виднелось  скопище  белых
домиков, над которыми главенствовал  шпиль,  поднимающийся  над  приземистой
церквушкой, пристань с полудесятком кораблей, а самое главное -  проложенная
вдоль берега накатанная дорога. Вероятно, это и было искомое Джарре.
   Главная задача состояла в том, чтобы спуститься вниз, не переломав ног  и
не растеряв поклажу, которую  приходилось  волочь  на  себе.  Казаков  пошел
первым, каким-то невероятным чутьем выбирая самый легкий и безопасный  путь,
<разу  за  ним,  скользя  на  гладких  камнях,  двигался  рыцарь,  арьергард
составлял Гунтер, которому было жарко и противно. Надо же, середина осени, а
солнце здесь печет, как в Африке!
   - Бархатный сезон, чтоб его... - пропыхтел Казаков. - Самое время ехать в
Ниццу, пить коктейли и ходить в казино.
   - У меня иногда складывается ощущение, - также отдуваясь, ответил Гунтер,
- что климат в эти времена потеплее, чем у нас. Может, так оно и есть?
   - Точно, точно. Я где-то читал,  будто  раннее  средневековье  было  куда
более жарким. Похолодание началось вроде  бы  во  времена  Столетней  войны,
после царствования Филиппа Красивого. Надо сказать спасибо, что нас туда  не
занесло.
   - Кому? - буркнул Гунтер. - Похмельному архангелу, о котором ты  говорил?
Фу, слава Богу, вот и дорога! Да здравствует цивилизация!
   Конечно, это был не асфальт и  не  бетон,  а  обычная  грунтовка.  Однако
дорога, по левую руку от  которой  вздымался  усеянный  камнями  и  поросший
средиземноморскими соснами откос, а по правую плескались темно-голубые  воды
Мессинского пролива, находилась во вполне приличном состоянии.
   Троица авантюристов передохнула, взгромоздила на себя  мешки  и  потопала
далее - до поселка, по прикидкам Гунтера, оставалось не более километра.
   - Сонное, однако, местечко. -  Казаков  с  самым  постным  выражением  на
физиономии оглядывал аккуратные беленькие домики под  коричневой  черепицей.
По главной улице шествовал куда-то скучный одинокий ослик,  два  петуха  под
сенью оливы устроили громкоголосую свару, крупная псина,  видом  похожая  на
помесь лохматой дворняги и тупорылого мастифа, меланхолично выискивала  блох
на  спине,  действуя  зубами  наподобие  машинки  для  стрижки  волос.  Люди
отсутствовали. - Сиеста у них, что ли? Время-то как раз к полудню...
   Вдруг, заставив Гунтера вздрогнуть, из ближайшего дома  донесся  истошный
женский визг, звук разбиваемой посуды и долгая тирада на малопонятном языке.
Прослеживались знакомые словечки, но общий смысл речения германец  разобрать
не сумел.
   -  Ругаются,  -   почему-то   с   удовольствием   сообщил   сэр   Мишель,
прислушиваясь. - Она говорит, что он идиот, а  он  отвечает,  что  она  сама
дура.
   - Потрясающе, - ухмыльнулся Гунтер. - Ты что, знаешь местное наречие?
   - Знаю, - закивал рыцарь. - Когда была  война  между  Ричардом  и  старым
королем Генрихом, в нашем отряде было с десяток сицилийцев.
   Язык Южной Италии  и  королевства  Сицилийского  сложился  из  вульгарной
латыни,  диалекта  норманнов  с   небольшими   вкраплениями   греческого   и
мавританского, благо остров в свое  время  находился  под  владычеством  как
греков, так и сарацин. Даже в нынешние времена  Сицилию  частенько  называли
по-гречески - Тринакрия, что в переводе означало "Три горы". Дальше  к  югу,
на побережье, стояли знаменитые Сиракузы, родина Архимеда, на острове  можно
было найти неплохо сохранившиеся памятники древних эпох, как латинские,  так
и эллинские. Королевство Танкреда представляло собой невиданный  конгломерат
наций, культур и обычаев, по сравнению  с  которым  Британия,  где  сплелись
кельтские, саксонские, римские  и  пиктские  корни,  казалась  скучнейшим  и
обыденнейшим местечком.
   Наконец-то  впереди  замаячила   человеческая   фигура.   При   ближайшем
рассмотрении незнакомец оказался простолюдином, скорее  всего  крестьянином,
шедшим куда-то по  своим  делам.  Мишель  моментально  отличил  простеца  от
дворянина, хотя бы потому, что благородные сицилийцы свято хранили  северную
норманнскую кровь и в большинстве своем были  не  чернявы,  а  светловолосы.
