лось заплатить  за  успех  своим
существованием. С тех пор вельх крайне настороженно  относился  к  существам
"не от мира сего".
   Вот и сейчас  Кэрис  начал  подозревать,  что  принял  не  совсем  верное
решение. Все-таки Меддаи - это какая-никакая, но защита, и  у  человеческого
облика есть свои преимущества перед нынешним - истинным. Но он не  собирался
поворачивать обратно - ноги мягко ступали по песку, звериное войско осталось
позади и справа. Кэрис искал вожака стаи, того самого чужого,  собравшего  и
направившего волков, шакалов и диких пустынных кошек в сторону человеческого
города.
   Кэрис не знал, как можно с ним справиться. Живые существа - они просты  и
понятны, у них  есть  желания,  чувство  опасности,  они  побаиваются  всего
необычного и жутко выглядящего ("Фарр намочил бы свой балахон, - со  смешком
подумал Кэрис, - увидь он меня сейчас"). Сородичи-броллайханы и прочие духи,
порожденные этим миром, тоже доступны. Даже со злобным  горным  дэвом  можно
договориться, особенно если ты сильнее его.  Но  с  тем  существом  (кстати,
неверное слово! Это не существо! Тварь, ведущая зверей к городу, не звериный
дух, она не живая, это,  скорее,  просто  создание  чьей-то  мысли,  умеющее
двигаться и размышлять самостоятельно,  без  вмешательства  разума  хозяина)
невозможно говорить лишь потому, что язык, образ мыслей, суть  существования
у него и у Кэриса абсолютно разные.
   Такие могут подчиняться лишь силе. Силы  у  Кэриса  имелось  в  достатке,
уверенности - а вернее, самоуверенности  -  хоть  отбавляй,  тело  истинного
воплощения  оставалось  гибким  и   быстрым...   Он   чувствовал   радостное
возбуждение, обычно возникающее перед большой дракой, и невольно  перешел  с
рыси на тяжеловатый  галоп  и  гигантскими  скачками  заспешил  на  встречу,
которую никто не назначал.
   Рыскать  по  пустыне  пришлось  не  так  уж  долго:   обостренное   чутье
броллайхана с готовностью вывело Кэриса туда, где располагалась тварь, самый
опасный и серьезный враг.
   Сначала Кэрис никак не мог разобраться, что именно находится  перед  ним.
Он напрягал обычное зрение и видел невероятно огромного,  поросшего  черной,
свалявшейся в колтуны шерстью волка-вожака. Но стоило моргнуть -  чудовищная
тень сменялась бесконечным вихрем тусклых розовых огоньков,  затем  силуэтом
очень высокого человека...  Волшебный  третий  глаз  тоже  не  давал  Кэрису
четкого представления. Любая магическая тварь имеет истинный облик, но здесь
было только облако, которое затмевало волшебное зрение броллайхана и  мутило
его человеческий взгляд, будто настоящие песчинки, попавшие в глаз. Оно было
ничем и всем одновременно. У него имелась сущность - и в  то  же  время  она
отсутствовала. Но прежде всего Кэрис чувствовал  мысль.  Воплощенную  мысль,
кружившуюся перед ним. Кэрис попытался заговорить.
   - Ты кто? - неслышно прозвучали слова Древнего языка. - Уходи, тебе здесь
нечего делать. Уходи с миром.
   Древний  язык  -  наречие  Творения,  доступное  воплощенным   духам,   -
достаточно просто и сложно одновременно. С  его  помощью  можно  без  лишних
затруднений общаться с  самыми  древними  тварями  этого  мира:  гигантскими
морскими ящерами, иногда встречающимися возле берегов  Шо-Ситайна,  ледяными
драконами,  обитающими  на  недоступных  человеку  ледниках  к   северу   от
Сегванских островов, или воплощенными духами огня с архипелага Меорэ.
   - Пойдем лучше со мной, - вкрадчиво прошептало в ответ пепельное  облако.
- К чему тебе смертные? Мы выше их. А главное - мы никогда  не  принесем  им
зла.
   - Тогда что  ты  собираешься  делать?  -  возмутился  Кэрис,  не  обратив
внимания на то, что это чудовище его даже не поприветствовало. Впрочем,  сам
он тоже не поздоровался. - Ты ведь намереваешься убивать  людей  при  помощи
обманутых тобою животных, ведь так?
   Краем  глаза  Кэрис  заметил,  как  облако  невесомой   пыли   постепенно
охватывает его с двух сторон, но решил пока не трогаться с места.
