ы или  я  думаем  и
действуем совершенно отлично от какого-нибудь степного сотника или  живущего
в тысячах лиг к полуночи сегвана, не говоря уж о  мономатанцах,  меорэ  или,
допустим, горных дэвах. Разве могут столь невероятные противоречия раздирать
тело Атта-Хаджа, из которого построена Вселенная?
   - Могут, - уверенно ответил вельх. - Ибо Творец непознаваем и бесконечен,
а бесконечность включает в себя как добро и зло, так и тысячи тысяч  мыслей,
действий,  поступков,  граней,  отражений...   Все   это   составляет   один
гигантский,  непостижимый   нами   замысел,   настолько   грандиозный,   что
представить его хотя бы отчасти нет никакой возможности...
   - Да ну? - усмехнулся Фарр и, почувствовав, что  ему  надоело  стоять  на
своих двоих, опустился на прохладную гальку побережья. Кэрис последовал  его
примеру, сел и обхватил укрытые клетчатым пледом колени руками. - Атта-Хадж,
называемый  тобой  Творцом,  по  неизъясненной  доброте  своей  не  смог  бы
допустить всего того, что происходило минувшими весной  и  летом.  Сожженные
города, смерти, насилия, бесконечное зло, та самая тварь,  которая  сидит  в
пещере Самоцветных гор и которую мы с тобой видели...
   - Насчет зла - не  согласен,  -  упрямо  заявил  Кэрис,  растягиваясь  на
гладких, шелковистых камешках, устилавших пляж. - Зло  необходимо,  ибо  без
него не будет добра. А жить в аморфном, скучном мире, где нельзя  побороться
за то, что вы называете "справедливостью" или "честью", я не  хотел  бы.  Но
сейчас, малыш, ты умудрился брякнуть  очень  интересную  мысль,  вернее,  не
мысль, а замечание: Оно, существо из горного Логова... Его наличие разрушает
теорию Сигобарта, не оставляя от нее и камня на камне. Помнишь, мы  говорили
о чуждости этого чудовища? О том, что оно не принадлежит Большому  Творению?
Я имею достаточно большой жизненный опыт...
   - Во, а сколько все-таки тебе лет? - блеснул  глазами  атт-Кадир,  всегда
желавший побольше узнать о своем необычном приятеле.
   - Двадцать семь, - фыркнул вельх. -  По  крайней  мере,  именно  стольким
количеством солнечных кругов исчисляется возраст Кэриса из Калланмора. А как
броллайхан... Признаюсь честно - не знаю. Иногда  мне  кажется,  что  я  был
всегда, иногда чудится, что мое первое воспоминание об этом мире  приходится
на  год,  когда  Эриданн,  владыка  великого  царства  альбов,  ушел  в  Мир
Соседний... Не помню.
   - А что такое Мир Соседний? - мигом заинтересовался Фарр, но увидел,  как
Кэрис отрицательно качает головой:
   - Прости, но людям об этом лучше не знать. Просто это не  ваши  тайны.  О
чем бишь мы?.. Правильно, о Самоцветных горах, их Хозяине, а заодно о  труде
Сигобарта Нарлакского, датируемом, кстати, пятисот шестым годом  от  падения
горы. Наш знакомец из Логова, насколько я понимаю, вообще никаким  боком  не
относится к нашей Вселенной. Это мы уже выясняли неоднократно. Затем.  Я  не
ощущаю в нем  зла  в  привычном  понимании.  Зло,  им  порождаемое,  -  лишь
последствие, а не первопричина. Он не понимает, что делает.  Вернее,  мы  не
понимаем, почему он делает то, чему мы  вынужденно  становимся  свидетелями.
Питается  страхом,  заставляет  смертных  убивать  друг  друга,   уничтожает
соперников - магических существ этого мира, пожирает  энергию  волшебства...
Нелогично. Я давно отказываюсь серьезно верить в тварей  -  что  людей,  что
не-людей, - которым нужна власть над миром. Хотя бы потому, что  ее  никогда
не добиться. Если мне говорят - вернее, говорили  раньше:  "Некий  волшебник
хочет завоевать власть над  Вселенной",  -  я  смеюсь!  В  этом  случае  ему
придется  уподобиться  Творцу,  а  это  по  определению  невозможно.  Однако
вернемся к нашему призрачному дружку. Он поступает так, что  кажется,  будто
он ничего не смыслит в строении  мира,  а  самое  главное  -  не  хочет  это
осмыслить. Без сомнения, здесь играет сила привычки. Просекаешь мысль?
