остаточное  для  дневной  трапезы.  Морские  дороги,  как  известно,
принадлежат только подданным басилевса и, разумеется, островным сегванам.
   Драйбен помолчал немного и, обратившись к рабыне сотника, спросил:
   -  Вам  удобно?  Может  быть,  желаете  отведать  кобыльего  молока?  Или
виноградного напитка?
   - Нет, господин, - едва слышно отозвалась девушка и еще  выше  поддернула
легкое кисейное полотно, закрывавшее ее лицо до самых глаз. Сотник, заметив,
что иноземец слишком внимателен к  женщине,  да  еще  чужой  рабыне,  громко
засопел.
   -  Менгу...  -  Драйбен  развернулся,  опустился  на  ковер  прямо  перед
мергейтом, только устроился  по-другому,  нежели  степняк,  -  лег  на  бок,
подперев рукой голову, согласно традициям Аррантиады.  -  Менгу,  здесь  мой
дом, правильно? Когда ты приходишь в чужое владение, нужно соблюдать  обычаи
хозяина. В моей стране нет рабства, и там  очень  уважают  женщин.  Особенно
если они происходят из  благородных  семей.  Насколько  я  понимаю,  госпожа
Фейран - дочь градоправителя, то есть хана или, если по-нашему, эрла.
   - Госпожа, - фыркнул Менгу, однако сразу осекся. Драйбен был прав - ни  в
коем случае нельзя нарушать установления, принятые хозяином  в  его  жилище.
Пусть даже это жилище лишь легкая походная юрта, поставленная на  полпути  к
неизвестной цели.
   Драйбен дотянулся до стоящего рядом кувшина  со  сладким  розовым  вином,
намеренно взял именно три небольших кубка (пусть Менгу видит, что  в  "доме"
нардарца отношение к благородным девицам неизменно, будь таковая рабыней или
дочерью богини) и ловко налил всем. Протянул серебряную чарку  Менгу  -  тот
принял, подозрительно посмотрев на вино, которое  ему  не  очень  нравилось,
потому что обычно  было  невероятно  кислым.  Фейран  осторожно  взяла  свой
бокальчик, но пить не стала.
   - Замечательный напиток, - распробовав, сказал сотник. - Сладкий.  Похоже
на мед, только вкус совсем другой. Как твое здоровье, уважаемый?
   Драйбен едва подавил стон. Начинается... У  мергейтов  не  принято  сразу
переходить к разговорам о  делах.  Вначале  нужно  разузнать,  как  здоровье
хозяина, выяснить, хорошо ли он покушал на ночь, спросить,  не  охромела  ли
лошадь, и так далее... Хорошо, что  у  нардарца  не  имелось  родственников,
известных Менгу, иначе сотник учинил бы  буквально  допрос  с  пристрастием.
Спасибо всем богам, что этот мергейт довольно быстро перенимает чужие обычаи
и не противится словам Драйбена, наверняка считая его  человеком  мудрым,  а
следовательно, имеющим право наставлять.
   Драйбен на едином дыхании выдал:
   - Я здоров, мой конь, расседланный, сейчас пасется с остальными лошадьми,
я очень доволен кушаньями, которые готовят слуги хагана, сегодня  прекрасная
ночь, а звезды очень ярки. Все!.. Менгу, у нас в Нардаре, когда приходят  по
делу, сначала обсуждают именно дело, а уже потом - все остальное. Говори,  я
слушаю.
   "Чужой народ - чужой обычай, - раздосадованно подумал  сотник.  -  Пускай
будет так. Не стану противоречить уважаемому человеку".
   - Моя рабыня очень напугана, -  запинаясь,  начал  Менгу.  -  Мне  стыдно
признаваться перед тобой, но я тоже боюсь. Фейран твердит, будто нужно  идти
к тебе. Ты разъяснишь, откуда приходит страх.
