ет,  она к тому времени начисто
позабудет хмурого парня,  сидевшего под розовой яблоней.  А может,  и не
позабудет. Пускай все совершится так, как отмерила Хозяйка Судеб. Пускай
себе идет замуж за кого пожелает, за него ли, не за него. Волкодав знал,
что все равно будет благодарен этой девочке до конца своих дней.  Потому
что именно она объяснила ему, что он все-таки жив. Одиннадцать лет перед
этим он был мертв.  Даже хуже мертвого. Как еще назвать человека, тысячу
раз  уходившего от  смерти единственно ради  того,  чтобы  убить другого
человека и  умереть самому?..  И  лишь в тот вечер впервые дрогнул в нем
промороженный кусок льда,  который другие люди  называли душой,  впервые
шевельнулась в груди частица тепла...
   Двадцатитрехлетний мужчина,  из-за седины и шрамов выглядевший на все
сорок,  вспоминал маленькую девочку, которой только еще предстояло стать
девушкой, смотрел в небо и улыбался неизвестно чему.



   Где ты. Мать?
   Как мне встретить Тебя, как узнать?
   Почему далеко до родного крыльца?
   Почему не могу даже толком припомнить лица?..
   Кто обрек нас друг друга по свету искать?

   Где наш дом?
   Отражаются звезды в реке подо льдом.
   Я утраты считать разучился давно.
   Не сыскать ни следа, и на сердце темно...
   Кто судил нашу жизнь беззаконным, жестоким судом?

   Отзовись!
   Может быть, мы у разных племен родились?
   Может, разных Богов праотцы призывали в бою?
   Все равно я узнаю Тебя. И колени склоню.
   И скажу: "Здравствуй, Мать. Я пришел. Вот рука - обопрись.


        6. СТАРИК И СТАРУХА

   Волкодаву везло.
   Во-первых,  крыло у  Мыша заживало надежно и  быстро и  обещало стать
крепче нового.  Тилорн сулился вскоре снять швы и утверждал,  что зверек
снова сможет летать.
   Во-вторых,  Волкодав выбрал время и наведался в мастерскую Вароха. Он
ведь  пообещал старому сегвану,  что  непременно заглянет ею  навестить:
данное  слово  требовалось  сдержать.  Был  и  достойный  предлог  -  он
собирался попросить мастера приделать к  ножнам особый насест для  Мыша.
Кончился его  поход  в  мастерскую тем,  что  Варох  не  только притачал
треугольную петельку  из  жесткого  негнущегося ремня,  но  и  пригласил
Волкодава переехать к нему жить:
   - Дом большой,  а  семья -  сам видишь...  С внучком вдвоем,  точно в
могиле...
   Волкодав поразмыслил и принял приглашение,  понимая,  что старику это
было едва ли не нужнее,  чем им четверым. В тот же день он распрощался с
госпожой Любочадой - добрую хозяйку искренне огорчил уход постояльцев, -
и,  захватив  скарб,  по-прежнему легко  умещавшийся в  заплечном мешке,
отвел свое, так сказать, семейство в дом к старику.
   Тилорн,  для  которого  это  была  первая  за  долгое,  долгое  время
прогулка,   радовался,  как  мальчишка.  Любопытство  ученого  не  знало
предела.  Дай ему волю,  он,  пожалуй,  добрался бы  до мастерской через
месяц.  Волкодав прекрасно понимал это и неумолимо влек друга вперед, не
давая  разговориться ни  с  уличным  продавцом  каленых  орешков,  ни  с
меднолицым всадником из страны Шо-Ситайн. При этом от венна не укрылось,
с  каким раздражением поглядывал на  него Эврих.  Ну  еще  бы.  Невежда,
неграмотный  варвар,   взявшийся  указывать  мудрецу.  Интересно,  думал
Волкодав,  что ты запоешь,  если снова появится тот убийца с ножом. Хотя
нет,  ничего ты,  скорее всего,  не  запоешь.  Ты  его и  увидеть-то  не
успеешь.  А  я  успею.  Может быть.  Потому что я,  в  отличие от  тебя,
настороже...