   - Тебе никогда  не  доводилось  слышать  такое  высказывание:  "Причинять
добро"? - на Древнем языке ответили Кэрису. - Его придумали смертные, иногда
они остроумнее нас. Оправдание у меня одно: я хочу забрать то,  чем  они  не
умеют и не могут пользоваться. Это не воровство, а право  более  сильного  и
благоразумного. Не стоит бояться  гибели  людей  -  их  душа  бессмертна,  в
отличие от твоей и моей. Смерть телесная -  лишь  грань,  незаметный  рубеж,
после которого человек продолжит жить, и куда лучше, нежели мы. Либо уходи с
дороги, либо пойдем вместе.
   -  Забрать  то,  чем  смертные  пользоваться  не  умеют  и  не  могут?  -
насторожился Кэрис, сознавая, однако, что более сильное волшебство  чудовища
постепенно забирает его в кольцо. - Их чувства? Их страх? Я знаю, что  любое
чувство каждой твари, от мыши до человека и броллайхана, является Силой.  Ты
хочешь завладеть их силой?
   - Почему бы  и  нет?  -  Занятый  разговором  чужак  монстр  отвлекся  на
несколько мгновений, и Кэрис различил настоящим живым зрением, как он  снова
воплотился в тело громадного черного волка. - Мы сможем использо...  Что  ты
делаешь?
   Кэрис  не  стал  дожидаться  окончания   фразы.   Он   присел,   быстрое,
стремительное тело разогнулось в прыжке, и броллайхан атаковал первым, зная,
что в момент битвы враг не сможет сбросить с себя нынешнее воплощение.
   Глава третья. Дикий гон
   ...Драйбен сумел увернуться от первого прыгнувшего  на  него  хищника,  и
поджарый пустынный волчара еще  в  полете  встретился  с  саблей  одного  из
халиттов, прикрывавших сотника. Следующий  зверь,  видимо  здраво  оценивший
опасность, исходящую от странных металлических  полос,  сжимаемых  людьми  в
передних лапах, бросился под ноги нардарцу, ударился о его голени и повалил.
Не один раз потом Драйбен благодарил богов за то, что надоумили  его  надеть
кольчугу с оголовьем, прикрывающую горло. Внушительные клыки волка скрипнули
по металлу колечек, но кожу не поранили, хотя и  изрядно  стиснули  гортань.
Нардарец правой рукой  отталкивал  от  себя  разъяренную  зверюгу,  а  левой
судорожно шарил по поясу, надеясь нащупать рукоять кинжала. Узкий и  длинный
клинок выскользнул из ножен, лишь когда халитты убили волка пиками.
   - Надо прикончить вожака!  -  прохрипел  Драйбен,  отбрасывая  в  сторону
окровавленную волчью тушу. - Передай по цепи - пусть ищут вожака, он  должен
быть крупнее остальных!
   "Какого вожака? - тут же мелькнула мысль. - Стаю ведет  вперед  вовсе  не
простой зверь, а магическая сила! С ней способен управиться только Кэрис,  а
где он шляется?.."
   На строй халиттов вылетело не  менее  пятисот  хищников,  собранных,  как
видно, по всей пустыне. Пересекающий Альбакан путник вряд ли  за  все  время
путешествия  встретит  больше  двух-трех  волков  или  шакалов:  обычно  они
сторонятся людей, зная, какую угрозу представляют двуногие,  недолюбливающие
мохнатых охотников, режущих овец или верблюдов.
   На сей раз все происходило по-другому. Не помогал  даже  огонь:  обуянные
невиданным бешенством животные перелетали через костры,  почти  не  обращали
внимания на факелы и рвались дальше,  к  палаточным  городкам  и  голубовато
мерцавшим в темноте зданиям Меддай. :
   Очень скоро Драйбен удрученно сообразил, что избрал неверную  тактику,  -
хищников  насчитывалось  гораздо  больше,  нежели  вооруженных  людей,   они
просачивались через строй халиттов, несколько стай,  издевательски  завывая,
беспрепятственно обогнули цепь справа и слева... Похоже, начиналась резня  -
Драйбен различал доносящиеся из саккаремского  лагеря  перепуганные  людские
крики, яростную ругань и злобное рычание волков.
   - Отходим! - Решение представало единственно верным. Если халитты  займут
оборону в узких улицах, то Дикому Гону будет затруднительно прорваться в сам
город, где  на  площадях  возле  храмов  уже  скопилось  значительное  число
беженцев, разбуженных  Священной  стражей  перед  нападением.  Только  самые
нерадивые остались в  своих  непрочных  матерчатых  домишках.  -  Десятники!
Разбиться на отряды, отступать  плотным  строем  к  полуденным  и  восходным
въездам! Гоните всех с собой!..
