я  себя,  а  кроме  того,
множество родственников канцлера съехались в Лондон под  его  опеку.  Вскоре
все они получили высокие должности в армии и государстве и могли невозбранно
грести, под себя английское золото.
   Народу это, естественно, не нравилось. Налоги росли, все важнейшие  посты
в  стране  занимали  лоншановы  родственники,  а  распродажа   принадлежащих
государству и королю  земель  превращала  Ричарда  Плантагенета  в  простого
мелкого землевладельца. Но тому было все равно. Главная цель жизни короля  -
крестовый поход.
   И все же, несмотря на все усилия Лоншана, денег не хватало.
   Однажды канцлер приехал к королю  в  Руан.  Ричард  поблагодарил  его  за
привезенные золото и серебро, но сразу  сообщил,  что  этого  слишком  мало.
Нужно еще больше золота. Тогда-то Лоншан и предложил  Ричарду  фантастически
авантюрный и очень доходный план.
   Все дело было  в  том,  что  перед  каждым  крестовым  походом  в  Европе
поднималась  волна  религиозных  настроений,  которую  некоторые  властители
использовали в своих целях. Зачастую подобные настроения у черни  выражались
в еврейских погромах, каковой и произошел не столь  давно,  а  именно  -  во
время коронации Ричарда. По Лондону  прошел  слух,  будто  еврейские  купцы,
принесшие королю подарки,  собирались  истребить  христианского  владыку,  и
дарителей прямо у выхода из  Виндзорского  замка  растерзала  толпа.  Кровь,
пролитая перед дворцом, еще больше раззадорила смердов, и в Лондоне  начался
чудовищный еврейский погром, перекинувшийся затем на другие  города,  в  том
числе и  на  Йорк,  где  несколько  еврейских  семей  укрылись  в  пустующем
королевском дворце.  Дворец  был  взят  штурмом  и  сожжен,  в  захвате  его
участвовали многие рыцари, бывшие в должниках у евреев и  надеявшиеся  таким
образом освободиться от своих кредиторов.
   Вот с этой историей и был связан новый план Лоншана.
   Канцлер  посоветовал  Ричарду   сделать   его   исполняющим   обязанности
архиепископа Кентерберийского, так как место  католического  первосвященника
всей Англии пока пустовало. Такая должность позволяла ему взять  власть  над
церковью и тем самым устраивать свои  авантюры  с  гораздо  меньшим  риском.
Вернувшись в Лондон, Лоншан потребовал от людей, участвовавших  в  еврейских
погромах,  выплаты  очень  больших  штрафов,   конфисковал   земли   дворян,
штурмовавших королевский дворец в  Йорке,  а  в  финале  объявил  Английское
королевство единственным наследником всех погибших евреев.
   "Прямо как у нас в Германии, - выслушав это, заключил Гунтер.  -  Мир  не
меняется, все остается по-прежнему. Конечно, национал-социализмом здесь и не
пахнет, но некоторые предпосылки имеются. Слава Богу, этот канцлер действует
только ради собственного кармана, а не ради идеи..."
   Далее Годфри сказал, что королевский  наместник  старательно  собрал  все
бумаги, касавшиеся имущества  жертв,  все  долговые  расписки  и  векселя  и
предъявил их к оплате.  Получилось  так,  что  Лоншан  в  буквальном  смысле
оставил без штанов большинство йоркширских  дворян.  Треть  собранных  денег
попала к Ричарду, еще две  трети  растворилось  неизвестно  где,  хотя  было
совершенно ясно - без Лоншана и его родственников здесь не обошлось. Шерифом
графа Йоркшир, кстати, Лоншан поставил своего брата.
   Когда двоюродный брат короля, Хьюго  де  Пюсэ,  бросился  в  Нормандию  к
Ричарду, уже собиравшемуся  отплывать  на  юг,  в  Марсель,  где  собиралось
остальное крестоносное воинство, и начал жаловаться на невиданное  разорение
страны, король-рыцарь с изумительным  актерским  мастерством  (не  делавшим,
впрочем, ему чести)  разыграл  возмущение  и,  заявив  о  полном  неведении,
отправил Хьюго домой с поручением разобраться на месте. В  Видзорском  замке
состоялся невиданный скандал, во время которого брат короля едва не  зарубил
Лоншана, однако последний предъявил Хьюго рескрипт Ричарда, в  котором  было
четко указано: "Король поручает сэру  Уильяму  де  Лоншану  управление  всей
Англией и Шотландией. Действия канцлера заранее одобрены".
