У  Гвалиора похолодело на  сердце.  "Я  не смог уберечь Тиргея.  А  теперь
потеряю ещ„ и тебя... Священный Огонь! За что?.."
     Говорил молодой раб,  которого считали необыкновенно опасным и  вс„  время
держали на одиночных работах, да притом в укороченных кандалах, чтобы не мог ни
замахнуться,  ни как следует шагнуть. Он и теперь, в первый раз за полгода, ш„л
в общей веренице только потому, что его переводили в новый забой.
     А  на  плече  у  него  сидела  большая  летучая мышь.  С  крылом,  некогда
разорванным ударом кнута.
     - Ты? - с притворным удивлением сказал невольнику Волк. - Давненько я тебя
не видал! Стало быть, ещ„ не подох?
     Серый П„с  ничего ему не  ответил,  потому что обычай его народа не  велел
разговаривать с  врагом,  которого собираешься убивать,  а  Гвалиор  неожиданно
рассмотрел  на   другой  стороне  площадки  стоявшего  там  Церагата.   Старший
назиратель  чему-то   слегка  улыбался  -   удовлетвор„нно,   уверенно.   Тогда
окончательно  похолодевший  нардарец  понял,   что  появление  Волка  и  вызов,
брошенный им в толпу,  -  вс„ это было далеко не случайно. И далеко не случайно
произошло именно сегодня. На другой день по окончании оговор„нного срока...
     Церагат держал  слово,  данное  свободному.  Но  держал присущим лишь  ему
способом...
     Между тем поединок обещал стать достопамятным зрелищем.  Оба были веннами,
а  венны славились как  неукротимые воины,  даже  и  с  голыми руками способные
натворить дел.  Кое-кто знал, что этих двоих в сво„ время прив„з на рудник один
и  тот же торговец рабами,  Ксоо Тарким,  и поначалу они очень дружили.  Потом,
правда,  их пути разошлись...  Семь лет спустя в  круге факельного света стояло
двое врагов.  Двое молодых мужчин,  оба невольники.  Серый П„с,  год тому назад
замученный  насмерть  и  вс„-таки  выживший.   И  Волк,  его  палач...  Пугливо
косившийся работник расковал Серого Пса.  Сначала он освободил ему ноги,  потом
потянулся к ошейнику, но тут же, вскрикнув, отд„рнул руку: Нелетучий Мыш цапнул
его за палец острыми,  как иголки,  зубами. Из толпы рабов послышался злорадный
хохот и замечания сразу на нескольких языках:
     - Пониже, пониже его укуси, маленький мститель...
     - Нас кал„ным клеймом метил, а сам визжит, как недорезанный порос„нок!..
     И кто-то уже подначивал:
     - Покажи ему,  Серый П„с, покажи... Но Серый П„с не стал обращать внимания
на  такую мелочь,  как рудничный холуй,  по  ошибке именовавшийся кузнецом.  Он
накрыл ладонью злобно шипевшего Мыша,  и работник снял с него ошейник, а потом,
в  самую  последнюю очередь,  освободил руки.  И  скорее  убрался  в  сторонку,
обсасывая прокушенный палец. Серый П„с пов„л плечами, заново пробуя собственное
тело,  отвыкшее от свободных движений.  И шагнул впер„д. Волк ждал его, держа в
правой руке верный кнут,  а в левой -  длинный кинжал с острым лезвием,  плавно
сбегавшим от рукояти к гран„ному, как шило, острию. И тем и другим оружием Волк
владел очень,  очень неплохо.  В  ч„м неоднократно убеждались и  каторжники,  и
другие  надсмотрщики,   все,  у  кого  хватало  дерзости  или  глупости  с  ним
повздорить.
     - Ну? - сказал он, пошевеливая кнутом. - Иди сюда.
