ленький  хищник повис в
воздухе перед  молодым нарлаком,  кровожадно  ощерил пасть  и зашипел ему  в
глаза. Летмал невольно шарахнулся, отмахиваясь руками.
     - Хватит! - сказал Волкодав. - Я ухожу.
     Он свистнул, подзывая  Мыша, повернулся  и  пошел вон  из деревни.  Мыш
вцепился  в   плечо,  потом  перебрался   на  голову,  чтобы   удобней  было
оскорбительно шипеть  и плеваться в сторону  недругов. До  самого кустарника
Волкодав  ждал  камня в спину. Не говоря уже  о стреле: мало  ли что удумает
озлобленный народ... Красноватые сполохи, всегда предварявшие нападение, так
и не протянулись к нему. На счастье деревенских.
     Венн  отболтал  весь язык,  объясняясь  сперва  с данщиками,  потом  со
старейшиной  и его сыновьями.  Поэтому у него не было  никакой охоты  еще  о
чем-то рассказывать Эвриху и Сигине. Он и не стал.
     Подбитый  глаз молодого арранта закрылся  и заплыл,  но второй  смотрел
вопросительно.
     - Они  там  небогато живут... -  проворчал в конце  концов Волкодав.  -
Пусть их...
     Сигина, выглянувшая из землянки, ничего не сказала. Только пронзительно
глянула на  венна, и  он  долго  потом  не  мог  отделаться от  беспокоящего
чувства: эта  женщина откуда-то в точности знала все, что произошло с ним  в
деревне... Откуда бы?
     Еще  он слегка удивился про  себя тому, что  жидкой,  отдающей плесенью
каши в котле оказалось как раз на три полные  миски. Можно подумать,  Сигина
предвидела нынче гостей. Потом  он вспомнил, что Сумасшедшая со дня  на день
ожидала прихода несуществующих сыновей, и это все объяснило.
     Вечером,  когда  солнце уже опускалось за небоскат, к  землянке  Сигины
пришла  тихая молодая  женщина. Волкодав издалека заметил  ее и  узнал  жену
Летмала,  которую так грубо  тискал  кудрявый  стрелок.  Она несмело подошла
ближе, и венн, встав, поклонился:
     - Добрый вечер, дочь славной матери... Глядя на него, поднялся и Эврих,
чтобы поприветствовать женщину по-аррантски. Молодуха еле слышно пролепетала
что-то в  ответ. Необычное внимание  двоих путешественников,  обращавшихся с
ней, как с госпожой,  больше путало ее, нежели радовало. Зато пушистый белый
песик,  прибежавший  с  нею  вместе,  никаких  сомнений  не  испытал:  сразу
подскочил к Волкодаву и завертел  хвостом, восторженно тявкая и напрашиваясь
на ласку.
     Женщина поискала глазами Сигину,  но та возилась в землянке. Рано утром
предполагалось двинуться  в путь,  и она  перебирала  свои скудные  пожитки,
решая, что брать с собой, что не брать.
     - Матушка Сигина... - окликнула молодуха. Она держала в руках небольшой
сверток. Если у Волкодава еще не отшибло нюх, в свертке было съестное.
     Сигина не услышала голоса, и венн сказал:
     - Госпожа Сигина там... в доме.
     Женщина  стала   спускаться  по  оплывшей   земляной  лесенке,  пугливо
оглядываясь  на  странного  бородатого  чужеземца,  вздумавшего  почтить  ее
вставанием. Она-то на лавку присесть не смела ни при муже, ни при свекоре со
свекровью, ни при  мужниных братьях... Беленький кобелек ластился, вскидывал
передние лапки  ему  на колено.  Мыш, сидевший на  плече, ревниво поглядывал
вниз, скаля на песика острые зубы.
