ачит,  можно  будет  воззвать  к  нему.  Но  непонятно   откуда
появившийся в голове вкрадчивый голос шептал: "Пусть  приказывает  Ясур.  Он
старше, умнее, опытнее, он знает, что такое война".
   - Идем в храм. - Единственная, но способная гнуть железо  ладонь  сторожа
потянула атт-Кадира к лестнице. - Там Камень. Камень из Мед дай. Пусть ты не
спасешь жизни, но спасешь  веру  нашего  народа,  через  которую  возродится
жизнь.
   И Фарр, не раздумывая, ответил:
   - Идем.
   * * *
   Ворота Шехдада распахнулись  перед  самым  закатом,  когда  окровавленное
больное солнце коснулось нижним краем сферы обломанных зубьев  далеких  гор.
Звезд, едва начавших появляться У восходного окоема горизонта, видно не было
- легкий, почти незаметный ветерок сносил дымы в сторону Степи  и  стлал  их
над самой землей, не давая взгляду пробиться к вечным небесам.
   Фарр атт-Кадир в одиночестве сидел в подвале  храма,  боясь  зажечь  даже
масляную лампу: наружу вели неширокие отдушины, кто-нибудь мог увидеть  свет
и (упаси от  такого  несчастья  Атта-Хадж!)  подумать,  будто  новый  мардиб
испугался и прячется. Однако Фарр нашел в  себе  силы  признать  непреложную
истину: он действительно смертно перепуган и  сейчас  хочет  лишь  одного  -
возвращения ушедшего неизвестно куда Ясура, а с ним и  уверенности  в  себе.
Что может случиться, когда Ясур рядом?
   Некоторое время  назад  они  вдвоем  прибежали  в  храмовое  здание,  где
неприкаянно сидели еще четверо учеников  убитого  мергейтами  Биринджи-ка  и
терзались  сомнениями:  пойти  туда,  где  сейчас  находятся  все   взрослые
горожане, или все-таки остаться и охранять дом Незримого? Конечно, никто  не
покусится на  храмовые  сокровища.  Разве  что  самый  последний  разбойник,
настолько отягощенный прегрешениями, что мост Атта-Хаджа и так не  пропустит
его к малахитовой двери в Тайное Царство. Все горожане ушли, и только раз  в
храм заглянул какой-то купец, простерся на краткое время  перед  возвышением
со священным Кристаллом,  оставил  более  чем  скромное  подношение  в  виде
единственного золотого шади и тотчас исчез.
   Ясур и Фарр атт-Кадир явились вслед за напуганным торговцем, и сторож  со
знанием  дела  начал  распоряжаться.  Вначале,  приказал  он   недоумевающим
мальчишкам, нужно закрыть главные двери храма и заложить засовы. Один ученик
поднимается на храмовую башню смотреть, что происходит вокруг, и, если вдруг
появится опасность, должен будет немедля примчаться  к  Ясуру  и  рассказать
все, что видел. Трое других сейчас отправятся в дом  для  учеников  и  будут
читать Книгу. Или делать вообще все, что хотят. Ясур их не держит.
   На высокую и узкую башню, именуемую  в  Сак-кареме  минтарис,  отправился
самый младший  и  остроглазый  из  послушников  храма  -  Аладжар,  которому
исполнилось всего десять лет. Остальные с удивлением поглядывали на бледного
Фар-ра, облаченного в торжественную белую одежду  мардиба,  но  помалкивали.
Если так приказал Ясур и уж коли случилось, что старый  Биринд-жик  ушел  по
Мосту к Вековечному, белый тюрбан в самом деле должен перейти к старшему  по
возрасту ученику.
   - Услышите, что на улицах творится неладное, -  с  хмурым  выражением  на
лице проворчал сторож, - прячьтесь где хотите.  Лучше  всего  -  в  глубоких
подвалах с несколькими выходами или... По  деревьям  лазить  умеете?  Тогда,
если что, заберитесь в самую крону растущих во дворе  мегаоров.  Листья  вас
скроют. Сидите тихо и знайте - может быть, придется торчать там день, а то и
два. Возьмите фляжки с водой.