   - Немножко, - пробурчал Фарр. - Помню, ты говорил слово "чужой". То  есть
получается, будто Оно пришло к нам вообще из другого мира? Чужой  Вселенной?
Сотворенной другим Творцом? Где страх - то же самое, что  для  нас  радость,
добро - то же, что и зло?.. Вместо счастья - беда, люди радуются неурожаю  и
смерти своих близких. - Атт-Кадир поежился и вытер  вспотевший  лоб  рукавом
халата. - Ничего себе! Не хотел бы я там жить.
   - А если бы ты там родился? - запальчиво  вопросил  Кэрис.  -  Получив  в
наследство все радости и горести того антиподного мира? Привык бы  к  ним  и
считал, что именно  так  и  должна  быть  устроена  Вселенная?  А  потом  по
непостижимой причине, из-за  непонятного  стечения  обстоятельств  попал  бы
сюда? Что произошло бы?
   - "Бы, бы"... - хрюкнул Фарр, наскоро соображая. - Ненавижу это словечко!
Оно  подразумевает,  что  можно  было  бы  что-то  изменить,  но  теперь  не
получится. Если же серьезно... Я стал бы действовать так, как привык.
   - Вот  оно!  -  закричал  вельх,  вскакивая.  Казавшиеся  отполированными
разноцветные камешки скрипнули под его подошвами. - Перед нами антипод!  Для
него все наоборот. Может  быть,  у  себя  он  был  добрым  богом,  искреннее
помогавшим своим подданным. А здесь, оказавшись в абсолютно чужом мире,  Оно
стало действовать привычно, по инерции, не желая  понять  и  постичь  законы
нашего бытия.
   - Постой, - снова перебил Фарр. - При чем  тут  учение  этого  старинного
нарлака, как его?..
   - Сигобарта, - напомнил Кэрис.  -  Наши  с  тобой  выводы  разрушают  все
представление о мироустройстве. Множество  Вселенных,  множество  Творцов...
Хотя я не прав. Снова различия слов: Творец и демиург. Неважно. Вывод  один:
подобное лечится подобным. Чужое изгоняется только чуждым!
   - Но... - заикнулся  атт-Кадир,  окончательно  запутываясь.  Каша  в  его
голове стала не только гуще, но и наваристее. - Где  взять  еще  одну  такую
тварь, чтобы стравить с нашим Хозяином?
   - Гениально! Просто непостижимо! Надо  будет  заглянуть  к  этому  джайду
Бен-Эшшефу, который продал нам вино, и выложить на стол полсотни мельсинских
шади за кувшин с источником мудрости! Если б мы не напились и  не  пошли  на
побережье проветриваться, такая мысль пришла бы к нам в голову только тогда,
когда ничего исправить было бы невозможно!
   Кэрис ходил взад-вперед, пиная  ногами  камешки,  отчего  те  извергались
из-под  носков  его  обуви  мягко  шелестящими  взбрызгиваниями.  Фегда  уже
значительно поднялась над горизонтом, а  одолевший  полпути  Сиррах  начинал
склоняться к восходу.
   - Оно...  Оно  прежде  всего  воздействует  на  людей,  как  на  существ,
по-видимому, наиболее близких его пониманию.  Мы,  броллайханы,  пока  можем
сопротивляться, ибо Хозяин Самоцветных гор  недостаточно  изучил  нас.  Если
взять в качестве противников Хозяина древних богов, которые к людям не имеют
вообще никакого отношения?.. Богов или  духов,  покровительствующих  тем  же
самым альбам или двергам, давно покинувшим  этот  мир?  Они  чужие  как  для
людей, так и для нашего, пусть его задерут огненными когтями  демоны  Нижней
Сферы,  Хозяина?  Столкнуть  чужое  с  чуждым?  Фарр,  посмотри,  в   бутыли
что-нибудь осталось?
   Атт-Кадир протянул руку и потряс сосудом  из  толстого  зеленого  стекла,
приобретенным в трактире "Морской змей", содержавшемся молодым и  развеселым
джайдом Бен-Эшшефом.
   - Пусто.
   - Тогда залезь в мешок! - отмахнулся Кэ-рдс. - Ради такого  вечера  можно
пожертвовать запасенным кувшином с  черным  мономатанским  фруктовым  вином!
Никогда не пробовал?
   Фарр уже привычным жестом потянул за кожаные тесемки мешка и без  всякого
удивления извлек холодный, покрытый скользкой плесенью кувшин.