     - Рейтамира,  доченька!  - обрадовалась в землянке Сигина. Волкодав про
себя сделал вывод, что молодая женщина с красивым и звучным именем Рейтамира
время от времени подкармливала деревенскую дурочку. Хотя дома ее за это вряд
ли хвалили.  Еще он видел, что Летмал успел уже сорвать злобу на безответной
жене. И  при этом не оставил синяков, которые могли бы заметить люди. Вот на
это  у подобных тупиц почему-то всегда  хватало ума. Венну  достаточно  было
посмотреть,  как она  шла,  и внутри холодной гадюкой  шевельнулось  желание
сходить в  деревню  еще. Он хотел поделиться своим наблюдением с Эврихом, но
передумал. И женщине срам, и арранта зря печалить не стоило.
     Рейтамира вновь вышла наружу, отворачиваясь и  пряча  мокрые глаза. Она
обняла Сигину и попрощалась с нею уже вовсе неслышно. Похоже, ее не на шутку
подкосил предстоявший уход Сумасшедшей. Да. Не с кем станет посоветоваться и
поговорить, не у  кого  будет  всплакнуть на  плече...  Волкодав  подошел  к
женщине и сказал ей:
     - Дело к ночи, госпожа... Позволь, провожу до деревни.
     Рейтамира отшатнулась,  вскинула на  него глаза... Что  всегда поражало
его в женщинах,  так  это их способность с первого взгляда заглянуть в самую
душу. А может, это он сам, как все мужчины его племени, не мог от них ничего
утаить?.. Вот даже и  забитая жена нарлакского лоботряса немедленно  поняла:
венн имел в виду  только то, что сказал.  Он в самом деле хотел проводить ее
до  деревни, проследив,  чтобы  не  случилось  беды.  А  вовсе не  дожидался
удобного случая потребовать с  нее  награды за то, что отогнал распустившего
руки молодого стрелка.
     -  Спасибо,  добрый  человек...  - отозвалась она. -  Только  я...  муж
осерчает...
     - А мужу твоему,  - тихо  сказал венн, - ничего не надо растолковать? А
то я с радостью...
     -  Что  ты!.. -  испугалась она. - Что ты... что ты... Отвернулась  - и
пошла обратно домой. Шла медленно, с большой неохотой, низко опустив голову,
обмотанную, по нарлакскому обычаю, "наметом"  - куском  вышитой ткани  вроде
длинного, спадавшего на спину полотенца...
     -  Может, мне  все-таки  здесь остаться? -  появляясь из  землянки и  с
сомнением глядя  вслед молодухе, проговорила Сигина.  - Совсем  одну девочку
брошу... Нехорошо!
     - Муж у нее, по-моему, скотина порядочная... - хмуро проговорил Эврих.
     -  Бьет,  - сказал  Волкодав.  Эврих  про  себя полагал, что  не всякий
мужчина  так уж не прав,  когда бьет жену. Но на всякий  случай оставил свое
мнение при себе.
     - Рейтамира второй год  замужем,  - пояснила  Сигина. - Деревня бедная,
кто сюда дочку отдаст? Да за Летмала?..  Вот и взял сироту. А она еще и дите
ему все никак не родит... Я и то уж решила: как придут мои сыновья...
     Что  именно  должны  были совершить  для Рейтамиры  ее  сыновья, так  и
осталось  никому  не известным.  Со стороны  кустарника,  оборвав заливистую
соловьиную трель, прозвучал и тут же затих жалобный, отчаянный вскрик. Потом
собачье тявканье, оборвавшееся  судорожным визгом. Закат еще  не отгорел  до
конца; Сигина и двое встрепенувшихся мужчин увидели несчастную молодуху, что
было сил бежавшую через пустошь  обратно к землянке.  Летмал быстро  догонял
ее. Вот догнал... Сшиб наземь и с налету ударил ногой. Потом еще.
     - ...Потаскуха..! - нарушил вечернюю тишину его рык. - Убью...