     Он был сыт и сил„н,  этот Волк.  Сыт,  сил„н, ловок и уверен в себе. Серый
П„с стоял перед ним,  немного пригнувшись,  и  не  сводил с  него взгляда.  "Не
смотри на руку противника,  -  когда-то поучал его Мхабр,  вождь сехаба.  - Это
всего лишь часть,  зависящая от  целого.  Не смотри ему и  в  глаза:  они могут
завлечь тебя и  обмануть.  Направь свой взгляд на  Средоточие,  где рождается и
умирает любое движение..."
     Толпа кандальников замерла.  Было  слышно,  как  где-то  в  углу  капала с
потолка сочащаяся вода.
     Все  ждали:  вот  сейчас кнут  Волка  метн„тся лоснящимся извивом,  словно
охотящаяся  гадюка,   резан„т  соперника  по   глазам...   Вышло  иначе.   Волк
стремительно подался впер„д, выбрасывая перед собой руку с кинжалом, нацеленным
рабу в живот.
     Тот мгновенно отшатнулся назад, уходя от неминуемой смерти.
     Толпа  глухо  загудела,   заволновалась.   Притиснутые  к   дальней  стене
карабкались на выступы камня.  Кто-то пытался опереться на чужое плечо,  кто-то
упал,  нещадно ругаясь.  Почему-то  каждому хотелось воочию узреть этот бой,  о
котором, действительно, потом сложили легенды.
     Двое противников снова неподвижно стояли лицом к  лицу,  и теперь уже мало
кто сомневался,  что Волк пустит в ход кнут.  И опять вышло иначе. Волк ещ„ раз
попытался достать Серого Пса кинжалом,  рассчитывая,  наверное, что тот не ждал
повторения удара.
     Раб снова умудрился отпрянуть и  сохранить себе жизнь,  но  выпад оказался
наполовину обманным:  кнут вс„-таки устремился впер„д.  Он с  шипением пролетел
над самым полом,  целя обвить ногу Серого Пса и,  лишив подвижности, подставить
его под удар клинка.  Раб с большим трудом,  но вс„ же успел перепрыгнуть через
змеившийся хвост.  Волк, однако, отчасти добился своего. Л„гкое движение локтя,
и  кнут в  сво„м возвратном движении взвился с пола,  сорвав кожу с плеча раба.
Серый П„с, как позже говорили, не переменился в лице. Вместо него охнула толпа.
     - Иди  сюда!  -  выругавшись,  сказал Волк.  -  Твоя мать была кошкой,  не
чуравшейся кобелей!
     Тень  Мал-Нахты  предостерегающе воздела бесплотные руки...  Но  Серый П„с
ничем не  показал,  что  слышал эти слова.  Он  давно отучил себя попадаться на
такие вот крючки.  Нет уж. Он ещ„ схватится с Волком грудь на грудь, но сделает
это  по-своему и  тогда,  когда  сам  сочт„т нужным.  А  вовсе  не  по  прихоти
надсмотрщика.  И  если  он  погибнет,  это  будет смерть,  достойная свободного
человека.  Бойца...  Кнут Волка вс„ же свистнул верхом,  метя по лицу, но Серый
П„с  вскинул  руку,   и  плет„ный  ремень,  рассекая  кожу,  намотался  ему  на
предплечье.  Теперь противники были намертво связаны, потому что выпускать кнут
Волк  не  собирался.  Лезвие  кинжала поплыло впер„д,  рассекая густой  сп„ртый
воздух.  Рыжие  отсветы факелов стекали с  него,  точно жидкий огонь.  Гран„ное
остри„ неотвратимо летело в грудь Серому Псу,  как раз в дыру лохмотьев,  туда,
где  под  немытой  кожей  и  напряж„нными струнами мышц  отч„тливо проглядывали
р„бра. Правая ладонь раба пошла вверх и в сторону, наперехват, успевая, успевая
поймать и до костного треска сдавить жилистое запястье надсмотрщика...