   - А что случилось? -  осмелился  задать  вопрос  маленький  Аладжар,  уже
готовый сорваться с места и бежать к винтовой лестнице, ведущей к  смотровой
площадке башни-минтариса, возвышавшейся на целых полтора десятка локтей  над
куполом храма. - Почему нужно прятаться?
   - Хочешь быть рабом у степняков - оставайся, - скривил нос  Ясур.  -  Ну?
Идите куда сказано. И не хлопайте ушами.
   Второй  раз  повторять  не  пришлось.  Ученики,  поклонившись  Кристаллу,
выбежали через боковую дверь так, будто за ними гнался туманный горный дивви
- бестелесный дух, охотящийся на людскую плоть.
   - А-а... - раскрыл рот Фарр, желая что-то спросить, но Ясур, оглядев храм
своими  внимательными  темными  глазами,  произнес  не  терпящим  возражений
голосом:
   - Ты, светлый мардиб, сейчас отправишься в  подвал.  Вернее,  сначала  мы
перенесем туда Камень из Меддаи и  кое-какие...  э-э...  .полезные  вещи  из
сокровищницы.
   - То есть? - не  понял  Фарр,  шагая  за  Ясу-ром  к  выходу  и  галерее,
проведенной вдоль стены храма со стороны  двора.  Там  находилась  еще  одна
дверь, на  памяти  Фарра  всегда  запертая.  Ключи  от  нее  были  только  у
Биринджика.
   - То и есть, - фыркнул сторож. - Если мы уцелеем...
   - Что значит "уцелеем"? - Атт-Кадир говорил совсем слабым голосом, но все
же решился перебить Ясура. Сторож неожиданно резко развернулся, так что Фарр
налетел на него, грубо схватил молодого  мардиба  за  ворот  и  как  следует
встряхнул.
   - Очнись! - От Ясура пахло чесноком и еще чем-то неприятным, вроде гнилых
зубов. - Да проснись ты наконец, молокосос! Ты что,  ничего  сам  не  видел,
когда пришел к воротам города? Ну? Мергейты перебьют  всех.  Только  потому,
что мы сопротивлялись. Это их закон - не оставлять за спиной врага.
   - Но... - заикнулся Фарр. Ему стало тяжело  дышать,  потому  что  жесткая
ладонь Ясура очень туго стянула ворот халата. - Степной народ всегда  уважал
мардибов! Я помню, мергейты приезжали в город торговать и  всегда  приходили
сюда,  в  дом  Вечного  и   Царственного,   оставляли   подарки,   кланялись
Биринджику...
   - Дурак, - прошипел Ясур. - Несмышленый ишак!  Да,  степняки  чтят  чужих
богов и шаманов и, может быть, даже оставят тебе жизнь. Но мне - нет.  Я  не
мардиб. Да и ты не вышел рожей для мудрого старца. Ты спросил, зачем мы идем
в сокровищницу. Я скажу. Открыть ее, взять золото и набить им наши сумки!
   - Грабитель... - ахнул Фарр. - Как тебе только вздумалось!.. А  Биринджик
верил тебе! Не пойду! Убей хоть здесь!
   - Дурак, он и есть дурак, -  вздохнул  Ясур,  неожиданно  отпуская  халат
атт-Кадира. - Пойми, мне самому не нужно золото. Мне  пятьдесят  шесть  лет,
завести семью и детей, дом, купить землю  уже  поздно.  Да  и  не  получится
теперь, даже если бы и захотелось. Нутром чую, неспокойствие на наших землях
перекинется на другие. Знаешь, что нам грозит? Нет? Всеобщая  война!  Огонь,
от которого загорится весь материк. И мы, Саккарем, и Халисун,  и  Нардар...
