полуострове:
басилевс, а с его позволения и милости - Агрикул.
   Поиски не принесли никаких результатов, если  не  считать  того,  что  за
время поднятой Агри-кулом тревоги вскрылись некоторые малоприглядные стороны
ночного  бытия  Хрустального  мыса.  Легионеры  захватили  полдесятка  своих
собратьев,   отправившихся   без   разрешения   командиров   к    прелестным
служительницам дворцовых терм и кухонь поискать ласки и любви.  Надзиравшего
за зверинцем смотрителя поймали  во  время  продажи  одного  из  привезенных
только вчера гепардов: клетку со зверем поспешно грузили  на  повозку  возле
используемых служками запасных ворот-резиденции. Задержали  и  смотрителя  и
покупателей, хотя последние попытались оказать сопротивление,  понимая,  что
обвинение  в  ограблении  самого  кесаря  приравнивается   к   богохульству,
"оскорблению величества действием" и влечет самую жестокую кару.
   Самая невероятная находка ожидала легионеров в доме для содержания рабов:
военные появились там в момент,  когда  некий  невзрачный  молодой  человек,
оказавшийся  одним  из  помощников   надзирателя,   увлеченно   проповедовал
невольникам Слово Богов-Близнецов. Он даже  не  побоялся  одеть  принятую  у
почитателей   варварского   культа   багрово-зеленую   хламиду,   означавшую
посвящение в сан "учителя веры". Разумеется, смутьяна арестовали, а  Агрикул
только подивился втихомолку - каким, интересно, образом привезенная с  Толми
зараза сумела проникнуть аж на Хрустальный мыс? Придется провести тщательное
расследование и выявить все очаги этой омерзительной гнили, поражающей душу!
Рабы, впрочем, пялились вслед уводимому стражей адепту Близнецов туповато  и
безучастно.
   Обшарили все - бани, хозяйственные пристройки, конюшни, храмы;  осмотрели
каждый закоулок дворца, казармы и зверинец, парк, допросили стоявших у ворот
охранников. Тщетно. Беглец как в воду канул. Ну не прячется же он в  спальне
басилевса?!
   Нерадение подчиненных обозлило Агрикула, и он  принял  решение:  изловить
поганца любой  ценой  и  любыми  средствами!  За  кесариссой  с  утра  будет
установлен строжайший надзор - куда пойдет, с кем будет  разговаривать,  что
делать. И конечно же, центурион обо всем  доложит  Тибе-рису.  Пока  следует
увеличить вдвое число  патрулей,  усилить  охрану  стен  и  ворот,  а  также
задерживать любых подозрительных личностей, не знакомых легионерам в лицо.
   "Где эта мерзавка  могла  спрятать  своего  нового  дружка?  -  размышлял
Агрикул. - Куда закрыт доступ простым  смертным?  Конечно,  в  личные  покои
Тибериса, сокровищницу, библиотеку... Мужчины не имеют права входить в  храм
Ясноокой, никто, кроме посвященных  в  таинства  обрядов  жрецов,  не  смеет
ступать за алтари храмов, а святилище Покровителя Ратников вообще закрыто до
ближайшего праздника... Неужели Лоллия сумела пробраться в одно из запретных
мест? Их последний раз видели как  раз  неподалеку  от  храмов...  Там  я  и
поставлю  лучшую  стражу.  А  когда  сбежавший  самозванец  проголодается  и
выползет, я наглядно покажу ему, как  обращаются  с  преступниками  на  моем
полуострове!"
   Утром не  произошло  ничего  необычного.  Басилевс  изволил  почивать  до
полудня,  и  потревожить  сон  царственного  из-за  столь  пустякового  дела
центурион не решился. Виновных в  ночных  происшествиях  примерно  наказали:
некоторых плетьми, других  палками,  а  проповедника  Богов-Близнецов  после
весьма пристрастного  допроса  незамедлительно  казнили,  -  эдикт  Тибериса
предписывал уничтожать разносчиков сектантского учения скоро,  беспощадно  и
максимально жестоко. Бывшему младшему надзирателю выкололи  глаза,  отрезали
язык, чтобы не орал, и отправили в садок с муренами. Для острастки  туда  же
пригнали внимавших речам жреца невольников. Пусть знают,  что  происходит  с
отступниками, и впредь чтут лишь Царя-Солнце и обитателей Киллены.
