зу.  Тот сидел к  нему спиной,  и  стол
перед ним был сплошь заставлен пустыми кружками.  Рядом лакомились пивом
несколько местных парней.  Кто-то  отпустил очередную шуточку "...и  вот
приходит венн  в  город",  все  засмеялись.  Волкодав продолжал идти,  и
наконец молодой возчик  заметил,  что  сидящие напротив него  по  одному
перестают его слушать и сами замолкают, глядя куда-то поверх его головы.
Он раздраженно оглянулся...
   На  него  сверху вниз смотрел тот  венн с  постоялого двора Любочады.
Смотрел, не мигая. И молчал. И был примерно таким, как он сам только что
расписывал.  Саженного росту  парень,  сплетенный из  железных узловатых
ремней.  А над плечом у него тускло посвечивала тяжелая крестовина меча.
Венн терпеливо ждал,  пока не станет совсем тихо. И за этим столом, и за
соседними. Потом он заговорил. Не очень громко, но слышно.
   - Если  ты  считаешь себя  мужчиной,  вставай и  держи ответ за  свои
слова,  -  сказал Волкодав.  -  А не встанешь, значит, ты просто мешок с
дерьмом. И ничего больше.
   Опять стало тихо. Уже вся корчма смотрела на них.
   - Эй,  полегче там,  венн...  - проворчал кто-то за спиной Волкодава.
Волкодав не стал оборачиваться и отвечать.
   Он стоял очень спокойно и неподвижно, опустив руки. И ждал. И смотрел
на обидчика, не отводя глаз.
   Тот,  конечно,  успел опрокинуть в себя порядочное количество кружек,
но был далеко не так пьян,  как в день драки. Умирать ему не захотелось.
Он опустил голову и сгорбился на скамье, пряча глаза.
   Видя,  что вставать он вовсе не собирается, Волкодав резко нагнулся и
быстрым движением,  за которым мало кто успел уследить,  выдернул нож из
ножен  на  поясе возчика.  Тот  самый нож.  Взяв  тремя пальцами крепкое
лезвие,  Волкодав сломал его, как лучинку. Бросил на пол обломки и пошел
молча,  не оглядываясь, к столику у двери. Туда, где оставил старуху. Он
знал,  что  успеет  услышать,  если  возчик  все-таки  вздумает выкинуть
глупость.  Или не возчик, а кто-нибудь другой. Но ничего не случилось. К
тому  времени,  когда  он  вернулся за  стол,  корчма  гудела совершенно
по-прежнему.

   Каково бы ни было горе, нельзя рыдать без конца. Что-то переполняется
в  душе,  и  раздирающее отчаяние сменяется тупым  безразличием.  Вот  и
старая вельхинка,  согнувшись над опорожненной кружкой, вытирала красные
от слез глаза, но больше не плакала.
   Подмастерье,  видевший,  как Волкодав ходил к стойке, встретил его со
всем почтением и даже указал ему на старуху:  мол,  присмотрел.  А когда
через  некоторое время  шумной  ватагой ввалились его  друзья  и  начали
сетовать, что места на скамье маловато, - замахал на них руками:
   - Ничего, потеснитесь...
   - Рассказывай, бабушка, если хочешь, - сказал Волкодав.
   ...Ее  звали Киренн.  Сорок зим назад,  юной девушкой,  взошла она со
своим  любимым на  честное брачное ложе.  Свадьбу,  которой следовало бы
состояться осенью,  против всякого обыкновения справили в  конце  весны,
потому  что  соседи-саккаремцы грозили войной  и  мужчины племени,  дети
Серебряного Облака, отправлялись сражаться. Пусть юноша-жених, рассудили
старейшины,  обретет любимую и  хотя бы продолжит себя потомством,  если
ему суждено будет пасть.  И он ушел,  ее Над кланд Ар-катнейл, стройный,
как молодой тополь,  сильный,  как сто быков,  и  румяный,  как утренняя
заря. Ушел, чтобы не вернуться...
