перским орлом  на
боку.
   - А где у него рот? - тут же спросил нормандец,  подозрительно  оглядывая
"Юнкерс".
   - Закрыт, потому и не видно, - не вдаваясь в подробности, сказал  Гунтер.
- И без моего приказа он его не откроет.
   Немец,  в  который  раз  вздохнув  и  отчетливо  представляя   себе   всю
абсурдность ситуации, вылез из кабины, взял сэра Мишеля за плечо,  подвел  к
месту бортстрелка, затем, выудив откуда-то грязную промасленную  тряпку  для
протирки пулемета, привел немного в порядок сиденье  Курта  ("Бывшее...",  -
скользнула мысль) и указал на него рукой.
   - Полезай туда, покатаю.
   - Может, не надо? - мигом скис сэр Мишель, озираясь  в  надежде  отыскать
пути к бегству. Рыцарь решил, что кровожадный Люфтваффе сделает с ним то же,
что и с погребенным человеком. И будут  две  могилки  рядом...  Если  вообще
найдется что хоронить!
   - Я сейчас разбужу...  дракона,  чтобы  он  перешел  на  другое  место  и
спрятался. - Гунтер  давился  со  смеху,  представляя  себя,  уговаривающего
помешанного, со стороны. - А если ты будешь  стоять  рядом,  Люфтваффе  тебя
покусает. Может, и до смерти.
   "Нет, не жить мне на свете! Внутрь залезу -  съест;  Снаружи  останусь  -
покусает. Бежать бы надо отсюда. Да разве убежишь от дракона?" -  думал  сэр
Мишель, слушая Гунтера.
   Тот невозмутимо продолжал.
   - Единственное безопасное место - внутри, - гнул свое германец.  -  Того,
кто под защитой этого... - он указал взглядом на откинутый фонарь кабины,  -
этого прозрачного колпака, дракон не тронет. Понял?
   Сэр  Мишель,  вспомнив  наконец,  что  благородному  рыцарю  трусить   не
пристало, решился и обречено полез через борт  в  залитую  присохшей  кровью
драконью глазницу. Усевшись в кресло и  терпеливо  дождавшись,  пока  Джонни
застегнет какие-то ремни, перетягивающие грудь и прижимающие  к  сиденью,  а
также  щелкнет  непонятной  штучкой  на  странного  вида  длинном   железном
предмете, торчащем из глазницы  в  сторону  хвоста  дракона  (Гунтер  ставил
оружие на предохранитель, чтобы "благородный  сэр"  в  цыплячьей  панике  не
схватился за пулемет и не принялся палить в белый свет, как в пфенниг),  сэр
Мишель обдумывал, как покуртуазнее задать следующий вопрос, но,  так  ничего
не надумав, брякнул прямо:
   - Послушай, а того... погребенного, чем его убило?
   - Другой дракон напал, -  хмыкнул  Гунтер.  "Неужели  драконов  настолько
много, что они запросто встречаются в небесах и  устраивают  там  драки?  Но
почему тогда я никогда не видел ни одного? Может, они летают очень высоко  и
их не видно?"
   Сэр Мишель некоторое время смотрел на пулемет, теряясь в догадках, что бы
это могло быть, и вдруг его осенило.
   - Слушай, Джонни, а вот те штуки, которыми  убило  твоего...  оруженосца,
это зубы другого дракона?
   - Ну? - Гунтеру даже интересно стало: что новый знакомый еще придумает?
   - А эта палка, - рыцарь покосился  на  пулемет  и  продолжил  восхищенным
шепотом, сам удивляясь своей догадке, - она мечет зубы дракона?..