   После  рассвета  Агрикулу  доложили,  что  Валерида  Лоллия  пробудилась,
отправилась освежиться в бассейн, где нескучно  провела  время  с  одним  из
телохранителей  Божественного   (любвеобильность   кесариссы   для   жителей
Хрустального мыса давно стала привычной и само собой разумеющейся, и Агрикул
даже бровью не повел, услышав  рассказ  наблюдавшего  за  госпожой  стража),
затем позавтракала, заказав почему-то  не  обычную  пищу  наподобие  медовых
булочек или салата из фруктов, а плохо прожаренное  мясо,  и  отправилась  с
двумя наперсницами на море.
   К храмам Лоллия даже не подошла и только во всеуслышание посмеивалась над
Агрикулом, поставившим минувшей ночью всю резиденцию  кесаря  на  уши  из-за
ничем не примечательного сбежавшего  вояки.  После  супруга  Тибериса  взяла
колесницу  и  отбыла  в  лежащий  неподалеку  Гес-периум  -  надо  полагать,
развлекаться.
   Когда центурион пришел с докладом к баси-левсу (а случилось это только во
второй половине дня), Тиберис, в точности подтверждая предсказание Лоллии, и
думать забыл о вчерашнем  легионере  -  ныне  его  более  интересовали  дела
поэтические, ибо Божественный полагал себя пиитом, порождая бездарные  стихи
и излишне натуралистические пьесы для лицедейных фарсов. На публичных аренах
Арра комедии Тибериса освистывали,  но  басилевс  не  отступался,  заставляя
разучивать эти  шедевры  актеров  своего  собственного  театра.  А  вечерами
изводил гостей и  приближенных  костюмными  представлениями.  Нынче  Тиберис
сочинял очередной опус  под  названием  "Терзания  Климестины",  посвященный
фаворитке - смуглой подруге кесаря отводилась там главная роль.
   Повелитель  Острова,  желая  вернуться  к  своему  возвышенному  занятию,
выслушал Агрикула невнимательно и нетерпеливо, пообещал непременно  пожурить
Лоллию за возмутительное самоуправство,  небрежно  сообщил  центуриону,  что
дает ему полную свободу действий, и тотчас позабыл об  этом  глупом  случае,
погрузившись в серебристую реку высокого искусства.  В  драматической  пьесе
приближалась кульминационная  сцена:  героиню  Климестины  хором  насиловали
семеро разбойников, а аллегорически изображавший Тибериса герой с  волшебным
мечом в руке спасал возлюбленную от навалившегося неприятеля. На  сцене  сие
действо должно было выглядеть впечатляюще и захватывающе.  Басилевс  не  мог
пока уяснить одного: какую мораль провозгласят певцы  в  финале?  Пьеса  без
надлежащего моралистического  наставления  лишена  нравственного  стержня  и
положенной  назидательности,  чего  никак  нельзя   допустить   в   нынешние
распущенные   времена.   Владыка   Острова   не   может   стать   создателем
безнравственного произведения, ибо он обязан служить образцом  во  всем.  Но
сколь же сложно заключить неуловимую мораль в жестко выверенные по размеру и
ритмике строчки!..
   К третьему послеполуденному  колоколу  центуриону  донесли,  что  госпожа
Лоллия возвратилась из города с покупкой. Таковой  оказался  совсем  молодой
раб, по виду лет пятнадцати-шестнадцати, не более. Выглянув в широкое  окно,
выходящее на обширный двор перед многоколонным  дворцом  басилевса,  Агрикул
увидел,  что  стражник  не  ошибся,  -  Лоллия  как  раз  отдавала   поводья
запряженных  в  двухколесный  гиг  лошадей  конюшему,  а   возле   басилиссы
переминался  с  ноги  на  ногу  худощавый   темноволосый   парнишка,   лицом
смахивающий на варвара с материка. Ошейник невольника болтался на его  тощей
вые, будто тяжелый перстень на пальчике ребенка, и был явно великоват,  само
же приобретение Лоллии озиралось вокруг не без  боязни  и  растерянности.  В
руках он сжимал объемистый коричневый мешок.
   - Интересно... - пробормотал Агрикул, не сводя глаз со своей  противницы.
- Насколько я знаю, госпожа предпочитает зрелых и опытных мужчин. С чего это
вдруг Валериду потянуло на малолетних? Новая причуда? Или... - Он повернулся
к белоплащному стражу, явившемуся с донесением, приказав:  -  Выяснить,  где
басилисса купила этого раба. Отправь двоих из своего  десятка  в  Геспериум,
пусть сходят на рынок невольников или расспросят  видевших  Лоллию  горожан.
Узнать все в точности.