   Обороняющиеся несли потери: воины  Священной  стражи  гибли  от  зубов  и
когтей стаи, другие с трудом ковыляли из-за укусов на  ногах...  Отступление
казалось единственным надежным способом  сохранить  войско,  и  Драйбен,  не
колеблясь, отдал приказ отходить к городу. По  счастью,  увлеченная  азартом
охоты стая пока не перенесла внимание на  халиттов,  предпочитая  уничтожать
беззащитных людей в палатках, окружавших священные водоемы.
   Драйбен отлично знал, что ни одно животное не станет убивать просто  так.
В том кроется величайшая разница между миром  неразумных  тварей  и  людьми.
Охота, защита от врага своей семьи или стаи, драка за самку... Только в этих
случаях звери расправляются с себе подобными. Так было всегда, так останется
до скончания мира. Но почему  этой  ночью  степные  хищники  изменили  своей
природе?
   * * *
   - Наши храмы велики, во многих могут молиться до пяти  тысяч  человек,  -
бормотал под нос аттали эт-Убаийяд. Взгляд старика блуждал  по  простершейся
далеко внизу центральной площади Мед дай, где сияли рыжие  пятна  факелов  и
плескалось темное людское море. - Фарр, ты меня слышишь?
   - Да, мудрейший, - торопливо откликнулся атт-Кадир.
   - Пойди... - Эт-Убаийяд оглянулся. Всех  своих  телохранителей  он  давно
отослал с распоряжениями, а рисковать жизнью Фейран  не  хотел:  женщина  не
должна подвергаться опасности, достойной лишь мужчины, какое бы звание он ни
носил. - Пойди вниз. Разыщи Джебри -  ты  его  помнишь?  Вот  и  отлично!  -
передай ему, чтобы людей впустили в храмы. Потом Джебри должен  собрать  все
священные хоры - пускай возносят  молитвы  и  отвлекают  собравшихся.  Двери
храмов запереть, у выходов поставить охрану из халиттов. Ступай!
   Фарр атт-Кадир, не задавая лишних вопросов, рванулся к винтовой лестнице,
спотыкаясь и беззвучно сквернословя, - Кэрисова наука! Вельх  никак  не  мог
обойтись в жизни без крепких выражений - пробежал по казавшемуся бесконечным
всходу и вылетел во двор Золотого храма, углы которого  отмечали  высоченные
островерхие минтарисы наподобие того, на  вершине  которого  он  только  что
стоял. Узорчатые кованые  ворота,  ведущие  на  площадь,  охранялись  прежде
Священной стражей,  но  сейчас  почему-то  стояли  приоткрытыми.  Ничего  не
понимая, Фарр стремительно зашагал к  боковому  выходу  из  Золотого  храма,
предназначенному только для мардибов и охраны, споткнулся обо что-то  мягкое
и тяжелое, а когда глянул под ноги - едва не взвыл от ужаса.
   Носки его сапог коснулись жутко обезображенного человеческого тела.  Судя
по одежде, это был халитт. Только сейчас его шея представляла одну  огромную
рваную рану, правая щека и ухо оторваны, явив  белесую  кость  черепа,  глаз
вытек...  Подошвы  Фарра  мерзко  хлюпнули  в  луже  крови,  растекшейся  по
мраморным плитам двора.
   Атт-Кадир ошарашенно отступил на несколько шагов назад и  с  затравленным
видом горного кролика, угодившего в середину  стаи  облизывающихся  голодных
лисиц, оглянулся. Шум доносился только с площади, куда продолжали  стекаться
беженцы с окраин и разрозненные отряды Саккаремской гвардии да халиттов.  Во
дворе храма было тихо... Тихо  до  странности.  Такая  тишина  обычно  несет
опасность. Фарр осматривался,  медленно  отходя  к  светившемуся  желтоватым
пламенем масляных ламп входу, но ничего особенного не замечал. Справа,  судя
по всему, валяется еще  один  труп  -  черная  бесформенная  куча  на  сером
мраморе. Темные линии, ползущие от нее, наверное, потеки крови. Чуть  дальше
- кусты тамариска, украшающие внутренний двор храма. И возле кустов  заметна
неясная неподвижная тень.
   Фарр начал пятиться быстрее, почувствовав угрозу.  Ему  почудился  силуэт
насторожившейся большой собаки, однако он уже знал, что в  центр  Священного
города не допускают животных, а сторожевых собак  -  свирепых  в  драке,  но
отлично слушающихся хозяев пастушьих псов из предгорий Самоцветного хребта -
содержат только в загонах при домах Священной стражи.