   Драйбен удивленно поднял бровь. Любопытно... В  войске  Гурцата  ни  один
нукер ничего не боится, кроме гнева Заоблачных или немилости хагана.  Какому
невероятному событию  нужно  стрястись,  чтобы  мергейт  признался  в  своем
страхе? Очень интересно!
   - Чего ты опасаешься? - выкроив на  лице  вежливое  безразличие,  уточнил
Драйбен. - Человека, будущего, самого себя, богов?
   - Будущего, - точно определил Менгу. - Я вижу страшные сны. Зеленая степь
становится бурой от пепла. Вместо дождей с небес падает кровь. Вместо кумыса
- змеиный яд.
   - Холодная белая туча клубится над горами, - вмешалась в разговор  мужчин
Фейран, все еще сжимая  в  узкой  ладони  тонкостенный  серебряный  кубок  с
нетронутым вином. - Каменный лед сковывает реки, и  глубокий  снег  засыпает
все ведомые и неведомые земли.
   "Очень интересно! - напряженно подумал Драйбен. - Я давно  приметил  -  у
девочки  незаурядные  способности  к  предвидению.  Только  изъясняется  она
слишком вычурно, настоящая саккаремка. Арранты, творцы науки логики, услышав
слова этих двоих, сделали бы вывод:  все  меняется  к  худшему.  Я  и  Менгу
страшимся будущего;  более  чуткая  саккаремская  красавица,  унаследовавшая
неизвестно от кого дар предсказания, зрит в мыслях холодное облако. Во  всех
верованиях холод - символ смерти и опустошения. С теплом, солнцем или  огнем
связаны только добрые боги. Снежная туча над горами... Над горами. А мы идем
в Логово. Боги, что я наделал!"
   Драйбен внимательно посмотрел на  Фейран.  Волосы  и  нижняя  часть  лица
девушки, по обычаю Саккарема, укрыты тканью, видны  только  глаза.  И,  если
внимательно  приглядеться,  в  этих  глазах  заметна  лишь  пустота.  Как  у
животного, ведомого людьми на убой. Неужели положение настолько скверно?  Но
ведь не скажешь сотнику и его необычной рабыне: "Извините, любезные,  это  я
виноват в ваших кошмарах и не  представляю,  как  исправить  свершенное".  А
действительно, как? Обратиться к богам? Боги далеко и редко  слышат  призывы
смертных. Убить Гурцата во  время  одной  из  бесед?  Оно  подыщет  другого.
Разрушить Камень? Пытался, и неоднократно. Бесполезно. Словом,  в  очередной
раз придется врать...
   - Господин, - произнес Менгу,  перебивая  мысли  Драйбена,  -  мой  народ
раньше не был таким. Ни один мергейт никогда не убивал  детей  или  старцев,
даже во время войны. Мы шли на Саккарем за новыми землями. А  теперь?  Зачем
жечь поля, разрушать улусы, расправляться даже с теми, кто не носит  оружия?
Почтенный Драйбен, я чувствую безумие. Оно  появляется  внезапно,  во  время
битвы, заслоняет наши настоящие мысли, и его не остановить. Люди говорят: ты
мудрец. Скажи, что нужно делать, чтобы не сойти с ума?
   Драйбен  молчал,  пожевывая  губами.  Невероятные   и   леденящие   кровь
странности, сопровождавшие поход хагана  Гурцата  в  полуденные  земли,  его
изрядно озадачивали, но смутно нардарец ощущал: причина, сдвинувшая с  места
лавину, уже накрывшую Степь, Аша-Вахишту,  большинство  областей  Саккарема,
нардарское пограничье и окраины Халисуна, таится вовсе не в изысканиях эрла,
пожертвовавшего ради знаний о древнем волшебстве спокойной жизнью, поместьем
и добрым именем. И пожар, сжигающий полуденную часть континента, не  зависел
от вторжения меорэ и избрания Гурцата хаганом Степи.  Катастрофа  непременно
произошла бы, рано или поздно, в том или ином виде, с участием мергейтов или
без них.