     Волкодав сорвался с места чуть раньше, Эврих кинулся вдогонку. Он бегал
очень неплохо. Но в неверном гаснущем свете ему то и дело мерещилось,  будто
впереди  стелился над песком  и  жилистой  травкой  косматый большой пес. За
которым, как известно, не угнаться. И от которого не удрать.
     Что до  самого Волкодава, он только видел, как  близился тяжелый силуэт
Летмала и его перекошенная яростью паскудная рожа. Мыш беззвучно скользил по
воздуху  впереди  всех.  Девять  шагов. Сын  старейшины, ничего  не  замечая
кругом, занес  ногу для очередного пинка.  Семь  шагов.  Мыш с пронзительным
воплем метнулся перед  лицом Летмала, прочертив по щеке острыми коготками, и
тот,  ухнув, наподдал воздух, не попав  в скорчившуюся Рейтамиру.  Три шага.
Проплыла  над клочковатой  травой тень пса,  распластавшегося в прыжке. Одна
нога Волкодава с силой врезалась Летмалу в голову, другая в грудь. От такого
удара  вылетали, крошась, хорошие двери,  скрепленные железными  полосами, а
люди  валились замертво. Летмал оказался  покрепче  иной стены  и  не только
остался в живых, но  даже не  обеспамятел. Его  просто  унесло на три сажени
назад, шарахнуло оземь и  прокатило по травке. Волкодав тоже  упал,  вернее,
слегка коснулся рукой земли -  и тотчас, став  на ноги, двинулся  к  Летмалу
странно плывущим, не вполне человеческим шагом.
     Подоспевший Эврих понял, что без его помощи тут как-нибудь обойдутся, и
занялся  Рейтамирой,  неподвижно  уткнувшейся  лицом в землю.  Вышитый намет
размотался  и  съехал  у  нее  с головы, и  сделалось  видно, какие  густые,
роскошные волосы под  ним укрывались. Молодой аррант перевернул легкое тело.
Рейтамира не открывала глаз, изо рта по подбородку растекалась темная кровь.
Эврих ужаснулся, решив было, что Летмал успел отшибить ей нутро, но тут же с
облегчением убедился  - у  женщины были просто разбиты губы. Эврих уложил ее
поудобнее и бережно обнял, устроив клонившуюся голову у себя  на плече...  и
вдруг отчетливо понял: если произойдет чудо и Летмал каким-то образом сумеет
миновать Волкодава, он, Эврих из Феда, ни под каким  видом не позволит скоту
даже пальцем к ней прикоснуться. Вот не позволит. И все.
     Чуда,  однако,  ждать  не  приходилось. Поднявшийся  Летмал вытащил  из
поясных ножен длинный охотничий нож, зарычал  и устремился на Волкодава.  Он
мог,  наверное, испугать  кого угодно, -  здоровенный верзила,  широкий, как
стог, и притом хмельной от бешеной ярости.  В его  убогом рассудке две мысли
сразу не помещались, и потому,  натолкнувшись на  неожиданного противника, о
жене  он успел  призабыть. Вспомнит,  когда  выпустит  кишки  ее  непрошеным
защитничкам. Одному, потом и второму. Он был ловок с ножом.
     Волкодав  шел ему  навстречу, плыл, крался, тек над землей. Своего ножа
он не доставал. И так обойдемся.
     Зачем  жить  ублюдку,  способному  день  за днем  избивать  беспомощную
женщину? Сироту, по чьей-то злой прихоти отданную  ему на ложе? Зачем?.. Что
с  него может быть хорошего? А, Мать  Кендарат?.. Какое добро  он когда-либо
сумеет постичь?..
     Летмал  надул  щеки,  вытаращил  глаза, размашисто  шагнул  вперед... и
пырнул венна длинным  ножом, целя в живот. Пока он готовился, замахивался  и
делал  шаг, Волкодав  при желании  успел бы сделать с ним многое.  Например,
скользнуть  вперед, припадая  к траве, и  прицельно вмазать опять  же ногой,
начисто лишив мужского достоинства.