   Судьба была немилостива к юной жене. Боги не послали ей наследника, а
другой раз замуж она не пошла,  ибо воины рассказали ей,  что ее Нада не
было среди павших.  Однажды Киренн ушла из дому и  тоже не возвратилась.
Она отправилась в Саккарем,  надеясь разыскать там мужа.  И, конечно, не
разыскала,  только  сама  угодила в  рабство.  Долго  носило  ее,  точно
маленькую щепку в быстрой реке,  и наконец прибило к берегу:  девять зим
назад здесь,  в Галираде,  добросердечные земляки-вельхи выкупили Киренн
из неволи.  Благо великой цены за нее,  постаревшую и  беззубую,  уже не
заламывали.  Так она и осталась здесь жить - прислужницей у одной доброй
вдовы...
   И  вот  сегодня,  когда  Киренн отправилась на  рынок за  зеленью для
хозяйкиного  стола,   ей  случилось  пройти  мимо  аррантского  корабля,
грузившегося перед близким отплытием.  И  вот там-то...  у  мостков,  по
которым  вкатывали наверх  бочки  со  знаменитой галирадской селедкой...
стоял...  с  писалом в  руке и  вощеной дощечкой на  груди,  на плетеном
шнурке... с рабским ошейником на шее...
   - Он все такой же,  мой Над... - Скобленую Божью Ладонь снова оросили
прозрачные капли слез. - Все такой же красивый... только седой совсем...
   Увидев ее,  старый Над схватился за сердце и чуть не умер на месте. А
потом бросился к ней, но на руки подхватить, как когда-то, уже не сумел.
Рука у  него нынче была только одна,  вторую он потерял в юности,  в том
самом первом и  последнем бою.  Но  как же крепко он обнял ее этой своей
единственной уцелевшей рукой!..
   Так  они  и  стояли,  забыв про  весь белый свет.  Пока строгий окрик
надсмотрщика не заставил очнуться, не сдернул со счастливых небес...
   - А потом что? - спросил Волкодав.
   А потом она сбивала покалеченные старостью ноги,  металась по городу,
пытаясь собрать выкуп за мужа. Кораблю предстояло сегодня же отправиться
в плавание,  и аррант Дарсий,  хозяин Нада, вовсе не намеревался, ждать.
Обежав  сородичей-вельхов,  Киренн  бросилась  на  торговую  площадь,  к
звонкому кленовому билу,  которым  испокон веку  призывали честной народ
обиженные и терпящие горе,  Киренн не родилась в Галираде и даже не была
сольвеннкой.   Кто  бы  мог  ждать,   что  горожане  станут  выслушивать
всклокоченную старуху?..  Ан нет же,  не только выслушали, но даже стали
метать к ее ногам деньги. Большей частью, понятно, медяки, но попадалось
и серебро.
   Собралось два с половиной коня.
   Осталось еще четыре с половиной...
   То  ли  глумился Надов хозхин-аррант,  то ли вправду непомерно высоко
ценил  однорукого невольника,  никому  не  дававшего пальца  запустить в
хозяйское добро. Прилюдно пообещал отпустить его за семь коней серебром.
Не более,  но и  не менее:  беда,  коли грошика недостанет.  А когда его
следующий раз в Галирад занесет,  про то и сам он не ведал. Может, вовсе
более не припожалует...
   - Вот тогда, значит, ты к боярину... - сказал Волкодав.
   Киренн  кивнула.  Что  такое  семь  коней  для  боярина?  Для  витязя
дружинного,  ратной  добычей и  милостью кнеса  взысканного без  меры?..
Черненое серебряное стремя,  к которому так и не допустили старуху, одно
стоило больше.  Ну  так Левый,  он  левый и  есть.  На правую сторону не
вывернется.  Может, и не зря следовала за ним бдительная охрана. Не грех
такого зарезать...
