, подсказав слово- другое, но венна до  сих
пор не было ни видно, ни слышно. И куда запропастился?..
     Эврих  попробовал  спрятать  замешательство  и  довольно  правдоподобно
сделал  вид,  будто  поперхнулся,   дожевывая  крепенький  соленый  огурчик.
Многоопытный корчмарь правильно истолковал его затянувшееся молчание:
     - Перед тобой достославный Ратхар Буревестник, владелец  трех кораблей,
стоящих  у наших причалов. И его  и  мой братья пали в битве  у Трех Холмов,
сражаясь по разные стороны, но мы с Ратхаром сами давно стали как братья.  Я
навещал его сегодня утром и в двух словах упомянул о твоем плавании сюда.
     - Надеюсь, ты не рассердишься, если я сразу заведу с тобой речи о деле,
хотя это  и против обычая, -  слегка  поклонился Ратхар.  Лицо у  него  было
гончарно-красное  от  загара,  глаза же,  наоборот, светлые, серо-голубые, с
маленькими зрачками, зоркие и цепкие. -  Я отплываю послезавтра с рассветом,
-  продолжал  он, -  так  что время, сам  понимаешь,  не терпит. Я собираюсь
посетить остров  Печальной  Березы: это мой  родной остров,  но на нем живет
также и семья Астамера. Я хотел бы поведать его родственникам о судьбе сына.
Ведь тебе, должно быть, известно, что сталось с его кораблем?
     Раздумывать было некогда, и Эврих кивнул:
     - Да... Видишь  ли, нам" к несчастью, выпало убедиться,  что  легенда о
блуждающей скале по имени Всадник - вовсе не досужие выдумки...
     Ратхар поднял брови и  некоторое время  молчал, а  затем резко  вскинул
руку:
     - Хозяин, налей нам вина! О таком следует рассказывать за добрым столом
и не спеша!..
     От  вина  Эврих отказался,  поскольку  один  вид и  запах  его  вызывал
тошноту.   Зато  желудок,  разбуженный  шерхом,  внятно  требовал   плотного
завтрака, Айр-Донн накрыл столик в  углу, поставил  толстую  свечку и  подал
излюбленную пищу сегванов: хорошо прожаренную салаку с брусникой, вываренной
в меду. Подобное сочетание поначалу привело Эвриха в трепет, но, отведав, он
убедился: на Островах знали, что делали.
     Он  обстоятельно изложил Ратхару  всю первую  часть  плавания, не забыв
упомянуть ни о любимой корове, ни о том, как заботливо Астамер и его молодцы
наставляли в корабельных делах сироту, которого они со спутником отвозили на
родину. Мореплаватель время от времени  усмехался в  бороду  и кивал, словно
узнавая призраки знакомых  лиц в ароматном дымке, поднимавшемся  над свечой.
Когда   Эврих  добрался   до  описания  рокового  шторма   и  жуткой  скалы,
надвинувшейся  из  пронизанного  молниями  мрака, -  сегван  вскинул на него
глаза, взгляд стал пронзительным.
     -  Редко  доводилось  мне  встречать  людей  мужественнее  Астамера,  -
вдохновенно повествовал Эврих. - Когда последняя волна подхватила "косатку",
он все поминал волосатые ляжки Туннворна и грозил Отцу Храмну, что оттаскает
Его  за  бороду, если тот забудет приготовить у себя на небесах хлев для его
любимицы. Он крепко  держал правило, ибо  не хотел  запятнать себя забвением
долга вождя. А его люди облачились в кольчуги и шлемы, запели боевую песню и
принялись усердно  грести  прямо на Всадника, желая  встретиться с  Ним  как
можно скорее и так, как это пристало воителям...
     Слова лились нараспев, Эврих воочию представлял себе отважных героев на
летящей  лодье, словно  выплывшей прямо из сегванской  легенды, и сам  почти
верил в то, о чем говорил. Ему даже показалось, будто возвращалось вчерашнее
хмельное вдохновение, которое он так тщетно силился вспомнить, проснувшись.