   До спасительного дверного проема оставалось шагов десять, не более. А там
можно захлопнуть дверь, опустить тяжелый металлический засов  и  позвать  на
помощь. В конце концов, не все халитты, охраняющие Золотой храм,  находились
во дворе и погибли...
   Фарр никогда не предполагал, что его голосовые связки способны на  такое.
Когда тень внезапно ожила, превратившись  в  крупную  горбатую  и  пятнистую
гиену, атт-Кадир заорал так, что задребезжали витражи в круглых  окнах  дома
Атта-Хаджа. В первое мгновение Фарр оказался парализован страхом -  животное
выглядело слишком крупным и  опасным,  -  но  все-таки  нашел  в  себе  силы
побежать, хотя и сознавал: к такому врагу не стоит поворачиваться спиной.
   Шаг, второй, третий... До  трехступенчатого  крыльца  рукой  подать.  Еще
совсем немного...
   Гиена оказалась быстрее. Некая могучая сила толкнула Фарра  в  спину,  да
так, что перехватило дыхание, он не устоял на ногах, полетел вперед и больно
ударился ребрами о каменные ступеньки. Зверь, поваливший человека,  стоял  в
двух шагах. Казалось, гиене интересно смотреть на  новую  жертву,  -  видно,
зверюга до этой ночи никогда еще не имела дела с людьми и  сейчас  оценивала
возможную новую добычу. Фарр в ужасе заметил, что короткое тупое рыло гиены,
выхваченное полосой света храмовых ламп,  окровавлено.  Значит,  именно  она
расправилась с халиттами.
   Зверь пока не нападал, явно  озадаченный  неподвижностью  Фарра.  Сам  он
старался не дышать, чтобы убедить зверя в своей смерти. В  Шехдаде  охотники
частенько промышляли степных волков, и одной из их хитростей являлся  обман:
если лежишь и не шевелишься (плеснув вокруг приготовленной заранее  бараньей
крови, запах которой хищники чувствуют за много лиг),  обычно  осторожный  и
чуткий зверь сам к тебе подойдет. А тогда  исход  зависит  только  от  твоей
быстроты и длани Атта-Хаджа, которая  направит  арбалетный  болт.  Но,  увы,
сейчас у Фарра не имелось под рукой не только арбалета, но и самого обычного
костяного ножа для разрезания пергамента. Правда, оставалась слабая  надежда
лишь на то, что подоспеет помощь.
   Однако гиена желала поиграть с добычей.  Раскачивая  горбатым  туловищем,
она подошла  к  Фарру,  шумно  обнюхала  его  сапоги,  фыркнула  и  зачем-то
вцепилась зубами в загнутый носок. Потянула, отпустила, затем снова  тронула
человека мордой и подтолкнула лапой. Гиену озадачивала неподвижность  жертвы
- пошевелись Фарр, зверь моментально вцепился бы ему в  шею.  Зверь  ощущал,
что он живой, но раз так, то почему человек не бежит и не сопротивляется?
   "До рассвета валяться, что ли? - Фарр пребывал в смятении, ибо видел, что
хищник сделал с халиттами,  однако  способность  здраво  размышлять  его  не
покинула. - Как это чучело  сумело  пробраться  в  город?  Драйбен  и  Кэрис
обещали, что остановят Дикий Гон  за  пределами  Меддаи.  Убирайся,  мерзкая
тварь! Уйди, пожалуйста, а?"
   Свет на мгновение мелькнул,  но  Фарр,  как  ни  косил  глаза,  не  сумел
заметить,  чем  вызвано  мерцание  ламп.  Гиена,  наоборот,   насторожилась,
опустила голову еще ниже, исподлобья наблюдая.
   Вдруг послышалось:
   -  ...чик  -  пиу-у-у...  -  короткий  щелчок  тетивы  самострела,   визг
рассекающей воздух стрелы и предсмертный всхлип зверя. Толстый металлический
болт ударил гиене  точно  между  глаз,  прочно  застряв  в  черепе.  Зверюга
повалилась на бок, судорожно елозя лапами по гладко  отесанному  мрамору,  и
затихла.
   - Живой?
   - Почти... - буркнул  Фарр,  приподнимаясь  на  локте.  Ушибленная  грудь
болела безбожно. - Благодарю, уважаемый.
   Атт-Кадир поднял взгляд и рассмотрел, что над ним стоит тот самый высокий
и широкоплечий, чернобородый телохранитель аттали эт-Убаийяда. Кажется,  его
звали Туганом.