   - Пошли, - сказал Волкодав. Поднялся и взял Киренн за плечо. - Пошли,
вамо, выкупим твоего деда.
   Не веря себе, вельхинка обежала глазами его латаную некрашеную рубаху
и облезлые кожаные штаны и почти засмеялась:
   - Да ты... Да ты сам-то, сынок...
   - У меня есть чем заплатить,  -  сказал Волкодав.  И от необратимости
этих  слов  глухо  стукнуло  сердце.  -  Пошли,  почтенная Киренн  кланд
Аркатнейл.

   Волкодав сразу понял, что они со старухой чуть-чуть не опоздали.
   Большой,  низко сидевший аррантский корабль еще стоял у  причала,  но
последние приготовления к отплытию споро заканчивались. Вот-вот на обеих
мачтах поднимутся пестрые квадратные паруса.  Упадут в  воду  причальные
канаты.  И  судно медленно поползет прочь от берега,  на ходу втягивая в
себя якорный трос, свитый из крепчайшей халисунской пеньки...
   Однорукого  Нада   Волкодав  увидел  тотчас  же.   Несчастный  старик
переминался у  сходен,  вглядываясь в  толпу.  Он и  вправду был высок и
плечист и,  верно, в юности был куда как хорош. А на шее у него болтался
бронзовый ошейник.  Просвещенные арранты  надевали на  рабов  ошейники с
крепким  ушком  для  цепи,   чтобы  в   случае  непокорства  легче  было
приковывать для наказания.  Вот Над высмотрел свою Киренн, потом шедшего
за нею рослого венна...  Волкодав видел,  что поначалу Над принял его за
старухиного сына.  Может,  даже и за своего собственного.  Мало ли, мол,
где, у какого племени мог вырасти тот сын... Потом раб понял свою ошибку
и только вздохнул.
   В  это время,  обогнав Волкодава и  Киренн,  к  сходням быстрым шагом
подошел коренастый, крепко сбитый рыжебородый мужчина.
   - На корабль!  -  повелительно махнув рукой,  приказал он старику.  -
Отплываем сейчас!
   - Прошу тебя, Накар... - согнулся несчастный невольник. - Пожалуйста,
позови господина...
   - Может,  тебе прямо Царя-Солнце сюда привести? - огрызнулся Накар. -
А ну живо наверх, пока я тебе вторую руку не выдернул!..
   Волкодав  посмотрел  на  обширную  тучу,   понемногу  казавшую  из-за
небоската  тупые   белоснежные  зубы.   Аррантские  корабельщики  любили
отплывать перед  бурей:  надо  было  только  вовремя  миновать скалистые
острова,  а  там уж  попутный ветер доносил их  чуть не  до самого дома.
Мореходы они  были  отменные и  в  открытом океане  никаких  штормов  не
боялись.
   Старый Над в отчаянии повернулся к жене...
   - Почтенная шенвна Киренн,  -  подал голос.  Волкодав.  - Скажи этому
рыжебородому, что я прошу его позвать сюда господина.
   Мало кого он не любил так, как надсмотрщиков.
   - Хозяин отдыхать лег!  - не дав женщине раскрыть рта, рявкнул Накар.
И вновь повернулся к Наду: - А ты лучше не зли меня, вельх...
   - Почтенная шенвна Киренн,  - медленно, с тяжелой ненавистью повторил
Волкодав,  -  пусть этот позор своего рода, ублюдок, зачатый на мусорной
куче, приведет сюда своего господина. И скажи ему так, почтенная Киренн:
если он  еще раз откроет свою вонючую пасть,  то  подавится собственными
кишками.
   Накар,  человек тертый, сообразил, почему венн предпочел обращаться к
нему  через  старуху.  Дюжего  надсмотрщика испугать было  непросто,  но
дело-то в  том,  что Волкодав его и не пугал.  Он его попросту собирался
убить.