   Что вмешалось в неспешное течение жизни мира? Чужой для этого  мира  бог?
Невероятное совпадение многих случайностей? Внезапное  возрождение  древнего
колдовства, магии, исчезнувшей из мира после прихода Небесной горы?
   Одно Драйбен знал точно -  несущаяся  по  Саккарему  и  дальше  на  Закат
кровавая волна наверняка поднялась не без его участия! Эта странная  находка
в Логове...  Такие  камни  доселе  были  неизвестны  никому.  Включая  самых
просвещенных  ученых  и  мудрецов.  Безусловно,  людям   знакомы   волшебные
кристаллы, разбросанные по всему миру  со  времен  Великой  Тьмы:  священные
Камни Меддаи,  алый  адамант  саккаремской  Богини,  сохраняющийся  в  храме
Мельсины, сгинувшие неизвестно куда легендарные Три Пресветлых Камня,  якобы
созданные при самом сотворении мира Отцом всех богов...
   - Почтенный господин, - осторожно произнесла Фейран и осмелилась потянуть
Драйбена за рукав, - прости мою дерзость, но в  твоем  доме  неуютно  (Менгу
глубоко  вдохнул  да  так  и  застыл,  видя  немыслимую   наглость   рабыни,
осмелившейся оскорбить хозяина. "Вернемся в юрту  -  получит  десять  ударов
камчой!"). Здесь так холодно... Господин, что ты хранишь вон в том сундуке?
   Драйбен прищурился, быстро поднялся на ноги,  жестом  остановив  готового
рявкнуть на Фейран Менгу, схватил девушку за руку и подвел  ее  к  ящику  со
своими небогатыми пожитками. Маленький кубок Фейран уронила, и розовое  вино
растеклось лужицей по ковру, постепенно исчезая в пушистом ворсе.
   - Посмотри сама, - быстро сказал Драйбен,  откидывая  крышку  сундука.  -
Вот, видишь? Свитки, книга,  где  мною  записана  мудрость  разных  народов,
амулеты, оберегающие от темных богов... Что?
   Фейран нагнулась и безошибочно выбрала некий тяжелый предмет,  завернутый
в белый шелковый платок.
   - Это? - Драйбен мгновенно отобрал у девушки свой Камень, шагнул назад  и
быстро  развязал  узел,  скрепляющий  сверток.  Теперь  у  него  на   ладони
красовался  искрящийся  снежно-белый  кристалл  -   словно   кусочек   льда.
Постепенно  вокруг  Камня  начало  разгораться   еле   различимое   холодное
голубоватое сияние.
   Нардарец  не  ждал,  что  именно   сейчас   проклятый   кристалл   начнет
действовать, однако интуитивно прикрыл ладонью добытое в  Самоцветных  горах
сокровище от Менгу. Не успел. Мергейт, обычно очень  вежливый  и  спокойный,
особенно при общении с приближенными великого хагана, вскочил, одним прыжком
настиг отшатнувшуюся Фейран и отвесил ей тяжеленную затрещину.  Девушка  еле
слышно охнула, упала на ковер и сжалась в комочек.
   - Не уважаешь хозяина, тварь! -  заорал  Менгу,  брызгая  слюной.  -  Кто
мешает мужским разговорам? Рабыня!
   Драйбен  на  несколько  мгновений  застыл,  будто  мраморная  скульптура,
громоздящаяся на Палатском холме в  столице  Аррантиады.  Менгу  переменился
мгновенно - буквально миг тому назад  мергейт  безмятежно  сидел  на  ковре,
попивая отличное розовое вино, и не особо переживал, что его "собственность"
разговаривает с "мудрецом из Нардара". И ни с того ни  с  сего  -  настолько
резкая вспышка ярости...
   Камень по-прежнему испускал льдистый голубовато-белый  свет,  а  Драйбен,
вдруг почувствовав волну злости, ослепляющей рассудок, подумал:
   "Как он смеет бить женщину в моем присутствии, при нардарском дворянине?!
