Не нравится цена - не берите.
   - Двенадцать фунтов, двенадцать фунтов, -  повторял  сэр  Мишель,  угрюмо
глядя на Гунтера. Тот только обрадовался:
   - Вот и прекрасно! Верни меч, я сниму кольчугу, да и без шлема мне  можно
обойтись.
   - Никогда! - вдруг рявкнул рыцарь. - Плати, слышишь? А я  отойду,  видеть
не могу это разорение...
   Гунтер решил, что сейчас лучше послушаться. Рыцарь выглядел  разозленным,
но отступаться не желал. Весь вопрос только, как перевести фунты английского
короля  в  венецианские  золотые  цехины,  выданные   бароном   Александром.
Совершенно непонятно...  Гунтер  просто  протянул  набитый  золотом  кошелек
оружейнику и сообщил с великодушным видом:
   - Отсчитайте, сколько нужно...
   Считать пришлось долго. Обратно к германцу кошелек вернулся  опустошенным
на три четверти, а хозяин, упрятав деньги, куртуазно поклонился:
   - Спасибо, сударь. Вы, часом, не в Святую ли Землю направляетесь?
   - Именно, - подтвердил германец, не желая вдаваться в подробности. - Рога
Саладину пообломать...
   Собрав ненужные сейчас железки в мешок и водрузив его на заводную лошадь,
которая, возмущенно прижав уши, подогнула задние  ноги  -  дескать,  сколько
можно навьючивать всякой дребедени  на  бедное  животное!  Гунтер  вместе  с
рыцарем покинули двор  немногословного  оружейника,  не  забывшего,  однако,
пожелать благородным господам удачи и побед.
   - Куда теперь? - спросил германец. Чувствовал он себя немножко  необычно.
И казалось, что все смотрят на него с  удивлением  -  человек  в  кольчуге"!
Наваждение, однако, быстро исчезло  -  на  самом  деле  парочка  вооруженных
дворян выглядела самым заурядным образом. Тем более  что  в  Руане,  похоже,
военных было больше, чем ремесленников и прочих городских жителей.
   - Сначала к красильщику, - определил сэр Мишель. - Щит расписать. Потом к
шорнику - тебе пояс нужен. Кольчуга без ремня -  неудобно,  и,  кроме  того,
перевязь для меча требуется. А потом - к Годфри, в дом епископа. Ужинать...
   - Суматошный денек, - проворчал Гунтер. - А Понтий наш сидит в лондонском
пабе и жрет "Гиннесс"...
   - Чего жрет? - не понял сэр Мишель, оборачиваясь к оруженосцу. -  Как  ты
сказал?
   - Пиво так называется, - усмехнулся Гунтер. - Ирландское. У нас в Берлине
его продавали до войны. Хорошее пиво.
   Рыцарь ненадолго задумался над словами своего необычного оруженосца  и  в
конце концов вымолвил:
   - Пиво оно и есть пиво. Даже в Ирландии. И никак не называется. А  вот  в
Ирландии сидр гонят хороший, это правда...
   Его святейшество архиепископ Кентерберийский Годфри,  еще  известный  под
именем графа Клиффорда, действительно остановился в доме епископа  Руанского
Гильома. Дом располагался в самом центре города, возле собора Пресвятой Девы
Руанской, и хотя был одним из самых красивых и крупных зданий в городе,  все
равно терялся в тени громадного храма, выстроенного из темного камня. У себя
Гунтер, конечно, видал церкви и покрупнее, но для  конца  двенадцатого  века
здание собора было весьма внушительным сооружением.
   Выехав на площадь перед собором, сэр Мишель и  германец  оказались  средь
беспорядочной базарной сутолоки и поняли, что напрямик к указанному каким-то
горожанином епископскому дому подъехать невозможно. Жизнь на площади  кипела
- пестрели многочисленные ряды лавок, теснились повозки, некоторые  торговцы
разложили свои товары прямо на земле. И все кричали,  наперебой  расхваливая
свой товар и ожесточенно выторговывая лишнюю монетку. Продавалось здесь  все
- от живых куриц и белоснежных откормленных гусей в плетеных лыковых клетках
до золотых египетских  украшений  и  помянутого  сэром  Мишелем  ирландского
сидра.  Правда,  купцы  здесь  были  довольно  низкого  пошиба,  все  больше
случайные люди, получившие неожиданную возможность приторговать или желавшие
сбыть ворованное. Все солидные ремесленники, имеющие вес  в  городе,  обычно
содержали собственные лавки на улицах, окружавших площадь, на первых  этажах
своих домов, и не унижались, выставляя на продажу  свои  товары  на  уличных
лотках и нахально цепляясь за кошельки прохожих. Дело шло к вечеру, и народу
стало поменьше по сравнению с утренними часами,  но  все  равно  было  очень
шумно и людно.