   После этой фразы сэр Мишель затих, зачарованно глядя на  оружие,  которое
казалось ему божественным чудом, дарованным небесами христианам. У сарацинов
такого точно нет! Мозг, избавившись  от  тяжкого  груза  похмелья,  усиленно
заработал. "Так, Джонни сказал, что не собирается меня покидать. А что, если
мне удастся уговорить его пойти со мной  в  Святую  Землю?  Там  мы  вдвоем,
точнее, втроем, с Люфтваффе, присоединимся к  Воинству  Христову  и  поможем
христианским королям очистить Святую Землю от проклятых сарацинов!  Вот  это
да!" Он зажмурился, погрузившись в мечты.
   Гунтер, перестав обращать внимание на бредни нормандца, убедился, что его
новый приятель привязан накрепко и ведет себя  тихо,  закрыл  фонарь  задней
кабины, а потом забрался на свое место.
   То, что  произошло  потом,  сэр  Мишель  не  любил  вспоминать,  так  как
перетрусил  самым  непотребным  образом.  Люфтваффе  несколько  раз  чихнул,
просыпаясь,  потом  мелко  задрожал,  и  в  уши  рыцаря  ворвался   драконий
громоподобный рык.
   "Неужели меня возьмут  живым  на  небо?  -  пронеслась  шальная  мысль  в
гудевшей голове сэра Мишеля. - Ой, а вдруг архангел Михаил  меня  в  рай  не
пустит, ибо грешник я великий?.. Как же  я  тогда  на  землю  вернусь,  если
Джонни с Люфтваффе на согласятся отвезти меня обратно?"
   Однако сэр Мишель видел, что лететь дракон пока не собирается,  а  просто
медленно ползет по полю в направлении перелеска, явно намереваясь спрятаться
там. Небольшой участок поля, с трех сторон окруженный деревьями,  по  мнению
Гунтера, был идеальным укрытием. Конечно, загнать "Юнкерс" в эдакую  лощинку
так, чтобы ветви деревьев не попали под винт и стволы не  задели  плоскости,
было почти ювелирной работой, но, как ни странно, Гунтер  справился  с  этим
без особого труда, остановив машину почти в  полуметре  от  густых  зарослей
крушины. Ветви низко пригнулись к  земле  под  воздушным  вихрем,  созданным
вращающимся  винтом,  поднялся  маленький  смерч  сухих  листьев,  травинок,
каких-то лепестков. Наконец лопасти остановились,  двигатель  заглох,  точно
задохнулся, и машина замерла.
   - Напугался? - улыбнувшись, спросил Гунтер сэра Мишеля, когда помогал ему
выбраться на крыло. У бедняги не гнулись ноги от пережитого  ужаса,  а  лицо
было мертвенно-бледным.
   - Вовсе и нет, - зябко лязгая зубами, ответил нормандец. Какой же  рыцарь
признается, что ему было страшно? - А я мыслил, полетит дракон...
   - Он передумал. Решил не мозолить глаза лишний раз. - Лицо Гунтера  снова
омрачилось. Две проблемы решены: самолет худо-бедно  спрятан  и  Курт  обрел
вечное успокоение. Теперь оставалось отыскать людей ("сэр  рыцарь"  -  не  в
счет). А на часах уже два пополудни. Будет удачей, если к  вечеру  получится
связаться с французскими (ну или германскими) властями, а лучше - со  штабом
дивизии. Там наверняка зачислили 77 машину  в  пропавшие  без  вести  или  в
погибшие. Вот интересно: сколько англичане успели сбить наших  самолетов  за
прошедшее утро?
   Вопрос не менее насущный - что следует взять с собой? Безусловно, оружие,
консервов немножко. Хотя зачем брать консервы? Всяко неподалеку есть поселок
или, на худой конец, чей-нибудь дом. В северной Франции сохранилось  великое
множество старых дворянских гнезд.  Правда,  неизвестно,  как  их  обитатели
отнесутся к  офицеру  германской  армии;  остается  надеяться,  что  посадка
все-таки  состоялась  на  оккупированной  территории   и   французы   примут
"завоевателя" не с распростертыми объятиями, конечно, но выгнать не  посмеют
и позволят поесть, отдохнуть да связаться со своими. Больше-то от них ничего
и не требуется.