   Это  подействовало лучше  всяких угроз.  Сдавленно бормоча про  себя,
Накар  взбежал  по   сходням  на   судно.   А   заодно  и   подальше  от
висельника-венна.  Через  некоторое время  возле борта появился хозяин -
молодой аррантский купец  в  кожаных сандалиях и  добротном синем  плаще
поверх  короткой рубахи из  тонкого золотистого шелка.  Такая  же  лента
придерживала надо лбом ухоженные темные кудри.
   - О-о,  Над!  -  удивился он.  -  Да никак за тебя в самом деле выкуп
собрали?
   Старика затрясло, он беспомощно оглянулся на Волкодава.
   - Это ты,  что ли,  -  по-аррантски обратился к купцу Волкодав, - при
людях обещал отпустить его за выкуп в семь коней?
   Дарсий перебрался через борт  и  зашагал вниз по  сходням.  Накар шел
следом за хозяином, на ходу предупреждая:
   - Господин  мой,   это   очень  опасный  мерзавец...   Дарсий  только
отмахнулся. При этом сдвинулась пола плаща, и стал виден короткий кривой
меч,  висевший на левом боку.  Дарсий,  похоже,  считал,  что владеет им
мастерски. Может, так оно и было.
   - Во имя Вседержителя, варвар, как хорошо ты говоришь на нашем языке!
- сказал он Волкодаву.  -  Кто ты?  Для простого наемника у тебя слишком
правильный выговор...
   - Это  ты  обещал  отпустить однорукого за  выкуп  в  семь  коней?  -
повторил Волкодав.
   - Я, - кивнул Дарсий. - И я от своих слов не отказываюсь. Вот только,
любезный варвар,  прости,  но  по  твоему виду никак нельзя заподозрить,
чтобы твою мошну отягощала хоть четверть коня,  не говоря уже о семи. Уж
не хочешь ли ты предложить себя вместо него?..  - Киренн ахнула, а купец
окинул Волкодава с  головы до ног оценивающим взглядом знатока и покачал
головой: - Нет уж, избавь меня Боги Небесной Горы от подобных рабов. Так
что...
   - У меня есть чем заплатить,  -  сказал Волкодав. Расстегнув на груди
новенькую блестящую пряжку, он вытянул из ушек длинный ремень и снял меч
со  спины.  Ему  показалось,  будто в  спину сейчас же  потянуло ледяным
сквозняком.  Взяв ножны в левую руку,  правой он вытянул из них чудесный
буро-серебристый клинок,  отчетливо понимая,  что совершает это в  самый
последний раз.
   - Возьми, - сказал он арранту. У Дарсия слегка округлились глаза.
   - Ты их сын? - спросил он изумленно.
   - Нет, не сын, - сказал Волкодав.
   - Тогда кто же ты?..
   - Я принес тебе выкуп, - сказал Волкодав. - Возьми его.
   Купец словно очнулся и,  не  отрывая глаз  от  меча,  небрежно кивнул
надсмотрщику:
   - Накар, сними с Нада ошейник. Я отдаю раба этому человеку.
   Он,  видно,  в самом деле неплохо разбирался в оружии и понимал,  что
клинок  -  не  подделка.  Аррант  взял  меч,  и  Волкодав почти  услышал
беззвучный крик,  полный ярости и отчаяния,  от которого пусто и холодно
стало  в  груди.  Хмурый Накар поклонился хозяину,  убежал на  корабль и
довольно  долго  не  возвращался.  Видимо,  ключ,  отпиравший  ошейники,
использовался нечасто, а значит, и убран был далеко.
   - Варвары,  дикое племя,  а  делают же...  какая жемчужина для  моего
собрания!  -  вполголоса говорил  между  тем  Дарсий.  Он  поворачивал и
любовно гладил блестящее лезвие,  и  Волкодав понял,  как чувствует себя
муж, у которого на глазах начинают лапать жену. - Этот меч стоит гораздо
больше семи  коней,  -  сказал ему  Дарсий.  -  Я  велю  позвать мастера
оружейника,  и он назовет точную цену.  Все, что свыше семи коней, будет
тебе возвращено.
