ов,   -   коснулся  ушей  Волкодава  обрывок
случайного  разговора.   -  Проповедуют  на  площади.  Сходим,  что  ли,
послушаем?..
   Волкодав повернулся к стойке спиной, и, облокотившись, стал смотреть,
как  боролись стражники.  Верх  держал  белоголовый верзила  с  плечами,
проходившими, должно быть, не во всякую дверь. Могучие парни громогласно
подбадривали схлестнувшихся в  единоборстве друзей.  Кто-то вгорячах уже
бился об заклад на вынутую из уха серьгу...
   Седоусый Бравлин поймал взгляд Волкодава и,  казалось,  хотел  что-то
сказать, но не успел: вернулся корчмарь и с легким пристуком поставил на
стойку  изящный  пузырек,  в  котором  плескалось с  полчашки бесцветной
жидкости.  Волкодав вытащил пробку и  понюхал.  Как  раз  то,  что надо.
Любопытный Мыш тоже сунул нос к отверстию скляночки и, чихнув, брезгливо
отпрянул.
   - Сколько с меня? - спросил Волкодав.
   - Шесть медных монет.  Надеюсь, ты умеешь считать до шести, - ответил
корчмарь чуть-чуть громче,  чем следовало. Волкодав заметил краем глаза,
что головы начали поворачиваться в  их  сторону.  -  Но я,  -  продолжал
хозяин заведения,  -  с удовольствием отдам тебе даром это вино, если ты
покажешь нам прямо здесь, как пьют его у вас, в веннских лесах. Поистине
лишь дикарская глотка способна...
   - Я  бы  показал,  только мне оно не для питья,  -  медленно и  очень
спокойно  выговорил  Волкодав.   -   Ты  человек  просвещенный,  знаешь,
наверное, что значит "продезинфицировать "...
   Развязал кошелек и  принялся отсчитывать монеты.  Судя  по  выражению
лица корчмаря,  он ждал,  что лесной житель расшумится,  а  то и грохнет
скляницу об пол,  - десять стражников, надо думать, вмиг его утихомирили
бы.
   Или вправду попытается проглотить содержимое на потеху гостям...
   - Не  знаешь,  -  удовлетворенно кивнул Волкодав.  И  посоветовал:  -
Книжку почитай, может, найдешь где.
   Аккуратно выложил на  стойку одну  подле  другой шесть  медных монет,
взял пузырек и направился к двери.
   На  сей раз,  однако,  он  не смог преодолеть искушения и  задержался
возле стола,  у  которого сгрудились стражники.  Один из  молодых воинов
сейчас же заметил:
   - Ишь какой славный меч у  этого венна.  А драться им он,  интересно,
умеет?
   Длинные языки немедленно завертелись:
   - Да вряд ли: он, как все венны, больше дубиной...
   - То-то  ему  нос  на  сторону  и  свернули.  Бравлин счел  за  благо
предостеречь молодцов:
   - Потише,   ребята.  Что  толку  попусту  ссориться.  Волкодав  молча
повернулся  и  пошел  прочь,  а  Нелетучий  Мыш  презрительно  плюнул  в
обидчиков.
   - Эй,  венн!  -  немедленно раздалось  сзади.  -  Ты  куда?  Волкодав
остановился. Потом не спеша повернулся к ним лицом.
   - Морды вам бить пока вроде не  за  что,  -  задумчиво проговорил он,
пожимая плечами. - Да только и все слушать, что вы несете...
   Кто-то  из стражников захохотал,  хотя,  по мнению Волкодава,  ничего
смешного в его словах не было. Еще один весело бросил:
   - Чего ждать, если у них бабы верховодят. Дружный смех сопроводил это
замечание,  и  Волкодав призадумался,  не  слишком ли поспешным было его
замечание насчет битья морд.
   - Иди сюда,  парень,  -  сказал ему Бравлин.  - Покажи моим дуралеям,
каких мужчин рожают ваши женщины.