   "Какая, к дьяволу, "оккупированная территория"? - настойчиво  всплыла  из
самых дальних глубин сознания насильно  отогнанная  мысль;  -  Ты  же  четко
видел, что вокруг нет никаких городов, дорог, да и, пролетая над  Ла-Маншем,
не заметил ни единого корабля. И теперь ты  надеешься  отыскать  телефон?  А
вдруг действительно ближайший телефон в семистах пятидесяти годах  отсюда  и
не этот рыцарь сошел с ума, а ты сам? В общем, будь что будет..."
   Пока  Гунтер  размышлял,  очухавшийся  сэр  Мишель  с  глуповатым  видом,
полураскрыв рот, разглядывал самолет, обходя  его  со  всех  сторон.  Рыцарь
дергал  за  лопасти  винта,  похлопывал  ладонью  по  обтекателям  шасси   и
приговаривал себе под нос:
   - Хороший, Люфтваффе, умный. Спрятался - и не шелохнется.
   Потом сэр Мишель залез под брюхо "Юнкерса", некоторое время ползал там, и
вдруг оттуда послышалось удивленное присвистывание.
   Гунтер, встрепенувшись, нагнулся и увидел, что сэр  Мишель,  скорчившись,
разглядывает штангу бомбосбрасывателя, удерживавшую так и не  использованную
бомбу 5С-500. Заговорщицки посмотрев на германца, рыцарь подмигнул и поманил
его к себе пальцем. Гунтер обреченно полез под самолет,  поняв,  что  сейчас
предстоят очередные объяснения, и подумал: "Господи, вот счастливый  человек
- не знает, что такое бомба!"
   - Джонни, а я понял, что это такое!  -  с  хитрой  улыбочкой  сказал  сэр
Мишель, кивая в сторону черного вытянутого снаряда. - Я  правильно  подумал,
а?
   Гунтер некоторое время соображал,  на  лице  его  попеременно  отразились
недоумение, потом изумление, и наконец он, хлопнув себя ладонями по коленям,
опустился на траву, затрясшись от хохота. Сэр  рыцарь  тихонько  фыркал  под
нос.
   - Да, ты совершенно прав... - выдавил наконец  из  себя  германец,  когда
приступ смеха понемногу прошел. - И ты не сумасшедший  -  у  помешанных  нет
чувства юмора... Ну хорошо, вылезай отсюда, сэр, пойдем поищем  какую-нибудь
деревню или город.
   - А чего искать-то? - Сэр Мишель выбрался из-под  самолета,  огляделся  и
протянул руку к югу. - Вон там дорога, она ведет от Руана к Анжу...
   "Ну наконец-то! Появились знакомые названия, - возликовал Гунтер.  -  Все
же мы приземлились недалеко от своих!"
   Сэр Мишель тем временем продолжал:
   - Тут рядом деревня Сен-Рикье, а неподалеку  замок  сэра  Бреаля,  нашего
вассала. А если хочешь, можем пойти к моему папеньке,  в  Фармер,  завтра  к
утру доберемся.
   - Пошли сначала в деревню, - рассудил Гунтер. Достав из кабины автомат  и
несколько полных магазинов, он направился к своей одежде, валявшейся  комком
в том месте, где ее бросил рыцарь. Несмотря на очевидный идиотизм  ситуации,
германцу стало интересно узнать, что же этот  человек  называет  "замком"  и
кого считает бароном. Не исключено, что новоявленный Дон Кихот притащит  его
к какому-нибудь хлеву, вытащит оттуда самого толстого борова,  поцелует  ему
копытце или ухо и представит - вот мой папенька. А если выведет  свиноматку,
то не будет удивительным, если она окажется Дульцинеей Тобосской.  Все  это,
конечно, детские забавы, но, в конце концов, вдосталь насмотревшись на самую
настоящую  войну,  хочется  иногда  забыться.  Хоть  так...   Пусть   парень
напридумывал кучу несуразностей, не относящихся  к  реальности,  начитавшись
Вальтера Скотта или Стивенсона. но почему бы и не подыграть  ему?  Разве  он
сам до войны не зачитывался в отцовской библиотеке рыцарскими  романами,  не
сражался с приятелями на деревянных  мечах  и,  надев  самодельные  жестяные
шлемы, не изображал то Зигфрида, то Беовульфа? Эх,  жаль  отец  не  разрешал
играть с теми умопомрачительными  доспехами,  что  стояли  в  парадном  зале
Райхерта...
