и
пинками  гнали Ретилла по  проходу  между столами, направляя его  туда,  где
сидели Эврих и Волкодав. Когда он приблизился,  стало видно, что его зверски
избили: губы опухли, под носом и на щеках кровавые разводы, один глаз заплыл
тяжелым  фиолетовым  синяком. Он  судорожно  сжимал  двумя  руками  замшевый
мешочек, перевязанный пестрой тесьмой. В мешочке позвякивало.
     - Этот  сын  вшивой  овцы пренебрег справедливостью, -  сказал  один из
парней. - Мы хотим, чтобы он исправил содеянное.
     - Чтобы другим неповадно  было драть втридорога за  то, за  что им  уже
заплатили, - добавил другой. Посмотрел на  стоявшего за  стойкой Айр-Донна и
показал в ухмылке все зубы: - Вот бы  у нас на выселках были трактиры  вроде
твоего, вельх!.. Перебирайся к нам, а? Или еще один такой же открой...
     Эврих   начал   догадываться,  что   происходило.   Нарлаки.   Могучие,
мускулистые, вооруженные парни. Вроде Тормара. И тех троих, которых Волкодав
размазал по стенам в глухом кондарском заулке...
     Первый  ухватил  Ретилла  за  шиворот и бросил  его  перед  столиком на
колени, сопроводив пинком в копчик:
     - Давай, гнида,  верни добрым людям то, что ты против всякого закона  у
них отнял...
     Несчастный трактирщик, утирая сопли, слезы и кровь, протянул трясущуюся
руку  и  уронил  к  ногам Эвриха  свой мешочек.  Можно  было не сомневаться:
деньги, востребованные за осла, все до гроша лежали  внутри. Молодой  нарлак
тут же оказался рядом, припал на колено якобы затем,  чтобы  поднять мешочек
и,  отряхнув, положить  его на  край стола.  Выпрямляясь,  парень  подмигнул
арранту и тихонько шепнул:
     -  Друзья  великого  Сонмора  -  наши друзья.  Снова схватили плачущего
Ретилла подмышки и  безжалостно потащили  его наружу. Эвриху  поневоле стало
жалко  его. Обидно, конечно, было  платить  лишние деньги,  но какие  деньги
стоят того, чтобы... Он  покосился на  Волкодава и увидел, что венн наблюдал
за  происходившим с полным безразличием. Так, словно суета этого мира уже не
имела к нему отношения. Потом Волкодав перевел взгляд на  курившуюся свечку.
И вдруг сделал некое движение одними  плечами. Эврих явственно видел, что он
не поднимал рук и вообще не  прикасался к свече. Однако та слетела со стола,
словно сбитая мощным,  резким ударом.  Стукнула в  стену и погасла, падая на
пол...
     Крепость  стояла  поодаль  от  города, там,  где  окаменевшими  волнами
вздымались последние утесистые отроги Заоблачного кряжа. Дорога шла вверх, и
Эврих время  от времени оглядывался  на хлопотливый муравейник тин-виленских
улочек  и  пристаней,  заполнивший оба  берега изогнутой бухты. Дальше  было
море;  горный хребет  без  раздумий  шагал  в него с берега,  превращаясь  в
отдельные острова и наконец совсем исчезая, словно шипастый хвост дремлющего
дракона.  Бесчисленные острова  зеленели  и  кое-где на  высоких местах  уже
вспыхивали осенними красками, а под отвесными  обрывами  скал  во  множестве
сновали мелкие кораблики и юркие  лодки.  Рыбы там, как говорили, количество
было неимоверное, не говоря  уж о крабах,  водорослях и съедобных моллюсках.
Еще  два  дня  назад  Эврих  полной  грудью  пил бы  ясный  морской  воздух,
превозносил суровую красоту, дарованную здешним местам, и заранее подыскивал
слова,  чтобы  достойным  образом ее  описать. Сегодня он  смотрел вокруг  с
недоумением:  зачем?.. Красивый,  работящий и зажиточный город,  где  каждая
улица упиралась в причал; утреннее море и благодатные острова - зачем?..
     Волкодав молча шел рядом с  аррантом, полуседая грива распущенных волос
мела его по лопаткам. Вдоль спины  пролег Солнечный Пламень и  при  нем  два
тяжелых  деревянных  меча,  Мыш  сидел на  плече  и время  от  времени  тихо
попискивал,  прижимаясь к шее хозяина. Два пешехода уже миновали  знаменитые
яблоневые сады, где для  зверька  наверняка  была уйма всякого интересного и
заманчивого, но маленький  любопытный летун так ни разу  и не  отлучился. На
другом плече венна  висела котомка с самыми необходимыми пожитками. Запасная
рубашка,  вязаная безрукавка,  миска с ложкой и  кружкой, мыло,  гребешок  и
Зелхатов  трактат... чего еще?.. Прочее  немногочисленное имущество осталось
на  сохранении у Айр-Донна. Когда Волкодав вернется, он его заберет. То есть
- если вернется.