     Скрипнула дверь, и аррант вскинул  глаза:  Волкодав?.. Вошел  человек в
темном  плаще и войлочной  шапке,  надвинутой на глаза. Айр-Донн поспешил  к
нему навстречу,  но человек покачал головой  и уселся за  пустой стол  возле
выхода,  обратившись к  стойке  спиной.  Корчмарь  вернулся  на свое место и
больше  его не беспокоил. Устал путник, зашел дать  отдых ногам, не гнать же
его!
     - А ты? -  неожиданно  спросил Ратхар. - С твоим спутником и мальчиком-
сиротой? Как вышло, что вы видели гибель корабля, но сами остались в живых?
     - Понимаешь ли... - замялся Эврих. - В то мгновение нас уже  не было на
"косатке". Мы были рядом, но плыли... как бы это сказать... сами по себе...
     -  Значит,  благородный  Астамер дал  вам лодку и предложил  попытаться
спастись,  -  вновь  кивнул Ратхар.  -  Узнал?  его щедрость. Однако  и тебя
следует похвалить. После нас, сегванов, вы, арранты, без сомнения, первейшие
мореходы. Увернуться от Всадника, уцелеть в бурю на маленькой лодке,  да еще
добраться  до  берега из самого сердца  моря!.. Это  вам не узенький  пролив
переплыть.
     Эврих скромно опустил глаза:
     - Никакой моей заслуги в том  нет. Хочешь -  верь, хочешь - не верь, но
Всадник нас пощадил. Я думаю,  это из-за того, что маленький  сирота был Его
соотечественником.  Всадник  принял нас на Свое стремя,  и утром  мы увидели
поблизости берег... Когда вернется мой товарищ, он  сможет тебе подтвердить,
что это не выдумки!
     -  УЖ  какие  там выдумки...  -  Ратхар  Буревестник  дожевал рыбешку и
наклонил голову, так  что Эврих  не мог видеть его  глаз. Мореплаватель  был
немолод:  волосы у него начинали редеть, отступая со лба, полуседой пучок на
затылке казался  хвостом облезлого  лиса. - Я вполне верю, - продолжал он, -
что Всадник, если пожелает, еще не такое отмочит. Много дивного  совершается
в  мире по  манию  Храмна,  чья премудрость  соизмерима лишь  с  длиной  Его
бороды... Я склонен думать, аррант, что  тут ты говоришь  правду. Зато твоим
россказням  о погибели Астамера, уж ты прости  меня, я  не  верю ни  вот  на
столько...
     Ратхар  ткнул пальцем  в обглоданный  рыбий  скелетик и отмерил  на нем
ногтем один узенький позвонок.
     Эврих открыл рот запальчиво возразить, но сегван только отмахнулся:
     - Полно заливать, паренек. Я в  два раза старше  тебя,  и я хорошо знал
Астамера. Воители, говоришь?..  Да я  поспорю на  все  свои корабли,  что  в
Кондаре  он  опять набрал к себе всякого  сброда,  каких-нибудь  переулочных
головорезов, ехавших наниматься к  тин-виленским жрецам... А когда  появился
Всадник, Астамер наверняка решил умаслить Его жертвой, и выбор, конечно, пал
на вас, чужаков. Вот тут-то вас и побросали за борт...
     - Не совсем так, -  тихо проговорил Эврих. Он глядел в стол,  чувствуя,
как уши  наливаются малиновым жаром. - Когда Всаднику решили предложить нашу
кровь, мой спутник велел мне спасать мальчика, и мы сами прыгнули в воду. Он
же  некоторое время  дрался на корабле, чтобы  дать нам время, и  потом тоже
выпрыгнул... сам...
     Ратхар снова поймал его взгляд своим, пронзительным и зорким.
