в сторону. Еще на десяток
шагов придвинулась Спящая Змея.  И  еще на  десяток.  Что там,  впереди?
Дозорные не успели за нее заглянуть.
   Ну  как есть Жадоба,  поглядывая на  смутившихся разбойников,  сказал
себе Волкодав.  Таких резать привык,  кому только ножичек покажи,  и уже
штаны полные. А на зубастого нарвавшись, сам тут же...

   Они  бежали к  полосатой скале.  Бежали,  повесив на  спину  щиты,  с
мрачным упорством уходящих от неминуемой смерти. Слышалось только сиплое
дыхание да  топот нескольких десятков ног.  Взмыленные парни в  шлемах и
тяжелых  кольчугах изредка злобно  матерились сквозь  зубы.  Служаночки,
подобрав подолы,  таращили слепые от страха глаза.  Если отряд прижмут к
стене  и  обложат  вплотную,  мужчины  могли  хоть  драться.  А  им  что
оставалось?   Им  и  раненым,   которых  швыряло  туда-сюда  в  повозке,
подскакивавшей на кочках?..
   Кнесинке было бы не под силу самой нести щит, - и то хорошо, что хоть
как-то  выдерживала четверть пуда  кольчуги.  Вместо  щита  у  нее  были
телохранители.  Волкодав,  конечно,  мог бы посадить государыню в возок.
Или  вскинуть на  спину белой Снежинки.  Но,  если  он  был  прав  и  за
кнесинкой шла  охота,  возком  займутся в  первую очередь.  А  уж  белой
всадницей -  и подавно.  Зато издали, да в сплоченной толпе, да за тесно
сдвинутыми спинами, поди-ка ее высмотри!
   И  вот  Спящая Змея  нависла над  головами.  Они  бежали к  ней,  как
когда-то к  святилищу.  С той только разницей,  что в святилище их ждали
друзья.  А  здесь?  Что  увидят они  за  скалой?  Отряд  кунса Винитара,
подоспевший  на  выручку?   Или  засаду,  которая  насмерть  зажалит  их
стрелами?  Они бежали, потому что ничего другого не оставалось. Дозорные
помчались вперед,  сунулись за  скальную башню  и  почти сразу выскочили
назад, размахивая руками. Значит, ничего подозрительного не заметили.
   - Наддай шагу!.. - заорал Аптахар. - Живей, хромые, живей!..
   Он видел:  вершники изготовились к новому наскоку.  Было заметно, что
охотники не  больно стремились вплотную сходиться с  огрызающейся дичью,
вовсе  не  желавшей безропотно становиться добычей.  Однако и  позволить
себе упустить беглецов они не могли.
   Велиморцы, готовые пожертвовать собой, вновь нацелились поперек...
   - Во имя Одноглазых и Одноногих! - выругался кто-то по-вельхски рядом
с Волкодавом. - Что ж это!.. Вот так бежать!..
   У  молодых,  горячих парней  душа  рвалась встать стеной и  встретить
недругов, как велела древняя честь.
   - Языком не  трепать!..  -  прикрикнул Мал-Гона.  -  Заснули на ходу,
косолапые?
   Разбойники и  во  второй  раз  не  захотели схватиться с  велиморцами
врукопашную.  Наоборот,  большая часть  их  неожиданно повернула коней и
устремилась в глубь ущелья-ловушки. Галирадцы уже заворачивали за Спящую
Змею, когда преследователи выскочили обратно на равнину. Почти у каждого
за спиной сидел второй человек,  и эти вновь подобранные держали в руках
кто лук, кто самострел.
   Волкодав все поглядывал наверх,  на  каменные карнизы и  на  обросшие
мелким  кустарничком вершины  скал.  Нет  на  свете  неодолимых  утесов.
Человек залезет куда угодно,  дай только время.  Но то ли у  разбойников
времени  не  было,  то  ли  не  ожидали они,  что  преследуемые вздумают
прорываться  к  Препоне...  Волкодав  так  и  не  высмотрел  затаившихся
стрелков наверху.
   Кони  налетчиков,  отягощенные  двойной  ношей,  скакали  медленно  и
тяжеловесно, но бегущих все-таки обгоняли. Намерения Жадобы - а Волкодав
все крепче верил,  что это был Жадоба,  -  сомнений не вызывали. Не дать
уйти за Препону. Обложить, Преградить дорогу. И расстрелять на бегу.