     И  в  это время гораздо более опытный Волк пнул его ногой.  Серый П„с мало
что  мог  противопоставить сноровистому Волку,  кроме звериной силы и  такой же
звериной решимости умереть,  но  перед этим убить.  Неожиданный удар приш„лся в
живот и  согнул тело  пополам,  и  кинжал с  отвратительным хрустом вош„л точно
туда, куда направлял его Волк, и
     Серый П„с понял,  что умирает, и это было воистину так: когда он попытался
вздохнуть, изо рта потекла кровь. Однако он был ещ„ жив. И пока он был жив...
     Волк  поздно  понял,  что  на  погибель себе  подобрался слишком близко  к
умирающему рабу.  Торжествуя победу,  он  не  отскочил сразу,  думая  вколотить
кинжал до крестовины,  и эта ошибка стоила ему сперва зрения,  а через миг -  и
жизни.  Рука Серого Пса,  д„рнувшаяся было к  пробитому боку,  вдруг выстрелила
впер„д, и растопыренные пальцы, летевшие, точно железные гвозди, прямо в глаза,
стали самым последним,  что Волку суждено было в этой жизни увидеть. Волк успел
жутко закричать и  вскинуть ладони к лицу,  но тем самым он только помог Серому
Псу   поднять   вторую   руку,   ибо   кнут,   надетый   на   запястье  кожаной
петл„й-паворозом,   по-прежнему  связывал  поединщиков,   словно  нерасторжимая
пуповина.  Серый П„с взял Волка за горло и выдавил из него жизнь.  М„ртвый Волк
бесформенной кучей осел на щербатый каменный пол,  и  только тогда с левой руки
победителя сбежали петли  кнута,  оставив после  себя  сочащуюся красной кровью
спираль.
     - ВОЛКОДАВ!..  -  не  своим  голосом  завопил  из  глубины  толпы  кто-то,
смекнувший, как называют большого серого пса, способного управиться с волком. А
из боковых тоннелей,  тесня бушующих каторжан,  бежали надсмотрщики:  небывалый
исход поединка запросто мог привести к бунту.
     Отгороженный  от  недавних  собратьев  плотной  стеной  обтянутых  ржавыми
кольчугами спин,  Волкодав ещ„ стоял на ногах,  упрямо отказываясь падать, хотя
по всем законам ему давно полагалось бы упасть и испустить дух. Он зажимал рану
ладонями, и между пальцев прорывались липкие пузыри. Он твердо знал, что у него
хватит сил добрести до ворот,  ведущих к свободе,  -  где бы они ни находились,
эти ворота...
     ...Старший  назиратель  Церагат  не   сразу   сумел   оторвать  взгляд  от
изуродованного тела  Волка,  своего  любимца.  Его  лучший  цепной зверь  лежал
безнад„жно м„ртвый, и жизнь его была отнята - кем же? Рабом, воплощавшим в себе
вс„ то,  что Церагат в  рабах ненавидел.  Этот парень однажды разрушил легенду,
доброе столетие питавшее надеждой каторжников Самоцветных гор.  Разрушил -  но,
оказывается,  только затем, чтобы на смену развенчанной легенде прямо на глазах
у людей породить новую...
     И на сей раз - доподлинную...
     Подобного Церагат допустить не желал и не мог.
     Никакой свободы этот Серый П„с,  уже нареч„нный,  словно в особую насмешку
над ним,  Церагатом,  прозванием Волкодава,  получить не должен.  И не получит!
Глотку ему перерезать - и в отвал!.. Бессмысленный обычай поединков, неизвестно
какими недоумками завед„нный,  вс„  равно уже  давно пора  прекратить.  А  если
надсмотрщикам станет скучно,  пусть  дерутся между  собой.  Или  рабов одного с
другим стравливают... И "святую" площадку - завалить камнями немедля...
     Он уже открывал рот для приказа, но его опередили.
     - Не  делай этого,  Церагат,  -  прошипел ему  в  ухо Гвалиор.  -  Во  имя
справедливого меча первого Лаура - не делай!
     В голосе нардарца звучало некое особенное веселье - бесшабашное, удалое...