Этот  же  представлял  собой  классический  средиземноморский  тип  -  темен
головой, смугл и черноглаз. Образец метиса, в котором смешались латинская  и
мавританская кровь.
   -  По-французски  говоришь?  -  без  предисловий  начал   рыцарь,   когда
шествовавший босиком крестьянин поравнялся с их компанией.
   - No, signer, - последовал исчерпывающий  и  безразличный  ответ,  однако
стало ясно, что простец хотя бы отчасти понимает чужеземный язык.
   - Где постоялый двор? - втолковывал сэр Мишель. - Трактир? Trattoria?
   Крестьянин махнул рукой в сторону церкви, чуть поклонился и отбыл.
   - По-моему, - саркастично сказал Казаков, -  любому  дураку  должно  быть
ясно, что в таком маленьком городишке все культурные центры располагаются  в
одном месте. Церковь, кабак, рынок. Мэрия, если есть.
   - Забудь этот вздор. Я мэрию имею в виду, - рассмеялся Гунтер.  -  Может,
еще заведешь речь о демократии, Лиге Наций и самоуправлении? Полагаю,  здесь
всем командует местный  сеньор,  как  и  везде.  Мелкие  суды  и  разрешения
конфликтов - на совести священника. Может, есть  глава  рыболовецкого  цеха,
если в этой деревне таковой вообще существует. Мы же в провинции. Точнее,  в
провинции  провинций.  Сицилия   даже   по   нынешним   временам   считается
королевством нецивилизованным, она на отшибе.
   - Патриархальность, благолепие и благочиние, - вздохнул Сергей. -  Пошли,
что ли? Надоело под солнцем жариться. Одного  боюсь:  не  добудем  мы  здесь
лошадей. А идти пешком до Мессины... Благодарю покорно!
   Новый оруженосец шевалье де Фармера оказался абсолютно прав: сход четырех
улиц,  с  натугой  образовывавший  некое  подобие  главной  площади  Джарре,
украшался церковью, построенной в раннем  романском  стиле,  двумя  кабаками
(один получше, один похуже), полусонными рядами торговцев рыбой и  старинным
римским фонтаном, иссякшим, наверное, еще во времена  императора  Гонория  и
нашествия вандалов.
   Выбрали  лучший  трактир,  определив  его  по  более  новой   вывеске   и
топтавшимся у коновязи лошадям под попонами с французскими лилиями.  Значит,
часть армии короля Филиппа уже высадилась на Сицилии.
   - Хозяин! - нетерпеливо рявкнул сэр Мишель,  ввалившись  в  полутемную  и
более прохладную обеденную залу. На его крик  обернулись  глушившие  молодое
вино французы - шестеро копейщиков, предводительствуемые могучим королевским
сержантом. - Хозяин, мать твою!
   - Все знакомо до боли  в  зубе  мудрости,  -  вполголоса  сказал  Казаков
Гунтеру. - В любом историческом романе герои  рано  или  поздно  приходят  в
трактир.
   - Угу, - отозвался германец. - Тут уж тебе в правоте не  откажешь.  Далее
по сюжету Вальтера Скотта,  Александра  Дюма  или  этого  американца...  как
его...  ну,  из  новых?  А,  вспомнил,  Роберта  Говарда!  Так  вот,  должна
последовать драка или встреча с таинственным незнакомцем...
   - Как? - вытаращил глаза Казаков. - Как ты сказал -  Говарда?  Ты  откуда
его можешь знать?
   - У нас переводили его приключенческие рассказы, - пожал  плечами  Гунтер
и, наблюдая, как сэр Мишель грозно  толкует  владельцу  траттории  о  еде  и
выпивке, уселся за свободный стол. - Правда, потом  министерство  пропаганды
запретило  эти  книги  как  декадентские.  Забавные  такие  повестушки   для
молодежи...
   Казаков  сложился.  В  буквальном  смысле.  Пал  на  скамью,  поверженный
приступом неудержимого хохота.
   - Да что такое? - удивился германец.
   - "Конана-варвара" читал, да? У-у-у... - подвывал Казаков. -  Нашли  хоть
что-то общее! Вот не думал! У нас же это целая  индустрия,  писатели  деньги
лопатой гребут! Пятьдесят романов подряд!.. Ага, понял! Говард первую  книгу
написал в 1932 году, поэтому у вас его могли издавать!
   - С кабацкими драками дела там обстояли неплохо -  согласился  Гунтер.  -
Хотя остальное содержание ниже всякой критики. Одного понять  не  могу,  как
люди на протяжении шестидесяти лет, от тридцатых до девяностых годов,  могли
читать подобную чушь?