   Хьюго де  Пюсэ  был  схвачен  и  заточен  в  дальний  монастырь  у  самой
шотландской границы, земли и замки его конфискованы, а  Лоншан  поднял  свое
личное знамя над королевским замком Тауэр.
   - Какой стервец! - возмутился сэр Мишель, выслушав Годфри. - Я  и  раньше
слышал, что на острове не все в порядке, но чтобы настолько... Почему король
не может ничего сделать?
   - У его величества нет времени, - нейтральным тоном ответил  архиепископ.
- Дело в том, что Ричарду действительно нужно много денег, а где  и  как  их
достать - он не представляет. Вот и доверился негодяю, которого  я  вздерну,
как только ступлю на английскую землю. У меня, господа, бумага от короля,  в
которой его собственной  рукой  записано,  что  я  назначаюсь  архиепископом
Кентер-берийским  и  становлюсь  наместником  Англии  на  время   отсутствия
крестоносной армии.
   - Но как? - в который уже раз изумился сэр  Мишель.  -  Я  же  помню  всю
историю со смертью вашего батюшки, доброго короля Генриха! Вы сами  говорили
- Ричард не простит...
   - Наверняка он и не простил, - нервно усмехнулся Годфри  и  отхлебнул  из
кубка. - Повторяю, я всем обязан старой  королеве  Элеоноре.  Она  прекрасно
поняла, что Лоншан - гибель Ричарда. Король должен вернуться из Святой Земли
в неразоренную страну. Лоншан и его бесчисленные братья с сестрами грабят не
только дворян, но и ремесленников да купцов. Сейчас зреет чудовищный бунт, и
если канцлера не остановить - Ричард потеряет трон.
   Сэр Мишель помолчал, хмуро глядя впереди себя, и .наконец  поднял  взгляд
на Годфри:
   - Сэр, ваше святейшество, но в. Англии  же  остался  Джон,  принц  крови!
Он-то почему ничего не делает? , Архиепископ рассмеялся:
   - Джон? Ну, во-первых, Лоншан предусмотрительно не тронул и единого  акра
его земли и не отобрал даже жалкой  медяшки!  Во-вторых,  канцлер  наверняка
подкармливает принца,  в  виде  подарков  передавая  ему  часть  собственных
доходов. Уж не знаю, двадцатую или пятидесятую. Какое счастье, что вмешалась
Элеонора Аквитанская!..
   Годфри поведал о том, что Лоншан однажды оскорбил вдовствующую  королеву,
отказавшись подчиниться ей, и семидесятилетняя Элеонора, взяв с собой только
трех человек охраны и одну камеристку, скрытно перебралась  в  Нормандию.  В
Руане она на  собственные  деньги  купила  для  себя  и  спутников  лошадей,
забралась в седло и поехала на юг. Ричард несказанно поразился, когда в один
прекрасный день в военном лагере появилась мать. Энергичная королева  первым
делом вышвырнула из шатра Ричарда его соратников, приказала оцепить  палатку
на расстоянии двадцати шагов и никого к ней  не  подпускать.  Что  произошло
дальше  -  остается  только  гадать,  но  говорят,  будто   яростные   крики
королевы-матери были слышны не то что за  двадцать  шагов,  но  и  по  всему
лагерю. Кончилась история встречи  матери  с  возлюбленным  детищем  победой
престарелой монархини: Элеонора сумела уговорить  сына  прогнать  Лоншана  и
неожиданно предложила назначить архиепископом Кентерберийским и  собственным
представителем короля в Англии сводного брата Годфри. Последний  уже  больше
года сидел в маленьком поместье неподалеку от Анжера, охотился,  развлекался
с крестьянскими девицами и невероятно скучал от безделья. Ссылка - это  тебе
не фунт изюму.
   Элеонора, выбив из несговорчивого сына грамоты для Годфри и даже  получив
на это согласие Папы  Римского  Климента  III,  находившегося  неподалеку  и
наблюдавшего за подготовкой к крестовому походу, отослала гонцов в  графство
Анжуиское, а от себя поручила передать внебрачному  сыну  покойного  супруга
письмо,  в  котором  советовала  действовать  решительно  и  настойчиво,  не
опасаясь гнева Ричарда. Если что - она заступится.
   Несколько   баронов,   отосланных   королевой   за   Годфри,   обнаружили
новоиспеченного архиепископа на сеновале,  оторвали  его  от  беловолосой  и
дородной девы (каковая оказалась дочерью местного кузнеца) и в тот  же  день
заставили собраться и выехать в Лондон...