   Уйти  сделалось невозможно.  Волкодав нахмурился и  шагнул  обратно к
столу.

   Вообще-то венны не жаловали состязаний, полагая их лишним поводом для
обид.  "Если я  тебя  одолею -  ты  огорчишься.  Если  ты  одолеешь -  я
огорчусь.   Зачем?"  Сам  Волкодав  одно  время  зарабатывал  на  жизнь,
нанимаясь  стражником,   телохранителем,  вышибалой  в  кабак.  Надо  ли
говорить,  что  у  каждого нового хозяина его  обычно встречал отказ.  И
косой взгляд уже  нанятого молодца.  Тогда-то,  вдохновленный отчаянием,
Волкодав  впервые  воспользовался  старой,   как  мир,  уловкой,  славно
выручившей  его  в   Большом  Погосте.   Он  стал  предлагать  сопернику
помериться сноровкой и силой,  -  конечно,  у хозяина на глазах.  Тут уж
отказа не случалось.  Поначалу Волкодав нередко бывал бит. И жестоко. Он
не горевал.  Он умел терпеть.  Он учился,  благо Кан-Кендарат была тогда
еще с  ним.  Он знал,  что должен очень многому научиться,  если вправду
хочет вернуться домой и разыскать Людоеда...
   Бравлин  освободил ему  место  рядом  с  собой.  Волкодав поправил за
спиной меч и сел на скамью.  Напротив ухмылялся тот белоголовый верзила;
ладони у  него были что сковородки,  а  правый рукав закатан выше локтя.
Раздень обоих,  и он выглядел бы куда внушительнее Волкодава.  Венн тоже
распутал  тесьму  на   запястье.   При   виде  кандальных  рубцов  сзади
послышалось одобрительное "О-о-о!".  Волкодава  это  всегда  раздражало.
Молокососы,  близко  не  нюхавшие  неволи,  почему-то  любили  предстать
этакими  знатоками,   намекнуть  неизвестно  на  что.   Дурачье.   Щенки
бестолковые.
   Они  поставили  локти  на  стол  и  сцепили  ладони.  Свободной рукой
Волкодав на всякий случай накрыл Мыша,  беспокойно возившегося на плече.
Откуда было знать маленькому зверьку,  что  тут затевалось -  безобидная
возня или нешуточный поединок? Еще укусит кого.
   ...Соперник Волкодава удивительно долго пристраивался и примеривался,
ерзая  туда-сюда  по  скамье.  И  только когда он  из  румяного сделался
багровым  и,  тяжело  дыша,  навалился  грудью  на  кромку  стола,  венн
запоздало сообразил,  что  молодой стражник давно  уже  боролся всерьез.
Просто он  даже издали не  видал Самоцветных гор.  Не  говоря уж о  том,
чтобы ворочать там неподъемные глыбы. И, что гораздо важнее, не знал, на
что  способны  люди,  для  которых  давно  истерлась разница,  жить  или
умереть. Волкодав вздохнул. Унижать парня ему не хотелось.
   - Все, - сказал он и распрямил пальцы.
   Еще  мгновение его  соперник продолжал давить что было сил.  Потом до
него  дошло.  Его  ладонь обмякла,  и  он  перевел дух.  Как  показалось
Волкодаву, с большим облегчением.
   При   виде   такого  чуда   половина  стражников  пришла  в   большую
задумчивость и  умолкла.  Другая половина,  наоборот,  зашумела:  каждый
рвался самолично помериться с венном.
   Волкодав поднялся и перешагнул скамью, выбираясь из-за стола.
   - Постой, парень, - начал было Бравлин. Волкодав мотнул головой:
   - Все, хватит. Дел много.
   На  сей  раз  никто не  напутствовал его  ядовитыми замечаниями и  не
проезжался по  поводу мужчин,  которые слушаются женщин.  Тем  не  менее
Волкодаву было почти совестно.  Честь племени отстаивают не  в  дурацком
рукоборстве за корчемным столом. И силу, если есть, по каждому пустяку в
ход не  пускают.  Оставалось утешаться тем,  что он,  вообще говоря,  не
напрашивался.