   - Архетипическая фигура на все времена, - уже куда более серьезно  сказал
Сергей. - Крутой герой. Считай, современная замена Зигфриду.  Между  прочим,
здесь, если не ошибаюсь, вовсю зачитываются "Песнью о Нибелунгах" и  "Песнью
о Роланде". А чего? Тоже крутейшие мечемахатели, борцы за справедливость.  А
если кто-нибудь про нас напишет  книжку  или,  допустим,  поэму,  это  будет
неинтересно. Мир мы не спасаем, с мечом обращаться не умеем, только  влипаем
в какие-то дурацкие истории...
   Сэр Мишель благополучно поторговался с хозяином таверны, весьма прозаично
именующейся "Соленый осьминог", и обед был подан. Казаков  спокойно,  однако
не без удивления осмотрел предложенные блюда - рыба во всех  видах  и  самые
невероятные  продукты  моря.  Устрицы  и  прочие  ракушки,  непременный   на
Средиземном море осьминог, филе тунца, вываренная в белом  вине  кефаль.  И,
конечно же, в огромном количестве оливки, маслины, лимон. Все кушанья  резко
пахнут специями. Черный, еще теплый, хлеб.
   - Где же  классика?  -  Казаков  хитро  поглядел  на  Гунтера.  -  Пицца,
спагетти, пеперрони?
   - Еще не придумали. Но и это выглядит вполне себе ничего. В  мои  времена
такую кефаль подавали только в лучших ресторанах.
   - В мои тоже, - вздохнул Сергей.
   Некоторое время ушло на распробование  необычных  яств  средиземноморской
кухни. Рыцарю безумно понравилась рыба,  хотя  он  и  занозил  десну  острой
косточкой. Гунтер, как  человек,  имевший  чопорное  дворянское  воспитание,
хотел было положить себе буквально таявшего  во  рту  осьминога  и  возжелал
украсить все оливками да ломтиками лимона, однако приостановился.
   Тарелок, вилок  и  ложек,  принятых  в  благовоспитанных  домах  Германии
середины XX века, здесь не предусматривалось. Даже в замке Фармер (уж на что
захолустье!), не говоря уж о  Тауэре  или  Винчестере  -  резиденции  принца
Джона, - имелись  небольшие  овальные  блюда,  заменявшие  собой  тарелки  и
выдаваемые каждому, кто оказался за хозяйским  столом.  Из  инструментов  на
трактирном столе находились лишь три широких, остро отточенных ножа.
   - Руками, руками. По-простому, - посоветовал  Казаков.  -  А,  понял.  Ты
собственную тарелку хочешь получить. Счас сделаем.
   Русский взял пышный каравай ржаного хлеба, разрезал его вдоль  надвое,  с
верхней половинки срезал корку, а нижнюю подал германцу.  Получилась  эдакая
лепешка из хлеба.
   - У Вальтера Скотта  прочитал,  -  гордо  заявил  Сергей.  -  Шотландский
способ. Берешь хлеб и используешь в качестве блюда,  после  чего  его  можно
либо съесть, либо выкинуть. Все равно деньги заплачены.
   Осьминог оказался вкусным - нечто  среднее  между  хорошо  приготовленной
белорыбицей и мягким, пахнущим морем желе. Единственное, повара погорячились
со специями, особенно с перцем и лимонным соком.  Традиция...  Оливки  самые
обычные, за восемьсот лет они  ничуть  не  изменились.  Овощи  безвкусные  -
просто вареная репа.
   Сэр Мишель, как человек  привычный,  хватал  еду  руками  и  благополучно
отправлял в рот, запивая светло-зеленым кисловатым  вином  и  поглядывая  по
сторонам. французы, сидевшие в другом конце  зала,  уже  подвыпили,  но  все
равно к ним стоит попозже подойти, представиться и узнать последние новости.
Самое главное - прибыл ли на остров его величество король Ричард.
   - Что такое? - вскинулся Казаков на  странный  звук.  -  Ага,  культурная
программа.
   В трактире появился сравнительно молодой сицилиец из местных,  разве  что
передвигался он с помощью  костылей  -  у  новоприбывшего  отсутствовала  по
колено правая нога. Вернее, так казалось лишь с  первого  взгляда,  ибо  при
более пристальном рассмотрении становилось ясно, что нога согнута, а лодыжка
подвязана к бедру. Незамысловатое жульничество  более-менее  скрывалось  при
помощи широченных шаровар, какие обычно носят сарацины.