   Мишель направил свою лошадь по краю площади, в объезд рынка, мимо зданий,
принадлежащих  богатым  цехам.  Их  отличали   эмблемы   самых   крупных   и
состоятельных гильдий города, и на цветных знаменах красовались  изображения
то подковы, то скрещенных мечей или кораблей, то ткацкого челнока.
   "Чем ты был недоволен? -  спрашивал  себя  Гунтер.  -  Вполне  нормальное
средневековье. Как на картинке - крупный торговый город... О, гляньте,  даже
преступники имеются".
   - Мишель, кого это так? - спросил германец, указывая  взглядом  на  троих
бородатых людей, прикрученных к каменным колодкам на  небольшом  возвышении,
находившемся ближе к краю площади. Вокруг этого места - видимо, исполнявшего
роль  подобия  позорного  столба,   -   прогуливались   несколько   праздных
стражников.
   Рыцарь оценивающе взглянул на наказанных злодеев,  не  имевших,  впрочем,
излишне покаянного вида, подумал и ответил:
   - По-моему, это купцы,  уличенные  в  бесчестной  торговле.  А  может,  я
ошибаюсь... Видишь, у них над головами доска? Там все написано.
   Гунтер не  стал  дальше  интересоваться  судьбою  попавшихся  мошенников.
Лошади уже  подошли  к  воротам  епископского  дома,  которые,  само  собой,
охранялись статуями святых апостолов Петра и Павла, на чьих  каменных  лицах
читалась недовольство всем миром, отягощенное  вселенской  тоской;  еще  там
слонялись с полдесятка вполне живых и даже не пьяных блюстителей  порядка  с
гербом графства на туниках. Осмотрев с высоты своего положения  стражу,  сэр
Мишель принял подобающий сурово-надменный вид и небрежно сообщил:
   - Шевалье  де  Фармер  с  оруженосцем  к  его  святейшеству  архиепископу
Кентербери йскому Годфри. По личному приглашению.
   Старший  внимательно  осмотрел  сэра  Мишеля,   шагнул   вперед,   слегка
поклонился и произнес:
   - Как же, ваша милость, слышали. Только пущать никого не ведено. Господин
Годфри и епископ Гильом в соборе, вечерю служат. Подождите, сударь, или туда
пойдите. Лошадок можете оставить, присмотрим...
   - На вечере, так на вечере, - кивнул сэр Мишель. - Пошли, Джонни.
   Когда лошади были привязаны к  коновязи  у  ворот  епископа,  они  вдвоем
прошли к собору, поднялись по ступенькам мимо монахов и нищих,  занимавшихся
одним делом - первые требовали пожертвований в пользу Святой Матери Церкви и
крестового  воинства,  вторые  -  исключительно  для  себя   лично.   Гунтер
принципиально не подал ни тем, ни другим - и так  за  день  потрачено  денег
больше,  чем  зарабатывает  какой-нибудь  ремесленник  за  год.  Красильщик,
например, взявшись изобразить на щите сэра Мишеля герб  Фармеров,  стребовал
четыре монеты серебром... И то заказ будет готов лишь завтра на рассвете.
   Церковная обстановка мало изменилась за семь с  половиной  столетий,  это
Гунтер понял сразу, едва лишь они с Мишелем вошли  под  арку  и  их  окутала
пахнущая благовониями полутьма. Вперед, к алтарю, протискиваться пришлось бы
долго, благо народу собралось преизрядно,  поэтому  сэр  Мишель  остановился
неподалеку от входа. Видимо, горожаяе, прознавшие, что мессу  будут  служить
как высший духовный пастырь Руана, так  и  глава  церкви  всего  Английского
королевства, явились не только на службу, но  и  поглазеть  на  неожиданного
гостя.
   Сэр Мишель, моментально включившийся в  общее  действо,  был  занят  лишь
молитвами,   а   Гунтер,   слишком   заинтригованный   происходящим,   начал
осматриваться. Все почти как в  старом  добром  двадцатом  веке,  разве  что
скамей нет да освещение, разумеется, не электрическое - кроме  падавшего  из
высоких узких окон сквозь витражи  света,  еще  горело  множество  свечей  в
подвешенных  на  толстых  цепях  массивных  люстрах.   Алтарь,   на   взгляд
цивилизованного  человека,   был   чуток   грубоват,   но   это   с   лихвой
компенсировалось обилием позолоты, красивой утварью  и  роскошными  одеждами
священников. Где-то наверху и слева располагался орган  -  к  сожалению,  ни
его,  ни  хора  не  было  видно,  но  зато  звук,  слегка   сипящий,   будто
простуженный, прекрасно разносился по всему храму.
