получить выход к Средиземному морю, но пиренейские владения  никогда  никому
не подчинялись, и король, который куда больше Вильгельма Бастарда заслуживал
прозвища  Завоевателя  (или  скорее  "Собирателя  земель"),  поумерил   свои
аппетиты. Англия и так стала вторым по размерам  государством  Европы  после
Священной Римской империи.
   Генрих мог наслаждаться заслуженным счастьем. Он правил могучей державой,
его заботы разделяла красивая  и  умная  жена,  сыновья-наследники  подавали
надежды, его поддерживал мудрейший советник - канцлер Томас Бекет.  И  вдруг
все рухнуло. Проклятие Гарольда снова сбылось.
   Старший сын короля, Вильгельм,  умер  от  оспы.  Следующий  сын,  Генрих,
образованный и здравомыслящий молодой  человек,  из  которого  получился  бы
добрый правитель, скончался во Франции в 1183 году. Третий,  Годфри,  нелепо
погиб  на  рыцарском  турнире.  Право  наследования  перешло  к  Ричарду   -
самоуверенному, взбалмошному и несдержанному.
   Король  поссорился  со  своим   канцлером,   ставшим   к   тому   времени
архиепископом  Кентерберийским,  и   ссора,   увы,   закончилась   убийством
священника у алтаря. На короле осталось несмываемое  кровавое  пятно.  Потом
Генрих завел  любовницу  -  предназначавшуюся  в  жены  Ричарду  французскую
принцессу Алису. Элеонора Аквитанская, обвиненная в государственной  измене,
была заточена в тюрьму. Оскорбленные таким отношением к матери принцы бежали
во Францию и, объединившись с французским венценосцем Людовиком VII,  начали
войну против собственного отца.
   С 1186 года владения на материке  раздирались  постоянными  битвами.  Чем
закончилось это противостояние, известно: подавленный  неудачами  и  изменой
своих детей король  скончался  в  Нормандии  от  вызванного  полнокровием  и
тяжелыми известиями удара, на глазах у некоего захолустного дворянина Мишеля
де Фармера.
   Ричард уселся на трон. С его именем в государстве связывали  определенные
надежды.  Все  знали  о  его  удали,  куртуазности,  таланте  менестреля   и
чертовской внешней привлекательности. Народ его любил, а потому и бароны,  и
простецы закрывали глаза на мелкие грешки нового повелителя.
   Однако ничего не  изменилось,  разве  только  к  худшему.  Ричарду  очень
хотелось получить славу освободителя Гроба Господня. Не  слушая  материнских
возражений, король выкачал из Англии  гигантскую  сумму  денег,  разорив  не
только государственную казну, но и пустив по миру дворянство,  купечество  и
крестьян. Англия для  него  словно  не  существовала.  Ради  мечты,  сияющей
ореолом  святости,  Ричард  забыл  о  том,  что  он   король,   окончательно
превратившись в воина. Если бы Элеонора Ак-витанская вовремя  не  вмешалась,
взяв управление  страной  в  свои  руки  и  назначив  первейшими  министрами
младшего сына - принца Джона и Годфри Клиффорда, то Ричард потерял бы корону
в результате баронского бунта. Восторг и истовость времен Первого Крестового
похода  давно  прошли,  большинство  подданных  стремились  жить   спокойно,
увеличивая свое благосостояние, а значит, и усиливая государство.
   Ричард не желал слышать о спокойствии. Он хотел воевать. И первым  должен
был войти в Иерусалим.
   Мечта начала исполняться. Флот английских крестоносцев наконец-то покинул
континентальную Европу. Первая остановка планировалась на Сицилии,  после  -
на Кипре, а затем...
   По замыслам Ричарда, уже к Рождеству 1189 года знамя Плантагенетов должно
было развеваться над Святым градом.
   Действительность, как всегда, вносила свои незаметные коррективы.
   - Господи, да в чем же я виновата? Простите меня, шевалье, и вы,  господа
оруженосцы... Я понимаю, что принцессе так не пристало...
   Беренгария плакала. Наследница  наваррского  короля  сидела  на  каменном
уступчике набережной и поминутно вытирала слезы льняным платочком  со  своим
вензелем. Сэр Мишель, Гунтер и Сергей, топтавшиеся рядом,  чувствовали  себя
полными болванами, ибо поделать ничего не могли, да и  помочь,  в  сущности,
тоже. Еще одна красивая легенда средневековья в глазах Казакова разбилась на
мелкие осколки, склеить которые уже было невозможно.