   Сольвенны,  сегваны,  вельхи хрипели и матерились на все лады, но бег
так и не стал бегством.  Наверное,  потому, что рядом с воинами были те,
кому приходилось еще тяжелей.  Девушки выбились из сил,  парни тащили их
за руки, передавая друг другу. Потом начался довольно крутой подъем, и в
задок повозки разом уперлись двадцать две ладони:
   - Хеггов конец и волосатое брюхо, а ну!..
   Оказавшись  за   Спящей  Змеей,   все  они  жадно  уставились  вдаль:
Винитар!..  Не видно ли Винитара?..  Впереди было пусто.  Зато в  ноздри
сразу  ударил  густой серный запах.  Еще  сотня  шагов,  и  многие стали
прикрывать рты рукавами и  просто ладонями.  Но  как прикроешься,  когда
надо бежать! Тут уж хочешь не хочешь, дыши в полное горло.

   Здесь  всегда  дул  холодный ветер,  стекавший с  горных  снежников и
обледенелых скал на  равнину.  Он  летел из-за  Препоны,  разнося облако
смрада.  Лес  в  этом месте отступал от  скальной стены еще дальше,  чем
всюду.  Видно,  никакая жизнь не могла долго переносить дыхание пропасти
без вреда для себя. Само ущелье напоминало каменную реку: какая-то сила,
бушевавшая  здесь   в   стародавние  времена,   вымела   наружу  россыпи
чугунно-серых скал.  С  той стороны,  что была обращена к  горам,  скалы
покрывал слой желтого налета.
   Волкодав почувствовал,  как от удушливого зловония болезненно сжалось
в груди,  и подумал,  что будет, если разбуженный запахом кашель скрутит
его в три погибели прямо сейчас. До сих пор зловредная хворь ни с чем не
считалась...
   - Веди,  бабушка!  -  крикнул он старой Хайгал.  Мог бы и не кричать.
Нянька твердой рукой направляла коня и  повозку между каменными глыбами;
найдись у  них хоть сколько-то  времени,  они бы убедились,  что другого
проезжего пути  здесь  не  было.  Безропотный упряжной  конь,  привыкший
послушно тянуть воз,  куда приказывали люди,  только отфыркивался. Более
норовистые верховые лошади старшин стали  беспокойно ржать и  порывались
вставать на  дыбы.  Умелые  вельхи обмотали им  морды  тряпками,  наспех
откромсанными от одежд.  Это помогло. Дунгорм и Хайгал сходились на том,
что  рано  или  поздно лошадей придется оставить.  Однако пока  никто не
спешил отвязывать их от возка.
   Трава тоже не  хотела расти на  ядовитом ветру.  Под  ногами хрустела
бесплодная галька.  То  есть даже не  галька,  обточенная и  выглаженная
водой:  из  ущелья,  перерубленного Препоной,  не вытекало ни речки,  ни
ручейка.  Первозданное крошево  уязвляло  ноги  сквозь  кожаные  подошвы
сапог.  Если бы  не камни,  я  бы бежала быстрее,  думала кнесинка.  Да,
конечно,  если бы не камни,  я бы бежала сама. Все повторялось, как в ту
ночь в Кайеранах.  Только теперь ее,  сменяясь тянули за руку Лихослав и
Лихобор,  а Волкодав держался позади.  И так же,  как в ту ночь,  кто-то
сильный и  злой тщился ее погубить,  а  другие люди спасали.  В  тот раз
погибли Варея и ее спутник,  Кому предстояло теперь?..  Покамест пролили
кровь только разбойники,  сбитые меткими стрелами,  но все понимали, что
этим дело не кончится.  Будущие мертвецы бежали рядом с  живыми и  точно
так  же  сыпали руганью и  грубыми шутками,  подбадривая себя и  друзей.
Когда они  устремились к  Спящей Змее,  кнесинке даже  померещился косой
взгляд,  брошенный на нее и телохранителей:  вот,  мол,  кому умирать уж
никак не придется!  Она подумала,  что тот человек был прав,  и невольно
почувствовала себя сторонним наблюдателем,  которого происходящее никоим
образом не может коснуться. В семнадцать лет плохо верится в собственную
близкую смерть.  Кнесинка знала, что спасется. Вернее - ее спасут. А кто
спасет остальных?