     -  А в какую сторону они гребли, когда их разбивало?  - поинтересовался
он  беспощадно.  - Уж  прямо так  геройски  на Всадника? Или,  может, прочь,
выгадывая мгновение жизни?
     Эврих промолчал. Говорить неправду было бессмысленно.
     -  Я  тебе еще  зачем-нибудь нужен? -  спросил  он  погодя.  Мучительно
хотелось  скрыться  подальше и от Ратхара, и от  чужого срама, так негаданно
зацепившего его самого.
     Сегван взял с блюда золотистую тушку салаки, обмакнул ее в бруснику и с
хрустом сжевал вместе с костями.
     - Нужен, - сказал он ровным голосом. -  Айр-Донн тут поминал, вы с этим
твоим спутником... венном, кажется? Видел я давеча в городе одного веннского
парня... Так  вот,  вы  будто  бы  хотите  добраться  на  какой-то  остров у
Западного берега и подыскиваете попутный корабль. Верно, что ли?
     Эврих кивнул.
     - Я к  тому, -  продолжал Ратхар, - что это на самом деле  будет раза в
два  подальше, чем до  Печальной  Березы,  но  я согласен вас туда  отвезти.
Только с одним условием. Я уже говорил,  я Астамеру земляк и хорошо знаю его
семью. А его самого - еще получше  родственников, потому что он вечно шастал
по  чужим  краям и почти  не зимовал дома, как это пристало мужчине.  Если я
тебя приведу к его старикам, сумеешь ты им наврать так же занятно и красиво,
как мне? Чтобы они думали, будто он вправду был храбрецом и умер геройски?..
Кому будет легче, если все узнают, что Хегг  уже гонит его отмелями холодной
реки...
     Аррант не спешил отвечать и прятал глаза. Ратхар неверно истолковал его
сомнения и добавил:
     - Не  только туда, но и обратно.  Скоро осенние шторма, однако меня,  я
тебе скажу, люди не зря зовут Буревестником...
     - Я к чему, -  перебил Эврих. - Кроме  нас с Волкодавом, не было других
свидетелей гибели Астамера, и мы ни с кем не говорили о Всаднике. Однако  ты
ведь сам знаешь, сколь неожиданными дорожками порой  путешествует правда. Не
оскорбится ли семья Астамера, если однажды проведает истину?
     Говоря так, он  в  первую очередь думал о  своей книге. В "Дополнениях"
все было  изложено без прикрас,  поступок за  поступком. А  ну  прочтет кто-
нибудь,  а потом возьмет да прямиком и отправится на этот... как бишь его?..
остров  Печальной Березы. Правда  правдой,  но не  слишком  ли. больно ранит
кого-то  твоя бессердечная добросовестность... Мелькнула  даже мысль,  а  не
переписать ли главу,  вставив нечто более  возвышенное? Тем более  что самое
главное,  сведения  о   Всаднике   и   о   чудесном  спасении,  останутся  в
неприкосновенности, а кому какое дело до трусов и храбрецов?..
     Ратхар криво усмехнулся углом рта:
     - Отец  и  мать  Астамера  совсем  дряхлые и хорошо  если проживут  еще
две-три зимы. Отчего бы им не утешиться, думая,  что сын хоть и скверно жил,
но зато умер со славой? А остальная родня... Я бы на их месте был благодарен
тому, кто дал мне сказку и приподнял мой дух, разрешив поверить в смелость и
благородство!
     Эврих положил ладони на стол:
     -  Хорошо. Я выполню то,  о чем  ты просишь,  и буду надеяться, что  ты
также сдержишь свое слово. Когда ты велишь нам подойти к тебе на корабль?..
     А  может,  подумалось ему,  действительно переписать  страницу, но  без
вранья:  изложить  все  четко  и  сухо,  просто  убрав  касавшееся  чьего-то
поведения перед  лицом смерти? Как-нибудь  вроде: "...к тому времени мы  уже
оказались в воде". Так вот  и появляются записи,  над которыми тщетно бьются
потом поколения  ученых  мужей.  То ли  сами  выпрыгнули  за борт, то ли  их
выбросили, то ли корабль уже начал разваливаться - поди истолкуй...