     Накануне вечером Эврих употребил все свое красноречие,  пытаясь убедить
венна  отказаться от безнадежного предприятия. Перед рассветом, когда  плохо
спавший аррант придумал уже вовсе неотразимые доводы и вылез  наконец из-под
смятого одеяла, Волкодава в комнате не оказалось. Эврих не без труда отыскал
его у Айр-Донна на кухне. Венн, успевший посетить баню, сушил волосы у огня,
и перед  ним, само собой, тоже  курилась  душистым паром мисочка  шерха. Он,
может, в  самом  деле  способен  был не  пьянея  проглотить  жбан  сивушного
трактирного пойла, но головную боль следовало лечить. Эврих встретился с ним
глазами, и тщательно приготовленная  речь  умерла нерожденной. Все было  уже
решено.
     Крепость - овеществленная  песнь во имя  Близнецов - была  выстроена на
славу. И ее создателей явно не  волновало, что в  Тин-Вилене,  управлявшейся
советом  кончанских старейшин,  царил крепкий  порядок,  а могущественных  и
жадных  народов,  способных  покуситься  на процветающую  "Младшую  Сестру",
поблизости  просто  не  имелось.  Замок  был  возведен  даровитыми  зодчими,
определенно понимавшими  толк в войне  и  осадах, и деньги на строительство,
по-видимому,  тратили не жалеючи. Твердыня  Близнецов как  бы венчала  собою
крутой каменистый  холм, вырастая из неприступной  скалы  и возносясь к небу
башнями и зубчатыми стенами.  Измерив их взглядом, молодой аррант затосковал
еще больше. Думать  о  скрытном проникновении в подобное место было поистине
самонадеянно...
     Пустынная дорога  между тем подобралась  к последнему повороту.  Зоркие
глаза сторожей, смотревших со стен, наверняка уже ощупывали  двоих путников,
шедших из  города. С  этого расстояния, впрочем,  еще нельзя  было различить
лиц, и Волкодав остановился:
     - Все, хватит меня провожать...
     Эврих стоял молча и  только кусал  губы, но, видно, на лице у него было
написано столько всего разом, что Волкодав вдруг виновато развел руками:
     -  Ты  меня  прости... Ну  не  могу я  ее бросить. Ученый аррант быстро
шагнул к нему и обнял что было силы, уткнувшись лицом в плечо.
     - Брат... - выговорил он задыхаясь.
     Он  еще хотел  добавить что-то  нелепое, глупое и совершенно  ненужное,
вроде того, чтобы Волкодав уж как-нибудь поберегся и дал  слово, что уцелеет
в предстоящем ему  деле... горло  перехватило окончательно, и венн заговорил
первым. Он сказал:
     -  Я  про  этого  Ратхара  слышал  только хорошее, но ты  все  равно...
поедешь, береги себя по дороге. Вы, ученые... вечно во все впутаетесь...
     Эврих кое-как  оторвался  от  него,  поднял ставшие  почему-то  мокрыми
глаза. Волкодав был выше ростом и смотрел на него сверху вниз. Действительно
как брат на брата. Старший на младшего. Наверное, всему виной была их долгая
привычка друг к другу, помноженная  на  близкое расставание и понятный страх
Эвриха  перед  внезапной необходимостью  путешествия в одиночку...  в общем,
полуграмотный  венн, молчун  и порядочный самодур, с его приводящими в  ужас
понятиями о чести  и  справедливости -  этот венн отчего-то вдруг  показался
Эвриху самым близким  и родным существом на  свете.  Старшим  братом. Мудрым
пестуном  и  защитником  юного  умника,  который  только и способен кичиться
книжной премудростью, а на самом-то деле...
     Перед  внутренним  взором проплыла  улыбка Сигины, он вспомнил Засечный
кряж и  свой  тогдашний  страх потерять Волкодава.  И почему  мы пристальнее
вглядываемся  в  ближних  и начинаем  по-настоящему  ценить их  только когда
судьба готовится  разлучить нас  навеки?.. Почему только  у последнего  края
вспоминаем все недосказанное, спохватываемся о доброте и участии, которых не
проявили,  пока  времени было  в  достатке?.. А  если несчастья  всетаки  не
происходит,  почему  мы  тут  же  забываем  собственные  горячечные обеты  и
начинаем вести себя совершенно по-прежнему?.. Мысль о  том, что  вот  сейчас
они  расстанутся и, очень  возможно, не  увидятся  более никогда,  оказалась
невыносимой. Эврих  снова притянул к  себе  спутника и  с  трудом протолкнул
пересохшим горлом слова:
     - Прости меня, Волкодав...