   - Повезло, - прогудел Туган. -  Хвала  Атта-Хаджу,  ты  догадался  лежать
неподвижно. И что вообще ты  тут  делаешь?  Ну-ка  вставай!  Тебя  мудрейший
послал?
   - Угу. - Фарр оперся на могучую мозолистую ладонь халитта и не без  труда
поднялся. Колени изрядно дрожали. -  Мне  приказано  отвести  всех  людей  с
площади в храмы. Только священные стены охранят жителей Меддаи от опасности.
   - Сам эт-Убаийяд распорядился? - уточнил педантичный халитт. - Если  так,
идем. Проклятые твари проникли в  город,  пока  их  немного,  но  что  будет
дальше?
   Теперь, когда его охранял личный страж святейшего  аттали,  Фарр  позабыл
страх - такой могучий и умелый воин, заслуживший доверие  самого  наследника
Провозвестника Эль-Харфа, спасет от любой опасности. Мимолетно Фарр  подумал
о том, что нехудо бы в ближайшем  времени  раздобыть  какое-никакое  оружие,
хоть самый завалящий ножик, и попросить  Кэриса  или  Драйбена  обучить  его
начаткам обращения с клинком. Да, мардибам положен единственный вид защиты -
слово,  но  в  нынешние  времена  придется  позабыть  о  многих   незыблемых
традициях.
   * * *
   А на окраинах Меддаи творилось нечто невообразимое.
   Поднявшийся ветер разнес искры  костров,  матерчатые  палатки  вспыхивали
одна за другой, едкий дым жег глаза и легкие, во всеобщей  свалке  никто  не
разбирал дороги; вопили ничего не понимающие  дети,  упавших  затаптывали...
Среди перепуганных людей сновали мохнатые огрызающиеся хищники, которым, как
казалось, было все равно, куда мчаться и кого атаковать. По счастью, они  не
набрасывались  всей  стаей  на  жертву,  а  в  основном  мимоходом   хватали
убегающих, нанося клыками небольшие, но очень болезненные и глубокие раны.
   Военная сила почти ничего не могла противопоставить  Дикому  Гону.  Звери
быстро догадались, что следует избегать схваток  с  вооруженными  людьми,  и
предпочитали добычу более доступную.
   В прорезаемой языками пламени полутьме, кишащей людьми и животными,  луки
и арбалеты  приносили  больше  вреда,  нежели  пользы,  и  потому  командиры
халиттов и саккаремских гвардейцев  старались  держать  плотный  строй  и  с
помощью выставленных вперед пик отгоняли взбесившихся  тварей,  но  защитить
простых людей не могли. Вскоре  стало  очевидно,  что  надежда  на  спасение
заключена в каменных домах: даже навалившись всей гурьбой, волки  не  смогут
пробить тяжелые двери, а с крыш можно прекрасно отстреливать зверей  до  тех
пор, пока не кончатся стрелы или не наступит рассвет.
   Паника еще больше усилилась благодаря вмешательству  какого-то  человека,
оставшегося неизвестным, - носил  он  одежды  странника,  посвятившего  свою
жизнь служению  Атта-Хаджу  и  проповедованию  Истинного  Знания,  открытого
Книгой Эль-Харфа. Этот грязный,  волосатый  и  вшивый  мужичонка  небольшого
роста и с посохом никуда не  бежал,  но  приплясывал  на  высокой  мраморной
ограде священного водоема, выкрикивая тонким дребезжащим голоском:
   - Всепокайтеся! Зряще како пасти волчьей жрать твой дух! Погибель на нас!
Будет тут рыкающий каратель! Возмоли, Провозвестник Атта-Хаджа, пред  концом
мира! Видно, вам  люб  сей  глум!  Ox,  ox,  сгинь,  демон!  Пропади  прочее
пропадом! Атта-Хаджу помолимся! Изойдут души наши к Звездному мосту!..
   Возле  проповедника   моментально   собралось   несколько   пастухов   из
Междуречья, напуганных женщин и старцев, уверовавших,  что  слова  Эль-Харфа
сбываются и грянула Последняя  Битва  меж  богами  Небесной  Сферы  и  злом,
вырвавшимся  из  Сферы  Нижней.  Действительно,  разве  мог  подобный   ужас
произойти у стен града,  осиянного  милостью  Атта-Хаджа?  Страха  добавляла
темная ночь, непрекращающиеся крики и вспыхивающие  смертным  зеленым  огнем
глаза обезумевших животных.
   Проповедник  недолго  смущал  умы:  когда  основная  стая  дорвалась   до
поребрика водоемов, крупный шакал прыгнул прямо ему на грудь, уронил в  воду
и  уже  там  порвал  зубами  гортань.  Однако