   Священник,  стоявший  перед  алтарем,   показался   Гунтеру   удивительно
знакомым. Германец не сразу догадался, что человек в епископском облачении -
не кто  иной,  как  Годфри,  граф  Клиффорд.  На  самом  деле  сыну  Генриха
Плантагенета куда больше шли меч и кольчуга, нежели расшитая золотом сутана.
Однако против королевской воли не попрешь - Годфри ведь и раньше,  при  отце
своем Генрихе, был епископом, а потом сменил сутану на цепь государственного
канцлера. Впрочем, канцлером Годфри был только до смерти Генриха  II,  затем
Ричард отправил своего незаконнорожденного брата в ссылку. Но почему  теперь
Годфри вдруг вознесся на такие вершины? Гунтер,  как  и  сэр  Мишель,  очень
надеялся выяснить  это  вечером  после  мессы.  Вдруг  господин  архиепископ
расскажет?
   А вот витражи в церкви были прекрасны... Два  длинных  аркообразных  окна
вытягивались справа и слева от  алтаря.  На  правом  красовался  покровитель
Англии - святой Георгий в лазурном плаще. Всадник увлеченно тыкал  копьем  в
дракона, казавшегося до смешного маленькой и безобидной ящеркой,  а  красная
лошадь драконоборца почему-то косилась на валяющегося у нее под ногами  змея
с явным сочувствием. Левый витраж представлял изображение архангела Михаила,
стоящего в патетической позе и державшего в руках огненный меч.
   Внимание Гунтера снова обратилось к алтарю, так  как  хор  закончил  гимн
"Gloria in exelsis Deo6", -  католический  гимн  покаянного  чина.  Один  из
древнейших латинских христианских текстов) после  чего  архиепископ  Годфри,
подняв обе руки, благословил паству и возгласил:
   - Огетив7!
   Храм погрузился в тишину.  Все  люди  опустились  на  колени,  а  Гунтер,
замешкавшийся и позабывший обычаи римской церкви, вдруг остался стоять  один
среди сотен коленопреклоненных прихожан и, только  когда  Годфри  метнул  на
него с алтаря недоумевающий взгляд, тоже встал на правое колено.
   Люди молились в молчании, и германец  мысленно  Просил  Небесный  Престол
только об одном: "Господи, дай нам согласия, терпимости и смирения! Господи,
спаси и помилуй всех нас, рабов твоих Мишеля и Гунтера  и  всех  друзей  их,
короля Ричарда, архиепископа Годфри, барона Александра  де  Фармер,  святого
отца  Колумбана  Ирландского  и  всех  прочих  людей,  с  кем  мне  довелось
повстречаться в этом мире..." .
   Некоторое время еще играл орган, вскоре Годфри  начал  читать  Коллекту8,
закончив ее словами:
   -  ...Через  Господа  нашего  Иисуса  Христа,  Сына  Твоего,  Живущего  и
Царствующего с Тобой в единстве Духа Святого, Бога, во все веки веков.
   - Аmen, - отозвался храм. Вечеря была закончена, и сэр Мишель,  с  трудом
вернувшийся из горних высей на землю, сосредоточился, вспомнил о насущном  и
дернул Гунтера за рукав:
   - Пошли к воротам епископского дома. Годфри явится туда...
   "Такое впечатление, - подумал Гунтер с сарказмом, - Будто  здесь  бенефис
нашей кинозвезды Ольги Чехофф, а мы, как два поклонника, ждем  ее  выхода  и
собираемся взять автограф. Надо сходить на рыночную площадь и купить  букет.
Однако Годфри наверняка не оценит..."
   Когда они пробрались через пустеющие к вечеру торговые  лавки  к  воротам
дома епископа Гильома и увидели, что лошади вместе  с  грузом  в  целости  и
сохранности, сэр Мишель снова обратился к стражнику:
   - Эй, милейший... Годфри, граф Клиффорд, архиепископ  Кентербери  и  всей
Англии, дома?
   Стражник, мужик уже в годах,  с  седыми  усами  и  шарообразным  брюшком,
глянул на рыцаря и сказал недовольно:
   - Дома он, сударь. Как прикажете доложить о себе?