   Но   все   эти   мысли   очень   скоро  поблекли  и   растворились  в
одной-единственной:  НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ.  БЕЖАТЬ. Когда хочется весь мир
променять на  мгновение отдыха,  тут не  до  рассуждений.  Особенно если
понимаешь,  что даже и краткой передышки не будет, ибо тогда-то уж точно
- смерть неминуемая.  НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ.  БЕЖАТЬ.  И ни в чем нет твоей
воли,  даже в том,  которую погибель избрать:  от надсады или от вражьей
руки. И странно мешается это с глубинным, нутряным знанием: ВСЕ КОНЧИТСЯ
ХОРОШО.  Тут кнесинка смутно поняла, почему до последнего силится ползти
умирающее животное,  хоть и  повисла со всех сторон хищная стая,  и  уже
рвут куски плоти из боков.  Потому что остановиться и  не противясь дать
себя разорвать -  это слишком страшно даже тогда,  когда застилает глаза
смерть.
   Но какая-то часть ее разума,  еще не успевшая окончательно отупеть от
непосильного бега,  созерцала и насмехалась.  Воительница!.. Возмечтала,
курица,  о соколином полете. Дружину, подобно матери, возглавлять!.. Вот
оно,  дура,  дело-то воинское. Это тебе не на лавке лежа мечтать. Сейчас
упади кто рядом,  головы небось не повернешь.  Какое там защищать,  надо
себя прочь уносить...
   ...Когда   по   сторонам  выросли  угрюмые  серые   скалы,   кнесинке
показалось,  будто она  их  где-то  уже видела.  Но  где -  вспомнить не
сумела, да не очень и пыталась.

   Волкодав и  другие опытные воины видели то,  что  проплыло мимо  глаз
замученной кнесинки:  разбойники обогнали бегущих и уже ссаживали наземь
стрелков.  Напрасно  велиморцы пытались им  помешать.  Стрелки  покидали
крупы коней и сразу исчезали среди валунов. Волкодав обреченно подумал о
том,  что была,  наверное,  какая-нибудь скала,  с  которой мостик через
Препону просматривался,  как на ладони. И на эту скалу они успеют влезть
первыми. И ничего тут не поделаешь.
   Проход впереди сузился, и Хайгал натянула вожжи:
   - Тпру!
   Дальше  повозке  не  было  ходу,  придется бросить ее.  Замечательную
повозку,   любовно   спряженную  из   благословенного  маронга   лучшими
галирадскими мастерами.  Только тут  кнесинка как  следует ощутила,  что
происходило нечто непоправимое.  То  есть  они,  конечно,  спасутся -  в
скалах или даже за  Препоной,  -  но возка,  который несколько последних
седмиц служил ей домом,  она скорее всего больше уже не увидит.  А  кони
как же?.. Снежинка?.. У кнесинки опять ослабли колени...
   Несколько воинов  уже  запрыгнули внутрь  повозки:  раненых торопливо
передавали наружу и,  серых от боли, увлекали дальше кого под руки, кого
вовсе на руках.  Эртан вылезла сама. Ее левый локоть был туго притянут к
телу,  чтобы неосторожное движение не  потревожило рану.  Еще в  повозке
воительница правой  рукой  и  зубами распутала спасительные узлы,  и  на
рубахе вновь проступило пятно.  Эртан не обращала внимания. Геллама ждал
ее по ту сторону темноты.  Скоро она придет к нему. Но прежде перешагнет
через один-два вражеских трупа.
   Волкодав оглянулся назад, на еще видимый клочок равнины, ограниченный
слева  Спящей  Змеей,  а  справа  -  безымянным  черным  утесом,  слегка
наклоненным наружу.  Сказал бы  ему кто в  дни отъезда из Галирада,  что
однажды он  станет  ждать  своего  кровного врага,  точно  единственного
спасителя!
   Но  у  обеих скал было пусто.  Кунс Винитар,  сын  кунса Винитария по
прозвищу Людоед,  не спешил им на помощь из-за черной скалы.  И  Лучезар
Лугинич все равно что пропал за Спящей Змеей...
   - А с чего она -  Спящая?  -  пропыхтел рядом Аптахар.  -  Тоже дряни
нанюхалась?..