   Одеваясь, Гунтер с неудовольствием отметил, что сэр Мишель,  стаскивая  с
бесчувственного "ангела" рубашку,  не  удосужился  расстегнуть  пуговицы,  а
просто стянул ее через голову - и вот результат: на форменной белой  рубашке
недосчитывается нескольких пуговиц. Счастье, что китель в порядке.
   Погода была теплая, и брать с собой тяжелую летную  куртку  не  хотелось.
Гунтер, еще раз решив прибегнуть  к  помощи  нормандца,  отдал  ему  куртку,
сказав бросить в кабину, то есть в глаз дракона  (ему  будет  не  больно,  и
кроме того, Люфтваффе спит). Рыцарь посмотрел удивленно - с какой это,  мол,
стати мне, благородному сэру, бегать по поручениям ровно  оруженосцу,  -  но
ничего не ответил, решив лишний раз посмотреть на дракона вблизи.
   На Алансонскую дорогу  из  лесу  вышли  двое.  Один,  ростом  пониже,  со
светлыми вьющимися волосами до плеч, облаченный в  видавшую  виды  кольчугу,
из-под которой  торчала  грязной  бахромой  изношенная  одежда,  в  потертые
заплатанные кожаные штаны, заправленные в мягкие замшевые сапоги; на широком
поясе красовались пустые простенькие ножны от короткого меча  и  привязанная
за  ремешок  полевая  пехотная  каска.  Второй  -  повыше,  рыжий,   коротко
стриженный, в серо-сизой летной форме офицера германских ВВС,  с  автоматом,
висящем спереди; руки его,  полусогнутые  в  локтях,  покоились  на  оружии.
Позолоченные часы на левом запястье поблескивали в солнечных лучах.
   Стрелки показывали три с четвертью по меридиану Парижа. Тринадцатый  день
августа тысяча сто восемьдесят девятого года от Воплощения Христова клонился
к закату.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НЕПРАВИЛЬНОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
   По обе стороны пыльной дороги, уходящей вперед плавными петлями, тянулись
сочные луга, их  сменяли  небольшие  прозрачные  рощицы;  вокруг,  насколько
хватало глаз, тянулись цепи холмов, поросшие лесами, а  на  самом  горизонте
чуть виднелись голубоватые вершины невысоких гор  -  их  призрачные  силуэты
были словно набросаны акварелью. Казалось бы, привычный деревенский  пейзаж,
но Гунтер сразу же заметил в нем нечто необычное, противоестественное.
   Поначалу он  никак  не  мог  поймать  это  ощущение,  разгадать,  что  же
странного в темной зелени лесов, блеклой знойной дымке  над  травой,  ровным
густым ковром расходящейся от дороги. И наконец понял.
   Не было асфальтовых дорог, серебристых  нитей  железнодорожного  полотна,
исчезли куда-то аккуратные каменные и деревянные домики хуторков,  привычных
для нормандского пейзажа, вместо них кое-где толпились кучками, точно грибы,
небольшие глинобитные избушки, по самые окна  вросшие  в  землю,  крепкие  и
неказистые, крытые соломой.