   - Такой позор! - Беренгария всхлипнула, и было видно, что  воспитанная  в
горах Наварры принцесса  ничуть  не  ломается.  Ей  действительно  обидно  и
больно. - Как на меня будут смотреть сегодня вечером!
   Сэр Мишель промычал что-то  невнятное,  долженствующее  обозначать  нечто
наподобие "я ваш верный слуга", а Гунтер  благоразумно  промолчал.  История,
приключившаяся час назад, ему очень не понравилась. Взять бы этого  Ричарда,
отвести в темный угол да самым некуртуазным образом начистить  рыло.  Нельзя
же так обращаться с женщиной, а тем более - с невестой!
   - Беренгария, - неожиданно подал голос Казаков, и принцесса, на мгновение
позабыв свое горе, приоткрыла рот. По всем правилам  этикета  к  королевской
дочери нельзя обращаться напрямую, а только по титулу. Даже старая  Элеонора
на людях называла Беренгарию "сударыня  дочь  моя".  Впрочем,  какая  теперь
разница? И не стоит забывать, что этот мессир  отчасти  варвар  и  не  знает
европейских обычаев. - Беренгария,  послушайте  меня.  Вы  боитесь  идти  на
ужин?
   - Боюсь, - призналась принцесса,  тоже  решив  отступить  от  непреложных
канонов поведения - ни в коем случае нельзя признаваться в дурных  чувствах.
-  Меня  высмеют.  Сударь,  вы  же  видели  -   он   оскорбил   меня   перед
благороднейшими дворянами!
   - Если эти дворяне - благороднейшие, - медленно  сказал  Казаков,  -  они
промолчат и никому не расскажут. А сами осудят  поведение  вашего...  кхм...
жениха. Если вы не хотите идти на прием к Танкреду, не ходите. Скажите,  что
у вас... понос.
   Беренгария слабо улыбнулась. Наконец-то!
   - А  еще,  -  встрял  сэр  Мишель,  -  обязательно  расскажите  обо  всем
королеве-матери. Ричард будет  принужден  извиниться.  Я  многое  слышал  об
Элеоноре - Ричард боится ее пуще смерти.
   - Хорошо же знакомство будущих  супругов,  начинающееся  с  извинений,  -
вздохнула принцесса, старательно созерцая белые гребешки волн,  ударяющих  в
набережную, чтобы эти любезные молодые мессиры не видели слез в ее глазах. -
Впрочем, я сама виновата в произошедшем. Если бы  меня  представили  сегодня
вечером в соответствии с этикетом  двора,  он  не  посмел  бы...  сделать...
сказать...
   Тут Беренгария не выдержала и снова разрыдалась. Теперь более от злости.
   История вышла простая и  донельзя  неприятная.  Неф  английского  короля,
войдя в гавань, значительно замедлил ход, и лодка могла приблизиться  к  его
борту. Ричард, большой  любитель  позерства,  едва  только  не  забрался  на
носовое украшение корабля в виде головы морского  змея  и  обозревал  оттуда
приближающуюся Мессину,  явно  воображая  себя  новым  воплощением  Готфрида
Бульонского, Раймунда Тулузского и  Боэмунда  Гискара10  в  одном  лице.  На
палубе  нефа  присутствовали  и  его  сподвижники  -  герцог  Йоркский,  сын
шотландского короля  Эдвард,  Ланкастеры,  граф  Анжуйский,  граф  Солсбери,
герцог Людовик де Алансон - лучшие семьи Британии и  Аквитании...  Виднелись
пышные одежды  епископов  и  кардиналов  из  свиты  Папы  Климента,  но  сам
святейший понтифик не показывался - Папа был человеком очень пожилым и плохо
переносил морские путешествия.
   Пышно, сверкающе. Очень  впечатляет.  Колышутся  на  ветру  знамена,  над
которыми главенствуют полотнище с золотыми леопардами и шафранно-желтый флаг
с изображением ключей  святого  Петра.  Король  Танкред  может  гордиться  -
никогда доселе Сицилия не видела столь блистательного сообщества.
   - Свихнуться можно, - яростно  шептал  под  нос  Казаков  на  русском.  -
Разбудите меня, я сплю! Такие зрелища следует  проводить  по  профилю  белой
горячки. Эх, телевизоров и видеокамер не придумали!  Эксклюзивный  материал!
Да любое историческое кино по сравнению с этим - полная туфта!