   Годфри,   конечно,   был   доволен.   Во-первых,   он   возвращался    на
государственную службу, а во-вторых, представлялась  прекрасная  возможность
рассчитаться с Лоншаном и поднять свой авторитет среди английских дворян,  и
без  того,  правда,  значительный  -  никто  не  забыл,   что   Годфри   был
единственным, кто не покинул старого Генриха перед смертью...
   - Я одного боюсь, - вздохнул архиепископ, закончив свой рассказ.  -  Сами
видите - охраны у меня считай что никакой,  а  эта  тварь  Лоншан  наверняка
успел пронюхать о моем приезде. Разве он откажется добровольно от  бездонной
кормушки?..
   - Я бы не отказался, - кивнул сэр Мишель. "Я  бы  тоже,  -  проскочила  у
Гунтера мысль. - Мне кажется, что ехать вместе с Годфри  вовсе  не  следует.
Еще подошлют убийц или просто не позволят высадиться в Англии... Если судить
по этой истории с канцлером, то Лоншан - человек удивительно умный и хитрый.
Пускай и мерзавец..."
   - Я полагаю, что господин Лоншан вполне  способен  устроить  какую-нибудь
гадость, - сказал Годфри, многозначительно глядя на Фармера. - Ваше  дело  с
этим рыцарем, Понтием, тоже, несомненно, важно, но если  мне  удастся  взять
власть в свои руки, то найти исмаилита не составит труда. Поэтому  я  просто
прошу вас сопровождать меня. Ты Мишель, вместе с оруженосцем  вполне  можете
пригодиться. Помнишь, я говорил, что у Плантагенетов крепкая память?
   Сэр Мишель не раздумывал и минуты, решив за себя и за Гунтера:
   - О чем речь, сэр? Конечно, мы поедем с вами!  Но  я  думаю,  вам  нечего
опасаться - никто не осмелится  даже  пальцем  дотронуться  до  архиепископа
Кентерберийского. Шутка ли - навлечь  на  себя  интердикт!  Вы  же  духовная
особа, представитель короля и святого нашего Папы Климента!
   - Посмотрим, посмотрим, - как-то пессимистично проворчал Годфри. - Ладно,
господа, можете переночевать в соседней комнате. Надеюсь, епископ Гильом  не
будет возражать против двух незваных гостей. Отплываем завтра  на  рассвете.
Спокойной ночи.
   ГЛАВА ДВЕННАДЦАТАЯ. ИСТИННО АНГЛИЙСКОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО
   Море этим солнечным утром было ослепительно синим.  Волшебное  очарование
Атлантики, вернее, самой маленькой ее части, называемой Британским проливом,
пленило всех людей, находившихся  на  борту  небольшого  торгового  когга  с
претенциозным названием "Блаженная Иолента". К сожалению,  епископ  Руанский
Гильом не нашел для владыки английской церкви ничего более  роскошного,  чем
потрепанный кораблик с грязно-серым  парусом  и  провонявшим  рыбой  трюмом.
Однако Годфри был не в претензии - сейчас князю церкви требовалось как можно
быстрее оказаться в Лондоне, а тот факт, что на подобном судне постыдился бы
плыть самый захудалый венгерский граф, его святейшество ничуть не смущал.
   Ранним  утром  двадцатого  августа,  то  есть  в  день  святого   Бернара
Клервосского, архиепископ Кентербери и всей Англии Годфри Плантагенет,  граф
Клиффорд, вместе с сопровождающими его рыцарями,  в  число  которых  входили
некий шевалье  де  Фармер  вместе  с  оруженосцем,  родом  происходившим  из
Германии, покинул гостеприимный Руан и отплыл  в  Британию.  Корабль  держал
курс на порт Дувр, что находится в устье Темзы в четырех-пяти часах  конного
хода от  королевского  замка  Тауэр.  Вниз  по  Сене  приходилось  двигаться
медленно, так как реку заполонило множество торговых и военных судов. В  тот
же вечер "Иолента" встала на  ночевку  в  Гавре,  где  капитан  порта  долго
кричал, что он знать не желает никаких архиепископов, графов  да  баронов  и
требует платы за стоянку, как от всех прочих.
   Выйдя  из  устья  Сены,  когг  повернул  строго  на  север,  к  побережью
Корнуолла. Спустя сутки на горизонте появились  низкие  берега  Британии,  и
капитан направил корабль на восток, мимо Саут-Даунса, Гастингса и  Чичестера
к Дувру, стараясь не терять из виду землю. Несколько раз  появлялись  паруса
кораблей, шедших на юг, к  Франции,  или  в  сторону  Бискайского  залива  -
крестоносная армия Ричарда спешила к месту сбора.