   И  надеяться,  что все случившееся не  повлияет на  лечебные свойства
вина...
   Выходя,  Волкодав заметил краем  глаза,  что  Бравлин покинул стол  и
направился за ним.

   Ноги сами собой понесли его на торговую площадь,  к  изваянию Медного
Бога.  Все-таки  ему  часто  вспоминался  седобородый  жрец,  с  которым
когда-то давно,  в детстве,  свела его жизнь.  Послушать старика, так на
всех девяти небесах не  было никого великодушнее,  милосерднее и  мудрее
его Близнецов.  Он говорил о них точно отец о рано умерших сыновьях. Вот
уже  одиннадцать лет  Волкодав тщетно  силился понять,  какое  отношение
имели Боги  старика к  тем  злопамятным и  недобрым созданиям,  которыми
пугали людей другие носители двухцветных одежд...
   Площадь  была   запружена  любопытным  народом,   но   высокий  рост,
позволявший смотреть поверх  большинства голов,  в  который раз  выручил
Волкодава.
   Неподалеку от  Медного  Бога  возвышался дощатый помост,  сколоченный
плотниками накануне.  Перед помостом плечом к плечу стояли стражники,  и
за их спинами, в окружении отцовской дружины, сидела в резном деревянном
кресле  кнесинка  Елень.   Насаждение  новой   веры   часто  начинают  с
правителей.  Что примет вождь, то рано или поздно примут и люди. А кроме
того,  хмыкнул про  себя  Волкодав,  в  присутствии кнесинки возмущенные
горожане все  же  вряд  ли  набросятся на  жрецов  и  побросают их,  как
водилось в Галираде, с пристани в воду.
   На  помосте стояло несколько священнослужителей,  но  Волкодав первым
долгом  посмотрел не  на  них.  Его  внимание привлек воин,  державшийся
позади жрецов и как бы ожидавший своего часа.  Это был настоящий гигант,
облаченный  в   двухцветную  броню.   Лицо   скрывала  кованая   личина,
повторявшая черты усатого человеческого лица и  тоже разрисованная в две
краски.  Волкодав знал, что Ученики Близнецов весьма придирчиво отбирали
воинов,  достойных носить двухцветные брони.  И  выбирать было из  кого.
Наемники слетались к ним, как мухи на мед. Еще бы! Платили жрецы хорошо,
а  кроме того,  стоило надеть освященную кольчугу,  и  любой удар кулака
становился подвигом в святой битве за веру.
   Что он тут делает? Охраняет жрецов?..
   Потом Волкодав разглядел на  помосте еще  одного человека.  Этот  был
одет по-аррантски -  в  сандалии да  тонкую льняную рубаху без  рукавов,
длиной  по  колено.  Человек был  примерно ровесником Волкодаву,  но,  в
отличие от него,  очень хорош собой. Вот только выглядел он заморенным и
голодным;   Волкодаву  бросились  в   глаза  синяки  на  голых  ногах  и
подозрительные пятна на  грязной рубахе.  Юноша стоял неподвижно,  низко
опустив кудрявую голову  и  крепко  прижимая к  груди  несколько толстых
растрепанных книг...
   А  у  переднего края  помоста стоял  проповедник.  Он  тяжело дышал -
видимо,  только  что  кончил  вдохновенную речь.  Волкодав с  сожалением
понял,   что   опоздал.   Что  ж,   вряд  ли   они  приплыли  сюда  ради
одной-единственной проповеди. Подождем, услышим еще.
   - Скажи пожалуйста,  досточтимый Ученик, - заговорила кнесинка Елень.
- Я,  наверное,  недослышала.  Ты рассказывал, что твой Бог един. Как же
вышло, что вы поклоняетесь Близнецам?