   - Где найдем? - орал Кэрис, разговаривая больше с самим собой. - Мы  ведь
только что говорили о том, что тайн не существует! Да  где  угодно!  Древние
боги Аррантиады, еще живые, но не общающиеся с людьми, помнят лишь  о  своем
народе, некогда заселявшем остров Великолепных!  Мономатана!  Сегваны?  Нет,
Храмн теперь покровительствует людям, не получится...  Надо  вспоминать.  Не
вся чужая сила ушла из пределов нашего мира!
   - Ничего не понимаю, - пожалуй, уже в сотый раз  вздохнул  Фарр  и  выбил
пробку из кувшинчика. Понюхал. Пахло чем-то сладким и... и чужим.
   * * *
   Многочисленные   путешественники   неоднократно   указывали,   что   Акко
Халисунский трудно отнести к  числу  тихих  и  сонных  приморских  городков,
окутанных безмятежным спокойствием, но В то же время  справедливо  отмечали,
что порядка на его улицах куда больше,  нежели  в  прочих  крупных  гаванях,
принадлежащих закатным джайдам. По сравнению с Акко порты Рамла  или  Ношев,
располагавшиеся, соответственно, к полуночи и к  полудню  от  морских  ворот
Халисуна,  заслуживали  названия  настоящих   разбойничьих   вертепов,   где
уважающему  себя  купцу  или  страннику  делать  было  просто  нечего.  Отец
нынешнего шада, благородный Бирдженд, некогда  попытался  прибрать  к  рукам
гавани на  закатном  побережье,  но  встретил  такое  стойкое  сопротивление
многоразличных    береговых    братств    (в    документах     саккаремского
судопроизводства именовавшихся куда более просто и неприглядно -  пиратами),
что оставил свою затею и предоставил города-государства приморского Халисуна
самим себе. Конечно, казна  Полуденной  державы  теряла  огромные  суммы  от
контрабанды и  беспошлинной  торговли,  разрешенной  поместными  элоимами  -
"отцами городов",  правителями,  избираемыми  пожизненно,  однако  лишенными
права передавать власть по наследству. Незаконный ввоз товаров в  Халисун  и
дальнейшее их распространение по континенту (от далекого и почти  сказочного
Галирада до Аша-Вахишты) были делом  прибыльным,  а  каждому  известно,  что
никакой джайд не упустит выгоды.
   Нынешний  элоим,  носящий  имя  Бен-Иоаффам,   пожилой,   но   энергичный
единовластный правитель Акко, еще лет двадцать назад навел в своих владениях
порядок. Где подкупом, где хитростью, а где силой усмирив береговые братства
и наняв за деньги, которые приносила ему беспошлинная торговля любым товаром
в пределах города, несколько отрядов сегванских  и  сольвеннских  наемников,
Бен-Иоаффам  превратил  некогда  опасный   и   вольный   город   во   вполне
цивилизованную сатрапию, где уважали акконские законы, чужую собственность и
силу правителя.
   Торговля  -  вещь  хитрая.  Почтеннейший   джайд   Бен-Иоаффам,   некогда
являвшийся  вождем  племени   ахимов,   получив   в   пожизненное   владение
полуразвалившийся и наполненный как сухопутными, так  и  морскими  бандитами
змеюшник, за неполное десятилетие перестроил Акко,  снес  огромные  кварталы
грязных  хижин,  возвел  новые   стены   и   позволил   каждому,   будь   он
соотечественник или инородец, зарабатывать деньги своим умом, а не мечом или
ядом.
   Главным принципом Бен-Иоаффама стал постулат одного из древних  пророков:
"Нет ни арранта, ни джайда, но есть только их золото". А посему...  Капитаны
судов, подходивших к пирсам Акко, отдавали городу небольшую подневную  плату
за стоянку, купцы, разгружавшие в гавани товары, не должны были отчитываться
о содержимом тюков выкладывая подать только за количество груза, а  налогами
(правда,  большими)  облагались  только  питейные  заведения,   верфи,   где
ремонтировались   корабли,   да    многочисленные    "дома    отдохновения",
по-простонародному  именуемые  вертепами  или  по-аррантски  -  лупанариями.
Однако Бен-Иоаффам ввел  строжайший  закон,  в  первых  положениях  которого
перечислялись  товары,  категорически  запрещенные  к  продаже  внутри  стен
города: различные дурящие зелья, колдовские предметы,  книги,  проповедующие
чуждые религии, ну и так далее. Любой человек, замеченный в пределах Акко  с
трубочкой "степной травки", мог запросто отправиться на эшафот, не говоря уж
о любителях "ароматических втираний", составлявшихся из вызывавших буйное  и
веселое безумие травяных экстрактов, производящихся в Аррантиаде. За стенами
Акко, на Вольном рынке,  -  торгуйте  сколько  угодно,  но  в  самом  городе
подобные товары запрещены. Если поймают - повисишь в петле либо на столбе. В
назидание прочим.