   ...Если  бы  Ричард  понял,  что  происходит,  и   подыграл   Беренгарии,
получилась бы сцена, достойная пера менестреля Кретьена де Труа,  собирателя
легенд о временах короля Артура  и  Круглого  Стола.  Прямо-таки  эпизод  из
рыцарского романа. Влюбленная и страдающая невеста, сопровождаемая  верными,
но целомудренными паладинами, подвергая опасности  свою  драгоценную  жизнь,
вышла в море, дабы первой увидеть  своего  возлюбленного.  Получилось  вовсе
наоборот. Как потом  высказался  Казаков,  рыцарский  роман  сгорел  в  огне
камина,  заместившись  сценой  из  жизни  каких-то  непонятных  для  Гунтера
(категорически незнакомого с молодежными движениями конца XX века) pankov.
   Беренгария, не без труда удерживаясь на ногах  в  раскачивающейся  лодке,
самым драматичным манером извлекла платочек, которым позже утирала глаза,  и
в соответствии со всеми законами куртуазии окликнула Ричарда:
   - Я счастлива приветствовать  вас,  мессир  жених  мой!  Поначалу  король
вообще не обратил на нее внимания, но когда  Беренгария  повторила  возглас,
Ричард наконец повернулся. Как его и  описывали  все  хроники,  он  оказался
высоким,  весьма  широкоплечим  и  светловолосым  человеком,  выглядящим  на
двадцать семь или двадцать девять лет, хотя сейчас ему  было  тридцать  два.
Лицо мужественное и красивое, золотые  кудри  вьются,  глаза  темно-серые  и
округлые.
   - С каких это пор я стал женихом портовых  шлюх?  -  процедил  Ричард.  -
Милая, у вас и так уже трое избранников  в  лодке,  не  считая  простеца  на
веслах.
   - Вы... вы  не  узнаете  меня?  -  Беренгария  от  обидной  неожиданности
заговорила медленнее.
   - Невозможно помнить всех публичных девок! - донеслось с нефа. Со стороны
свитских раздались смешки. И Ричард вдруг запнулся. Он узнал. Он был  знаком
с Беренгарией, хотя видел ее всего один раз в жизни. Однако теперь отступать
было поздно.
   - Убирайтесь! - высокомерно бросил король и отвернулся. Беренгария успела
уловить  непонимающе-изумленный  взгляд  стоявшего   позади   короля   графа
Анжуйского, ее близкого родственника и друга короля Санчо. Неф прошел дальше
к пристани, обогнав лодку.
   Принцесса, разумеется,  уверила  себя,  что  Ричард  намеренно  хотел  ее
оскорбить, и вначале  не  понимала,  что  произошла  досаднейшая  ошибка.  В
последнем  Беренгарию  долго  и  старательно  убеждал  сэр  Мишель  вкупе  с
оруженосцами, но все понимали - король все-таки узнал свою нареченную и,  не
желая испортить впечатление о себе перед собравшимися в порту  горожанами  и
наблюдавшими за прибытием нефа со своих кораблей подданными Филиппа, не стал
извиняться. Хотя,  если  рассудить,  его  рыцарской  чести  не  повредил  бы
красивый жест: Ричард мог броситься с корабля в волны, подплыть  к  лодке  и
заключить будущую супругу в крепкие объятия. Лэ о столь  прекрасной  встрече
разнеслось бы по всей Европе за неделю. Одна беда - король  Англии  не  умел
плавать.
   Не на шутку расстроенная Беренгария выплакалась и теперь раздумывала, как
поступить дальше. Конечно, прилюдно Ричард сошлется  на  то,  что  не  узнал
невесту, или сей прискорбный инцидент забудется (любой сквернослов понимает,
что сплетничает о  будущей  королеве,  а  наваррка  может  рано  или  поздно
отомстить), но косых взглядов не миновать. Никто ведь  не  знает,  обдуманно
или нечаянно английский король смертно обидел будущую жену.
   - Если хотите, - Казаков, простая душа, снова обратился к принцессе, - во
время ужина я буду стоять за вашим креслом. Хотите?
   - Да, - шепнула Беренгария.
   - Вот и чудесно. А если кто-нибудь брякнет лишнее,  получит  в...  buben.
Согласны?
   Сэр Мишель покраснел. От смущения он забыл, что перед  ликом  королевской
дочери следует быть благородным рыцарем и ему самому, по  своему  положению,
следовало  предложить  Беренгарии  то  же  самое.  Но   его   опередили,   а
навязываться теперь неприлично.