     Человек  в темном  плаще не торопясь  поднялся и молча вышел на  улицу.
Почти сразу из-за двери  раздался тяжелый,  мерный  перестук конских  копыт.
Почему-то Эврих вздрогнул от этого звука.
     По  словам Айр-Донна, Волкодав ушел в город "разузнать" и  просил ждать
его  к  вечеру. Эврих сразу  вспомнил свой разговор  с ним  по  дороге сюда,
догадался,  о чем скорее всего "разузнавал" его спутник, и  ощущение  удачи,
воцарившееся  после  беседы  с  Ратхаром,   мгновенно  поблекло,  сменившись
предчувствием   неприятностей.   Исчезло  желание  сразу   бежать  наверх  и
упаковывать  вещи, чтобы таким образом по-детски приблизить  желанный момент
отплытия. Не состоится оно, это отплытие. Не бывать ему никогда.
     Подняться бы  в  комнату  и,  как  мечтал по  дороге, заняться  наконец
"Дополнениями" -  здесь была и  скамья,  и  удобный стол, все то,  о чем  он
тщетно вздыхал у  костров  и под кровом не ведающих грамоты племен...  Эврих
так и не двинулся с места, потому что мысль  о работе... не то чтобы внушала
отвращение,  просто  казалась  лишенной всякого смысла.  Он сам понимал, что
дело тут  наполовину во  вчерашней пирушке, что все может  еще обойтись, что
уныние  в  любом случае рано или  поздно  рассеется...  Как  говорил Тилорн,
вспоминая  изречение  давным-давно  жившего  мудреца  своего  мира:  "И  это
пройдет". Даже  если им придется  застрять  в Тин-Вилене до самой  весны, он
тотчас усмотрит в  задержке  некое благо: вот и вынужденное ничегонеделание,
долгожданное время привести в порядок рукописи...
     Отчего  же душа  готова была кануть  в бездну  отчаяния? И  разрывалась
между желанием  немедленно  бежать  разыскивать Волкодава  и  более здравыми
помыслами, вроде того, чтобы пойти  помочь  слугам колоть  дрова для печи?..
Пока  аррант  переводил  взгляд  с  одной  двери  на  другую, в корчму начал
собираться  проголодавшийся люд: стражники, мастеровые, торгованы. Свободных
мест  за  столами  оставалось уже  немного,  когда Эврих  увидел  Волкодава,
шедшего  к  нему по  проходу. Гости  Айр-Донна оглядывались на него. Венн  в
городе, надо думать, был  хорошо если  еще один,  а  уж с  летучей мышью  на
плече...
     Эврих  так  и сидел  все  за тем  же столиком,  перед  еще  теплившейся
душистой свечой и блюдом с жареной рыбой, которое вдвоем с Ратхаром они  так
и  не  сумели осилить. Салака, правда,  остыла,  но ни вкуса,  ни запаха  не
утратила.  Волкодав сел  против  арранта,  угостил Мыша  кусочком золотистой
поджарки и некоторое время молчал.
     - Ты  как?  Разузнал, что хотел? - с  бьющимся  сердцем спросил наконец
Эврих. Волкодав неторопливо кивнул. К  ним подскочила запыхавшаяся служанка,
и венн сказал ей:
     -  Принеси, милая,  хлеба и  молока. И еще  лишнее блюдечко  для  моего
зверька.
     Мыш   поднял   мордочку,   облизнулся   и   протяжно  пискнул,   словно
присоединяясь к просьбе. Получилось потешно  - вельхинка прыснула и убежала.
Волкодав проводил ее взглядом. Вид у него был задумчивый.
