„  бралось  здесь  столько,  чтобы  кормить  самых
распоследних рабов?  Вшивых оборвышей-подростков,  занятых на отвалах?..  Этого
доподлинно не  ведал  никто.  Одни  утверждали,  будто плоские,  в  две  ладони
размером,   рыб„шки  от  века  населяли  подземные  оз„ра  и  речки,   которыми
изобиловали Самоцветные горы.  Другие клялись,  что  рыбу  выращивали в  особых
прудах и  первоначально она  была туда выпущена для стола Хозяев,  но  вдали от
родных вод то  ли  измельчала,  то ли оказалась недостаточно вкусной.  Тогда-то
придумали вялить е„ и  солить и отдавать в пищу невольникам.  Тем,  кто ломал в
забоях  неуступчивую породу,  вероятно,  давали  достаточно,  чтобы  продолжали
дышать и  добывать самоцветы,  с мальчишками же обходились проще:  опрокидывали
плет„ный кузов тележки и  вываливали вс„ наземь -  по  рыбке на каждого.  Когда
надсмотрщик-считала был из тех,  что несправедливей,  невольники подходили один
за  другим и  получали свою пищу согласно отметкам на его доске.  Когда считала
был  побессовестней -  вокруг рыбной кучки  начиналась давка и  драка.  И  если
положенное тебе  успевал перехватить кто-то  более сильный,  наглый и  ловкий -
жаловаться было некому...
     Когда у  отвалов стоял Гвалиор,  раздача еды  обычно происходила спокойно.
Молодой нардарец не издевался над каторжниками, нарочно или по равнодушию путая
количество ездок, и при н„м можно было не сомневаться: уж если ты что заслужил,
это ты и получишь.
     Старший назиратель Церагат,  сопровождавший одрину с мертвецами, подош„л к
нему Если на  распорядителя Шаркута достаточно было посмотреть один раз,  чтобы
убедиться:  вот  человек,  всю  жизнь  проведший среди грубых рабов и  таких же
грубых надсмотрщиков!  -  то Церагат внешне производил совсем иное впечатление.
Он  был  высокого роста,  с  ухоженной шелковистой бородкой,  тонкими чертами и
высоким  лбом  мудреца.  Тяж„лый  кнут  у  него  на  поясе  казался  чужеродным
предметом:  вместо него бы чернильницу и футлярчик для перьев, на худой конец -
небольшой изящный кинжал...  Они с  Гвалиором о  ч„м-то беседовали,  по очереди
отхл„бывая  из  винной  фляги,   когда  у  повозки  с  едой  очередь  дошла  до
белоголового заморыша-подбиральщика.
     - Находка!..  - сказал он рабу, раздававшему пищу. И ткнул грязным пальцем
в сторону Гвалиора: - Находка!..
     Схватил  свои  полторы  рыб„шки и  поспешил в  сторонку,  чтобы  торопливо
сжевать,  заедая снегом пересоленную и  костлявую плоть...  Но  не тут-то было.
Крепкая пятерня сгребла мальчишку за шиворот.
     - Отдавай  живо!..  -  прошипел Волчонок.  -  Не  тво„!..  Не  заслужил!..
Слышишь, мокрица?!
     Малыш-подбиральщик что  было  силы вцепился в  свой обед,  прижимая его  к
тощей груди, и отчаянно завертел головой, ища глазами Гвалиора. Волчонок не дал
ему  окликнуть надсмотрщика -  живо  сшиб  с  ног  и  стал  выдирать рыб„шку из
судорожно стиснутых пальцев:
     - Дай сюда, тварь...
     Дохленький  подбиральщик  отбивался  неожиданно  упорно.   Когда  отбирают
последнее, даже и заморыши, бывает, проявляют внезапную силу. Белобрысый как-то
умудрился перевернуться к  земле и  сжаться в  комок:  хочешь -  бей,  хочешь -
топчи,  а своего не отдам!..  Вконец обозл„нный Волчонок в самом деле стал было
пинать мальчишку ногами,  потом схватил с  земли камень...  Но  тут  ему самому
досталось по скуле кулаком, и достаточно крепко.