и,  как  старший назиратель по  опыту  знал,  куда  более опасное,  чем  хрипло
выкрикнутые  угрозы.  Это  веселье,  обычно  не  свойственное  Гвалиору,  мигом
заставило Церагата напрячься и замереть.  И...  Он в том не поклялся бы, но ему
померещилось  едва  ощутимое  сквозь  одежду  прикосновение  к  пояснице  остро
отточенного клинка.  Каждый надсмотрщик,  Гвалиор в  том  числе,  носил длинный
кинжал. Тяж„лый кинжал, оружие, вовсе не предназначенное для тайного извлечения
из ножен...
     В отличие от боевого ножа,  носимого на предплечье. Ножа с лезвием всего в
пядь -  укрывай хоть в  рукаве,  если охота.  Пяди железа,  всаженной сзади,  с
лихвой хватит, чтобы мгновенно оборвать жизнь...
     Церагат закрыл рот, так и не произнеся ни звука. И остался молча смотреть,
как уходил прочь Серый П„с по прозвищу Волкодав.
     ...Венн плохо помнил,  как его вели каменными коридорами штреков. Сознание
меркло,  многолетняя привычка брала свое, и ноги переступали короткими шажками,
ровно по  мерке снятых с  них  кандалов.  Постепенно делалось холоднее:  то  ли
оттого,  что приближалась поверхность,  выстуженная вечным морозом, то ли из-за
крови,  которая с  каждым  толчком сердца уходила из  тела  и  ч„рными кляксами
отмечала его  путь.  Почти всюду эти  кляксы мигом исчезнут под  сотнями тяжело
шаркающих ног,  -  эка невидаль,  кровь на рудничных камнях! - но кое-где пятна
сохранятся,  и  рабы  станут  показывать их  друг  другу  и  особенно новичкам,
убеждая, что легенда о завоевавшем свободу - не вымысел...
     А  пока Волкодав просто ш„л,  поддерживаемый неведомо какой силой,  и  вся
воля уходила только на то,  чтобы сделать ещ„ один шажок и не упасть. Перед ним
проплывали мутные пятна каких-то  лиц,  но  он  не  мог  даже присмотреться как
следует,  не то что узнать.  Шаг.  Держись, Волкодав. Держись, не умирай. И ещ„
шаг. И ещ„...
     Мелькнула  дремучая  борода  распорядителя Шаркута,  с  которым,  сидя  на
лошади, беседовал купец Ксоо Тарким.
     - Это -  самый деш„вый раб,  -  небрежно кивнул торговец на  Волкодава.  -
Никакого толку с него не будет, помяни мо„ слово.
     Шаркут согласно кивнул:
     - Эти  венны,  они  все  такие.  В  жизни своей не  встречал более тупой и
злобной скотины...
     - Я  думал,   не  найд„тся  способных  выйти  отсюда,  -  перебил  Шаркута
седобородый горшечник. - Я ошибался. Меня звали Кернгорм...
     Из-за его спины вышел Каттай.  Он взял Волкодава за руку и несколько шагов
ш„л с ним рядом, поддерживая и ведя. Он сказал:
     - Я хотел выкупить маму... Расскажешь ей, хорошо?
     Отодвинув чьи-то  ноги,  по  обыкновению на  четвереньках высунулся калека
Динарк.
     - Ты  о  ч„м себе думаешь?..  -  напустился он  на  венна.  -  Ты куда это
собрался? А мы как же тут без тебя?..
     - Отстань  от  парня,  старый  ворчун,  -  утихомирил халисунца чернокожий
Мхабр.  Подп„р Волкодава крепким плечом...  и  тот с изумлением обнаружил,  что
вождь сехаба одного с  ним  роста.  Как  так?  Раньше Мхабр всегда был для него
великаном...  -  А вот драться как следует ты по-прежнему не умеешь,  - пожурил
венна  мономатанец,  -  Объяснял  я  тебе,  объяснял...  Кто  же  так  от  ножа
отбивается?.. Ну ничего. Выучишься ещ„.