   Какие монеты ты предпочитаешь?  Или, может быть, драгоценные камни? У
меня как раз есть неплохие изумруды из Самоцветных гор...
   - Я не стану разменивать его на серебро,  - сказал Волкодав. - Так ты
отпускаешь раба?
   - Конечно, отпускаю, но...
   Волкодав кивнул и  молча шагнул мимо него к  старому Наду.  Наверное,
следовало бы дождаться,  пока вернется Накар и  честь честью отомкнет на
шее  деда ошейник,  который тот,  плохо веря себе,  медленно поворачивал
замочком вперед. Наверное. Возле замочка виднелось очень хорошо знакомое
Волкодаву ушко,  предназначенное для цепи.  Венн взялся обеими руками за
ошейник,  и  тот заскрипел,  а потом лопнул вместе с кожаной подкладкой.
Волкодав разогнул его до конца и выкинул в воду.
   - Хорошо,  что  твой меч такой дорогой!  -  весело засмеялся аррант и
шутя  погрозил  Волкодаву пальцем:  -  Ты  испортил  мою  собственность,
варвар. Я ведь отдал тебе только раба, но не ошейник.
   - Счастливо тебе,  купец,  -  сказал  Волкодав.  В  это  время  между
корабельщиками, глазевшими через борт, появился рыжебородый Накар.
   - Долго возишься!  -  махнул ему Дарсий. В другой руке у него был меч
Волкодава.  -  И тебе счастливо,  варвар, - сказал он, ступая на сходни.
Взошел -  и  дюжие мореходы живо втащили мостки на корабль,  а береговые
работники принялись разматывать причальные тросы. Яркие клетчатые паруса
затрепыхались на ветру,  одевая мачты под дружное уханье команды.  Ветер
держался как раз отвальный; до грозы он наверняка унесет их за острова.
   Волкодав не  стал  смотреть,  как  отходит  корабль.  Он  смотрел  на
обнявшихся,  плачущих стариков и  думал о том,  есть ли у этих двоих где
приклонить голову на  ночь.  И  что скажет Варох,  если он еще и  Нада с
Киренн к нему приведет...
   Он  заметил,  как  подогнулись колени у  старика,  и  успел подумать:
нежданно свалившееся счастье тоже поди еще  перенеси,  тут,  пожалуй,  в
самом деле  голова кругом пойдет...  Волкодав подхватил начавшего падать
Нада и увидел, что старик перестал дышать.
   Венн  поспешно  уложил  его  кверху  лицом  на   бревенчатый  настил,
выглаженный сотнями и  сотнями ног.  Он знал как подтолкнуть запнувшееся
сердце, как заново раздуть пригасшую было жизнь...
   - Не буди его, - тихо сказала ему Киренн. - Пусть спит...
   Волкодав хотел возразить ей,  но передумал.  Киренн села подле мужа и
стала гладить пальцами его лицо, с которого уже пропадали морщины.
   - Теперь мы с тобой не расстанемся, - тихо повторяла она. - Теперь мы
с тобой никогда не расстанемся... Ты погоди, я сейчас...

   Солнечный свет  внезапно  померк,  и  Волкодав  невольно  оглянулся в
сторону моря,  но почти сразу услышал позади себя тихий вздох и  увидел,
что Киренн уже не сидела,  а лежала подле мужа, упокоив голову у него на
груди. Они встретились, чтобы никогда больше не расставаться.
   Грозовая туча все  выше поднималась на  небосклон,  словно гигантская
пятерня,  воздетая  из-за  горизонта.  Она  обещала  аррантскому кораблю
хороший ветер и  то ли проклинала,  то ли благословляла...  Вершина тучи
горела  белыми  жемчугами,  у  подножия  бесшумно вспыхивали красноватые
зарницы.  Вот окончательно спряталось солнце,  и  лиловые облачные кручи
превратились в темно-серую стену, медленно падавшую на город...