   Утром двадцать второго августа погода  начала  портиться,  задул  сильный
порывистый ветер, хотя небо оставалось чистым, а воды пролива отливали такой
синевой, что казалось - океан покрыт лазурным плащом святой Девы Марии.
   Сэр Мишель и  Гунтер  скучали,  как,  впрочем,  и  все  спутники  Годфри.
Германец, само собой, облазил когг сверху донизу, от затхлого трюма до бочки
на верхушке единственной мачты, и пришел к выводу, что его  представления  о
судостроении в раннем  средневековье  были  ошибочны.  Корабли  в  XII  веке
строились отличные, крепкие, со всем тщанием и старательством.  Единственно,
"Иолента" была порядком загажена, но владелец судна, он же капитан по  имени
Джон Фолстон, мало обращал внимания на такие мелочи.
   Сэр Мишель за это время успел как следует раззнакомиться  с  посланниками
королевы Элеоноры, сопровождавшими Годфри, и выяснил, что люди они  насквозь
благородные, а кроме того, и капли заносчивости в них нету.  Лорды  и  графы
принимали  Мишеля  и  Гунтера  как  равных,  ничуть  не  указывая  на   свое
несравненно более высокое происхождение.  Кроме  того,  лорд  Вустер,  барон
Ладлоу (так он представился), прекрасно  играл  на  лютне  и  пел  всяческие
баллады о крестоносцах, короле Артуре и Карле  Великом.  А  когда  святейший
архиепископ удалялся на отдых  или  на  другой  конец  палубы  и  открывался
очередной бочонок пива, репертуар лорда Вустера разительно  менялся.  В  ход
шли исключительно (даже на взгляд привычного  к  раскрепощенному  двадцатому
веку  Гунтера)   непристойные   песенки   о   физиологических   достоинствах
сарацинских и мавританских  дев,  а  также  напрочь  возбранные  рифмованные
рассказы о похождениях рыцарей Ордена Храма и их оруженосцах, каковые,  если
судить  по  песенкам,  "со  времен  Содома  и  Гоморры  являются  первейшими
нечестивцами9". Сэр Мишель, кстати, старательно подпевал, хотя  и  не  очень
одобрял  подобные  поклепы  на  тамплиеров.  Словом,  до  рассвета  двадцать
третьего августа морское путешествие  было  замечательным  и  не  предвещало
никаких неожиданных событий.
   Однако случилось одно происшествие, каковое навело на размышления о  том,
что неприятности все-таки возможны, и воскресило  в  памяти  предостережения
ирландского монаха  Колумбана.  Когда  "Иолента"  проплывала  мимо  Дартмута
(городок хорошо просматривался в полулиге к  западу  -  грязно-белые  фасады
домов, несколько кораблей у пристани да сонм горланящих чаек  над  берегом),
рядом с коггом появилась длинная  ладья,  по  мнению  Гунтера,  напоминавшая
норманнский дракар. Судя по  всему,  ладья  -  ко  всеобщему  удивлению,  не
несущая никаких флагов или гербов, означавших ее  принадлежность,  -  просто
болталась возле побережья, а люди, находившиеся на ней,  кого-то  поджидали.
Непонятное судно описало вокруг когга полный  круг  и  споро  направилось  к
берегу. Годфри, страдавший от морской болезни и находившийся в тот момент на
носовой палубе, мрачно проводил ладью взглядом и буркнул под нос:
   - Они наверняка видели архиепископский  вымпел...  Сэр  Мишель,  стоявший
рядом и  тоже  с  недоверием  глядевший  вслед  быстро  удалявшемуся  судну,
расслышал его слова и, повернувшись к Годфри, недоуменно спросил:
   - Милорд, вы полагаете, что нас ждут?
   - Этот корабль гораздо быстрее нашего,  -  вздохнул  архиепископ.  -  Они
сумеют  оповестить  шерифов  на  берегу...  Если,  конечно,  мои  подозрения
оправдаются. Очень все это странно.
   - Не хотите ли  вы  сказать,  сэр,  будто  боитесь  какого-то  безродного
ублюдка? - внезапно разозлился сэр Мишель.
   Не дожидаясь ответа, рыцарь кинулся к лестнице, ведущей в трюм,  какое-то
время отсутствовал, а потом явился на палубе уже в  полном  облачении  -  со
щитом в желто-сине-красных полосах, раскрашенным  руанским  красильщиком,  в
кольчуге и при мече. Гунтер, поднятый ото сна неугомонным рыцарем, вяло  шел
позади и бурчал по-немецки: "Ну, и у кого тут шило в  заднице  зашевелилось?