     Я с ним разговаривал...
     Венн ограничился  тем,  что слегка отступил в  сторону, пропуская  мимо
себя руку Летмала с ножом и одновременно разворачиваясь ему за плечо. Летмал
ощутил, возле основания шеи чужую ладонь, и его, семипудового, вдруг осадило
вниз, да так, что согнулись коленки и разом стало не  до того, чтобы кого-то
бить: на  ногах удержаться  бы!..  Так бывает, когда неожиданно  хватают  за
лодыжки  из-под воды. Черный  страх сдавил сердце, Летмал судорожно рванулся
вверх и  вперед, но  стало  еще хуже. Пока  он силился  выпрямиться,  цепляя
руками  воздух,  что-то  мягко   подхватило  его  под  челюсть  и  начало...
сворачивать голову...
     Летмал заорал во всю  силу легких, поняв, что его убивают. Такого ужаса
он в  своей  жизни  не испытывал  еще никогда. Но  Волкодав  убивать  его не
намеревался.  Хотя  искушение было сверх всякой  меры.  Пригнув к  земле, он
безжалостно  завернул  Летмалу  кисть  и  взял  нож,  выпущенный  онемевшими
пальцами.  Почти  сразу  сын  старейшины с  изумлением  обнаружил,  что  его
выпустили. Даже  и рука  осталась при нем. И голова, кажется, тоже.  Он стал
подниматься, точно сбитый с  ног бык.  И, как  тот бык, медленно переваривал
случившееся, тугодумно соображая, как же быть дальше.
     Ради тебя, Мать Кендарат. Ради тебя...
     - Иди  отсюда! - хмуро сказал  ему  Волкодав. Он стоял между нарлаком и
Эврихом  с   Рейтамирой.  В  это   время   молодая   женщина   шевельнулась,
почувствовала  бережное  объятие,  смутно  напомнившее  ей  о  чем-то  очень
хорошем, потом ощутила боль в боку  и бедре, сразу все вспомнила, приоткрыла
глаза,  увидела  над  собой  Эвриха,  а   поодаль  своего  мужа  со  сжатыми
кулаками...  и старшего  из чужеземцев, заступавшего ему путь. "Беги, добрый
человек, он убьет тебя!.." - захотелось ей крикнуть, но крика не получилось,
только жалобный стон без слов, полный отчаяния.
     По  мнению Волкодава, Летмалу уже полагалось бы уразуметь, что миновать
его он  не  сумеет. Вот  тут он ошибался. Стоило Рейтамире  пошевелиться,  и
Летмал обратил на нее налитый кровью взгляд. Ни разу никто еще не мешал  ему
срывать на ней дурной нрав. Не помешают и теперь. Не имело никакого значения
даже то, что рослый венн все еще стоял на пути, держа отобранный нож. Летмал
зарычал и рванулся вперед...
     Терпение Волкодава лопнуло,  как тетива,  перетертая костяными  пятками
стрел. Наверное, скудное у него было терпение. Наверное, Мать Кендарат снова
строго осудила бы его. Ну и пускай. Сам он полагал, что цацкался с обидчиком
женщин уже  сверх приличия.  Кулак Летмала,  тяжелый, как мельничный жернов,
устремился ему в лицо, но вместо столкновения с податливой плотью провалился
неизвестно куда.  Волкодав выбросил  вперед руку  и ткнул  молодого  нарлака
согнутым пальцем в  то место  тела, которое еще на каторге показал ему  рано
поседевший мономатанец. На языке чернокожего племени оно называлось "помолчи
немножко".  Величиной оно было не  больше ежевичной ягоды и  располагалось у
каждого  человека  по-   разному,  да  и  тыкать  в  него  следовало  строго
определенным образом... Волкодав справился. Из могучего тела словно бы разом
выдернули все кости, обратив его в  студень.  Летмал распластался на траве и
безвольно  обмяк.  Он  оставался  в  сознании  и,  видимо,  от  испуга терял
последний рассудок. Но не мог пошевелить даже губами. Только глаза вращались
и полоумно лезли вон из орбит.