   Наверное,  души Нада и  Киренн уже шагали,  обнявшись,  по прозрачным
морским волнам на  закат,  туда,  где стеклянной твердыней вздымался над
туманами Остров Яблок, вельхский рай Трехрогого - Ойлен Уль...
   Предвидя  близкий  дождь,  торговцы сворачивали лотки  и  палатки,  а
покупатели спешили приобрести то, зачем пожаловали на рынок; торговаться
было  особо  некогда,  и  те  и  другие вовсю  этим  пользовались.  Люди
оглядывались на двоих неподвижных стариков и Волкодава,  стоявшего подле
них на коленях.  Иные качали головами и шли прочь, иные задерживались. В
особенности те, кто делился с Киренн медью и серебром.
   - Значит, все-таки выкупила мужа? - спрашивали Волкодава.
   И он отвечал:
   - Выкупила.
   Клубящаяся окраина тучи тем  временем нависла уже  над  головами,  по
морю  пошли  гулять  свинцовые блики.  Площадь  быстро  пустела,  только
Морской Бог  аррантов по-прежнему грозил неизвестно кому своим гарпуном.
Волкодав встретился глазами с красивым юношей-вельхом, никак не желавшим
уходить, и сказал ему:
   - Сходи к вашему старейшине, пускай людей пришлет...

   Домой Волкодав возвращался уже под проливным дождем.  Он медленно шел
пустыми улицами,  на которых не было видно даже собак.  Молнии с треском
вспарывали мокрое серое небо,  но Волкодав не молился.  Бог Грозы и  так
ведал,  что творилось у него на душе. Вот, значит, зачем был доверен ему
добрый меч,  наследие древнего кузнеца. Волкодав, правда, насчитал всего
два  стоящих дела,  зато людей было трое.  Меч помог ему отбить Эвриха у
жрецов.  И устроить так,  чтобы чета стариков успела обняться здесь,  на
земле,  прежде чем  уже навеки обрести друг друга на  небесах.  Волкодав
знал вельхскую веру.  Тот, кто умер рабом, и на Острове Яблок окажется у
кого-нибудь в услужении. Над и Киренн ушли свободными. Ушли рука в руке.
Может  быть,  в  следующей жизни им  не  придется искать друг  друга так
долго.
   Говорят  же,  что  отправляться  в  путь  во  время  дождя  -  благая
примета...
   На  острове Ойлен Уль  Над  выстроит дом  для любимой,  и  станут они
жить-поживать.  А  там,  чего доброго,  сыщется парень,  который захочет
стать им сыном.  Поистине за это стоило отдать меч,  так что жалеть было
не о чем.  Да и навряд ли разумный клинок надолго задержится у человека,
не стоившего,  по глубокому убеждению Волкодава, доброго слова. Не таков
он,  чтобы согласиться безропотно висеть на стене.  А может,  он и вовсе
надумает уйти вместе с кораблем в зеленую морскую пучину,  выполнив все,
что ему было на земле предназначено?..
   Не о чем сожалеть.
   Волкодав вымок насквозь,  вода сплошными ручьями лилась по  волосам и
лицу и сбегала вниз,  уже не впитываясь в липнувшую к телу одежду. После
того как вельхи,  согласно своему обычаю, унесли умерших посуху в лодке,
он  долго  еще  сидел  на  набережной,   глядя  в   серую  стену  дождя,
непроницаемо смыкавшуюся в  десятке шагов.  А  потом встал и  побрел без
особенной цели. Он озяб, но в тепло не торопился. Ему было все равно.
    Не  о  чем сожалеть.  Почему же Волкодаву хотелось завыть,  как воет
голодный пес, позабытый уехавшими хозяевами на цепи?..

   День,  придавленный глыбами  туч,  угас  быстрее  положенного.  Когд