   Хуже всего было другое: иноземная  стража  Акко  -  дикари  с  полуночных
островов или из Галирада - была  неподкупна.  Бен-Иоаффам  платил  наемникам
достаточно,  для  того  чтобы  мрачные  светловолосые  громилы  почитали  за
оскорбление любое предложение о взятке,  а  каждого  нарушителя  закона  без
всяких разговоров отправляли в Яму - крайне неприглядную  и  вонючую  тюрьму
Акко, располагавшуюся за кварталом нищих у Полуночных ворот города.  Из  Ямы
открывалось  лишь  два   пути:   гребцом-кандальником   на   торговые   суда
благороднейшего Бен-Иоаффама, чьи  бело-голубые  знамена  узнавали  во  всех
портах мира, от Толми до Мономатаны, или же на  столб  -  долго  умирать  на
солнце привязанным ко вкопанному в землю деревянному бревну.
   ...Фарр и Кэрис, выехавшие из Меддаи двенадцать дней назад и благополучно
пересекшие Аль-баканскую пустыню  вдвоем,  без  сопровождения  каравана  или
охраны в виде саккаремских или  халисунских  воинов,  подошли  к  желтоватым
стенам Акко на рассвете первого дня осени. Впрочем, то  время  года,  что  у
вельхов  или  прочих  варваров  с  полуночи  называлось  осенью,  здесь   не
ощущалось. Ближе к морю, правда, ночи стали менее холодными,  а  жара  более
непереносимой из-за витавшей в  воздухе  сырости,  затем  появились  скудные
рощицы кипарисов и селения оседлых  джай-дов...  Фарр  атт-Кадир  благодарил
вечносущего  Атта-Хаджа,  что  ему  в  попутчики  досталось  столь  чудесное
существо, как броллайхан, а средством передвижения они выбрали медлительных,
но до невероятия выносливых двугорбых верблюдов  Альбакана.  На  двух  ехали
сами Фарр и Кэрис, а третье надменное и упрямое животное волокло запасы еды.
Вельх заявил, что его чудесный мешок отнюдь не бездонен и сможет  поставлять
только самое  необходимое  -  воду.  И  точно,  три  раза  в  день  мешок  с
исправностью  мельсинского  дворцового  распорядителя  производил  бурдюк  с
водой, коего хватало весьма надолго. Когда уставший от пустынной  жары  Фарр
окончательно впал в  уныние,  невзрачная  темно-коричневая  котомка,  видимо
посочувствовав компаньону  своего  хозяина,  внезапно  разродилась  глиняным
кувшином с чудесным  кислым  шербетом,  в  котором  еще  и  плавали  кусочки
настоящего льда. Но это случилось всего  один  раз  и  не  особо  порадовало
уставшего и начинавшего злиться молодого мардиба.
   В то утро Кэрис поднял  Фарра  задолго  до  рассвета,  едва  не  насильно
затолкал в удобное седло-кресло, устроенное меж двух  верблюжьих  горбов,  и
заявив, что "океан близко, я это чувствую",  погнал  до  смешного  маленький
караванчик вперед, ориентируясь на яркий  блеск  заходящей  закатной  звезды
Дехны. Фарр, обняв свою котомку с книгами  и  свитками  и  облокотившись  на
жесткий вырост, украшавший  спину  скотины,  попытался  заснуть,  но  сквозь
полудрему все одно  проскакивали  беспокойные  мысли:  "Как  здоровье  шада?
Оправился ли? Состоялась битва или нет? Может быть, мергейты уже  подошли  к
храмам Меддаи?"
   Было  отчего  тревожиться.  Слишком  много  неприятностей  свалилось   на
Священный город, пока странная компания в составе  самого  Фарра,  Кэрис  а,
Драйбена и Фейран находилась в пределах Меддаи. Дикий Гон, явление  чудовища
в виде черного волка, оскорбительное посольство мергейтов и как результат  -
покушение на Солнцели-кого, едва-едва  не  стоившее  шаду  Саккарема  жизни.
Вдобавок - необъяснимое решение аттали,  выразившего  готовность  покориться
мергейтам... Впрочем,  эт-Убаийяда  могут  судить  только  сам  Атта-Хадж  и
Провозвестник Эль-Харф.