Не удивлюсь, когда узнаю, что мергейты пойдут  дальше,  к  закатным  берегам
океана. В Нарлак, предгорные княжества и в земли незнаемые - к  Галираду,  о
котором я только слышал,  к  Вратам  Велимора.  Есть  такое  государство  на
полуночи...
   - Не дойдут, - отрицательно покачал головой атт-Кадир.
   - Посмотрим. Это не наша забота. Мы должны  сделать  другое  -  сохранить
Кристалл Атта-Хаджа или, если Шехдад не возродится после войны, вернуть  его
в Меддаи. Он не должен достаться мергейтам. Камень не  принадлежит  степному
народу. А как ты собираешься идти на закат, к Скрытому городу?  Пешком?  Что
будешь есть по дороге? Траву или колючки, уподобляясь верблюдам?
   Фарр замялся. Он понял,  о  чем  говорит  храмовый  сторож.  Если  Шехдад
действительно падет и степняки его сожгут, то придется уходить.
   - Наверное, Халаиб, светлейший вейгил, - осторожно  и  почти  без  всякой
надежды сказал Фарр, стараясь не смотреть на Ясура, - отстоит стену.  Завтра
придет конница шада...
   Сторож только махнул рукой, развернулся и пошел к запертой  на  громадный
висячий замок нардарской работы низкой  двери  из  толстых  досок  железного
дерева.
   Неверно говорили, будто ключ  от  сокровищ  дома  Незримого  хранил  один
только  Биринджик.  Ясур,  покопавшись  в  широком  поясе,   нашел   длинный
металлический стерженек  с  фигурной  и  широкой  бородкой,  вставил  его  в
скважину  квадратного  и  тяжеленного  замка,  повернул  три  раза  и  дужка
отскочила со щелчком.
   - Здесь где-то была лампа, это я точно помню, - обращаясь к самому  себе,
бурчал Ясур, отворив дверь. - Ага, вот. Та-ак...
   Создавалось впечатление, что у однорукого в поясе  хранился  целый  склад
полезных вещей. Мигом нашлось огниво, да не какое-нибудь, а почти  волшебное
- серные палочки, привозимые из далекого Шо-Ситайна. Узкая,  но  длинная,  с
протянутыми вдоль стен полками каморка осветилась, .и атт-Кадир  аж  пискнул
от восторга. Он никак  не  предполагал,  что  мардибы  Шехдада  сохраняли  и
преумножали богатства храма на протяжении  последних  двухсот  лет,  хотя  в
действительности это было правдой. Если бы  Биринджик  захотел  купить  весь
город, он бы сделал это без труда, получив в придачу не меньше  двух  третей
земель, принадлежавших отдаленной, но обширной области Шехдад.
   Здесь хранилось то, что могло порадовать душу самого закоснелого  скряги,
богатейшего купца или  хранителя  казны  во  дворце  мельсинского  вельможи.
Глиняные горшки с монетами, мешочки, полные самоцветных камней,  драгоценные
чаши и блюда... В дальнем углу обнаружились даже  связки  бесценных  меховых
шкурок удивительных животных, обитавших далеко в лесах на  полуночи.  Откуда
могли появиться в скромном и, если уж говорить честно,  захолустном  Шехдаде
такие сокровища?
   - Храмы всегда были богаты, - пояснил Ясур, будто уловив мысли  Фарра.  -
Сам видишь, все, что здесь накоплено, мы не сможем унести.
   -  Красиво...  -  протянул  атт-Кадир,  ощутив  приступ  невесть   откуда
взявшейся обиды. - А Биринджик гонял нас чистить ямы с дерь... прости, Ясур,
с нечистотами за жалкие пять ассариев в день! И нищим подавали только  медь,
и вдовам детьми... Да любую  женщину,  оставшуюся  без  мужа  и  отягощенную
полудесятком голопузых ребят храм мог сделать обеспеченной на всю жизнь,  не
потратив и сотой доли того, что здесь собрано!