     - Не трогай!.. - сказал Щенок.
     - Это должна была быть наша прибавка!..  -  тоже по-веннски заорал на него
Волчонок.  -  Это мы  камень нашли!..  В  нашей тележке лежал!..  Всякую падаль
подкармливать?!..
     В  полусотне шагов от  них,  на повисших над ущельем мостках,  надсмотрщик
Гвалиор д„рнулся было впер„д,  второй раз за  полдня хватая из-за  пояса кнут -
прич„м ради тех же самых дерьмецов-веннов!.. Церагат удержал его за плечо.
     - Погоди... Дай присмотрюсь.
     Волчонок прокричал что-то ещ„ и ударил Щенка камнем, но тот довольно ловко
заслонил  рукой,  и  камень  неожиданно рассыпался,  оказавшись просто  комьями
рыхлой земли, прихваченными морозцем. Щенок сгр„б бывшего друга, так что у того
лопнуло на спине тряпь„,  кое-как скрепл„нное для тепла, и отшвырнул его прочь.
Он  был ненамного,  но вс„ же сильней.  Зато Волчонка жгла изнутри злоба,  явно
толкавшая не только бить,  но и  убивать.  Он сразу вскочил и опять бросился на
Щенка,  как попало всаживая кулаки.  Тот не остался в  долгу -  и оба,  потеряв
равновесие,  завалились наземь.  Покатились,  молотя без разбору,  вскрикивая и
рыча...  Это было не обычное мальчишеское "толковище",  после которого,  утерев
носы,  вместе отправляются удить  рыбу.  Это  была  взрослая и  страшная драка,
готовая закончиться смертью.
     Маленький подбиральщик,  скорчившись едва ли в двух шагах,  торопливо грыз
рыбу.  Всю как есть,  с  головой,  костями и чешу„й.  Скорей,  скорей,  пока не
отняли...
     Надсмотрщики  подоспели  разнять  веннов  как  раз  вовремя,  не  позволив
совершиться убийству и не дав позабывшим вс„ на свете парням вместе скатиться с
дороги.  Утихомирить и  отодрать друг от  друга двоих тощих юнцов даже здоровым
крепким мужчинам оказалось не так-то легко.  Но наконец это им удалось, и Щенка
с Волчонком,  разъяр„нных,  брыкающихся,  растащили в разные стороны, награждая
полновесными тумаками.
     - Оставить без еды. Обоих, - приказал Церагат.
     - Ты дурак,  -  сказал Щенку Гвалиор.  -  Если бы ты убил его, тебя самого
заковали бы и отправили вниз. В такие забои, где больше месяца не живут! Ты ещ„
глуп и не знаешь, какие страшные норы здесь есть!..
     Щенок вдруг спросил:
     - Вроде Бездонного Колодца, да? А правду говорят, будто там можно выйти на
волю?..
     - Ещ„ раз забудешь назвать меня "господином" -  быстренько зубов поубавлю,
- пообещал Гвалиор. - А ну, живо за работу, бездельники!
     Разговоры о  Колодце и  свойствах,  приписываемых ему  рудничной легендой,
среди надсмотрщиков не поощрялись. А среди рабов -и подавно.
     В  это  время  Волчонок,   которого  вс„  ещ„  держал  за  шкирку  старший
назиратель, д„рнулся из его рук и бешено заорал:
     - Ты ещ„ МЕНЯ назов„шь господином, ты, дерьмо вшивое!..
     За этот выкрик он получил немедленно по затылку В четверть силы:  поменьше
болтай!  Гвалиор же мысленно позавидовал старшему. Его дело - разгрузить одрину
в  отвал,  и  можно идти.  А  ему,  Гвалиору,  до  самого вечера торчать здесь.
Присматривая за сумасшедшими подростками, готовыми, оказывается, чуть что, друг
дружку сожрать!..