   - Фарр? Фарр! Просыпайся! Взгляни на это! Атт-Кадир вздернулся от резкого
голоса вельха, помотал головой и вперился взглядом в простершийся перед  ним
окоем. Небо на закате пока оставалось черно-синим, лишь самые  яркие  звезды
будто нехотя посматривали на пределы Средней Сферы. Но где-то за спиной,  за
красно-желтыми барханами Альбакана, показало свой край оранжевое  солнце,  и
первый  луч  света  залил  отдохнувший  за  ночь  мир.  Верблюды  стояли  на
возвышенности, полого спускавшейся к черному океану, и потому  было  отлично
видно, как день приходит в обитель людей.
   - Красиво, правда? - тихо сказал Кэрис. Фарр не ответил, слишком  занятый
невиданным ранее зрелищем.
   Светило поднималось быстро, и  вот  полоса  света,  сбежав  по  обширному
склону гряды, окружавшей Акко, зажгла золотистым светом стены  города,  небо
внезапно посветлело, на глазах меняя цвет с  черного  на  фиолетовый,  затем
глубокий синий и в финале на голубой. Звезды, уступая место старшему  брату,
гасли. Но более всего поразило преображение океана. Буквально только что его
воды были непроглядной линией черноты, простершейся от полудня до  полуночи,
но вот небеса отдали вечному морю свои лучи,  и  мрак  исчез,  превратившись
поначалу в молодую зелень, затем в невероятную по своей красоте голубизну, а
вслед - в блеск изумрудной и сапфировой пыли, неустанно перемешиваемой рукой
богов. Венчали это зрелище белые полосы набегавших  на  золотистый  песок  и
коричневатые изгибы гальки волн,  над  ними  же  порхали  снежно-серебристые
квадраты и треугольники парусов, цветные вымпелы, пурпурные собиратели ветра
аррантских кораблей и казавшиеся грубоватыми, однако сильные и  уверенные  в
себе ветрила сегванских  "драконов"  в  красно-белую  полоску.  Несмотря  на
великую войну, Акко по-прежнему оставался одним из главных портов континента
Длинной Земли.
   - Ой, а можно будет пойти на берег? - моментально  начал  канючить  Фарр,
никогда прежде не бывавший на море, но Кэрис  одним  словом  отмел  ненужные
желания своего подопечного.
   - Сначала в город, - непререкаемо приказал вельх. - Особых  осложнений  я
не ожидаю, у нас подорожные, подписанные самим аттали. И потом, мешку, как я
понимаю, надоело производить бурдюки с водой и очень  хочется  подарить  нам
плотный мешочек с серебряными сиккиллами. - Вельх  с  улыбкой  посмотрел  на
свою собственность, притороченную к седлу верблюда,  и  дружелюбно  погладил
мешок по шершавому кожаному боку. - Будут сиккиллы - будет оль. В Акко можно
купить все что угодно, от самой красивой на всем свете рабыни  до  напитков,
созданных вельхами - великими мастерами в приготовлении оля и пива.
   Расстояние было  обманчивым  -  золотисто-коричневый  Акко,  над  башнями
которого полоскались на океанском ветру полосатые знамена,  составленные  из
белых и голубых горизонтальных полотнищ, находился дальше, чем казалось, - а
потому подойти к  воротам,  именуемым  по  названию  пустыни  Альбаканскими,
удалось  лишь  к  полудню.  Кэрис  умело  провел  Фарра  и  верблюдов  через
столпотворение, царившее рядом с городом,  -  снова  беженцы,  снова  рынок,
снова военные - и бухнул на каменный столик стражи ворот впечатляющие свитки
подорожных.
   Фарра очень заинтересовала стража - нечто подобное он  уже  видел.  Перед
ним  стояли  отнюдь  не  благородные  саккаремские   воины   в   синих   или
темно-красных халатах  с  саблями  и  перевязями  метательных  ножей,  но...
Настоящие варвары! Часть - в полосатых штанах, кольчугах и с мечами на левом
боку. Понятно, сегваны - такими их описывал Кэрис. Другие... Похоже, вельхи,
только не равнинные, а горные, родичи Кэриса. Белые  или  сероватые  рубахи,
клетчатые отрезы тканей, обернутые вокруг бедер, а затем переброшенные через
левое плечо и укрепленные широкими поясами, волосы, заплетенные  в  косички.
Что у сегванов, что у вельхов на груди бляшка из сплава серебра и  бронзы  с
изображением тонколучевой  звезды  о  шести  концах  -  знак  стражи  элоима
Бен-Иоаффама.
   - Кто, по какому делу? - скучно  осведомился  на  самом  распространенном
здесь саккаремском языке десятник-сегван. Вельхи посмотрели на Кэрис  а,  не
снимавшего свой багрово-черный  плед,