   Взвыли узкие и длинные горны герольдов - ихние величества,  Филипп-Август
Капетинг и Ричард  Плантагенет,  крестоносные  монархи,  изволили  отбыть  с
кораблей.  В  это  время  на   пристанях   составлялись   длинные   кортежи,
долженствующие проследовать в город. Предстояла торжественная месса в  честь
святого Ремигия.
   Беренгария и ее сопровождающие выбрали не самое худшее  место  -  парапет
выложенной обработанной пемзой набережной был  достаточно  высок  для  того,
чтобы рассмотреть процессию. Окраины дороги заполнялись  толпами  мессинцев,
бросивших все дела ради невиданного зрелища.
   - Если мимо проедет Ричард, - мстительно заметила принцесса, - я останусь
сидеть. Понимаю, что это неуважение к королю, но в  таком  случае  мы  будем
квиты.
   Однако главу  колонны  представлял  отнюдь  не  мирской  король.  Завидев
приближающихся  людей.  Гунтер  непроизвольно  поднялся  на  ноги  вместе  с
Мишелем, а последний едва не за шиворот потянул Казакова.
   Никакой монарх, владетельный герцог  или  маркграф  не  посмел  бы  ехать
сейчас первым. Колыхнулось золотистое знамя,  ударили  по  мостовой  подошвы
ватиканской гвардии,  набранной  опять  же  из  калабрийских  и  сицилийских
норманнов, показались красные кардинальские шапки. Впереди королей в Мессину
вступал его святейшество апостольский понтифик, епископ Рима и Папа  Климент
III.
   Бывший кардинал Паоло Сколари, избранный в 1187 году на римский престол и
по традиции взявший себе новое имя, действительно был очень стар -  минувшей
весной  Папе  исполнилось  семьдесят  девять  лет.  Несмотря  на  возраст  и
достаточно краткий понтификат,  как  в  Риме  именовалось  управление  Папы,
Климент сумел добиться многого. Он остановил  войну  в  Нормандии,  урезонив
бешеного Ричарда, объявил в Европе на  время  проведения  Крестового  похода
Божий Мир, когда христиане под угрозой интердикта не имели права  враждовать
между собой. Происходивший из древней  аристократической  семьи  Рима,  Папа
заставил покушавшихся на Италию германцев  признать  суверенитет  церковного
государства - деятельного старца уважал даже  не  раз  переживший  отлучение
Фридрих Барбаросса.
   Два года назад из Палестины пришло  чудовищное  известие  -  Салах-ад-Дин
захватил Святой град Иерусалим. Клименту, по примеру  его  предшественников,
ничего не оставалось делать, как объявить новый Крестовый поход. Престарелый
Папа отлично знал, что благородный порыв прошлого, когда несколько  десятков
рыцарей Готфрида Бульонского со своими отрядами-копьями за одну  ночь  взяли
Иерусалим, более не повторится, и сейчас придется иметь  дело  со  скаредным
Филиппом-Августом,  непредсказуемым  Барбароссой  и  вздорным  Ричардом,  но
потерпеть такого оскорбления нанесенного Вселенской Церкви мусульманами,  не
мог. Папа отдал больше половины римской казны на устройство  похода  и  сбор
войска, не забывая пристально  следить  за  порядком  в  Европе.  Сейчас  он
намеревался дать последнее напутствие христианским королям  и  со  спокойной
душой  вернуться  в  Латеранский  дворец,  где  придется  ожидать  радостных
известий из Святой земли.
   - Совсем дряхлый  дедушка.  -  Казаков  на  всякий  случай  перекрестился
византийским манером, когда Папа Климент, восседавший на библейском  ослике,
ведомом под узду  одним  из  кардиналов,  проехал  мимо.  -  Но  впечатление
производит.
   Папа старательно  выполнял  свой  долг,  возложенный  на  него  апостолом
Петром: благословлял толпу, изредка позволял приложиться  к  закрытой  белой
перчаткой ладони подбегавшим нищим, а следовавший  за  ним  кардинал  Орсини
раздавал щедрую милостыню. Однако вид у  понтифика  был  усталый  и  немного
отрешенный. На щеках укутанного в белое одеяние Климента  виднелась  сеточка
мелких синеватых вен, губы подрагивали, а окруженные паханным  полем  морщин
глаза выражали спокойную фатальность.  Климент  знал,  что  его  земной  век
подходит к концу, и прекрасно отдавал себе отчет, что тленное бытие  следует
завершить достойно. Главным делом его жизни, подобно Папе Урбану  II,  Петру
Аньенскому или святому Бернару Клервосскому,11 являлось освобождение  Святой
земли. Новый Иерусалим немыслим без Иерусалима древнего.