   К его немалому облегчению, до мастерской они добрались без каких-либо
приключений.  Варох принял их  со всем радушием,  и  Волкодав,  которому
случалось время от времени жить у добрых людей,  в очередной раз сравнил
про себя жизнь в доме с жизнью на постоялом дворе. Двор, он и есть двор,
сказал себе венн. Кто-то уехал, кто-то приехал, никому до остальных нету
ни малейшего дела.  А дом, на то он и дом, чтобы каждый стоял за всех. И
все вместе -  за каждого...  Ниилит мигом вымела с  кухни расплодившихся
пауков.  Волкодав, помогавший ей убирать, лишний раз подивился тому, как
быстро  дичают  мужчины,  оставшиеся без  мудрой женской руки.  Вскоре в
доме,  кажется,  впервые за полтора года,  запахло пирогами.  А Тилорн с
Эврихом,  посовещавшись,  уговорили хозяина  привесить рядом  с  прежней
вывеской новую,  поменьше и поскромнее: чернильницу да перо. И на другой
день  уже  принимали первого посетителя -  купца,  надумавшего составить
письмо.  После его  ухода они  чуть  только не  плясали,  потрясая двумя
большими серебряными монетами.
   На  радостях ученые  принялись вразумлять грамоте дедова  малолетнего
внучка.   Смышленый  мальчишка,   всего   на   четверть  сегван,   носил
сольвеннское имя: Зуйко.
   - Ты  не выгонишь нас,  если другие дети станут ходить?..  -  спросил
Вароха Тилорн.  Варох, насидевшийся в одиночестве, не возражал. Волкодав
же смотрел на шустрого внучка, постигавшего хитроумное искусство читать,
и  молча завидовал.  Он и  сам сел бы с ним рядом.  Если бы там был один
только Тилорн.  Без Эвриха. Который немедленно отмочит что-нибудь такое,
после чего  останется только голову ему  оторвать.  Или  не  скажет,  но
велика радость все время сидеть на иголках и ждать...
   Впрочем, везение продолжалось, и вскоре Волкодаву попался кольчужник,
согласившийся обменять две разбойничьи брони на  одну веннскую,  по  его
мерке.
   Надо было бы радоваться,  но Волкодав все больше мрачнел. Он по опыту
знал, что подобное везение ничем хорошим у него не кончалось.