   - Это  я,  в  скудости разума  своего,  не  сумел  внятно выразиться,
госпожа,  -  с поклоном ответствовал жрец.  - Когда Бог решил явить себя
людям,  человеческая плоть  была  измерена  и  найдена  слишком  хрупким
сосудом, неспособным вместить Его дух. И была избрана женщина, ожидавшая
рождения двойни. И воссияло над нею...

   Дальше  Волкодав  не  слушал.  Он  ощутил,  как  над  губой  выступил
внезапный пот,  и торопливо провел рукой по усам.  Он никогда не забывал
мест,  увиденных хотя бы однажды.  Лица он запоминал куда хуже.  Но этот
голос остался в его памяти навсегда.  "Догнивай же в мерзости, ничтожный
язычник..."
   Нелетучий Мыш  взъерошил черную  шерстку и  негромко,  но  с  вызовом
зашипел.  Всякому, кто вздумает обижать Волкодава, придется сперва иметь
дело с ним!
   Волкодав снова посмотрел на  арранта.  Тот вдруг поднял золотоволосую
голову,  и взгляды их на мгновение встретились.  Только на мгновение, но
Волкодав вздрогнул.  В  зеленых  глазах  парня  ему  почудился отчаянный
призыв,  чуть не вопль:  "Помоги!"  Вопль,  впрочем,  тут же оборванный.
Аррант знал, что выручать его было слишком опасно.
   Волкодав немного подумал и начал протискиваться вперед.
   Спустя некоторое время дошла очередь до юноши с книгами. Его толкнули
в спину, и он обреченно шагнул вперед, оказавшись подле жреца.
   - А  вот живое свидетельство того,  до какой низости может докатиться
пренебрегший священными  истинами  Близнецов,  -  указывая  на  молодого
арранта,   провозгласил  жрец.   -   Этот   человек  пытался  спасти  от
очистительного костра книги лжепророков и  лжеучителей,  дабы  смущать и
вводить в  искушение умы и  души непосвященных...  -  Проповедник осенил
себя знамением Разделенного Круга. - Вот эти книги: он сам носит их, ибо
людям благочестивым грешно до них даже дотрагиваться...
   - Каждое учение драгоценно!  -  неожиданно громко и убежденно перебил
пленник.  Зеленые  глаза  непокорно  блеснули:  -  Уничтожь  их,  и  мир
обеднеет!
   - Учения, о которых глаголешь ты, неразумный, - что грязь на ногах, -
едва ли не с жалостью покачал головой жрец.  -  Ее трудно избежать, пока
идешь по дороге.  Но прежде нежели входить в дом и ступать на прекрасные
ковры, грязь следует смыть.
   - Ты называешь грязью золотую пыль, по крупице собранную человеческим
разумом! - не сдавался аррант.
   - С  каких  это  пор  божественные истины  собираются нашим  разумом,
темным и бедным? - спросил жрец.

   Волкодав,  успевший достичь передних рядов,  только  вздохнул.  Когда
заходила речь  о  какой-нибудь бредовой,  совершенно невыполнимой затее,
венны  предлагали натаскать воды  решетом,  сегваны советовали вычерпать
море, арранты же - переспорить жреца. Парень, похоже, забыл поговорку. А
может, просто нечего было терять...
   Проповедник взирал на книжного юношу со скорбью и сожалением,  словно
на опасно больного:
   - Если к  божественным откровениям подходят с убогими мерками разума,
значит,  можно подходить к  ним и  со  столь же  убогими мерками силы...
Осмелюсь назвать это последнее даже более оправданным,  ибо Боги в своем
всемогуществе даруют победу не тому,  кто крепче телесно, а тому, за кем
правда. Вот наш воин...
   Рука в красном рукаве вытянулась в сторону окованного сталью верзилы.
Все  правильно,  подумал  Волкодав.  Боги  могущественны и  справедливы,
однако все-таки лучше, если правдоборец сноровист, сыт и силен.