Грязный дикарь!"
   Менгу в это время уже занес ногу для того, чтобы пнуть съежившуюся Фейран
в лицо.
   - Не смей! - зло рявкнул Драйбен и выбросил  вперед  правый  кулак.  Удар
пришелся Менгу в шею, но здоровенный степняк устоял,  сверкнул  на  Драйбена
налитыми  кровью  глазами  и  вцепился  железными  пальцами  ему  в  глотку.
Нар-дарский ученый пытался сопротивляться, однако Менгу был гораздо сильнее.
Камень и шелковый платок упали на ковер.
   - Чужеземец! - шипел Менгу, сжимая гортань Драйбена. - Убью!
   Фейран, слегка очухавшись от удара, нанесенного хозяином, и  уяснив,  кто
виновен в неожиданной и столь  нелепой  драке,  подползла  к  белому  камню,
валявшемуся у ног Драйбена, схватила шелковый отрез и, стараясь не  касаться
самого кристалла, быстро замотала его в ткань. Голубоватое сияние померкло.
   - Э-э... - Менгу тряхнул головой и ослабил хватку. - Почтеннейший...
   Сотник убрал руки с шеи нардарца, отступил назад и вдруг, упав на колени,
склонился, коснувшись лбом ковра. Драйбен, задыхаясь,  стоял,  с  удивлением
глядя на Менгу. На шее  бывшего  эрла  отпечатались  красным  следы  пальцев
степняка.
   - Менгу, - позвал Драйбен.  -  Встань,  все  хорошо.  Мы  все  живы.  Это
волшебство, понимаешь? Злое волшебство! Подойди сюда!
   Мергейт поднял  лицо  и  настороженно  посмотрел  на  Драйбена,  который,
бросившись к сундуку, вытянул оттуда за ремешок  серебряный  амулет  в  виде
символа благородного огня - четырехлучевого солнечного круга.
   - Надень, - сказал нардарец, протягивая вещицу сотнику.  -  Я  сам  давно
хотел носить такой же, но все думал, что обойдусь.
   Долго  колебаться  не  следовало.  Менгу  знал,  что  подобные   символы,
изображающие солнце, никому не принесут вреда,  но  помогут  человеку  стать
ближе к Заоблачным. Он протянул руку и взял  висящий  на  коричневом  шнурке
серебряный амулет.
   Остатки замутняющей рассудок  ярости  постепенно  уходили.  Будто  свежий
ветер с океана уносил прочь черную грозовую тучу.
   Некоторое время Менгу не решался произнести ни  слова  и  отводил  глаза,
когда Драйбен смотрел на него  в  упор.  Фейран  отползла  в  угол  палатки,
предварительно отшвырнув в сторону тяжелый сверток с Камнем.
   Нардарец, мягко ступая по ковру, подошел к  завернутому  в  чистую  ткань
кристаллу, присел на корточки и зачем-то потрогал его  пальцем.  Показалось,
будто Камень  подрагивает,  но  его  колебания  постепенно  сходят  на  нет,
исчезая. Драйбен поднял сверток двумя пальцами, словно дохлую мышь за хвост,
и одним движением забросил его в сундук.  Затем  советник  Гурцата  окликнул
девушку:
   - Фейран, почему ты сказала, что кристалл холодный?
   - Мне так кажется,  -  робко  пожала  плечами  дочь  бывшего  шехдадского
вейгила. - Словно кусок льда с горного ледника. Это камень  виноват  в  том,
что господин меня ударил, а потом... Потом напал на тебя.
   -  Ты  говорила,  -  Драйбен  остро   взглянул   на   Фейран,   -   будто
предсказательский дар у тебя с детства. Ты видишь вещи, скрытые для  других.
Боги даруют тебе вещие сны... Наверняка ты чувствуешь, какая сила  заключена
в осколке, который я тебе столь неосторожно показал. Говори, если  есть  что
сказать.