     Для  начала он  решил развести Щенка и  Волчонка,  дав каждому по  тачке -
небольшой,  чтобы не  надорвали до  времени животы.  Потом вспомнил:  надо было
что-то делать ещ„ и с заморышем-подбиральщиком.  Оставить на прежнем месте? Так
Волчонок обязательно прибь„т  его  или,  улучив  время,  вовсе  спихн„т вниз...
Гвалиор был опытным надсмотрщиком И быстро наш„л выход.
     - Ты!  -  ткнул он пальцем в сторону Волчонка.  -  Бегом в штольню, скажи,
чтобы тебе тачку дали! Тр„хчетвертную...
     - Погоди, - вмешался Церагат. - Я передумал. Этого я с собой заберу.
     - Забирай, - перед„рнул плечами Гвалиор. И соскоблил со своей дощечки одну
черту. - А ты, - это уже относилось к Щенку, - возьм„шь вашу тележку. Будешь е„
таскать вместе с недомерком-сегваном...
     Волчонок,  уже  трусивший к  воротам вслед за  Церагатом,  при этих словах
остановился и захохотал.  Издевательски и громко - нарочно затем, чтобы услышал
бывший напарник.
     - С кем?..  - спросил Щенок, и голос его, наоборот, прозвучал совсем тихо.
- С каким ещ„ сегваном?
     - Вот с этим,  -  решительно кивнул Гвалиор, хотя нутром уже почувствовал:
наскочила коса на  камень.  -  Давай шевелись,  если ещ„ и  без ужина не хочешь
остаться!
     - Я  буду возить тележку один,  -  проговорил Щенок по-прежнему негромко и
ровно.  - Считай, если хочешь, мои ездки ещ„ и на... этого. Но работать я с ним
не буду.
     Надсмотрщик мысленно проклял сво„  мягкосердечие.  Рабы  явно не  понимали
справедливого отношения,  принимая его  за  слабость.  Начни,  их  жалеть  -  и
дожд„шься,  что  они тебе совсем на  голову сядут.  Видно,  правы были те,  кто
говорил ему: это полуживотные, признающие только силу кнута!..
     Ещ„  не  хватало  отступить перед  недоноском...  который даже  господином
называть его не  желал.  Кнут Гвалиора уже в  который раз за  день возник из-за
пояса и обвился вокруг ног венна:
     - С кем ведено,  с тем и будешь работать!  Он, конечно, хлестнул далеко не
так, как умел. Не подрубить ноги, даже не снять кожу - только обжечь. Вс„ равно
удар был такой, что мальчишке полагалось бы упасть на колени, съ„житься от боли
и  заорать  дурным  голосом  на  весь  отвал,   вымаливая  прощение...  клянясь
немедленно выполнить вс„,  что приказал господин... Молодой венн остался стоять
как стоял - прямо. Только стиснул побелевшие губы, да в глазах разгорелся очень
нехороший огон„к.  Гвалиор был далеко не глупцом. Ему хватило одного мгновения,
чтобы понять:  парня можно запороть насмерть,  но с места он не сойд„т.  А чего
доброго, ещ„ и кинется в драку. Ну и что тогда с ним делать? Убить?..
     Мысленно Гвалиор  пожелал  торговцу Ксоо  Таркиму свернуть шею  на  горной
дороге или, того лучше, попасться жадным разбойникам. (Нет, конечно, не теперь,
когда дядя Харгелл в„з домой его заработок:  как-нибудь позже,  потом!..) Чтобы
неповадно было доставлять на рудник строптивых дикарей,  не ценящих собственной
жизни!.. Вслух же надсмотрщик рявкнул:
     - Один так один! Пуп развяжется - туда и дорога!