   - Мишельде Фармер, баронет, Джо... Гунтьерде Райхерт, оруженосец.
   "Наконец-то! - хихикнул про себя германец.  -  По-моему,  впервые  Мишель
назвал меня нормальным именем! Прогресс..."
   - А-а! - просиял солдат и кинул на своих взгляд, в котором явно читалось:
"Это не заговорщики и  не  злодеи".  -  Его  святейшество  ждет  вас.  Прошу
пожаловать, господа!
   Знаком уважения к гостям послужило то,  что  их  лошадей  от  приворотной
коновязи мгновенно перевели во двор, а один из стражей проследовал  впереди,
показывая дорогу.
   Привыкший к "мрачному средневековью" Гунтер с изумлением не  обнаружил  в
доме  епископа  ни  темных  коридоров,  ни  изможденных  слуг  или   мрачных
громил-охранников. Освещенные десятками ярких масляных ламп проходы -  кроме
тех, где не встречалось окон, - были до половины человеческого роста  обшиты
деревянными резными панелями, а  выше,  к  потолку,  затянуты  гобеленами  с
вытканными на них библейскими и военными сценами. Порой навстречу попадались
толстые, выглядевшие добродушными монахи с выбритыми на макушке тонзурами, а
один раз мимо прошел даже священник в полном облачении...
   "Хочу быть епископом! - подумал Гунтер. - Красивый,  удобный  дом,  разве
что без электричества.  Так  это  дело  поправимое.  Раз  уж  мне  позволено
переделывать историю, то почему бы не соорудить генератор  и  лампочки?  Зря
меня в летном училище по физике шпыняли, что ли?"
   Сэр Мишель, Гунтер и страж поднялись на второй этаж,  распахнулась  дверь
покоя, за которой открылась скромная комната, устланная ткаными коврами,  со
столом мореного дуба и несколькими деревянными жесткими креслами с  высокими
спинками. В одном из кресел, потягивая вино из серебряного  кубка,  восседал
крупный   чернобородый   мужчина.   Годфри,   граф   Клиффорд,   архиепископ
Кентерберийский.
   Сэр  Мишель  блаженствовал.  Плохих  вин  здесь  не  подавали,  на  столе
встречались исключительно сладкое  анжуйское,  белое  гиеньское  да  красное
кальвадосское. Из-за отсутствия  пива  никто,  кроме  Гунтера,  не  страдал,
потому что германцу не очень нравились ароматизированные  напитки  наподобие
тех, что готовили греки, - некоторые вина откровенно воняли смолой,  корицей
или гвоздикой. Так что Гунтер в отличие от на глазах раздувающегося от  вина
рыцаря больше налегал на еду, тоже изряднейше приправленную всякими специями
и несколько пересоленную.
   Его святейшество архиепископ решил  прежде  накормить  своих  гостей,  не
утруждая разговорами, да  и  сам  предавался  греху  чревоугодия  с  видимым
наслаждением. Пока Годфри поглощал громадные ломти кабаньего окорока, Гунтер
незаметно разглядывал королевского сына и пришел к выводу, что историки были
правы: призвание Годфри - война и сражения, а  не  тихая  жизнь  священника.
Обычно в книгах Плантагенетов описывали крупными и темноволосыми, с широкими
скулами и большими, широко расставленными  глазами.  Разве  что  Ричард  был
блондином. Как и сводные братья, Годфри носил короткую окладистую  бороду  и
вообще, если вспоминать книжные изображения, более походил на принца Джона.
   Наконец архиепископ (между прочим, сейчас облаченный  в  мирскую  одежду)
отодвинул блюдо, утер рот рукавом и взглянул на Мишеля.
   -  Рассказывай,  -  проговорил  Годфри.   -   Ты   меня   утром   изрядно
заинтересовал. Откуда тебе известно про исмаилитов и письма короля Гвидо?
   Язык у сэра Мишеля слегка заплетался, но все же он сумел более или  менее
внятно  изложить  историю  своего  поступления  на  службу  к  аржантанскому
бейлифу, рассказать, как господин д'Эмери собрал рыцарей  графства,  дав  им
поручение найти хотя бы  следы  наемников,  и  сагу  о  Понтии  Ломбардском,
завершенную словами: "...Попросту говоря, в Англию он уехал.  Вчера.  И  нам
туда нужно".