   С самого дня стычки на лесной дороге он не вытаскивал взятых кольчуг.
Теперь он  осмотрел их  и  обнаружил следы  ржавчины и  спекшейся крови.
Прежде чем  нести к  броннику,  кольчуги надлежало хорошенько почистить.
Волкодав запасся мелом и  древесным углем и отправился на морской берег,
думая устроить костер. Город изрядно-таки ему надоел.
   - Можно мне с тобой?.. - запросилась Ниилит.
   Волкодав не стал возражать.  Отчего бы и не побаловать девчонку,  так
любившую море?
   Они  шли  по  городской улице среди кишащего,  суетящегося,  снующего
люда.  Волкодав  поглядывал на  вывески,  пестревшие справа  и  слева  и
обозначавшие то  корчму,  то  скобяную  лавку,  то  пекарню,  где  можно
разжиться  свежими  калачами.  Волкодав  только  повел  носом,  втягивая
сдобный аромат,  и вздохнул.  Одно из веннских проклятий гласило:  "Чтоб
тебе всю жизнь есть хлеб, не матерью испеченный"...
   Он  давно уже  обратил внимание,  что  на  иных вывесках,  кроме ярко
раскрашенных,  всякому  внятных  знаков  из  дерева  или  кованой  меди,
красовались еще и  буквы.  И неожиданная мысль осенила его.  Ниилит ведь
тоже умела читать.  И не только по-саккаремски.  Айр-Доннов "Белый Конь"
стоял уже в  сольвеннской земле,  а  значит,  и  надпись на вывеске была
сделана по-сольвеннски...
   - Ниилит, - попросил он. - Читай мне вывески. Все, где буквы есть...
   Ниилит удивилась его  просьбе,  но  послушно стала  читать.  Волкодав
хмурился,  напряженно запоминая. Запоминать оказалось неожиданно тяжело,
хотя на память он не жаловался никогда. Буквы - это не следы в лесу и не
силуэты птиц,  летящих над головой.  Наука грамоты напоминала ему скорее
ухватки рукопашной или приемы с  оружием,  которые тело усваивает само и
само же пускает в ход, когда приходит нужный момент. Волкодав видел, как
читали  ученые  люди.  Они  не  задумывались  над  каждой  закорючкой  в
отдельности, а сразу схватывали полстраницы. Точно так же он сам отражал
вражеский наскок,  с  мечом или  без  меча,  не  задумываясь над  каждым
движением руки или ноги...
   Но самое скверное,  - очертания сольвеннских букв были начисто лишены
какого-либо  понятного смысла.  Волкодаву доводилось видеть всевозможные
письмена,  в  том  числе  и  такие,  что  обозначали сразу  целое слово.
Наверное, рассудил он, их было не в пример легче запоминать. Эти же...
   - Сколько всего букв? - спросил он Ниилит.
   - Сольвеннских? Тридцать шесть.
   Волкодав подумал  и  переменил свое  мнение.  Во  всех  известных ему
языках было не тридцать шесть слов,  а гораздо,  гораздо больше. Он стал
было  прикидывать,  сколько разных слов  можно  составить из  тридцати с
лишним букв...  но  сразу понял,  что этого ему не сосчитать до гробовой
доски.
   Ниилит  искоса  поглядывала на  своего  спутника и  медленно,  внятно
читала ему  все новые вывески,  особенно стараясь в  тех случаях,  когда
произносилось не так, как было написано. Она сразу поняла, зачем ему все
это  понадобилось.   Поначалу  она  едва  не   ляпнула  глупость  и   не
присоветовала ему  обратиться к  Эвриху или  Тилорну,  но,  благодарение
милостивой Богине,  вовремя прикусила язык.  Волкодав был  горд и  очень
упрям, это она уже поняла. Если он решил поучиться именно у нее, значит,
была какая-то причина.  Ниилит хотела расспросить его, но не решалась. С
Волкодавом надо бояться только небесного грома, но и запросто обо всем с
ним не поговоришь,  это все-таки не Тилорн. Волкодав больше напоминал ей
растение сарсан,  водившееся в ее родных местах.  Тронь его,  и плавучий
лист сейчас же свернется в зеленый, утыканный колючками шар...
   Волкодав вдруг остановил ее, поймав за плечо:
   - Погоди... попробую сам.
   Он  не  дал себе поблажки.  Вывеска над дверью корчмы состояла аж  из
двух слов,  а рядом был изображен здоровяк с огромным ножом,  схвативший
за крутые рога упирающегося барана.
   - "Бараний Бок", - осторожно, точно идя по болоту, прочитал Волкодав.
- Правильно?
   - Правильно! - радостно подтвердила Ниилит, заглядывая ему в глаза. И
добавила искренне: - У тебя очень хорошо получается - Ты такой умный!
   Только  Эвриху  этого   не   говори,   подумал  венн.   Упадет  ведь.
Воодушевленный успехом,  он с ходу прочитал еще две вывески и ни разу не
ошибся,  хотя  в  одной  из  надписей встретилась незнакомая буква.  Вот
только чувствовал он себя так,  будто полдня греб, и все против течения.
Он вспомнил, как Эврих колол дрова и с непривычки сразу нажил мозоли. Ум
тоже можно намозолить, оказывается.
   - Ты мне как-нибудь потом нарисуй все буквы,  - попросил он Ниилит. -
Хорошо?
   - Сама-то  ты  как грамоте обучилась?  -  спросил он  немного погодя,
когда оба сочли, что для первого раза более чем достаточно.
   Ниилит почему-то опустила голову.
   - Меня научил наш почтенный сосед... да прольется дождь ему под ноги,
если только Лан Лама еще не унес его душу на праведные небеса...
   Волкодав вспомнил:
   - Тот самый, что еще хотел купить тебя в жены?
   Ниилит только кивнула.
   Ну ничего себе сосед,  подумалось венну. Ниилит как-то рассказывала о
нищем городишке между плавнями и  океаном,  где ей  довелось вырасти.  В
подобной дыре сойдет за  великого грамотея любой,  кто  способен кое-как
нацарапать свое имя.  А уж учить...  Да кого - соседскую дочку! Волкодав
знал Саккарем,  страну робких женщин и  спесивых мужчин,  мнивших о себе
гораздо больше,  чем следовало бы. Нет, тут определенно крылась какая-то
тайна.  Волкодаву и прежде случалось об этом задумываться,  другое дело,
сперва ему было все равно, а потом стало не до того.
   - Нечасто,   наверное,   встречаются  такие  соседи,   -  заметил  он
осторожно.  Сам он до смерти не любил, когда его заставляли рассказывать
о себе. Значит, и другому вполне могло не понравиться его любопытство.
   - Он был похож на Тилорна,  - печально ответила Ниилит. - Если бы они
встретились,  они бы обязательно подружились. Они даже похожи немного...
бороды,  волосы...  Только Тилорн на самом деле молодой,  а  Учитель был
старым...
   - И хотел купить тебя в жены? - подозрительно спросил Волкодав.
   Ниилит порозовела под его взглядом.
   - Все... совсем не так, как ты думаешь, - сказала она венну. - Он жил
у нас в ссылке,  не имея ничего, кроме своих знаний. Он сам так говорил.
Он  хотел многому меня научить.  Он  просто не  мог иначе забрать меня у
родни...
   - Уж не он ли и книги тебе давал? - спросил Волкодав. - Того великого
лекаря. Белката... как там его?
   - Зелхата,  -  сказала Ниилит.  -  Благородный Зелхат  отбывал у  нас
ссылку после того, как молодой шад изгнал его из Мельсины...
   - Вот как, - проворчал Волкодав. И надолго замолчал.