     И  для  острастки наподдал венну ещ„.  Тот  по-прежнему молча повернулся и
пош„л туда,  где они с Волчонком оставили тележку.  К вечеру его будет колотить
жестокая лихорадка,  но  пока  он  держался так,  словно  кнут  его  вообще  Не
коснулся.  Гвалиор смотрел ему  в  спину,  раздраж„нно крутя  и  д„ргая длинный
плет„ный ремень.  Потом  вытащил фляжку и  сделал один  за  другим три  длинных
глотка.  Такие, как этот парнишка, либо погибают сразу, либо, наоборот, живут в
руднике долго,  становясь сущим проклятием для  надсмотрщиков.  А  что?  Может,
Щенку и суждено-таки стать Псом...  К тому времени Гвалиора здесь уже несколько
лет как не будет. Ну и слава Священному Огню...
     Тут  он  услышал позади себя  плач  и  оглянулся.  Маленький подбиральщик,
оказавшийся сегваном,  сидел на м„рзлой земле и  горько плакал,  держа в  руках
недогрызенную рыб„шку.
     Белые цветы "девичьего льда"<Девичий л„д -  другое название гипса> вс„ так
же  неувядаемо цвели во  тьме  подземного зала...  В  рудничном фонарике Каттая
застрял фитил„к,  маленькое пламя  светило неверно и  тускло.  Каттай  не  стал
затевать починку фонарика в двух шагах от могилы Белого Каменот„са, оставил его
у  входа как  есть.  Погаснет -  значит,  погаснет...  Каттай больше не  боялся
Каменот„са и поступил так не из страха,  а просто из уважения.  Он опустился на
колени и тихо проговорил:
     - Здравствуй, отец.
     Своего собственного отца он  помнил плоховато и  не мог бы с  уверенностью
сказать,  что в этих воспоминаниях было истинно, а что - досоздано воображением
по материным рас-  сказам. Что же касается Каменот„са, предания о его внешности
были столь же разноречивы,  как и  о  происхождении.  Однако,  думая о  ком-то,
обязательно  начинаешь  видеть  перед   собой   облик,   пусть   сколь   угодно
расплывчатый.  Вот и  Каттай,  мысленно беседуя с Ушедшим-во-Тьму,  помимо воли
старался  представить его.  Для  него  Белый  Каменот„с  был  рослым  бородатым
мужчиной в широком кожаном фартуке, закрывающем ноги и грудь. Он весело смеялся
чему-то, и за спиной у него была зелень ветвей, а над головой - яркое солнце.
     - Пожалуйста, помоги мне в добром деле, отец...
     Где  колыхались на  т„плом  ветру  те  зел„ные ветки?  В  усадьбе прежнего
господина?  Или  в  Саду  Лан,  куда  принесли тело  погибшего раба и  где  оно
несколько  времени  соседствовало с  изваянными  из  камня  Посмертными  Телами
великих вельмож?..  Или,  может,  то  были  дивные сады  Праведных Небес,  куда
когда-нибудь возьмут и Каттая?..
     "Я  выкуплю на  свободу маму и  отца и  обязательно заплачу за их свадьбу.
Чтобы они стали супругами по закону,  а не просто "суложью" -  рабом и рабыней,
повадившимися вместе спать..."
     Каменная могила молча высилась перед ним в  темноте.  По бокам и  за нею с
невидимого потолка тянулись известковые сосульки сталактитов. Местами вросшие в
пол,  они окружали могилу,  словно колоннада,  слабенький свет фонарика их едва
достигал.  Когда там,  среди каменных столбов,  возникло некое движение, Каттая
вс„-таки  окатило  ледяным страхом,  он  д„рнул  головой,  оглядываясь на  свой
фонарик...
     Оказывается,  движение  не  померещилось  ему,  но  это  было  всего  лишь
бесплотное движение тени.  Вокруг  оставленного фонарика затеяли  игру  летучие
мыши. Три или четыре зверька (Каттай видел только мельтешение крыльев) гонялись
друг за дружкой,  чертя в  воздухе вокруг стеклянного колпачка немыслимо ловкие
круги и фигуры. Каттай забыл про молитву и испугался, как бы мыши не опрокинули
светильник, и тотчас же именно это и произошло.