   - На  его  благородном клинке  пребывает  благословение Близнецов,  -
продолжал жрец. - Я знаю, ваше племя чтит праведность поединка. Найдется
ли здесь кто-нибудь, кто дерзнет...
   - Найдется!  -  почти  сразу  отозвались  из  толпы.  К  помосту  уже
проталкивался светловолосый детина в тяжелой сольвеннской кольчуге. Если
он чем и уступал полосатому, то ненамного.
   - Я  не  хотела  бы  осквернять  убийством  сегодняшний день,  добрый
Ученик, - заметила кнесинка.
   - Мы проехали уже семь городов, государыня, - с поклоном ответствовал
жрец.  -  Наш  воин  всего  только  даст  твоим  подданным  убедиться  в
могуществе истинной веры. Для этого нет нужды отнимать жизнь.
   Светловолосый миновал  стражников  и  забрался  на  помост.  Развязав
ремешок,  он вытащил из ножен длинный прямой меч. Невежа, поморщился про
себя Волкодав.  Меч  у  парня был хорошей нарлакской работы,  красивый и
дорогой, с двумя красными камнями, вделанными в рукоять.
   - Доброго слова  не  стоят  твои  Близнецы!  -  дерзко  бросил  жрецу
сольвенн. Проповедник усмехнулся:
   - Посмотрим, как ты это докажешь...
   И отошел благословить своего воина на праведный бой.

   Волкодав  покосился  на  галирадских волхвов,  сидевших  чуть  позади
резного кресла кнесинки Елень.  Волхвы слушали молча,  с  непроницаемыми
лицами.  Они  не  вмешивались в  спор.  Вероучений в  Галираде  бытовало
бессчетное множество - по числу стран, откуда прибывали в город купцы, а
уж съезжались сюда воистину со всего света.  И никто не посягал изгонять
или свергать чуждых Богов, и даже Медный Бог, аррантский Морской Хозяин,
терпеливо сносил не всегда почтительное обращение...
   Вот  начался поединок,  и  Волкодав сразу понял,  что противники были
вполне  достойны друг  друга.  Тяжелые мечи  невесомо порхали в  крепких
руках,  мелькая,  точно серебристые рыбки,  играющие в  пруду.  Волкодав
слышал,  как  неподалеку от  него шепотом переговаривались две  девушки.
Обеим хотелось,  чтобы сольвенн изловчился и  сшиб с  двухцветного шлем.
Вот бы глянуть, хорош ли собой?..
   Волкодав внимательно смотрел на поединщиков,  придерживая одной рукой
кошель с деньгами. Он всегда так делал, когда оказывался в толпе.
   Между тем происходившее на помосте нравилось ему все меньше и меньше.
Сначала он  сам толком не  понимал почему.  Потом понял.  И  снова начал
потихоньку проталкиваться вперед.
   Бой был подстроен.  Подстроен от  начала и  до  конца.  Но  подстроен
здорово.  Волкодав это заметил только потому, что сам полных четыре года
немногое видел, кроме сражений и поединков.
   Он  еще додумывал эту мысль,  когда великан ударил.  Рослый,  тяжелый
телом,  он  был  быстр.  Очень быстр.  Зато сольвенн как будто вообще не
заметил  угрожающего движения.  Волкодав,  которого  самого  тысячу  раз
выручала именно быстрота, распознал смертоносный замах в самом зародыше.
Он видел,  как вспыхнул на солнце,  чертя великолепную дугу,  отточенный
меч.  И как этот меч в последний миг обернулся плашмя,  и удар, которому
полагалось бы рассечь хулителя Близнецов пополам,  только швырнул его на
колени.
   Стало тихо.  Ни стука клинков, ни выкриков зрителей. Сольвенн охнул и
выронил  оружие.  И  опустил  голову,  униженно  стоя  на  четвереньках.
Боги-Близнецы восторжествовали.