   - Поздно об этом рассуждать, - громко сказал сторож и добавил:  -  Теперь
ты не сможешь никому помочь. Пускай  помогает  Атта-Хадж,  да  будет  вечным
царство его!
   Ясур вытряхнул из какого-то мешка необработанные и покрытые пылью  мелкие
золотые самородки, бросив их прямо на  земляной  пол  и  сразу  же  втоптав.
Поднося лампу к незапечатанным горшкам с монетами, он привычно бормотал,  ни
к кому не обращаясь:
   - Золотые шади времен государя Чорума... Не пойдет, очень большая примесь
меди. Сиккилы Халисуна... Берем, пригодится. - Ясур отсыпал несколько  монет
в мешок. - Ого! Потрясающе! Розовое золото Аррантиады! Да за один  кругляшок
с нечестивым изображением морского  владыки  можно  купить  хороший  дом  на
окраине Мель-сины... Оставим, хотя и жалко.
   -  Почему?  -  поднял  брови  Фарр,  выглядывая  из-за  плеча  сторожа  и
рассматривая незнакомые деньги.
   - Носить их с собой - самоубийство. Во времена  моей  молодости  за  одну
такую монетку могли перерезать горло  в  темном  переулке.  Знаешь,  сколько
стоит розовое золото?
   - Нет. - Атт-Кадир качнул головой, зачарованно глядя на крупную  и  очень
тяжелую монету, мастерски отчеканенную из золота с невиданным  нежно-красным
оттенком.
   - Много, - пояснил Ясур. - Не будем зариться на то,  что  может  принести
верную  смерть.  Такими  монетами  вне  пределов  острова   аррантов   могут
рассчитываться только великие владыки - шад, кениг Нарлака или кто другой...
Интересно, как сюда попали эти деньги?.. Так, а здесь что? Замечательно, это
мы и заберем!
   - Что заберем? - заинтересовался Фарр, глазея на красивые белые монеты  с
дыркой посередине и витиеватой надписью по ободу.
   - Гепты шада Даманхура, -  ответствовал  Ясур,  пересыпая  себе  в  мешок
половину горшка. - Отличное  серебро  из  рудников  Мерцающих  гор,  чеканка
прошлогодняя или позапрошлогодняя. С такими деньгами нас никто ни о  чем  не
спросит. Вот еще... Золото кенига Нарлака. Монета, ходовая на  закате  и  на
побережье. Берем. Все.
   Фарр, несколько обалдевший от вида сокровищ, неожиданно смутился,  и  его
лицо  потемнело  от  прилившей  крови.  Он  хотел  что-то  спросить,  но  не
осмеливался.
   - Опять приступ честности? - нахмурился Ясур, случайно  заметив  смущение
мальчишки. - Повторяю - не время.
   - Скорее, наоборот, - прошептал атт-Кадир,  уставясь  на  противоположную
полку. - Можно, я возьму это? Совсем немножко...
   - Можно, - не глядя, отрезал сторож. - Только не перегружай себя. В Книге
Эль-Харфа сказано: "Жадность, в  отличие  от  бережливости,  есть  порок  из
пороков, выводящий из себя прочие".
   - Знаю, - вздохнул Фарр. - Но очень уж хочется...
   Атт-Кадир, нынешний служитель храма в Шехдаде,  сгреб  ладонью  несколько
ярких, ограненных изумрудов, мерцавших весенней зеленью и глубинами  океана,
и запрятал холодные камни за пазуху, предварительно замотав в тряпочку.  Ему
было  очень  стыдно.  Но  зеленые  камни  выглядели  настолько  прекрасно  и
притягательно, что устоять было невозможно. В конце  концов,  если  мергейты
действительно захватят Шехдад,  не  следует  оставлять  сокровища  храма  на
разграбление диким степнякам. А если этого не  произойдет,  изумруды  всегда
можно вернуть на место.