   - Очень хорошо, - кивнул Годфри. - Не думаю,  что  вы  правы,  подозревая
христианского рыцаря, но слуги-сарацины  наводят  на  размышления.  Нужно  в
Англию? Я отплываю вместе со свитой завтра утром. Буду очень рад,  если  ты,
Мишель, вместе с оруженосцем отправишься со мной. Однако предупреждаю  -  по
пути могут случиться всякие неожиданности, благо в  Лондоне  меня  не  особо
ждут. Не опасаешься попасть в подземелья Тауэра?
   - Это как? - Сэр Мишель даже немножко протрезвел от неожиданности.  -  За
что?
   - За то, что в Дувр ты прибудешь на моем корабле и вместе с архиепископом
Кентерберийским. - Неожиданно Годфри задал вопрос, по мнению  Гунтера,  мало
относящийся к теме разговора: - Вы, судари мои, слышали о господине  Уильяме
де Лоншане?
   - Конечно, - кивнул рыцарь. - Насколько я знаю, он  замещал  архиепископа
Кентербери и сейчас сидит наместником Ричарда. Если  между  нами,  сэр,  то,
по-моему, Лоншан удивительный ублюдок. Бароны им очень недовольны.
   - А с чего им быть довольными? - Голос Годфри изменился, став  жестким  и
немного злым. - Этот сукин сын  разорил  страну,  не  без  помощи,  конечно,
нашего короля. Ричарда можно простить - все-таки он  ничего  не  понимает  в
управлении государством, а деньги собирает на святое дело возвращения  Гроба
Господня. Но Лоншан не заслуживает даже малейшего снисхождения. Вас, кстати,
интересует, как я стал архиепископом? Вся заслуга  принадлежит  вдовствующей
королеве Элеоноре и все тому же мэтру Лоншану. Давайте лучше расскажу все по
порядку, Ничего не скрывая. Благо тебе, Мишель, я могу доверять.
   "А мне он,  видимо,  может  доверять  только  потому,  что  я  оруженосец
Фармера. - Гунтер едва сдержал улыбку. - Но все равно  интересно  послушать.
Как-никак, сейчас мы влезаем в самую настоящую историю".
   А  история,   рассказанная   Годфри,   была   несколько   мрачноватой   и
малопонятной. Началось все со смерти короля Генриха II,  восшествия  Ричарда
на престол и организации нового крестового  похода.  Перед  Ричардом  встала
крупная проблема: найти денег на сбор и оплату самой сильной армии, так  как
сомнений в победе над сарацинами у него не было - крестоносцы просто обязаны
смести армии сарацин и отвоевать  обратно  потерянный  несколько  лет  назад
Иерусалим. Однако король хотел не  просто  победить  Саладина,  но  и  стать
первейшим  среди  христианских  королей,  обставив  соперников   -   Филиппа
Французского и императора Германского Рейха Фридриха Рыжебородого. Для этого
требовались большие деньги. Генрих II оставил  в  лондонских  кладовых  чуть
больше миллиона фунтов стерлингов, но на снаряжение похода требовалось в два
раза больше.
   И тогда, же нашелся человек, который взялся отыскать недостающий  миллион
- сумму настолько громадную,  что  дух  захватывало.  Звали  его  Уильям  де
Лоншан,   а   служил   он   мелким   клерком   в   канцелярии   архиепископа
Кентерберийского.
   Лоншан  был  исключительно  умным   деятелем,   и,   когда   невзлюбивший
честолюбивого канцеляриста Генрих выставил его в  Руан,  Ричард,  тогда  еще
принц, оставил у себя нужного и расчетливого  человека.  Скоро  Ричард  стал
королем и поручил уже  оказавшему  немало  услуг  Лоншану  управлять  южными
графствами Англии, потребовав  от  .него  любым  способом  найти  деньги  на
крестовый поход.
   Лоншан начал работать с невиданным рвением и  невероятной  находчивостью.
Распродавались владения короны - чего стоило одно  предложение  шотландскому
королю  купить  независимость  для  своей  горной  страны?   -   продавались
должности, в том числе и  священнические  -  любой,  обладавший  достаточной
суммой, мог стать епископом или  аббатом.  Люди  начали  жаловаться  королю,
собиравшему армию в Нормандии, но Ричард с  апломбом  заявил,  что  действия
управителя одобряет, а деньги нужны да святое дело и  спасение  христианских
реликвий от грязных лап сарацин.
   Когда получаешь почти неограниченную власть и доступ к огромным суммам  в
золоте, невольно начинаешь отсыпать немножко (а потом все больше и больше) в
собственный  карман.  Торгуя  с  аукциона  королевскими  замками,  лесами  и
привилегиями, Лоншан большую часть дохода прятал дл