     Любопытный  маленький  летун  ухватил  зубами  колечко  наверху  фонаря  и
попытался его  поднять,  но  не  сумел.  Светильник с  налобным кожаным обручем
оказался для него слишком тяж„л.  Он лишь заколебался, толком не оторвавшись от
щербатого пола, и вс„. Мышь досадливо взвизгнула, разжала челюсти и вспорхнула,
а фонарик перевернулся.
     Безвестные мастера,  придумавшие его для рудокопов,  предусмотрели многое.
Но не вс„.  Рудничный люд вс„ же редко повисает вниз головой,  или,  того хуже,
да„т  свои  фонари таскать летучим мышам.  Масло,  налитое в  "непроливающийся"
медный сосудик,  вс„-таки пролилось. И вспыхнуло от, казалось бы, едва тлевшего
фитилька.
     Жирно  коптящее пламя взвилось на  добрый локоть над  полом.  Мыши  успели
шарахнуться в  стороны и  пропали,  скрывшись из  глаз.  Вспышка огня ненадолго
рассеяла тьму,  царившую в пещере десятками,  если не сотнями лет.  Она озарила
уходящий в вышину потолок,  и Каттай увидел страшные глыбы,  безмолвно и грозно
(а главное -  ненад„жно: он это ощутил обострившимся чуть„м лозоходца) нависшие
над головой.  Чихни погромче -  и не избегнешь кары Каменот„са!..  Вобрали свет
пламени  и   заискрились  невозможными  радугами  щ„тки  крохотных  кристаллов,
усеявших  стены  и  пол...   Каттай  слышал  про  замечательные  шкатулки,  что
выделывали в  мастерской под  Большим  Зубом  ученики  великого мастера Армара.
Обладали ли  те  шкатулки хоть  долей великолепия,  которым сверкнула на  свету
усыпальница  Белого   Каменот„са?..   Зв„зды  с   тысячами  лучей,   прихотливо
раскиданные по  стенам,  мерцали всеми цветами от  золотистого до  пурпурного и
зел„ного.  Если бы некий живописец, взяв кисть, перен„с на картину даже бледное
подобие увиденного Каттаем,  -  Другие художники, никогда не бывавшие в недрах,
тотчас же заклевали бы беднягу, дружно приговорив: "Такого не бывает!" В сиянии
каменной радуги дивные самородные колонны сталактитов,  сами по  себе достойные
восхищения,  уже  казались грубоватыми и  простыми -  как  обычный  дроворубный
топор,  угодивший на один лоток с бусами и перстнями.  Однако среди ноздреватых
колонн  вились  и  переплетались тонкие хрустальные нити,  невесомо дрожавшие в
воздухе,  готовые рассыпаться не  то  что от  громкого чиха -  даже от простого
дыхания. Подобные кристаллы не могли существовать по самой природе вещей. И тем
не менее это были кристаллы...
     Но Каттай не любовался дивом, столь внезапно явленным его взгляду. Он даже
не  думал  о  том,  сочт„т или  нет  Белый Каменот„с святотатством эту  вспышку
пламени,  залившую светом пещеру его  упокоения.  Мальчик смотрел,  не  отрывая
глаз,  на  некий предмет,  лежавший среди посмертных -  от ушедших ушедшему,  -
приношений. Дар м„ртвого раба Рыл сработан из перекрученного жиловатого дерева,
покрытого  наростами  и  узлами.  Один  конец  был  загнут  и  матово  блестел,
отполированный за долгие годы мозолистой ладонью его обладателя...
     Это была клюка мастера Каломина,  развенчанного рудознатца, принес„нного -
за бесполезностью - в жертву духу иссякшего изумрудного забоя...
     Горбатый Рудокоп, в отличие от Белого Каменот„са, был свободным человеком,
нанявшимся в рудники по своей собственной воле.