   Ясур, выйдя на  двор,  окликнул  видневшегося  на  вершине  изукрашенного
мозаикой минтариса младшего ученика  Аладжара,  но  тот  ответил,  что  пока
ничего подозрительного не заметил.  Солнце  клонилось  все  ниже  и  ниже  к
горизонту.
   - Раздобудь чистое белое полотно, - бросил через плечо  сторож  Фарру.  -
Вернемся в храм и заберем Кристалл Атта-Хаджа. Не бойся, ничего не случится.
Во времена войн священные Камни городов  частенько  прятали.  Сейчас  и  нам
придется сделать это.
   Фарр выполнил все по словам  Ясура.  Оторвал  от  белоснежного  шелкового
пояса небольшой лоскут, поклонился Камню  и,  вытянув  руку,  поднял  его  с
возвышения. Камень молчал, его плоть оставалась холодной и безучастной.
   - Положи сюда, мардиб. - Голос сторожа  вдруг  снова  стал  почтительным.
Ясур протянул малюсенький кошель из толстой кожи, указывая на него взглядом.
- Только не разворачивай кристалл, мало ли... Молодец.
   Сторож затянул крученым шнуром горловину кошеля,  продернул  через  петлю
непонятно откуда взявшуюся серебряную цепочку и отдал его Фарру. Тот  и  без
слов понял, что сокровище нужно одеть на шею, сохраняя на груди.
   - Иди вниз, - приказал Ясур. - Запри дверь. Я  сейчас  уйду  и  появлюсь,
когда стемнеет.
   - Куда уйдешь? - вскинулся атт-Кадир и посмотрел испуганно. - Как же я?
   - Ты будешь сидеть в подвале и ждать меня. Постучу пять раз  -  три  раза
часто, два раза редко. Жди до темноты.
   - А если не придешь? - шепнул Фарр.
   - Приду. - Ясур усмехнулся и единственной Рукой взялся за рукоять  сабли.
- В этом ты можешь быть уверен, светлый мардиб.
   Сторож храма развернулся на каблуках и спустя мгновение исчез в сумерках,
сгущавшихся за дверями жилища Непознаваемого и Всесущего  Атта-Хаджа.  Кроны
деревьев на дворе были  окрашены  в  багрово-оранжевое  -  где-то  в  городе
полыхал огонь.
   - И что теперь делать? - горестно вздохнул атт-Кадир,  однако  ноги  сами
понесли его к дверце, ведущей в подпол храма. - Как я буду один?
   Спрятавшийся в сухом и пахнущем сушеными фруктами подземелье Фарр  так  и
не расслышал истошных  криков  маленького  Аладжара,  сидевшего  на  вершине
храмовой башни и видевшего почти все:
   - Степняки! Фарр, Ясур, чужие в городе! Фа-а-арр!
   Глава пятая. Сабли гнева
   - "Все смешалось в пределах обитаемого мира, и небеса грозили рухнуть..."
- пробормотал Ясур давным-давно заученную фразу из Книги. Пожилой сторож  не
был особо грамотен,  но,  прослужив  много  лет  при  храме,  наслушался  от
Би-ринджика и его учеников многомудрых изречений  Провозвестника  Эль-Харфа,
каковые считались богодухновенными  и  единственно  верными.  От  себя  Ясур
добавил: - Конец Шехдаду.
   Ясур пробирался самыми узкими улицами, таясь в тени  домов,  предзакатные
сумерки скрывали его фигуру от постороннего  взгляда.  Собственно,  никто  в
Шехдаде сейчас не заинтересовался бы одноруким  стариком,  непонятно  почему
стремящимся попасть к рыночной площади и главной широкой  улице,  ведущей  к
воротам.
   Со стороны полуночных и  восходных  кварталов  ощутимо  потягивало  едким
дымом, стлавшимся над землей, - от степных равнин пришел ветер, не  дававший
дымным столбам пожаров подниматься в высоту. Улицы Шехдада (по крайней мере,
те, что прилегали  к  храму  Атта-Хаджа)  пустовали  -  жители  попрятались,
надеясь, что стены домов принесут спасение от неожиданно свалившейся беды.