   - Сила... - задумалась  Фейран.  Ее  светлые  глаза,  поблескивающие  над
укрывшим лицо платком, внезапно помрачнели. - Не  знаю,  господин.  Бывая  в
храмах, я осознавала там присутствие богов или их следы. Когда  мы  с  отцом
ездили в предгорья на охоту, по ночам я слышала, как неподалеку бродят дэвы,
добрые и злые. Впрочем, дэвам нет дела до людей, они сами по себе...  Думаю,
вернее, смею предполагать, что сила твоего Камня заемная. Это только частица
другой силы, великой и страшной. Она живет вон там. - Фейран вытянула  руку,
указывая куда-то влево,  на  матерчатую  синюю  стенку  палатки,  в  сторону
Самоцветных гор.
   Снежные шапки над пиками серебрились в отдалении под лунным светом.  Горы
молчали.
   Менгу, не слушая глупую  женскую  болтовню,  вертел  в  руках  подаренный
Драйбеном амулет  и  недоумевал:  он,  Менгу,  обидел  приближенного  самого
хагана, и за это не последовало никакого наказания. Наоборот,  ему  подарили
красивую серебряную вещицу, вдобавок  наделенную  силой,  отпугивающей  злых
духов! В том, что злой дух витает неподалеку,  степной  сотник  был  уверен.
Наверняка тварь прячется в камешке, который советник великого Гурцата хранит
в своем ящике...
   "Драйбен, как видно,  великий  шаман,  -  уважительно  подумал  Менгу.  -
Изловил такого сильного дэва и загнал в камень. Однако владеть такими вещами
- добровольно  обрекать  себя  на  проклятие.  Дэв  обязательно  постарается
вырваться на свободу".
   Сотник никак не связывал свое беспокойство и непонятные страхи  рабыни  с
вещицей из сундука беловолосого нардарца. И совершенно зря.
   - Уважаемый, - обратился Менгу к Драйбену,  однако  глаз  по-прежнему  не
поднял, - если ты хочешь, я могу оставить тебе на ночь рабыню...
   Бывший эрл тихонько фыркнул, в который раз подивившись варварским обычаям
степняков. Менгу пытается загладить свою вину, но не может найти  подходящих
слов. Степные законы гласят об обязательной  вире  за  нанесенный  ущерб,  и
сотник предлагает откупиться  столь  необычным  для  цивилизованного  Заката
способом.  Отказываться  неприлично,  но  и  принимать  такой   подарок   не
следует...
   - Кхм, - озадаченно кашлянул нардарец и решился: - Хорошо, пускай  Фейран
останется. Иди отдыхать, Менгу. И перестань бояться. Страх не к лицу  воину.
Помни, сны  -  это  только  сны.  Видения,  посещающие  людей  ночью,  могут
напугать, смутить рассудок, но никогда не сумеют причинить  настоящий  вред.
И, пожалуйста, носи солнечное колесо, которое я тебе отдал.
   Менгу без слов поклонился и бесшумно исчез за пологом. Было  слышно,  как
он заговорил с кем-то в темноте, а шуршание трав  дало  понять,  что  сотник
отправился к своей юрте.
   - Фейран, - позвал Драйбен, но ответа не дождался. - Не бойся,  я  ничего
тебе не сделаю. Возьми подушки, покрывало и ложись  спать.  Вон  там.  -  Он
кивнул в угол шатра, противоположный тому, где стоял сундук.
   - А ты, господин? - выдавила напуганная девушка.
   - Прекрати называть меня господином. -  Нардарец  недовольно  поморщился,
усаживаясь обратно за столик. - Моя страна не знает рабовладения, в  отличие
от многих других земель.  Представь,  в  самой  блистательной  Аррантиаде  -
слышала про такой остров? Да? -  сия  позорная  традиция  сохраняется,  а  в
захолустном Нардаре - нет. Кстати, хочешь, я выкуплю  тебя  у  Менгу  и  дам
свободу?