     -  За что? - удивился тот. -  Это  ты  на меня не сердись... я тебя всю
дорогу, по-моему, обижал... а теперь вот бросаю.
     Лицо у венна выразительностью  не отличалось, но  Эврих посмотрел ему в
глаза и увидел в них все то же, о чем только что думал сам. Впрочем, длилось
это недолго.
     Волкодав оглянулся на крепость и убрал руки с плеч Эвриха:
     - Рассмотрят еще... Ты иди... брат.
     Цепляться друг за дружку и оттягивать расставание - это  не для мужчин.
Эвриху понадобилось немалое  напряжение воли, чтобы  повернуться к Волкодаву
спиной и пойти назад по  дороге. Правду  сказать, он мало  что  видел  перед
собой, дыхание сипело  в  груди, и  слева за ребрами  глухо давила  какая-то
тяжесть.  Неожиданно  в  воздухе  перед  ним   возник  Мыш.  Против  всякого
обыкновения  зверек  повис  у  арранта  прямо  перед лицом, а  потом вытянул
мордочку и смачно лизнул его в нос. Заверещал, взвился над головой и исчез.
     За поворотом дороги, когда крепость уже  скрыли рослые  густые кусты, с
обочины навстречу  Эвриху поднялись два дюжих  молодца.  Они явно дожидались
здесь именно  его,  и слезливая  скорбь, только что заслонявшая  для арранта
весь мир, вмиг  улетучилась: Эврих живо  встал в  стойку, рука потянулась  к
мечу, губы сами собой приготовились растянуться в зловещем оскале. Волкодав,
наверное, еще и до ворот не дошел, пронеслось по закоулкам сознания, а я без
него уже...
     Старший из парней примирительно поднял ладони:
     - Мы здесь не  за  тем, чтобы  нападать на тебя,  почтенный...  Младшая
семья великого Сонмора рада послужить его друзьям, приехавшим из-за моря. Ты
позволишь нам сопровождать тебя и, если понадобится,  ограждать от ненужного
любопытства?..
     Со  стен замка хорошо  видели, как  два  человека прощались  у поворота
дороги, после чего один,  спотыкаясь, поплелся  обратно  к городу, второй же
решительно  прошагал прямо  к  воротам,  а  подойдя  - взялся  за  увесистое
бронзовое кольцо и трижды гулко бухнул им в проклепанную дубовую створку.
     Сразу  же заскрипели мощные петли, и половинка  ворот приоткрылась, ибо
гласит одна из заповедей Близнецов:
     "Если к тебе стучатся - открой".  Следует  неукоснительно соблюдать эту
заповедь, по  крайней мере  когда  стучащий  одинок  и опасности  для  целой
крепости с воинами уж точно не представляет.
     - Святы Близнецы, прославленные в трех мирах, - сказал Волкодав и вошел
внутрь, отчетливо понимая, что делает, может статься, последние вольные шаги
по земле.
     -  И  Отец Их, Предвечный  и  Нерожденный, - ответил молодой  стражник,
стоявший,  как  полагается  стражнику,  в  кольчуге  и   застегнутом  шлеме.
Чувствовалось,  что наняли его  совсем недавно: почетный долг  службы еще не
превратился  для  него  в  опостылевшую  обязанность,  а  начищенный  доспех
оставался  предметом  гордости  и  заботы,  ради   которого  стоило  терпеть
неудобство. - Что за дело привело тебя, добрый человек, в Дом Близнецов?
     Возраст вошедшего было непросто  определить. Когда-то  русые,  а теперь
изрядно поседевшие  волосы,  безобразный шрам  на лице, сломанный нос, сивая
борода и  такие  же усы... очень  спокойные серо-зеленые глаза, в которых не
было ни волнения, ни боязни, ни любопытства. В общем, прирожденный убийца. И
оружия более чем  в  достатке.  Молодой  воин,  повидавший немало наемников,
сразу  решил,  что  раскусил,  с  кем имеет  дело. Знаем-знаем,  мол, мы эту
породу.  Правда,  отнюдь  не  у  каждого  наемника  висел  за  спиной  такой
замечательный  и определенно очень  дорогой меч. И  не у каждого  на  плече,
настороженно озираясь, сидела большая летучая мышь.