   - Поспеши,  госпожа,  -  сказал Волкодав, направляя кнесинку по узкой
тропе,  где  уже  скрылась половина рати и  с  ней  раненые и  служанки.
Хайгал,  еще  хромавшая после Кайеран,  держалась при  хозяйке.  Упрямая
старуха тащила сумку,  куда, побуждаемая предчувствием, загодя погрузила
все  самое,  по  ее  мнению,  необходимое.  Запустив руку в  сумку,  она
потянула  наружу  большой  красный  платок  -  священную  фату,  которой
кнесинка должна была  закрыть лицо перед встречей с  нареченным.  Нянька
стала совать фату кнесинке;
   - Завяжи  рот,  дитятко,  нечего  гадость глотать...  Кнесинка хотела
взять, но Волкодав не позволил:
   - Спрячь! Увидят... красное...
   Кашель,  ударивший изнутри,  заставил его замолчать,  потом свалил на
колени.  Едкая  вонь  сделала  свое  дело.  На  какой-то  миг  в  глазах
почернело,  потом он  почувствовал,  что  его поднимают.  Волкодав хотел
вырваться,  успев подумать, что оказался-таки никудышным телохранителем,
и  еще,  сколько всего он  не  успел преподать братьям Лихим...  Ничего:
оказалось,  самое главное он им все же внушил. Близнецы сделали то, чего
их наставник,  будь его воля,  ни в  коем случае им не позволил бы.  Они
молча подхватили его, вздернули с колен и бегом помчали вперед. Волкодав
ощутил во рту кровь,  и приступ почти тут же кончился. Так всегда бывало
с тех пор, как его впервые прорвало кровью в день возвращения кнеса. Еще
через  несколько шагов  Волкодав смог  стоять сам.  Он  стряхнул крепкие
пальцы братьев и утер кровь.  Рукавом,  не ладонью, чтобы потом не начал
выскальзывать меч.  Кнесинка все время оборачивалась к нему, глаза у нее
были полоумные.
   - Вперед!.. - зарычал Волкодав на близнецов. - Дело забыли!..
   Где-то позади жалобно заржала Снежинка. Потом поднялся яростный крик,
завизжали лошади,  послышался лязг и  перестук клинков.  Это  велиморцы,
оставшиеся прикрывать отход,  наконец сошлись с  разбойниками в  ближнем
бою. И погибали один за другим.

   Тем временем спешенные налетчики,  незримо растворившиеся между скал,
стали постреливать. Они не показывались на глаза, стрельба шла навесная.
Стрелы,  падавшие с высоты,  не пробивали кольчуг,  но тело,  не укрытое
доспехом,   полосовали  безжалостно.  Над  головой  кнесинки  сейчас  же
появился  щит.  Девушка  немедленно притянула к  себе  няньку.  Железная
оковка щита со скрежетом ударялась о камни.
   После приступа кашля Волкодав почему-то  напрочь перестал чувствовать
сернистую вонь, и Препона открылась перед ним неожиданно.
   Беспорядочно нагроможденные валуны  несколько  отступали от  края,  а
может,  были  кем-то  нарочно  сброшены вниз.  Они  образовали небольшую
площадку,   на  которой  сгрудились  галирадцы.  Дальний  край  площадки
обрывался в  бездну.  Оттуда,  неторопливо клубясь,  выползал желтоватый
туман.  Сквозь туман  был  виден  противоположный берег,  точно такой же
скалистый и  неприветливый.  Хайгал не  преувеличивала:  до него было не
менее полусотни шагов. Обнаружился и мост. Легкий, зыбкий подвесной мост
на черных волосяных канатах, мост, составленный из тоненьких, ненадежных
с виду дощечек.  Чуть более пол-аршина шириной,  чтобы можно было пройти
только гуськом...
   Внизу,  под  мостиком,  разверзалась немереная глубина.  Еще никто по
своей воле не спускался туда,  чтобы узнать, есть ли дно у Препоны. И уж
подавно никто не  поднимался обратно.  А  сверху смотрели горы,  вечные,
равнодушные горы  в  облачных  шапках,  в  голубоватых плащах  никем  не
тревожимых ледников. И небо, из-за тумана казавшееся зеленым.
   Мост обещал спасение,  но ратники не решались его перейти, и страшная
глубина пропасти была  тут  ни  при  чем.  С  того берега уже  прилетело
предупреждение.  Оно так и торчало в щи