   - Нет, - едва слышно шепнула Фейран.
   - Почему? - удивился Драйбен.
   - Свобода... Ее теперь нет нигде, - задумчиво произнесла саккаремка, -  и
ни у кого, даже у шада степняков, хотя он думает совсем по-другому.  Мы  все
рабы. Если ты выкупишь меня, куда мне идти?  Мой  дом  сожжен,  родственники
умерли, кругом война. Я лучше останусь у Менгу. На самом деле он добрый,  ни
разу меня не обидел и хорошо относится к...
   Она замолчала, а Драйбен  согласно  кивнул.  Он  прекрасно  знал  историю
дочери градоправителя из захолустного Шехдада и понимал, что она ни  в  коем
случае не оставит своего друга, а может быть,  и  любимого  -  другого  раба
Менгу по имени Берикей.
   ...Полночь давно миновала. Над двумя десятками юрт и шатров, поставленных
в зеленой широкой долине, находящейся меж  низких,  покрытых  лесом  отрогов
Самоцветных гор, взошла и снова начала склоняться к горизонту  луна,  пылали
чуткие очи богов - звезды,  наблюдая  за  пожаром,  разгоравшимся  в  землях
смертных. Стража, охранявшая покой  лагеря,  порой  замечала  белесые  тени,
мелькавшие в отдалении. Может, это были невероятно  осмелевшие  в  последнее
время шакалы или лисицы, искавшие, чем бы поживиться.  А  может,  по  округе
бродили призрачные духи-дэвы, вышедшие из темных  подземных  укрывищ,  чтобы
взглянуть  на  дела  людей.  Лошади,  однако,  не  беспокоились,  значит,  и
опасности для человека не было.
   Глубокой ночью Драйбен, стараясь не шуметь и не  потревожить  задремавшую
Фейран, выбрался из своей  темно-синей  палатки,  миновал  юрты,  в  которых
устроились степняки, показал  нукерам,  оберегавшим  покой  хагана,  золотую
пайзу с гравированным изображением морды льва  и,  покинув  кольцо  походных
шатров, начал карабкаться верх по  склону  ковыльного  холма.  Ему  хотелось
побыть наедине со звездами, остаться один на один с богами и самим собой.
   На вершине  сопки  Драйбен  уселся  прямо  в  траву  осмотрелся,  замечая
красноватые пятна костров лагеря и  очень  далекие  сполохи,  подкрашивающие
небо на закате и полудне. Оставшаяся далеко позади армия  Гурцата  Великого,
судя  по  всему,  не  теряла  времени  даром.   Опять   пылали   захваченные
саккаремские поселки, горели неубранные поля...
   - А ведь я мог бы запросто  удрать,  -  проворчал  Драйбен,  обращаясь  к
самому себе. - Кони на  выпасе,  ездить  без  седла  я  вполне  умею.  Хаган
обнаружит исчезновение иноземного советника только после рассвета. Снаряжать
погоню, наверно, не будут - времени жалко...
   Нардарец замолчал, обдумывая неожиданно родившийся план. Если  рассуждать
здраво, у него имелись все шансы без лишних трудностей вернуться на Закат, в
Нардар. Мергейты, едва завидев овальную пластинку-пайзу, висящую  на  груди,
непременно пропустят одинокого всадника. Как-никак знак самого хагана. Таких
символов, выполненных из золота, всего-то полтора десятка  на  все  огромное
степное войско: у десятитысячни-ковтуменчи да самых приближенных  к  Гурцату
людей. Всем прочим выдаются серебряные, медные или деревянные.
   "Убежать, конечно, нетрудно, - подумал Драйбен, наблюдая за вспыхивающими
над головой падающими звездами. - Но зачем? Фейран права: свободы больше нет
ни у кого. Один страх... Разумеется, если добраться  до  прибрежных  городов
Халисуна, можн