     Когда Волкодав присел на корточки рядом с  Эврихом, Рейтамира беззвучно
плакала, доверчиво прижимаясь к арранту и пряча  лицо у него на плече. Эврих
гладил ее по голове, по худенькой узкой спине, стараясь утешить.
     - Ты его..? - почти шепотом спросил он Волкодава. Он мог бы поклясться,
что видел, как в серо-зеленых глазах  венна постепенно гасли желтые звериные
огоньки.
     - Не убил, - проворчал Волкодав. - Напугал. Отлежится к утру.
     Рейтамира повернула голову, подняла мокрое  от слез  лицо и  всхлипнула
уже в голос:
     -  Возьмите с  собой,  добрые люди!..  служить  вам  буду...  и матушке
Сигине... рабой назовусь!.. Мне... только в реку теперь...
     Слезы душили ее.
     Эврих  оглянулся  на  спутника. Можно  подумать, мало  им было  пожилой
женщины на шее. Беда только, ученый аррант откуда-то знал: ему легче было бы
остаться здесь самому, чем не послушать этой мольбы.
     Хотя закон просвещенной Аррантиады в подобных случаях неизменно  держал
сторону мужа...
     - Конечно,  возьмем, - сказал  Волкодав. Его-то заумные рассуждения  не
донимали. - И рабой себя не зови.
     Он встал. Эврих передвинулся, просунул  ладони (молясь про себя,  чтобы
Рейтамира не подумала скверного) и  поднялся сперва  на колено, потом  и  во
весь рост. Его изумило, как легко оказалось нести ее на руках.
     Сумасшедшая взволнованно ждала  их  у  края  худосочного огородика. Она
видела все, что случилось на пустоши.
     - Сейчас  пойдем,  госпожа, -  сказал ей Волкодав. - Утра дожидаться не
будем.


     Я когда-нибудь стану героем, как ты.
     Пусть не сразу, но все-таки я научусь.
     Ты велел не бояться ночной темноты.
     Это глупо - бояться. И я не боюсь.

     Если встретится недруг в далеком пути
     Или яростный зверь на тропинке лесной -
     Попрошу их с дороги моей отойти!
     Я не ведаю страха, пока ты со мной.

     Я от грозного ветра не спрячу лицо
     И в суде не смолчу, где безвинных винят.
     Это очень легко - быть лихим храбрецом,
     Если ты за спиною стоишь у меня.

     Только даром судьба ничего не дает...
     Не проси - не допросишься вечных наград.
     Я не знаю когда, но однажды уйдет
     И оставит меня мой защитник, мой брат.

     Кто тогда поспешит на отчаянный зов?
     Но у края, в кольце занесенных мечей,
     Если дрогнет душа, я почувствую вновь
     Побратима ладонь у себя на плече.

     И такой же мальчонка прижмется к ногам,
     Как теперешний я, слабосилен и мал,
     И впервые не станет бояться врага,
     Потому что героя малец повстречал.



5. Младший брат


     Волкодав  наполовину  ожидал  погони.  Ибо  полагал,  что  исчезновение
Летмала,  ушедшего  за  женой,  не  останется  незамеченным. Сына старейшины
найдут еще до рассвета, по-прежнему  беспомощного, словно выкинутая на берег
медуза. Решат, что  увечье непоправимо, и, чего доброго, немедля  кинутся по
следу обидчиков. А  сам Летмал,  когда вернется к нему владение  собственным
языком, такого небось наплетет...
     Венну хотелось думать,  что молодого нарлака  он напугал на всю  жизнь.
Обольщаться, впрочем, не стоило. Иные люди никаких уроков не понимают.