     Горбуны часто немощны и  болезненны,  но этот,  похожий на обезьяну,  был,
напротив,  чудовищно сил„н.  Хотя уже очень немолод.  Откуда он  в„л свой род и
почему решил наняться в каменоломни,  теперь не ведал никто. А очень может быть
- не  ведал и  тогда.  Потому что,  даже  согласно самым перевранным и  путаным
легендам,  Горбатый не рассказывал о  себе ничего.  Просто приехал с  караваном
рабов  -   но  не  как  раб,  а  как  вольный  попутчик,  заплативший  древнему
предшественнику Таркима звонкой монетой.  И  пош„л  к  тогдашнему распорядителю
Южного  Зуба   наниматься  горщиком-проходчиком.   В   мешке  у   него  звякали
инструменты,   и   знающий  человек  даже  по  этому  звяканью  мог  распознать
превосходную сталь. Но распорядитель досмотрел на седую бороду Рудокопа, на его
ковыляющую походку, на торчащий горб - и лишь отмахнулся: "Ступай себе, дед!"
     Но  избавиться от "деда" оказалось непросто.  Он покачал головой и  вызвал
распорядителя на состязание.  Ну конечно,  не самого - хотя тот, как и нынешний
Шаркут,  в  совершенстве  владел  всеми  рудничными  рем„слами,  кроме,  может,
огранки. Горбатый просто предложил ему выбрать двоих самых выносливых рудокопов
и пообещал посрамить их,  сделав больше, чем они поспеют вдво„м. Распорядитель,
забавляясь, на состязание согласился...
     И был посрамл„н -  как ему Горбатый и обещал.  Неистовый старик разбивал и
выламывал камень так,  что только брызги летели,  а  камень был не какой-нибудь
крохлый песчаник -  ч„рный радужник< Радужник -  лабрадорит,  тв„рдый камень от
т„мно-серого до  черного цвета,  иногда с  радужным блеском>.  Правители,  едва
ступившие на  трон,  спешат заказать его себе для гробницы:  доставленную глыбу
обт„сывают и  шлифуют по  двадцать лет -  как раз подоспеет ко  времени,  когда
правитель состарится и умр„т!
     Так вот,  кайло Горбатого его рубило,  может, и не совсем так, как колун -
сосновые дрова,  но похоже.  Говорят,  распорядитель забыл даже разгневаться на
старика, выигравшего у него спор. Тотчас взял на службу, назначил щедрую плату,
поставил над рабами-проходчиками...
     И  скоро о сво„м решении пожалел.  Потому что с того самого дня повелись в
руднике чудеса.
     Шестеро  невольников и  седьмой  Горбатый,  ушедшие  в  забой  добывать из
слоистого  сланца  пополам  с   горным  салом<Горное  сало  -   минерал  тальк>
вишн„во-кровяные  венисы<Вениса -  старинное название  граната>,  не  вернулись
обратно.  Надсмотрщик,  н„сший  стражу,  забеспокоился с  большим  опозданием -
только когда из забоя перестали выкатываться тачки с  рудой,  а  звон и  грохот
ударов металла по  камню сделался подозрительно глухим и  дал„ким.  Он  схватил
факел и пош„л смотреть,  но сначала не увидел ничего, кроме тучи пыли - до того
плотной,  что трудно было понять, где же кончается клубящаяся пыль и начинается
камень.  Надсмотрщика взяла жуть,  но  он  оказался не робкого десятка и  пош„л
впер„д ощупью,  стараясь поскорей добраться туда,  где  вс„  ещ„  звенели кайла
рабов и безошибочно угадывался голос дивной стали, привез„нной Горбатым...
     ...А  потом его  рука ощутила сплошной сланец с  торчащими в  н„м тв„рдыми
"ягодами" венисов. Забой кончился. Постепенно осела пыль, и стало видно, что он
был  пуст  -  ни  души.  Горбатый  Рудокоп  и  шестеро  невольников  подевались
неизвестно куда.  Когда  надсмотрщик прибежал с  выпученными глазами  к  своему
старшему и рассказал, что полдюжины горщиков ушли из забоя прямо сквозь