   - Как бы не так. -  Ясур  походя  пнул  носком  мягкого  сапога  запертую
дощатую калитку. - Они все равно  придут.  Разберутся  с  градоправителем  и
военными, и настанет время поживиться... Лопнут крышки  сундуков,  убьют  во
дворе отца, забавы  ради  бросят  в  колодец  сыновей,  превратят  сестер  в
наложниц.
   Старик знал, о чем говорил.  Повоевал  он  много,  видел  всякое,  а  два
десятка лет назад, когда  предыдущий  шад  повелел  наказать  халисунцев  за
непочтение   к   трону    Саккарема,    Ясур    командовал    десятком    из
наемников-степняков, молодых парней, ушедших из своих улусов искать  счастья
на чужих землях: себе - богатства,  своей  сабле  -  славы.  Народ  это  был
необузданный - отличные воины, не знавшие страха и не испытывавшие боли,  но
вспоминать о том, что лихой десяток  пешего  войска  Солнцеликого  творил  в
захваченных городах, не хотелось. Не случилось бы того же в Шехдаде...
   - Стой! Стой,  кому  сказано,  безухая  собака!  Ясур  на  время  потерял
бдительность и не  расслышал  топота  копыт,  бивших  по  утоптанной  глине.
Мергейт. К счастью, один.
   Конник  натянул  поводья  и,  морщась  от  дыма,  высокомерно  глянул  на
храмового  сторожа.  Лошадка  маленькая,  степная,  косматая.  Упряжь  самая
простая - овечья  кожа  без  всяких  украшений,  вместо  седла  -  сложенная
войлочная попона. Степняк был выряжен в темный не то  от  грязи,  не  то  от
долгого употребления чапан и квадратную шапочку с пером.  Доспеха  нет,  это
Ясур приметил сразу. Такие бросаются грабить прежде всех.
   - Почему не отвечаешь? - В узких глазах мергейта  не  появилось  интереса
или враждебности. Когда воин  понял,  что  повстречал  всего  лишь  увечного
старика, он действительно стал  относиться  к  Ясуру  как  к  запаршивленной
собаке. Побежденный не имеет права на доброе отношение.
   - А ты не спрашиваешь, - пожал плечами Ясур. - Что делает степной воин  в
городе, принадлежащем блистательному Саккарему, и почему этот воин не  видит
мои седые волосы? Разве в законе Степи не чтить старших?
   - Что ты сказал? - Мергейт нагнулся,  вытягивая  правую  руку  и  пытаясь
схватить Ясура за ворот. - О чем ты шипишь, змея беззубая?
   Ясур еще успел заметить в полумраке, что лицо у мергейта совсем  молодое,
даже  усы  не  пробились.  Наверное,  младший  сын   какого-то   безвестного
кочевника...  Единственная  рука  сторожа  молниеносно  выбросилась  вперед,
выскочивший из рукава узкий нож ударил склонившегося степняка в  подбровь  и
глубоко вошел в мозг. Воин, не успев вскрикнуть, мешком повалился на землю.
   - Ты же видел, что перед тобой немощный старик, - проворчал Ясур.
   Сторож  огляделся.  Тело  необходимо  спрятать  -  если  найдут  мертвого
мергейта, то за одного своего  перебьют  сотню  саккаремцев.  В  нише  между
домами лежал хворост, и  старик,  не  без  отвращения  взявшись  ладонью  за
сальный рукав ча-пана убитого мергейта, оттащил труп к горе сушняка, кое-как
завалил ветками, не забыв, однако, содрать  с  одежды  воина  вырезанный  из
дерева знак-пайзу (полезная вещь, это Ясур знал:  если  на  груди  красуется
такая пайза, мергейты могут принять за своего). Затем он перевел  взгляд  на
лошадь. Скакун при бегстве очень бы пригодился, но где его оставить?
   Решение  оказалось  самым  простым.  Старик  запросто  п