     - Обязательно выучится,  -  кивнул маленький Аргила,  появившийся с другой
стороны.  Странно,  но  его замызганная ладошка источала не  меньшую силу,  чем
ручища могучего Мхабра: - Я жил на острове Старой Яблони... Ты не забудешь?
     - Не забуду... - пообещал им Волкодав. - Ничего не забуду...
     Почему все они так уверенно говорили о его будущем, когда он умирал?..
     Аргилу сменил Тиргей,  облач„нный в  белую  льняную рубашку и  сандалии на
тонких ремнях. Венн стал ждать, что тот ему скажет, но аррант не сказал ничего.
Только  одобрительно  кивал   головой  в   рыжем   золоте  завитков  -   словно
благословлял...
     Перед самыми воротами,  когда уже и Тиргей оставил его, Волкодав оглянулся
через плечо.
     За ним ш„л Волк.
     Совсем другой Волк,  не  тот,  чью  зверски ощеренную рожу он  видел перед
собой  в  поединке.  У  Волка,  не  ставшего  надсмотрщиком  в  отпущенные  ему
девятнадцать, было чистое лицо хорошего и озорного веннского парня.
     - Спасибо, - шепнул этот парень и отступил назад, в темноту.
     Ворота начали открываться.

     ...И  ударил  огромный,  невыносимый свет,  яростно  паливший даже  сквозь
мгновенно  захлопнувшиеся веки.  Это  горело  беспощадно-сизое  горное  солнце,
повисшее в  фиолетовом небе  перед  самым  устьем  пещеры.  Протяни  руку  -  и
окун„шься в огонь. Волкодав услышал, как закричал от ужаса Нелетучий Мыш, чудом
уцелевший  во  время  поединка.   Потом  раздался  голос  вроде  человеческого,
сказавший:
     - Вот тебе твоя свобода. Ступай. Резкий мороз на какое-то время подстегнул
отуманенный болью  разум,  и  Волкодав  попробовал оглядеться,  плотно  сощурив
исходящие слезами,  напрочь отвыкшие от  дневного света глаза.  Прямо перед ним
голубел на солнце горб ледника,  сжатый с двух сторон отвесными скалами ущелья.
Волкодав ступил на снег и  пош„л,  отч„тливо сознавая,  что в спину ему смотрят
рабы,  занятые  в  отвалах и  на  подъездных трактах.  Они  должны  запомнить и
рассказать остальным,  что он УШ‚Л.  Наверное,  он упад„т и  умр„т за первой же
скалой. Но пусть они запомнят, что он УШ‚Л на свободу. УШ‚Л САМ...
     Ему сказочно повезло:  он  не  сорвался ни в  одну из трещин и  не зам„рз,
переломав ноги, в хрустальной, пронизанной солнечными отсветами гробнице. Боги,
которых он не захотел предать,  хранили его. Он уходил вс„ дальше и выше, время
от  времени чуть  приоткрывая слепнущие глаза,  чтобы  видеть,  как  постепенно
придвигается исполинский,  ч„рный против солнца ут„с.  За ним его уже не смогут
разглядеть с  рудничных отвалов.  За  ним он должен будет неминуемо свалиться и
умереть.  Но  не прежде.  Ни в  коем случае не прежде...  "Истовик-камень!..  -
осенило вдруг венна.  -  Так  вот  ты  какой..."  Ч„рные,  обросшие льдом камни
приближались мучительно медленно.  Солнце напоролось на  острую вершину скалы и
замерло там.  Волкодаву казалось -  он уходил прямо в этот огромный свет, чтобы
без остатка в н„м раствориться.  Тиргей говорил, к Истовику-камню человек может
идти всю свою жизнь...  чтобы никогда его не  достигнуть...  Волкодав ш„л целую
вечность, и жизни в н„м оставалось вс„ меньше.
     Потом с  отвалов увидели,  как  ч„рная точка,  ползшая через горб ледника,
поравнялась и слилась со скалой.  Хватаясь за выступы камня,  Волкодав завернул
за ут„с, и больше никто уже ничего не мог различить вдалеке.