   Агрикул сам не знал, для чего ему понадобились эти сведения, но доверился
выработанному за много лет инстинкту и способности  замечать  любые  мелочи,
казавшиеся подозрительными. Если Валерида Лоллия Тиберия объявила центуриону
тихую войну, он примет вызов и навсегда  отобьет  у  этой  блудодеицы  охоту
переходить дорогу Агрикулу, являющемуся щитом и мечом в руках Божественного!
   Центурион спустился вниз, как бы невзначай пройдя  мимо  направившейся  в
свой атриум басилиссы, не забыв  ее  поприветствовать.  Лоллия  презрительно
фыркнула и собралась было идти дальше, но Агрикул ее окликнул:
   - Божественная приобрела себе нового раба?
   - ...Божественная не обязана давать отчет о своих делах  цепным  псам,  -
ядовито проговорила кесарисса, но Агрикул не унимался.
   - Ошейник велик. - Он подошел к  невольнику  и  подергал  перепугавшегося
грозного вида центуриона мальчишку за металлическое кольцо. - Он  может  его
сбросить и бежать. Нет рабского клейма на плече. Он сейчас пойдет со мной  к
кузнецам. Ему перекуют ошейник и  поставят  отметку  на  руку.  Эти  правила
нельзя нарушать, ты знаешь.
   - Что?.. - задохнулась от ярости  Лоллия,  и  Агрикул  с  удовлетворением
заметил вспыхнувшую и тотчас погасшую искорку страха в  ее  глазах.  Значит,
дело и вправду нечисто. - Да как ты смеешь, поносный ублюдок, шавка!.. Я...
   Центурион вдруг внимательно и хищно осмотрел поникшего невольника и  тихо
кашлянул. Люди, хорошо знавшие телохранителя басилевса, подумали бы  сейчас:
"Агрикул очень взволнован!"
   Раб Лоллии был ему знаком. Именно этот парень вчера вечером стоял рядом с
поддельным легионером возле носилок Тибериса. Было темно, но  привыкший  все
замечать и запоминать Агрикул запечатлел в памяти узкое смуглое лицо. Беглец
называл этого человечка братом, а значит... И ошейника на нем вчера не было!
   Кесарисса,  как  видно,  устроила  целый  заговор   и   представление   с
переодеваниями. Теперь она попалась! Парня надо обязательно забрать с  собой
и привесьма дотошно расспросить.
   - Минувшим вечером ты не носил ошейник, - не обращая внимания  на  ругань
Лоллии, сказал центурион мальчишке. - Почему он сейчас на тебе?
   Смуглый молчал, за него ответила Царственная:
   - Не твои заботы! Мне его продали бедствовавшие родители!
   - Мальчик отправится со мной, раз так. Я уже сказал почему.
   Агрикул с силой сжал ладонь на запястье  невольника,  который,  вероятнее
всего,  являлся  такой  же  фальшивкой,  как  его  сообщник.   Собственность
кесариссы зашипела от боли - хватка у центуриона была железная.
   ...Фарру атт-Кадиру следовало поблагодарить за  избавление  от  клеймения
горячим железом и долгого разговора с Агрикулом не кого иного, как басилевса
Аррантиады. Царь-Солнце, пребывавший в творческом кризисе, неожиданно возник
на обширном балконе второго этажа  дворца  с  пергаментом  в  одной  руке  и
свинцовым карандашом в другой. Он никак не мог достойно  завершить  развязку
"Терзаний Климестины" и решил пройтись на воздухе, надеясь, что вид на  море
и отдаленные горы принесет вдохновение, а муза поэзии  снизойдет  к  нему  с
заоблачных высей, одарив столь неуловимыми величественными строками.
   Случайно завидев мужа и поняв, что  Тиберис  может  ее  услышать,  Лоллия
заголосила,  в  точности  уподобляясь  рыночной  торговке  или  дерущейся  с
конкуренткой за мужчину "волчице":
   - Тварь!  Мразь!  Вскормленный  гиеной  выродок!  Жалкая  кучка  ослиного
дерьма, на которую по ошибке взглянул наш господин! Тупой мерзавец!
   Басилевсу обычно нравилось слушать, как ругается Лоллия  -  в  этом  было
нечто пикантное и забавное, -  однако  сейчас  вопли  супруги  помешали  ему
нащупать столь близкую рифму, и  Тиберис,  ожесточенно  отшвырнув  свинцовое
стило, подошел к перилам галереи.