     А ты  что думаешь, Мать  Кендарат? - молча вопрошал Волкодав,  шагая  в
потемках  по  тропе вдоль реки. Опять  станешь попрекать, для  чего, мол, не
остался  вразумлять без Правды  живущих?  Опять, скажешь,  почесал кулака  и
ушел,  избрав дорогу полегче?.. Ну,  застрял  бы  я здесь, а Тилорну эту его
штуковину  кто  принесет? Эврих?..  А  за девчонку как  было  не вступиться?
Объясни, Мать Кендарат...
     Тропа вилась заливным лугом, петляя между редкими приземистыми кустами.
Волкодав  шел первым, за ним женщины, последним Эврих. Сперва венн хотел сам
встать позади, на всякий случай прикрывая отход. Не получилось:
     кроме  него, никто  не видел  в темноте, - разве Мыш,  время от времени
проносившийся   над  головами.  Оставалось  надеяться,  что  летучий  зверек
обнаружит погоню и вовремя подоспеет предупредить...
     То есть бояться Волкодав ни в коем случае не боялся. В Беловодье, когда
у него подзажили раны и тело  начало  обретать былую готовность, он проверял
себя  так: созывал соседских  парней  и  давал  им в руки по  венику.  А сам
закрывал  глаза и просил ребят ударить  его. Или хотя  бы  коснуться. Парни,
знавшие, с каким  трудом он  поборол  смерть,  сперва осторожничали.  Потом,
навалявшись по снегу, осторожничать перестали.
     Взрослых  мужчин в  деревне было всего  восемь душ. Если  больно охота,
пусть  бегут  хоть  с  топорами, хоть с вилами. Да сами на себя и пеняют. Но
много ли радости лишний раз убеждаться, что у людей нет ума?..
     Хозяйка Судеб распорядилась по-своему. Беглецы так никогда и не узнали,
гнался за  ними кто или  нет.  Примерно  к  полуночи Мышу  внезапно  надоело
беззаботно носиться по сторонам. Маленький охотник нахохлился у Волкодава на
плече,  потом  и вовсе  полез  ему за пазуху, в  привычный  уют.  Прошло еще
некоторое время, и Сумасшедшая Сигина тронула венна за локоть:
     - Отошел бы ты, сынок, от реки... Пойдем на большак.
     Эврих сейчас же спросил:
     - Почему?
     Он не  умел предчувствовать погоду  и знал только, что  они не пошли по
дороге  как  раз  потому,  что  именно  там  их  начали  бы  искать.  Сигина
повернулась к арранту и ответила:
     - Смерч идет с моря. Река к утру разольется...
     - Откуда ты знаешь, почтенная? - удивился Эврих.
     Сигина развела руками:
     - Ну... Идет, и все...
     Волкодав посмотрел в небо. Звезды прятались одна  за одной.  Их застили
тучи, быстро наползавшие с запада. Скоро спрячется и луна.
     Большак тянулся  вдоль берега Ренны, на  такой  высоте, куда ни разу не
добирался  разлив.  Его отделяла  от реки  полоса хорошего  соснового  леса.
Волкодав свернул с мягкого луга под деревья. Привычные босые ноги не боялись
ни иголок, ни шишек.
     Смерчи  приключались в  северном Нарлаке  каждый год по  нескольку раз.
Древний  Змей  с ревом  и грохотом взвивался  из  моря, повергая и  всасывая
жадным хоботом все  попадавшееся  на пути...  чтобы снова и снова  потерпеть
неудачу,  расшибиться о  горные  кряжи и  выкатиться  назад в  море извечной
дорогой  -  руслом  беснующейся  Ренны. Упорства Змею  было не занимать.  Он
тщился одолеть  берег  и  выскакивал  на  сушу то там,  то  тут,  подыскивая
удачливую тропу для прыжка через горы. Люди издавна приметили полосу взморья
в два дня плавания шириной, через которую