   Увечный-калечный, переглянувшись с  хозяином,  примостился  на  свободной
лавке, вытянул из-за спины потрепанную  виолу,  дернул  струны  и  заголосил
самым неблагозвучным образом.
   - Переведи-ка мне эту развеселую песенку, - попросил Казаков Гунтера. Тот
некоторое время вслушивался, сдвигая брови, и наконец объяснил:
   - Это про рыцаря, который отправился в Крестовый поход, долго там страдал
и дрался с сарацинами. Вернувшись наконец домой, он обнаружил, что жена  ему
изменила, прижила ребенка от конюха,  а  замок  захвачен  соседом.  Жену  он
зарубил, ребенка бросил в колодец, сам ушел в монахи. Ему очень  грустно,  и
он спрашивает, в чем смысл бытия.
   - Волшебно, - кашлянул Сергей.  -  Слушай,  может,  этому  мужику  подать
немного денег, чтобы убрался?
   Казаков вытянул из пояса монету и швырнул исполнителю. Медный  английский
фартинг исчез еще на лету, а певец затянул новую балладу.
   - А это о чем?
   Гунтер обреченно повернулся к бродяге и только вздохнул:
   - Это про сицилийского рыбака, который отправился в штормовое море добыть
рыбы, чтобы накормить голодающую семью. Там гигантский  спрут  разбил  утлую
лодку и утащил рыбака на дно. Жена, не дождавшись супруга, бросилась с утеса
в море. Старший сын, которому приходится содержать десяток младших братьев и
сестер, стал разбойником. Его поймали, он сидит в подвале мессинского замка,
завтра его четвертуют. Ему очень плохо, и он  спрашивает,  как  спасти  свою
бессмертную душу.
   - Понятно, местный колорит, -  согласно  кивнул  Казаков.  -  А  на  темы
международной  политики  можно   что-нибудь   попросить?   Человек-то   явно
старается...
   В сторону нищего полетел еще один фартинг. Гунтер  с  пятого  на  десятое
перевел смысл заказа господина оруженосца. Сэр Мишель сидел набычась, ибо во
время аквитанской войны ему довелось внимать и Бертрану де Борну,  и  Роберу
де Монброну, и Кретьену де  Труа,  самым  выдающимся  менестрелям  нынешнего
времени. Рыцарь не мог слушать, как вонючий смерд делал все для того,  чтобы
испаскудить благороднейшее куртуазное искусство, а потому начинал злиться.
   Певец,  пройдясь  грубыми  пальцами   по   струнам,   извлек   из   виолы
ноюще-ревущие звуки и пронзительно заголосил. Французские копейщики во главе
с господином сержантом начали недвусмысленно пофыркивать.
   - Ну? - Казаков дернул Гунтера за рукав. - О чем  гласят  сии  комические
куплеты?
   - Матерь Божья... - Германец сокрушенно приложил ладонь ко лбу. -  Может,
я не буду переводить? Ладно, не буянь.  Как  ты  и  просил  -  международная
политика в полный рост. Баллада  о  короле  Ричарде  Львиное  Сердце  и  его
невесте Беренгарии Наваррской. Несчастная Беренгария приехала к  жениху,  но
никак не может затащить его под венец. Ричард  хочет  воевать,  вокруг  него
полно смазливых оруженосцев, а его сердце - львиное, заметь - отдано  отнюдь
не благороднейшей девице из королевского дома Наварры, а менестрелю Бертрану
де  Борну.  Беренгарии  очень  грустно,  и  она  спрашивает,  почему  судьба
предназначила ее... гм...
   - Педику, - своевременно дополнил Казаков. - Вообще-то я и раньше слышал,
что у Ричарда было не все в порядке с ориентацией...
   Французы ржали в  голос.  Песенка  подданным  Филиппа  Капетинга  безумно
понравилась и вызвала изрядный приток денег. Судя  по  тому,  какие  взгляды
скучавший  за  стойкой  хозяин  "Соленого  осьминога"   бросал   на   певца,
трактирщику полагалось не менее трети от заработанного.
   - Эти мерзавцы, - процедил подвыпивший сэр Мишель, яростно посматривая на
франков, - своим непочтением оскорбляют моего и вашего короля! И мессира  де
Борна, лучшего певца Аквитании! Я такого терпеть не намерен!..
   Гунтер не успел повиснуть на. плечах  у  рыцаря.  Сэр  Мишель  увернулся,
быстро шагнул к середине залы, съездил кулаком в  рыло  поддельного  калеки,
который моментально улетел в партер - рука  у  рыцаря  была  тяжелая,  -  и,
выпятив грудь, повернулся к господам в синих туниках с лилиями  французского
королевского дома.