   - Лишь чистая вера святит меч  воина,  даруя победу!  -  торжественно
провозгласил жрец.  И  обратился к  толпе:  -  Пусть этот человек идет с
миром.  Не гибели людской мы ищем,  но лишь вразумления.  Дерзнет ли еще
кто-нибудь из вас сразиться с воителем, осененным...
   - Дерзнет,   -  проворчал  Волкодав.  Раздвинул  плечом  обернувшихся
стражников и оказался лицом к лицу со жрецом.
   Тот со спокойным презрением смотрел на него с высоты помоста:
   - Кто ты, восстающий на Тех, чьи имена прославлены в трех мирах?
   Не  узнал,  подумалось Волкодаву.  Еще он  не  отказался бы выяснить,
почему жрец обошел этим вопросом первого поединщика.  А впрочем,  не все
ли равно.
   - Я  молюсь своим Богам и  не восстаю на чужих,  -  сказал он мрачно.
Потом кивнул на арранта:  -  Скажи лучше,  отдашь ты его мне, если побью
твоего молодца?
   Жрец окинул его оценивающим взглядом.
   - Не слишком ли ты самонадеян, язычник? Волкодав промолчал.
   - Ты не победишь,  -  сказал жрец.  -  Хотя...  мне ли, неприметному,
судить о путях Близнецов? Победи, - тут он улыбнулся, - и твори над ним,
что пожелаешь.
   Волкодав  кивнул  и,  расстегнув нагрудную пряжку,  снял  перевязь  с
ножнами. Подошел к кнесинке и с поклоном протянул ей рукоять:
   - Развяжи, государыня, ремешок.
   Кнесинка Елень распутала узел и тихо сказала:
   - Не погуби себя. Волкодав.
   Запомнила, радостно поразился он. А вслух сказал:
   - Как уж получится, госпожа.
   Потом он посмотрел на то место в толпе,  где только что стоял сам,  и
не  слишком удивился,  увидев там  Бравлина.  Волкодав сунул ему в  руки
ножны и скляночку с вином:
   - Подержи!
   Склянка могла разбиться, а к новым ножнам он еще попросту не привык и
боялся,  что они ему помешают.  Бравлин взял то  и  другое и  неуверенно
протянул руку к Мышу:
   - Зверюшку-то...
   Мыш  громко  щелкнул  зубами,  и  седоусый старшина поспешно отдернул
ладонь.  Вокруг  с  облегчением засмеялись.  Бравлин сперва нахмурился и
покраснел, но затем разгладил усы и тоже улыбнулся.
   - Давай, парень! - сказал он Волкодаву. - Не посрами!
   Тот уже шел к помосту,  и привычный Мыш хватался за косы, перебираясь
с его плеча на затылок.
   Взобравшись на возвышение, Волкодав всей шкурой ощутил взгляды толпы.
Не самое большое удовольствие,  когда на тебя таращится полгорода. Дикий
венн,  как всегда лезущий не в  свое дело.  Волкодав нахмурился и погнал
лишние мысли прочь.
   Вытащив из поясного кармашка кусок тесьмы,  он повязал им лоб,  чтобы
пот  не  тек  в  глаза и  не  мешал драться.  Двухцветный воин преклонил
колени,  и  жрец,  что-то  шепча,  начертал в  воздухе  над  его  шлемом
Разделенный Круг.  Волкодав повернулся лицом к  солнцу,  проглянувшему в
разрыве туч.
   "Око  Богов,  Податель  Всех  Благ,  пресветлое  Солнце,  -  мысленно
обратился он к небесному пламени.  -  Пускай Близнецы мирно правят теми,
кто  им  поклоняется.  Но  зачем этот человек говорит мне,  будто Тебя -
нет?.."
   Кое-кто  потом утверждал,  будто серебристый узор на  лезвии его меча
блестел удивительно ярко.
   - Зови,  зови своих божков,  -  прервал его молитву насмешливый голос
жреца.
   Толпа  ответила  обиженным гулом,  а  кнесинка  Елень,  нахмурившись,
покосилась на  могучих бояр,  стоявших с