     Осталась лишь  цепочка алых  следов,  упрямо прол„гшая вверх  и  впер„д по
иссиня-белому горному снегу.
     Кому-то показалось,  будто из-за гольца на другой стороне перевала к ут„су
скользнули две большие крылатые тени...  Но из-за слишком яркого света никто не
брался утверждать наверняка.
                                                            Июнь - октябрь 2000



   Мария СЕМЕНОВА
   САМОЦВЕТНЫЕ ГОРЫ

OCR Альдебаран


Анонс

   Самоцветные горы - страшный подземный рудник,  поглотивший  тысячи  и
тысячи человеческих жизней. Когда-то именно сюда привезли  проданного  в
рабство мальчика, позже получившего имя Волкодав. Мальчик сумел  сделать
невозможное -  он  остался  жив  и  вырвался  на  свободу.  Спустя  годы
последний воин из рода Серого Пса возвращается к Самоцветным горам.  Ему
вновь предстоит спуститься в мрачные штольни, полные ужаса и  страдания.
Жизнь - ничто рядом с исполнением долга, и Волкодав идет к руднику,  как
шел когда-то в замок  кунса  Винитария  по  прозвищу  Людоед.  Идет,  не
рассчитывая вернуться назад.

   Автор сердечно благодарит
   Владимира Тагировича Тагирова,
   Павла Вячеславовича Молитвина,
   Ирину Сергеевну Костину,
   Александра Сергеевича Расовского,
   Адель Левтовну Геворкян,
   Наталью Васильевну Герасименко,
   Игоря Александровича Сухачёва,
   Александра Григорьевича Таненя,
   Наталью Александровну Ожигову,
   Сергея Александровича Романюгу,
   Рамиля Равильевича Бикинеева,
   Олега Николасвича Мелентьева,
   Леона Леоновича Абрамова -
   За ценнейшую информацию и советы,
   Хокана Норелиуса (Швеция) и
   Дмитрия Олеговича Фурманского -
   За компьютерную поддержку, а также
   Издательство "Азбука" -
   За понимание и терпение в сложной жизненной ситуации.

   Расскажу я вам повесть минувших времён
   О бродячем певце. От Богов одарён,
   По краям чужедальним он, странствуя, пел
   И везде прославлял свой родимый предел.
   "Там, - он пел, - не умолкнут ручьёв голоса.
   Там траву целовать не устанет коса,
   Но лишь вдвое пышней вырастает трава,
   И стада не объедешь ни в месяц, ни в два.
   Там склоняются ветви под грузом плодов:
   Нету в мире прекраснее наших садов!
   А за ними горят городов огоньки,
   И дробят их спокойные воды реки,
   Отраженье бросая в пучины небес...
   Вы нигде не найдёте подобных чудес!"
   Принимали его у степного костра,
   И на склонах хребтов, где кочуют ветра,
   И у берега моря, где тучи и мгла,
   И в пустынях, жарою спалённых дотла,
   И в избушке лесной, и под сводом дворца -
   Всюду рады заезжего слушать певца.
   Видно, силу особую Небо даёт
   Тем, кто в сердце чужбины о доме поёт!
   Много лет в одиночку торил он свой путь...
   И однажды надумал домой завернуть.
   Что же дома? Он в ужасе смотрит вокруг...
   Травостойный и пастбищный вытоптан луг,
   За чужими стадами не видно земли,
   У причалов чужие стоят корабли,
   Незнакомые дети играют в садах,
   Незнакомые песни слышны в городах,
   Даже храмы и те изменили свой вид,
   А на троне отцов - иноземец сидит...
   ...Оттого-то, друзья, пуще всякой заразы
   Мы с тех давних времён опасаемся сглаза.
   Ибо вот как рукнулось эхо похвал,
   Что он родине в дальнем краю расточал.

1. Остров Закатных Вершин

   Отгорел закат,  и  полная  луна  облила  лес  зеленоват