   - Взгляни, о царственный, - достигая немыслимых  высот  звука,  причитала
кесарисса, работая на публику и прежде всего на самого Тибериса, - как меня,
твою верную и преданную подругу, дочь эпарха и жену  осиянного  божественным
светом владыки Острова  Великолепных,  оскорбляют  и  унижают  на  твоих  же
глазах! С каких пор ты начал позволять этим  головорезам,  что  незаслуженно
именуются ликторами-охранителями, терзать несчастную женщину?! Доколе?..
   Спектакль продолжался долго. Лоллия не давала вставить слово ни мужу,  ни
опешившему от такого напора Агрикулу,  перечислила  все  мнимые  и  истинные
обиды, нанесенные ей неуживчивым центурионом, проехалась по его родословной,
облику, характеру и мужским достоинствам и  закончила  свою  пламенную  речь
очередным фейерверком площадной брани.
   - Агрикул?.. - не разобрав  и  половины  речений  жены,  позвал  Тиберис.
Старый вояка пал на одно колено. -  То,  что  говорила  Валерида  Лоллия,  -
правда?
   - Не осмеливаюсь спорить с госпожой, -  холодно  ответствовал  центурион,
понимая, что в первом открытом бою потерпел поражение.
   - Тогда, - рявкнул разозленный басилевс, - пойди  к  своим  десятникам  и
прикажи им дать  тебе  пятнадцать...  нет,  двадцать  плетей!  Если  госпожа
пожалуется еще раз - скормлю акулам!
   Шелестя складками темно-синей тоги, Божественный быстро ушел  с  балкона,
позабыв на перилах свиток с неоконченными "Терзаниями Кли-местины".  Лоллия,
победоносно оглядев  растоптанного  противника,  потянула  Фарра  за  собой,
доверительно  шепнув  ему:   "Я   ведь   говорила,   ничего   страшного   не
произойдет..."
   Агрикул поднялся и зашагал к  казармам  Белой  центурии.  Исполнять  волю
кесаря.
   Глава шестнадцатая. Путь заканчивается, путь начинается
   - Боги, как же я ненавижу эту пустыню! Если мы выберемся  отсюда  живыми,
сразу отправлюсь на полночь, - хочется пройтись по лесу, поваляться на траве
и посмотреть на самое обычнейшее болото! И чтоб непременно с лягушками!
   - И с комарами... Давно не пробовал брусники и ягодного  вина.  У  вас  в
Кеште делали ягодное вино?
   - Конечно. А еще  настойки  с  мятой  и  можжевельником...  Зимой  варили
медовуху. Помните, одна кружка с ног валила? Это вам не какой-то  слабенький
разведенный сок виноградной лозы...
   Порыв ветра колыхнул пламя костерка, разведенного в неприметной  ложбине,
тени заплясали по камням и скрюченным ветвям кустарника. Сверкнули  и  вновь
погасли красно-фиолетовые глаза какого-то небольшого животного  -  лисы  или
сурка.  Луна  Фегда,  покрытая  оспинами  и  шрамами,  взирала  на  землю  с
отвращением.
   - Драйбен, умоляю, хватит говорить о еде и  выпивке!  А  то  скоро  слюни
потекут даже у Безымянного,  хотя  он  делает  вид,  будто  сыт  и  доволен.
Безымянный, ты сколько дней не ел? Четыре? Как насчет морских звезд в винном
соусе? Говорят, это любимое блюдо вашего басилевса.
   - Никак. Я не люблю басилевса.
   - Есть за что? Или по традиции?
   - Есть, - согласился аррант.  -  Тиберис  не  мужчина,  а  баба  в  тоге.
Правитель не должен быть таким. Знаете, куда аэтосийцы отправляют приходящие
из Арра и с Хрустального мыса эдикты?
   - В выгребную яму? - весело предположил Асверус и покосился  на  арранта.
Тот кивнул, подтверждая. - Значит, твой город не признает власти Тибериса?
   - Мы признаем его как Царя-Солнце всей Аррантиады и законного  властителя
из династии Аврелиадов. Но Аэтос - это не Аррантиада. Наш город  существовал
еще до того, как басилевсы построили Арр и объявили себя правителями.
   - Вот как? - заинтересовался Драйбен и мысленно  попросил  богов  сделать
так,  чтобы  Асверус,  целыми  днями  изводивший  своими  шуточками  арранта
(которому они, не сговариваясь, дали прозвище Безымянный),  хотя  бы  сейчас
ненадолго заткнулся. Пожалуй,  впервые  со  времени  панического  бегства  с
Аласорских предгорий бывший легионер "беркутов" разговорился. -  Не  знаешь,
каким годом ваши хроники датируют основание Аэтоса?