   Проехал  Папа,  ушла  в  Мессину  его  свита.  Наступала  очередь   самих
крестоносцев.
   - Где ваши лошади, господа? - вопросила Беренгания морща носик.  Помпезно
орали трубы, уже слышался топот многочисленных коней,  горожане  восторженно
ухали, приветствуя выезжавших  из  порта  августейших  особ.  Между  прочим,
Филипп и Ричард едва не поссорились, споря о том, кому  въезжать  в  Мессину
первому. Лучший выход предложил умный Филипп-Август: скакуны двух  государей
должны возглавлять процессию голова в голову, а уж  за  ними  пусть  следуют
свитские.
   - Сбегаю, заберу у стражников, - кивнул Гунтер. - Куда потом?
   - Вы меня проводите до монастыря? - осведомилась принцесса  таким  тоном,
словно была уверена - ей придется возвращаться домой  в  одиночестве.  После
встречи с Ричардом она в значительной мере разучилась доверять мужчинам.
   - Беренгария, мы вас доставим  в  монастырь  даже  на  руках,  -  заверил
Казаков, снова обращаясь к принцессе по имени. - О чем вы беспокоитесь?
   - Уже ни о чем, -  мимолетно  улыбнулась  наваррка.  -  Большое  спасибо,
мессир.
   Святая месса продолжалась, по счету Гунтера, около двух часов,  начавшись
в полдень. Храм Святого Сальватора до отказа забил высший цвет  европейского
рыцарства - три короля, королева Англии, десяток  принцев  и  принцесс,  еще
больше герцогов, бессчетно графов... Литургию служил сам Папа.
   Трем невзрачным дворянам удалось проникнуть в переполненный собор  только
благодаря Элеоноре Акви-танской. Когда  Беренгария  вернулась  в  монастырь,
аббатиса Ромуальдина,  к  счастью,  отсутствовала  -  отбыла  к  мессинскому
епископу. А значит, увидеть Элеонору оказалось проще простого.
   Мессир Ангерран де Фуа все еще находился у королевы, но беседа велась  ни
о чем - о старых приятелях новостях из Палестины и последних сплетнях. Когда
заплаканная Беренгария показалась в дверях, Элеонора Пуату  встревожилась  и
немедленно попросила Ангеррана покинуть  монастырь,  посоветовав  заехать  в
гости завтра утром. Седоволосый рыцарь, заново раскланявшись с сэром Мишелем
(и не поймешь, оскорбление это или любезность?), подчинился.
   - Дорогая! - заохала Элеонора. - Что произошло? Вас кто-нибудь обидел?  В
таком случае куда смотрели ваши спутники? И  почему  вы  обманули  мадам  де
Борж?
   - Матушка... - Беренгария  взглянула  на  сопровождавших  ее  шевалье,  и
догадливый Мишель выволок Гунтера с  Казаковым  из  комнаты  в  коридор.  Их
пригласили войти лишь незадолго до полудня.
   Гунтер поразился перемене, случившейся  с  Элеонорой  Аквитанской.  Ранее
приветливая и благосклонная пожилая дама, от которой в  любой  момент  можно
было ожидать соленой шутки или забавного каламбура, приобрела свой  истинный
облик. Королева-мать не изменилась в лице, но  ее  улыбка  из  обходительной
превратилась в жестоко-циничную, взгляд был  холоден  и  зол,  а  в  высоком
голосе отчетливо раздавался металлический перезвон.
   - Господин де Фармер... Вернее, не вы. - Элеонора махнула рукой, подзывая
Казакова.  -  Сударь,  я  как  королева  Англии  приказываю  вам   неотлучно
находиться при принцессе Наваррской. Не возражайте. Я знаю, что  вы  не  мой
вассал, но, по-моему, в любой стране, даже в  герцогстве  Киевском,  обязаны
уважать желания монархов. Кроме того,  Беренгария  сама  попросила  за  вас.
Шевалье де Фармер, я думаю, вы не станете возражать, если я на краткое время
заберу вашего оруженосца и одену его в цвета Наварры?
   "Старая перечница задумала какую-то интригу, - мелькнула мысль у Гунтера.
- А русский попался... Надеюсь, Сержу хватит ума не перейти границы..."
   - Как будет угодно вашему величеству, - поклонился сэр Мишель.
   - С вами как с приближенным  архиепископа  Годфри  Клиффорда  я  поговорю
вечером, - жестко отсекла королева попытку  Мишеля  раскрыть  рот  и  задать
какой-то вопрос. - Вы можете сопровождать