   - Они его побьют, - быстро сказал Казаков. - Я ведь  предупреждал!  Черт,
их семеро... Ладно, перетопчемся. Ты огнестрелку свою распаковал?
   - Предпочитаю полагаться на подручный инструмент, - сквозь  зубы  ответил
Гунтер. - Ничего, может, и обойдется. В крайнем случае договоримся.
   - Почтенные мессиры, - сэр Мишель пожирал взглядом франков, -  если  меня
не обманул слух, вы  только  что  изволили  смеяться  над  королем  Ричардом
Плантагенетом? Оскорбление моего  сюзерена  я  почитаю  оскорблением  самого
себя. Если среди вас есть дворяне, то  я  либо  жду  извинений,  либо,  если
таковые не воспоследуют, требую поединка.
   Высоченный сержант поднялся.
   - Жеан де Ле-Бей, - усмехнулся он, представляясь. -  Младший  сын  барона
Ле-Бея. Да, мы смеялись над твоим королем. Потому что он заслуживает  только
смеха. Не может быть королем человек, пусть и храбрый,  у  которого  никогда
нет денег, нет дамы сердца и... И его подданные, наподобие вас,  сударь,  по
бедности ходят пешком.
   Гунтеру показалось, что сэр Мишель сейчас лопнет. Лицо  рыцаря  приобрело
цвет спелого граната, щеки надулись, светлые усы встали  дыбом  и,  пожалуй,
пройди еще пара минут, из ноздрей повалил бы дым.
   - Никакого поединка, - насмешливо продолжал  сержант.  -  Его  величество
Филипп запретил своим воинам драться с  англичанами,  иначе  вашему  Ричарду
придется идти в Палестину одному. Или только с шевалье де Борном. Много  они
там навоюют...
   - Bastarde! - возопил окончательно выведенный из себя рыцарь, у  которого
гордость за свою страну и короля накладывалась  на  воздействие  вина  сбора
нынешнего года. - Никакого поединка? Получай!
   Мишель повернулся к столу, за которым сидели Гунтер и Сергей,  напряженно
вслушивавшиеся в перепалку, схватил первый попавшийся предмет и запустил его
в мессира королевского сержанта, сопровождая сие  действо  длинной  формулой
речи, коя сжато, но ярко  повествовала  о  предках,  рождении,  настоящем  и
будущем господина де Ле-Бея.
   ...Кувшин летел медленно, по параболической траектории, переворачиваясь в
воздухе и плюясь  капельками  красного  вина,  остававшегося  на  донышке  к
моменту взлета...
   - ...Я же говорил - свои! - бросил прочим  mafiosi  длинный  предводитель
сицилийцев. - Что до меня, то я прозываюсь Роже из  Алькамо,  младшая  ветвь
герцогов Апулийских, потомков Танкреда Отвиля  и  Гильома  Железной  Руки...
Может быть, присядем, мессиры? Кажется, после нашего веселья  здесь  уцелела
пара скамей. Эй, хозяин! Только не говори, что  вина  не  осталось!  Кстати,
шевалье, с чего вы вдруг решили поссориться с французами?
   Бледный хозяин траттории  вкупе  с  двумя  помощниками  приволок  вино  и
какую-никакую закуску, однако  физиономия  у  него  против  воли  оставалась
довольной. Такая прибыль за один день!
   Французы иногда начинали шевелиться, тогда кто-нибудь из mafiosi вставал,
отвешивал вражине пинка, после чего недобитый противник затихал.
   По счастью, никто из попутчиков сэра Мишеля в минувшей драке серьезно  не
пострадал. Гунтеру чуток разбили верхнюю губу - ерунда,  даже  не  ранка,  а
ссадина, а Сергею рассекли бровь, задев только  кожу.  И  то  царапина  была
получена от его собственной невнимательности  -  пропустил  летящую  в  него
кружку, царапнувшую по касательной надбровье.
   - Мне жаль, что так вышло, мессир Роже, - говорил сэр Мишель.  -  Но  эти
мерзавцы оскорбили моего короля. Вы бы стали терпеть злословие в  адрес  его
величества Танкреда?
   Слово за слово, фраза за фразой. Сицилийские  mafiosi  на  первый  взгляд
казались милейшими, куртуазными и благовоспитанными людьми, которые в то  же
время  не  сторонились  мелких  потасовок,  затеваемых   ради   собственного
развлечения. Роже де Алькамо отлично говорил и на норманно-французском, и на
норманно-латинском,  был  сдержанно  вежлив,   ненавязчиво   поинтересовался
новос