   Далеко, километрах в трех-четырех, на одном  из  лесистых  холмов  Гунтер
углядел замок. Ему не раз доводилось видеть подобные  строения  -  заботливо
отреставрированные, со свежевыкрашенными башенками, - но вид этого  строения
чем-то подсказал ему, что стен не касались  руки  современных  каменщиков  и
реставраторов. Замок выглядел  старым,  грубые  нетесаные  камни  потемнели,
обветрились; над одной из  башен  развевалось  знамя  с  неразличимым  из-за
расстояния гербом.
   Позади послышался конский топот и поскрипывание колес. Гунтер обернулся и
увидел, что их нагоняет повозка, высоко нагруженная  сеном.  Крупная  гнедая
лошадь, плавно поводя лоснящимися округлыми  боками,  упруго  печатала  шаг,
высоко поднимая сильные  ноги,  грызла  удила,  трясла  гривой  -  будто  бы
рисовалась, без труда влача за собой телегу.  Под  стогом  сена,  высившимся
точно небольшой дом, сидел крестьянин - рослый мужик лет тридцати - тридцати
пяти, эдакий здоровяк с льняными космами, подстриженными вкривь и вкось, как
ножом отхваченными, такой же бородой, в которой вдобавок запутались стружки,
травинки, какой-то лесной мусор. На  голову  была  нахлобучена  бесформенная
войлочная шляпа, а вся одежда  селянина  состояла  из  широкой  грязно-серой
полотняной  рубахи  и  таких  же  штанов,  засученных  до  середины  голени.
Расслабленно покачиваясь в такт тряской повозке, он небрежно  придерживал  в
руках поводья, предоставив лошади самой выбирать дорогу.
   Поравнявшись с путниками и распознав в одном из них благородного  рыцаря,
возница натянул повод, после  чего  лошадь,  недовольно  встряхивая  гривой,
побрела вровень с людьми. Ленивым движением крестьянин стащил с головы шапку
и чуть наклонился вперед, после чего вперил небесно-голубые глаза в Гунтера,
с простецким нахальством оглядывая его с ног до головы. Тот же, почувствовав
легкое раздражение от столь бессовестного любопытства,  нагло  выговорил  на
простом немецком языке:
   - Ну, что смотришь, детина? Никогда не видел германских солдат?
   Крестьянин выпрямился, пожевал губами и сдвинул брови - ни единого  слова
он не понял, но догадался, что господин в странной одежде сердиться изволит.
На всякий случай возчик спросил густым басом:
   - А? Что вы сказали, ваша милость?
   "И этот на  старофранцузском  лопочет...  -  ошалело  подумал  Гунтер.  -
Сговорились они, что ли?  Или  у  них  тут  эпидемия?  Хотя,  насколько  мне
известно, с ума сходят по одиночке, разве только гриппом все вместе болеют".
   Неожиданно  встрял  сэр  Мишель.  Рыцарь  гордо  выпятил  грудь,   задрал
подбородок, грозно нахмурившись, метнул гневный взгляд на селянина и  рыкнул
низким голосом:
   -  Проезжай!  С  каких  это  пор  низкорожденные   тревожат   благородных
расспросами? И начинают первыми разговор?
   Крестьянин чуть вздрогнул, быстро посмотрел вправо-влево, точно  опасаясь
увидеть целый отряд  дворян,  высланных  на  усмирение  невежи,  и  тихонько
пробубнил:
   - Я у сэра Бреаля арендатор, сено везу вот...
   - Ну и дальше что? - надменно произнес сэр Мишель, разжигая в себе  гнев.
Однако крестьянин, вовремя почуяв неладное, стегнул лошадь вожжами, и кобыла
резвой рысью припустила вперед по  дороге.  Гунтер  увидел,  как  несчастный
мужик оглянулся назад из-за стога и подхлестнул лошадь. Сэр  Мишель,  подняв
носком сапога облачко пыли, привычно пошарил по  ножнам,  отыскивая  рукоять
меча, но, вспомнив о событиях минувшей ночи, тяжко вздохнул, пробормотав:
   - Никакого сладу нет с этими мужланами...