     -  Я  слышал,  - сказал  Волкодав, -  будто Прославленные в трех  мирах
прислали в этот свой Дом учителя, умеющего сделать воина непобедимым...
     -  А-а,  -  понимающе  кивнул  стражник.  И  окликнул своего  товарища,
стоявшего по ту сторону толщи стены: - Скажи там, пусть  разыщут Избранного-
Ученика, это  к нему!..  - И  пояснил  Волкодаву: - Сейчас придет  Избранный
Ученик, брат  Хономер...  то есть, конечно, если он уже  закончил наставлять
новичков... Он посмотрит, на что ты годишься, и решит, можно  ли тебе  будет
остаться.  Ты  пока  проходи... Отдохнешь немного, если  придется подождать,
хорошо?
     Избранный Ученик, брат Хономер. Кивнув, Волкодав вошел в  передний двор
замка и огляделся. так и поймешь, почему крепости, первоначально выстроенные
от врагов,  неизбежно превращаются  в тюрьмы. Он уже чувствовал себя почти в
заточении. Ощущение было жутким. Зачем его вообще выстроили, этот  замок? От
кого тут спасаться? Или это на всякий случай, на будущее?..
     - А  мы уж думали,  ты  в храмовую библиотеку идешь, - блеснул молодыми
зубами  стражник,  несший  службу  во  дворе.  Вооруженные молодцы,  как раз
подошедшие сменить его, дружно захохотали.
     -  Большая библиотека-то?  - не  обидевшись,  спросил  Волкодав. Парень
ожидал  совсем  другого и не  смог сразу придумать остроумный  ответ. Только
буркнул что-то, дескать, за всю жизнь не прочтешь. И замолчал.
     Над внутренними  воротами  красовались резные, чудесной  работы, образа
Близнецов. Обняв друг друга за плечи,  божественные Братья ласково улыбались
входящим. Старший,  в красных  одеждах - он  выглядел чуть суровее, - притом
еще  как  бы  заслонял и  оберегал  Младшего,  облаченного в  нежно-зеленое.
Прекрасные, полные достоинства юные лица, золотое сияние, лучащееся от рук и
голов... Волкодав  поймал себя  на  том, что  пристально вглядывается  в лик
Младшего, ища в нем черты сожженного на Харан Киире. Потом ему померещилось,
будто  деревянное  изображение было некоторым образом не полно.  Ну конечно,
дошло до него краткое  время спустя. Между Близнецами, обнимая  Обоих и сама
заключенная в  Их  объятия,  должна  была бы улыбаться  Их Мать. Деревенская
дурочка,  Сумасшедшая  Сигина, повсюду  искавшая Сыновей и наконец-то,  надо
думать,  Их обретшая в надзвездном краю...  Доколе со Старшим  Младший  брат
разлучен...
     Как  же  так, сидя  на  солнышке у нагретой стены, задумался  Волкодав.
Почему  нам  с  Эврихом выпало  Ее  сопровождать? Сколько  последователей  у
Близнецов - а  ведь мы  с ним ни разу  Им не  молились? И  там, в горах, мой
Хозяин  Громов пришел,  мне на выручку, хотя Он-то  уж  знал, что  я, сам не
подозревая того, взялся отстаивать Бога чужой веры?.. Может ли так быть, что
мы,  люди  разных кровей, поклоняемся  Одним  и Тем же,  только  под разными
именами? Может  ли так быть, что  Создавшие Нас являлись  к  народам  в  том
облике  и с той Правдой, для которой эти народы  были готовы? И Сигина, Мать
Близнецов, на самом деле есть наша Великая Мать Жива, Вечно  Сущая  Вовне?..
И,  значит,  нет ложных и  истинных вер,  а есть только добро и зло  в самом
человеке?.. И  Высшие, окруженные благими душами живших прежде  нас?..  Они,
наверное, улыбаются, слыша те имена, которыми мы здесь, на  земле, по-детски
Их  наделяем. И горько скорбят, когда мы  идем  друг на дружку войной, силой
доказывая, чья вера  лучше... Может ли такое быть, прадед Солнце.  Или Ты за
подобные помыслы на меня и светить теперь не захочешь?..
     Солнце улыбнулось ему с высоты.
     Брат Хономер не заставил себя долго ждать. Когда он вышел из внутренних
ворот,  венну сразу бросилось  в глаза,  что он  был не  в обычном жреческом
двуцветном облачении.  То  есть цвета-то остались  и  даже  с  прошлого раза
сделались как будто  ярче, но украшали они  теперь не полотняное  одеяние до
пят,  а  короткую  рубашку, из-под которой  выглядывали  грубые  потасканные
штаны.  И  было  похоже,  что  Избранный Ученик только  что  вытирал  голову
полотенцем, умываясь после каких-то трудов. Волкодав  легко догадался, после
каких именно.