Такая рань. - Германец взглянул на  наручные  часы  и  возвел  очи  горе.  -
Господи Иисусе, десять утра, а он спать не дает!"
   Мало того,  бесцеремонными  пинками  разбудивший  оруженосца  сэр  Мишель
заставил Гунтера  напялить  кольчугу,  опоясаться  мечом  и  взять  с  собой
автомат, доселе мирно покоившийся в мешке. Лошадей, между прочим, оставили в
Руане,  в  доме  епископа  Гильома,  а  святой  отец  даже  выдал  несколько
серебряных шиллингов на случай, если Годфри и его  свите  придется  покупать
коней в Дувре. И, что интересно, Годфри эти деньги взял. Все-таки пока он не
занял архиепископское кресло в Лондонском аббатстве.
   По часам Гунтера  после  исчезновения  в  прибрежной  дымке  неизвестного
корабля прошло около четырех часов. Вроде  бы  все  должно  было  закончится
благополучно, благо капитан сказал, что "Иолента" успеет пристать  в  гавани
Дувра еще до заката. Но к трем пополудни на  северо-западе  появилось  белое
пятнышко паруса, и вскоре стала видна  гребная  галера  под  флагом  святого
Георгия,  двигавшаяся  наперерез  нормандскому  коггу.   Капитан   "Иоленты"
посчитал, что впереди идет самый обычный военный корабль, и потому  не  стал
прижиматься к берегу или уходить в открытое море  в  надежде  оторваться  от
незнакомого судна и скрыться.
   Дальнейшие события показали, что сэр Мишель недаром облачился в железо  и
заставил германца взять оружие. Галера быстро догоняла "Блаженную  Иоленту",
вскоре стало видно, как на  английском  корабле  команда  зарифила  парус  и
взялась за весла.
   - Пираты, что ли?  -  пробормотал  Гунтер  и  взглянул  на  сэра  Мишеля,
стоявшего рядом с хмурым архиеписко пом. - У вас бывают морские разбойники?
   - Конечно,  -  кивнул  рыцарь,  а  Годфри  как-то  странно  посмотрел  на
германца. Как же можно ничего не знать о пиратах?
   Архиепископ оглянулся на капитана, но тот лишь недоуменно пожал  плечами,
всем своим видом говоря: "Я, ваша милость,  совсем  ничего  не  понимаю".  А
галера подошла уже  на  расстояние  полустадия,  и  можно  было  рассмотреть
сидящих на веслах людей - все вооружены,  в  легких  доспехах  и  кольчугах.
Гребцы старались вовсю, чужое судно  целило  окованным  форштевнем  прямо  в
"Иоленту", вскоре стало ясно, что галера идет на столкновение с коггом.
   -  Все  святые!  -  заорал  Вустер.  -  Они  что,   ослепли?   Не   видят
архиепископского штандарта?
   - Выходит, не видят,. - бросил  Годфри.  -  Капитан,  я  полагаю,  ничего
нельзя сделать?
   Капитан выругался, сплюнул и прокричал:
   - Точно, ваша милость! Разве только... А  ну,  держитесь!  Фолстон  резко
рванул руль на себя, пытаясь отвести корабль от  удара  в  правый  борт.  От
неожиданного поворота прямой парус когга потерял ветер, сбился и захлопал, а
не успевшие вцепиться в фальшборт или  в  любую  неподвижную  часть  корабля
дворяне повалились на палубу. Сэр Мишель сумел удержаться на  ногах,  другой
рукой поймав Гунтера за ворот кольчуги, и, оглянувшись, закричал:
   - Без толку! Держитесь крепче!
   "Иолента" увильнула от шедшей на таран галеры, но тамошний  капитан  тоже
недурно работал рулевым веслом, и теперь форштевень  чужака  метил  в  корму
когга, ближе клевому борту. Удар оказался сильнейшим,  от  нового  разворота
"Иолента" почти легла на борт, с оглушительным хрустом переломилась мачта, а
парус накрыл ют галеры, что привело, к некоторому  замешательству  среди  ее
экипажа, изготовившегося к атаке.
   "Так, пиратов человек  сорок.  -  Гунтер,  поглаживая  пальцем  спусковой
крючок автомата, стоял позади собравшихся  рядом  с  архиепископом  рыцарей,
последовавших примеру молодого баронета и державших оружие наготове. -  Само
собой, такие нежданные налеты  о  добрых  намерениях  нападающих  отнюдь  не
свидетельствуют... А вдру