   - А что такое? - не понял Гунтер. "Крестьянин как крестьянин,  а  на  мою
одежду у всех... э... нормальных французов реакция нехорошая. Вот интересно,
а почему мужик разглядывал меня будто пугало,  хотя  одежка  моего  спутника
куда более экстравагантна? Или мой проводник известный в округе  деревенский
дурачок, и обращаются с ним по правилам его игры - поклонились,  испугались,
рыцарь как-никак... Ха!"
   Сэр Мишель, презрительно  глядя  вслед  удаляющемуся  возу,  стоял  между
колеями на упорно пробивавшихся сквозь утоптанный грунт  пыльных  стебельках
спорыша, чуть расставив каблуки и засунув большие пальцы  за  пояс.  Малость
помолчав, он серьезно глянул на Гунтера, сплюнул и объяснил:
   - Ладно, если  бы  холопы  все  до  единого  под  рукой  дворян  были,  а
арендаторы, скоты эдакие, сами свободны и себя едва не вровень  с  господами
ставят! Ну где это видано, чтобы виллан первым заговорил с рыцарем?
   Гунтер улыбнулся углом рта, меря взглядом сэра Мишеля. Выглядел  тот  при
ярком солнечном свете вовсе не как доблестный рыцарь с книжной картинки - те
чистенькие, в сверкающих доспехах,  а  коли  нет  таковых,  в  парчовой  или
шелковой одежде с иголочки. Как же иначе  -  золота-то  у  благородных  было
завались, куры не клевали! А этот?.. Хорошо, если кольчуга  не  расползется,
будто шерсть, поеденная молью. А портки, простите, где и  в  чем  можно  так
вымазать? И вообще, где француз разжился подобным матерьяльчиком? О том, что
творится под кольчугой, и думать не хотелось.
   - Пойдем дальше, - твердо сказал  Гунтер.  Сейчас  они  стояли  почти  на
вершине небольшой возвышенности, с которой открывался отличный обзор на  все
окрестности, километров на десять, а то и больше.
   - Вон там деревня. - Сэр Мишель  кивнул  вниз.  И  правда,  чуть  правее,
примыкая к лесу, виднелось скопище домиков и  невысокая  колокольня  церкви.
Полоска дороги проходила как раз мимо, а  далее  убегала  к  синевшим  вдали
цепям пологих гор. Гунтер их опознал сразу - Нормандская  возвышенность,  за
ней, к югу, и расположены Анжу и Майен.
   Уже на подходе к деревне германец вновь почуял неладное. Судя  по  всему,
телефона в поселке не было, более того, отсутствовали даже обязательные  что
для Германии, что для Франции или любой иной  страны  цивилизованной  Европы
столбы электропередач. Потом началось  вовсе  необыкновенное:  позади  вновь
послышался  конский  топот,  но,  обернувшись,  Гунтер   увидел   не   сытую
крестьянскую лошадь, а трех коней, похожих на арабских,  -  двух  вороных  и
одного серого в яблоках, несшихся во весь опор. Всадники нагнали германца  и
сэра Мишеля, вихрем пронеслись мимо, подняв облако пыли. Однако Гунтер сумел
рассмотреть, что одежда их была более чем странной для  середины  двадцатого
века - кожаные короткие камзолы, широкие пояса, круглые то ли шляпы,  то  ли
береты с золотыми, наверное, пряжками и длинными узкими перьями. И у каждого
о правое бедро бились ножны, но не пустые, как  у  полоумного  нормандца,  -
явственно  блеснули  гарды  мечей,  богатых,  украшенных  камнями.  Всадники
карьером унеслись к деревне.
   - Королевский бейлиф поехал с сержантами, - как бы невзначай  бросил  сэр
Мишель. - Видать, в Сен-Рикье стряслось чего, разбираться будут.
   - Кто проехал? - медленно переспросил Гунтер, пристально  гляд