     - Святы Близнецы...  - начал  было брат Хономер, но тотчас осекся:  - Я
уже где-то видел тебя, язычник?..
     Голос  у  него   тоже   был  прежний,  красивый  и  звучный,   воистину
предназначенный отдаваться под сводами храмов и разноситься над многолюдными
площадями. С таким голосом только и провозглашать истины во имя Небес.
     - Три года  назад ты проповедовал в Галираде,  - ответил  Волкодав. - Я
был там в то время.
     - Как же, помню, - подходя и останавливаясь, медленно произнес Хономер.
Потом  в его глазах появилась  едва заметная  насмешка:  -  В  те времена ты
кое-чего стоил на  мечах... в  чем мы и убедились, к немалой нашей досаде. А
теперь,  значит,  решил  поучиться искусству  безоружного  боя?  И  пришел к
Близнецам, на которых воздвигал когда-то хулу?..
     - Я молюсь  своим Богам и не восстаю на чужих, - повторил Волкодав. - Я
и тогда Близнецов не хулил и теперь не намерен. И вот что.  Я сюда пришел не
учиться.  Я пришел сказать, что пора вам выгнать  Наставника,  который  учит
плохо и неправильно, и нанять меня вместо него.
     Он выговорил эти слова медленно, веско и так,  чтобы слышали все. Голос
он повышал  редко, но когда требовалось - умел. Он был заранее готов к тому,
что  последовало, и не вздрогнул от хохота, обрушившегося со всех сторон. УЖ
верно, среди мужчин в крепости не осталось  ни одного, кто бы не испытал  на
себе  грозную руку  Кан-Кендарат или  ее  лучших учеников.  Оскорбившись  за
хозяина, Мыш злобно зашипел и по привычке полез было на  волосы, но Волкодав
легонько тряхнул головой, и понятливый зверек вновь притих на плече.
     -  Три  года  назад ты  был очень  наглым  молодым парнем,  язычник,  -
отсмеявшись,  покачал  головой брат Хономер. - С тех пор у тебя  прибавилось
седины, но наглость, я смотрю, еще не  повышибли. Таким, как  ты, не место в
нашей обители. Мы здесь радуемся людям смиренным и скромным, любящим учиться
во славу Близнецов, а не кричать с порога, что они лучше всех. УХОДИ.
     - Эй,  язычник, ворота вот здесь, - окликнул молодой стражник, тот, что
приглашал  Волкодава  внутрь. Воины и  молодые жрецы, оказавшиеся во  дворе,
останавливались посмотреть, чем кончится забавное происшествие. Многие жрецы
были  крепкого сложения  и  в  таких  же  коротких  одеяниях,  как  Хономер.
Ученики...
     Венн не двигался с места.
     -  Я  сказал  то, что  сказал,  - повторил  он.  -  И докажу,  если  ты
пожелаешь.
     -  Я  не желаю,  -  махнул рукой Избранный  Ученик. - Выкиньте  его  за
ворота, и пусть это послужит уроком другим гордецам вроде него!
     Волкодав  стоял  по-прежнему  неподвижно,  всем  телом   чувствуя,  как
разбегается  по жилам светлое вдохновение боя. Почти такое же, как некогда у
Препоны, только, если возможно,  в некотором роде  чище  и выше. Нечто вроде
восторга, когда  земля под ногами и небо над головой кажутся едиными с твоим
собственным телом. Эту схватку он должен был выиграть. Он ее выиграет. И что
за  беда,  если  станет она  последней?  Прадед  Солнце  смотрел на него  из
пронзительно-синей бездны. Он видел его правоту.
     Венну  не  понадобилось оглядываться на двоих стражников, протянувших к
нему  сзади  не  занятые копьями  руки.  Столь яркого  прозрения  он еще  не
испытывал. Их намерения  показались ему  двумя  языками красноватого  света,
медленно-медленно устремившимися к его вороту и плечу...
     Сторонние наблюдатели видели только, как, сердито крича, взвился Мыш, а
дальше произошло непонятно что, и стражники, здоровые  тертые ребята, сперва
влепились друг в дружку, а потом вместе,  как набитые  сеном куклы,  клубком
перепутанных рук и ног завалились  наземь, только шлемы лязгнули  о каменные
плиты двора.  Волкодав остался стоять где