   - Спустя два лета после падения Небесной горы,  -  сказал  новый  спутник
нардарцев.  -  Люди  бежали  туда  с  континента,  охваченного   паникой   и
беззаконием. Выстроили крепость и долго оставались одни. В Аэтосе  собралось
множество мужчин, сумевших захватить корабли в портах  страны,  называющейся
ныне Халисуном, и очень мало женщин.
   - А дальше? - У Драйбена загорелись глаза. Нигде, ни в каких хрониках  не
упоминалась   история   зарождения   сурового   города   воинов,   а   когда
путешествовавший  по  Аррантиаде  в  поисках   знаний   нардарец   попытался
проникнуть в Аэтос, его выставили вон. В пределы города  допускались  только
посланники других эпархий Острова и редкие торговцы - для чужаков  в  Аэтосе
места не было.
   - Дальше? - Аррант не забывал помешивать веточкой в котелке и следить  за
тем, чтобы угли не рассыпались под ветром.  -  Дальше  стало  совсем  плохо.
Черное небо, солнце видели от силы  три  или  четыре  дня  в  год.  Животные
вымирали, ничего не росло... Тогда еще были  живы  могучие  боги  Острова  и
оставались последние волшебники. Колдуны приходили к нам, чтобы мы  защитили
их от варваров, наводнивших Аррантиаду. В обмен на наши мечи  и  спокойствие
для самих себя и  родственников  люди,  владеющие  магией,  помогали  Аэтосу
выжить.  Еды  было  мало,  но  все-таки  больше,  чем  у  остальных.  Однако
волшебники не могли оградить новый город от всех бедствий.
   - Каких? - Теперь уже заинтересовался Асверус.
   - Начали рождаться дети-уроды. Очень  многие  не  выживали,  но  те,  что
взрослели, становились чудовищами, а не людьми. Отчасти это наша вина...
   -  Кровосмешение?  Воздействие  злой  силы  Небесной  горы?  -  понимающе
вопросил Драйбен, кое-что слышавший о подобных явлениях. Во времена Столетия
Черного неба появление многочисленных уродств и, как это  называли  колдуны,
"трансмутаций" являлось делом хоть  и  ужасающим,  но  обыденным  во  многих
странах Длинной Земли и на затронутых катастрофой островах.
   - То и другое, - сказал Безымянный и, отчего-то  смутившись,  добавил:  -
Конечно, в большей степени виновно кровосмешение. Аэтосийцы  не  общались  с
чужаками, а женщин  оставалось  мало.  И  конечно,  волшебники  постарались.
Хотели как лучше...
   - Ну-ка, ну-ка. - Для Драйбена, раскапывавшего любые  истории  о  древних
магах и их делах, эти сведения  просто  не  имели  цены.  -  При  чем  здесь
волшебники?
   - Гора рухнула  и  пожрала  магическую  силу  нашего  мира,  -  продолжал
неспешно говорить аррант. - Прибившиеся к Аэтосу, чародеи это чувствовали  и
употребили остатки своего умения, как казалось, на благо.  Они  намеревались
создать особого человека. Способного выжить при черных небесах, без  солнца,
умеющего долго продержаться без воды и пищи. Ничего не получилось.  Тогда  и
родился обычай убивать всех детей с уродствами и болезнями.
   "Хранить традицию почти тысячу триста  лет!..  -  ахнул  Драйбен  и,  как
вживую, увидел жутковатые картины прошлого. - Это как же надо было  напугать
тех, без всякого сомнения,  бесстрашных  и  решительных  людей,  бежавших  с
континента на  относительно  спокойный  Остров,  чтобы  сотни  поколений  до
нынешних времен соблюдали законы, принятые в эпоху всеобщей тьмы?! Что  ж  у
них там происходило? Не хотелось бы мне жить тогда, а тем более в Аэтосе..."
   - То есть, - осторожно забросил  удочку  нардарец,  -  твой  город  через
несколько  лет  после  Катастрофы  встал  перед  угрозой  вымирания?  И  его
правители решили ввести  новые,  невиданные  раньше  обычаи,  доселе  чтимые
твоими соплеменниками? Глядя на тебя, я бы сказал, что вы преуспели...
   Да, безусловно, если бы Безымянному сейчас взбрело в  голову  напасть  на
своих  попутчиков,  он  скрутил  бы  и  Драйбена  и  Асверуса  за  несколько
мгновений, - высок,  ловок,  очень  силен,  не  столько  мускулист,  сколько
невероятно жилист... И это с учетом того, что аррант действительно ничего не
ел уже несколько дней, оставляя скудную пищу  для  нардарцев  и  пробавляясь
лишь заваренным  травяным  настое