   Галирадцы,  избалованные щедротами Морского  Хозяина,  с  давних  пор
привыкли пополнять запасы дров на  морском берегу.  После каждого шторма
волны  исправно выбрасывали то  ободранные коряги,  то  обломки разбитых
корабельных досок,  а  то  и  целые бревна.  Все это до  последней щепки
сгорало  в  прожорливых очагах  и  печах  Галирада и  служило  горожанам
немалым  подспорьем.  Дрова  в  Галирад привозили издалека,  потому  что
рубить лес вблизи города давным-давно воспретили волхвы.
   А  еще город помнил,  как пять лет назад в прибрежных валунах застрял
громаднейший ствол в  ошметках черной коры,  до  того  неподъемный,  что
вытащить его  не  смогла даже  упряжка могучих тяжеловозов.  Тогда ствол
начали  пилить,  но  пилы  и  топоры с  трудом его  брали.  Древесина же
оказалась цвета кленового листа осенью. Породу дерева опознал чернокожий
мономатанский торговец:
   - Это благословенный маронг,  драгоценный,  как слоновая кость. Он не
гниет,  почти не  горит и  отгоняет болезни.  Он черен снаружи и  красен
внутри,  как  истинный человек.  Срубить  его  -  все  равно  что  убить
человека. Тот, кто срубит маронг, целый год живет в отдельной хижине, не
ест за общим столом и не смеет прикоснуться к жене...
   Все  лето  до  осени  плотники  разделывали чудовищный  ствол,  точно
китобои тушу пойманного кита, а волхвы с молитвами обходили каждую доску
посолонь,  отгоняя возможное зло.  Ибо  никто  не  может быть  полностью
уверен в неведомом.

   В тот год купеческий Галирад натерпелся немалого страха.  Что сталось
бы  с  городом,  кончись по-иному великая битва у  Трех  Холмов,  так  и
осталось никому  не  известным.  Уж  верно,  сидел  бы  теперь в  городе
какой-нибудь  сегванский кунс,  приехавший с  далекого острова,  и  всем
заправлял по-своему, по-сегвански. Иные теперь ворчали, что, может, было
бы не так уж и плохо. Но это теперь, когда пережитый страх отодвинулся и
стал забываться. Известно, после драки всякий умен, особенно если самому
не  досталось.  А  тогда,  пять лет назад,  те  же самые люди последнего
ратника готовы были носить на руках, не говоря уже о дружинных витязях и
о   самом  кнесе.   Посовещавшись,   галирадские  старцы  решили  свезти
драгоценный маронг в  крепость и  подарить государю Глузду -  хоромам на
обновление...

   Вблизи  города  бережливые галирадцы подметали берег,  словно метлой.
Волкодаву и  Ниилит  пришлось довольно долго  шагать  вдоль  края  воды,
прежде чем на  глаза им  попалось несколько более-менее сухих деревяшек,
пригодных в  костер.  Городские башни были еще отлично видны,  но в  эту
сторону местные старались не забредать. Волкодав знал почему. Море здесь
врезалось в  сушу узким заливом;  в  сотне шагов от  того места,  где он
растеплил  свой  костерок,   прибрежные  валуны  превращались  в   самые
настоящие скалы.  Чем  дальше в  глубь залива,  тем выше и  неприступней
делались поросшие густым  лесом  кручи.  А  в  самой  вершине  вздымался
исполинский каменный  палец,  величественный даже  на  фоне  островерхих
снежных хребтов.  Говорили,  во  время  штормов прибой там  вздымался на
страшную высоту. Волкодав пригляделся: несмотря на ясное солнце в теплых
голубых небесах,  у основания пальца, где он вырастал из скальной гряды,
белесыми клочьями плавал туман.  Он  клубился там  всегда -  не  зря  же
приметчивые галирадцы  испокон  веку  прозывали голый  каменный  монолит
Туманной Скалой.  И со времен столь же отдаленных почитали это место как
странное.  Тоже,  наверное,  не  зря.  Уже на памяти нынешнего поколения
сразу два человека пропали там без следа. Вошли в туман и не вышли. Хотя
другие люди  проходили насквозь безо всякого вреда для  себя.  Отчаянные
парни обследовали утес от основания до самой макушки,  цеплявшей облака.
Но так и не обнаружили ни трещин,  ни глубоких пещер.  Волхвы же,  по их
словам,  чувствовали присутствие силы.  Еще  волхвы говорили,  что  иные
пещеры, мол, видны не всем и не всегда,
   Словом,  благоразумные галирадцы  старались обходить  Туманную  Скалу
стороной,  и,  наверное,  правильно  делали.  Есть  святые  места.  Есть
недобрые. А есть и такие, что попросту предназначены не для людей. И все
тут.