     -  Надо  было  мне,  наверное,  остаться  и  огород  Вароху  копать,  -
проговорил  он  неожиданно.  -  А  тебе отправляться сюда одному.  Лучше все
получилось бы...
     - Да что у тебя?..
     - Ничего.
     Появился хлеб и  кружка свежего молока. Волкодав отломил кусок мякиша и
стал крошить  его  в  блюдечко  для  Мыша.  Зверек нетерпеливо  наблюдал  за
приготовлением  любимого лакомства:  уши торчком,  влажный нос так и вбирает
вожделенные  запахи. Эврих понял,  что венн если и заговорит, то не скоро, и
завел речь первым:
     - Тут  мореход  приходил,  Айр-Донн  хорошо  его знает, доверяет ему...
Ратхар  Буревестник.  Тебя  не  было,  так  я  за  нас  обоих  с  ним  вроде
договорился...
     Волнуясь  и утрачивая всегдашнюю связность речи,  он поведал  Волкодаву
про все: и  про отплытие послезавтра с  рассветом,  и про обещание,  которое
Ратхар вынудил его дать.
     - Хорошо, - сказал Волкодав. Он не стал  порицать Эвриха за то, что тот
в  одиночку договаривался  с сегваном,  и даже не возмутился  необходимостью
лгать,  обеляя  Астамера  и  его  ватажников. Это  последнее было объяснимо,
стоило вспомнить, как они вдвоем стояли перед Гельвиной, матерью Канаона. Но
не  выругать за  самонадеянность... Разве  только случилось нечто такое, что
заставило его взирать на окружающее с тем же безразличием, что и Эвриха - на
любимые "Дополнения"...
     Аррант собрался с духом и спросил прямо:
     -  Ты  что-то  узнал о Наставнике воинского  искусства,  объявившемся в
Тин-Вилене?
     Столик  стоял  в  укромном  углу,  нарочно  поставленный,  подальше  от
любопытных глаз и ушей. Мудрый Айр-Донн поистине многое умел предусмотреть.
     -  Да,  - сказал Волкодав. - Это Мать Кендарат.  Ее заманили в крепость
обманом. И заставляют учить воинов для Богов-Близнецов. Она отказывалась, но
ей пригрозили убивать каждый день по  человеку.  Сжигать  живьем  у  нее  на
глазах.
     Все это венн  произнес без  малейшего выражения, и смутное предчувствие
неприятностей, мучившее Эвриха, превратилось в  ощущение непоправимой  беды.
Будь она  проклята, Тин-Вилена, младшая сестра стольного ТарАйвана. Будь она
проклята во имя всех Богов Небесной Горы. Будь проклят день и час, когда они
решили ехать сюда и взошли на трижды неблагословенный Астамеров корабль...
     -  Тут есть еще  один  человек, который  нас  с тобой знает,  -  сказал
Волкодав. - Брат Хономер. Он  там первый ученик  Кан-Кендарат и уже сам учит
других.  Так  что  ты до  отплытия  сиди-ка  лучше у  Айр-Донна  и  поменьше
высовывайся.
     Эврих чуть не  закричал:  а  как же ты-то?.. -  но вместо  этого  самым
глупым образом спросил:
     -  Трудно,  наверное,  было  столько  проведать?.. Волкодав  неожиданно
усмехнулся:
     - Что ж трудного... Дожидаешься подходящего человека из крепости, потом
до бесчувствия напиваешься с ним в ближайшем кабаке...
     Эврих  растерянно  смотрел  на  него. Он  ни  разу не  видел  Волкодава
сколько-нибудь  хмельным  и только тут учуял,  что от его  спутника  вправду
разило,  как  от  бочки  с  дешевым  вином.  Глаза, правда,  были совершенно
трезвые. И походка, и разговор... Венн  вздохнул, не  надеясь объяснить так,
чтобы он понял.
     На   каторге  случалось:  надсмотрщики,  забавы  ради,  нарочно   поили
невольников  допьяна,  а  потом кнутами  гоняли  бегом  по самым  ненадежным
пещерам,  где в полу зияли  трещины и провалы,  а с потолка рушились  камни.
Когда такое впервые случилось со  строптивым щенком Серого  Пса, парень  про
себя  свирепо поклялся:  я выдержу.  Я сохраню ясный  рассудок  и останусь в
живых. И вы еще увидите, каково иметь со мной дело...
     - Я много могу выпить, - просто сказал Волкодав. -
     Ну да это неважно...
     - И что ты... собираешься делать?  - отчего-то  шепотом спросил  Эврих.
Венн взял за хрустящий хвостик жареную рыбешку и ответил, как о решенном:
     - Я пойду вызволять госпожу.
     Молодой  аррант  так  и  представил себе  Волкодава  лезущим в  ночи на
отвесную  стену,  крадущимся между крепостными  зубцами...  После побега  из
итигульской деревни он  нисколько не сомневался, что у  венна  получится. Не
может не получиться!
     - У  жрецов  отличные воины, - словно подслушав его  мысли, пробормотал
тот.  - И глаз  с  госпожи не спускают.  Ты вот что... Ты  не мог бы  завтра
скрытно устроиться поблизости  от ворот и  встретить Мать Кендарат, если она
вдруг выйдет наружу? Ты, наверное, сумеешь о ней позаботиться...
     Эврих нагнулся к нему через стол и яростно прошипел:
     - Как это выйдет наружу?.. Говори толком, варвар! Что у тебя на уме?!
     -  Завтра я пойду туда  и брошу ей вызов,  - все тем же ровным  голосом
проговорил  Волкодав. - Они увидят, что я лучше дерусь и больше достоин быть
их Наставником.  Они возьмут меня вместо  нее. А ее выпустят. Пускай  только
попробуют не выпустить.
     - Тилорн! - со злым отчаянием  сказал Эврих.  - Тилорн  нас ждет, чтобы
подать весть в свой мир! Сколько лет  он там не был?.. А  ты что же, значит,
хочешь все бросить? Забыл, что мы ему обещали?..
     Волкодав неожиданно улыбнулся. Прежде  он так улыбался только когда Мыш
принимался  ластиться к нему и  щекотать крыльями шею, да когда Ниилит звала
его вместе почитать саккаремскую книжку... да еще иногда - глядя, как играет
хрустальная бусина на вплетенном в косу ремне.
     -  Я же говорил,  надо было тебе  одному... Может, оно и к лучшему, что
без меня с Ратхаром поплывешь...
     Тут ученого арранта захлестнуло темное бешенство, которое в нем, как он
прежде наивно считал, было давно  побеждено  светом разума и больше не могло
смутить  его   чувств.  Захотелось  швырнуть  об  стену  блюдо  с   салакой,
перевернуть стол и броситься на Волкодава с кулаками.  Нельзя исключать, что
именно так он и поступил бы  (к немалой досаде хозяина заведения), но  в это
время  уличная дверь  распахнулась  с таким треском,  что все глаза невольно
обратились ко входу.  Стража!.. За  нами!.. -  тотчас  пронеслась в сознании
Эвриха  необычайно  отрезвляющая  мысль,  и ярость  опала,  задутая  ледяным
ветерком опасности. На фоне окутанной ранними  сумерками улицы действительно
замаячили фигуры двоих  здоровенных парней, но, судя по непокрытым  головам,
это были  не  стражники.  И  они  вовсе  не  имели в виду  никого  забирать:
наоборот, они  волокли с собой человека. Рослого,  дородного,  чернобородого
мужчину, в котором мало что осталось от наглого и самоуверенного Ретилла. Он
всхлипывал  и норовил  согнуться  в  три погибели,  прижимая что-то к груди.
Парни  втащили  его  внутрь.  Оба в  кожаных безрукавках,  оба нарлаки.  Он