   Волкодав обжигал кольчугу над  огоньком костра и  думал  о  том,  что
вполне мог  бы  сделать это  и  дома.  Причем даже с  большим удобством.
Решил,  видите ли,  погулять. Зато Ниилит, радуясь свободе, разделась за
валуном и немедленно полезла в воду.  Волкодав присматривал вполглаза за
тем, как скрывалась в мелких волнах и снова показывалась ее черноволосая
голова.  Скрывалась она  надолго:  Ниилит  ныряла на  удивление отважно,
ничуть не боясь глубины.  Море здесь было далеко не такое теплое,  как у
нее в  Саккареме,  но девчонка блаженствовала.  С нее станется натаскать
морских звезд,  объявить их съедобными и  немедленно зажарить на костре.
Волкодаву тоже  хотелось  в  воду.  Он  непременно окунется,  но  только
погодя, когда доделает дело.
   Он сразу заметил всадников,  выехавших из леса между ними и  городом.
Трое мужчин на рослых, сытых конях. Волкодав оглянулся на Ниилит: та как
раз вынырнула,  держа в  каждой руке по  двустворчатой раковине с  миску
величиной.  Всадники ехали шагом. Они ехали в их сторону, но явно никуда
не спешили. Лиц было не разглядеть, и Волкодав присмотрелся к плащам. Не
витязи.   И  не  городская  стража.   Жадоба  с  разбойниками?..  Комесы
Людоеда?..
   - Ниилит,  -  негромко позвал Волкодав.  Она стояла по шею в воде: он
видел только ее голову,  белые плечи, обвитую бусами шею и руки, занятые
раковинами. Все остальное - смутным пятном сквозь прозрачную рябь.
   - Возьми одежду,  -  ровным голосом сказал Волкодав.  - И плыви на ту
сторону. Доплывешь?
   Залив здесь был около полуверсты шириной.  Случись что,  вряд ли  там
они ее легко достанут из луков.
   - Я попробую испугать лошадей...  -  отозвалась Ниилит.  - Мне Тилорн
объяснял. У меня получится...
   - Получится,  но лучше не надо,  -  сказал Волкодав. - Посмотрим еще,
что у них на уме.
   Ниилит бросила добытые раковины на берег:
   - Может, они не со злом?..
   - Может, и не со злом, - сказал Волкодав. - Плыви давай.
   Ниилит  зашла  за  валун...  Венн  не  особенно удивился,  когда  она
появилась оттуда одетая.  Пожалуй, он швырнул бы ее обратно в воду, если
бы  не знал,  что это все равно бесполезно.  Вот уж верность хуже всякой
измены.  Ниилит жалобно посмотрела на него голубыми глазами,  в  которых
плескался отчаянный страх.  Подобрала свои  раковины  и,  усевшись подле
костра,  принялась ковырять щепочкой крепко  сжатые створки.  От  мокрой
косы,  по  рубахе между худеньких лопаток уже  расплывалось сырое пятно.
Волкодав протянул ей нож. В случае чего он всегда успеет его схватить...
   Всадники между тем  приближались.  Двое  -  здоровенные мужики,  явно
понимавшие толк  в  рукопашной.  Третий,  сухопарый  старик,  был  почти
безоружен,  если не считать короткого кинжала на поясе, но и тот казался
скорее драгоценной игрушкой,  чем оружием воина. Такие не для серьезного
дела.   Разглядев  это,   Волкодав  несколько  успокоился.   Вельможа  с
телохранителями,  скорее всего. А коли так, следовало ждать не стычки, а
разговоров.
   По крайней мере вначале...
   Он   посматривал  на  подъезжавших,   продолжая  невозмутимо  чистить
кольчугу.  Только передвинулся на самый край камня,  на котором сидел, и
поставил  ноги  так,   чтобы  можно  было  сразу  вскочить.   Луков  при
незнакомцах не  было видно,  кони по таким камням близко не подойдут.  А
пешком, да на мечах, троих он не очень боялся.
   - Здравствуй,  Волкодав,  -  вежливо  остановившись в  десятке шагов,
сказал ему старец. Волкодав, помедли