к и положено  верному,  но
целомудренному рыцарю. В лобик, я сказала!
   Казаков едва не строевым шагом мерил коридор из  конца  в  конец,  озирая
безмолвных  сицилийцев-охранников  при  легких  кольчугах  и   мечах.   Лица
танкредовских воинов оставались категорично хладнокровными,  как  на  бюстах
Цезарей Рима. Про себя они, наверное, посмеивались, но выразить свои чувства
не смели даже легким движением губ. Небось и не такое видали. Если известный
цистерианец  Петр  Клюнийский  поименовал   некоторые   нынешние   монастыри
"блудищами Содома",  то  какого  же  названия  заслуживают  обиталища  людей
светских? Вертепов и лупанариев, не иначе...
   Невинная и скромная Беренгария, прекрасная принцесса и будущая  королева,
для своего возраста (невеликого  по  меркам  двадцатого  века  и  более  чем
взрослого  по  воззрениям  двенадцатого  столетия)  имела  достаточный  опыт
общения с мужчинами - это господин оруженосец выяснил  на  самом  себе,  но,
впрочем, ничуть не возражал против столь новых и приятных  знаний  об  эпохе
Крестовых походов. Потом Беренгария призналась, что в Наварре и  в  соседнем
Лангедоке у нее остались два безутешных любовника, с которыми она имела дело
с четырнадцати  лет.  Конечно,  принцесса  их  любила  или  скорее  "они  ей
нравились".
   - Кто же, если не секрет? - фривольно поинтересовался Казаков, не думая о
том,  что  подобный  вопрос  принцессам  задавать   неприлично.   Беренгария
состроила трагическое  лицо,  вздыхая  над  варварством  оруженосца,  однако
ответила:
   - Я четыре года дружила с шевалье Хуаном де Рамалесом, вы его  не  можете
знать - Хуан происходит родом из маленького  поместья  в  Кастилии.  Он  был
оруженосцем моего отца...
   Беренгария внезапно остановила речь и смущенно кашлянула.
   - О втором ты не хочешь говорить? - догадался оруженосец.
   - Почему же... Он был не второй,  как  ты  выражаешься.  Так,  мимолетное
увлечение. У нас есть соседи, подальше к востоку,  за  Пиренейскими  горами.
Графы Редэ. Иногда они приезжают в гости,  отец  несколько  раз  навещал  их
замок... Весьма необычное и притягательное место, называется - Ренн-ле-Шато.
   "Ренн-ле-Шато? - У Сергея  возникло  странное  воспоминание,  определенно
относившееся к веку двадцатому. - Что-то знакомое... Про катарских  еретиков
или про какие-то найденные сокровища я ведь читал... Нет, не помню".
   Беренгария продолжала, медленно подбирая нужные слова:
   - Два года назад я  познакомилась  с  наследником  графа  Редэ,  Рамоном.
Правда, он был  женат,  но...  Не  важно.  Вначале  Рамон  меня  очаровал  -
потрясающе  красивый  мужчина,  обходительный  и  нежный.   Мы   встречались
несколько раз, и с каждым вечером мне становилось все  страшнее.  Прекрасная
оболочка, под которой скрывается чудовище.
   - То есть как? - не понял Казаков.
   - Это словами не выразишь, нужно видеть человека и знать его близко.  Вот
сейчас Рамон очарователен и любезен, а в следующий миг посмотришь на него  и
видишь в глазах черный омут. Пустоту. Бездну. У Рамона прелестная  жена,  но
он, словно бросая вызов всему обществу и  Церкви,  открыто  живет  со  своим
любовником, который, подумайте только, брат жены!
   "Удивительно, насколько у них распространен содомский  грех,  -  вздохнул
про себя Казаков. - Этот Рамон, Ричард туда же... Про Филиппа-Августа Мишель
сплетничал... Женщин, что ли, не хватает? Не средневековье,  а  Древний  Рим
нероновского образца!"
   - Однажды я сказала Рамону,  что  между  нами  все  кончено,  -  говорила
принцесса, словно исповедуясь. - Он ушел. На следующий день слуги нашли  мою
собаку с отрезанной головой. Я уверена,  это  сделал  он,  желая  отомстить.
Хорошо еще, не напустил на меня порчу или не заколдовал  -  все  графы  Редэ
славятся общением с силами потусторонними. Младшая сестра Рамона, Бланка,  -
наверняка ведьма... Я долго общалась с этой семейкой, они приезжали в  Беарн
и жили у нас почти полгода.
   - Ведьм не бывает,  -  легкомысленно  отозвался  Казаков.  -  Ваш  Рамон,
наверное, чересчур пресыщен. Такое случается с теми, кто, имея все  мыслимые
богатства, устает от удовольствий.
   - Нет, вы не правы, - очень серьезно возразила Бе-ренгария. - Графы Редэ,
их еще называют де Транкавслями, - люди крайне  необычные.  Все  до  одного.
Семья у них большая, и у каждого в глазах сумасшедшинка. Хуже всего Рамон  и
его отец - мессир Бертран. Среднего брата, Тьерри, я вообще не  поняла.  Мне
показалось, будто в жизни его  ничего  не  интересует.  Он  вечно  витает  в
облаках... Или душа Тьерри ходит гулять под землю. Самый милый среди  них  -
Хайме, младший. Вот им я и увлеклась после Рамона.
   - А Рамон? Как он посмотрел на то,  что  младший  брат  крутит  любовь  с
бывшей подругой?
   - Промолчал и сделал вид, будто ничего  не  заметил.  Но  я  уверена,  он
запомнил обиду. Мне он ничего не смог бы сделать, я -  дочь  короля.  А  вот
брату...
   - Ты выбирала любовников по своему излюбленному принципу "необычности", я
правильно догадался?
   - Да, правильно. В Транкавелях есть  что-то  особенно  притягательное.  С
Хайме я урывками встречалась полтора года, вплоть до времени, когда приехала
Элеонора Пуату и мой отец  дал  согласие  на  брак  с  Ричардом.  Мы  весьма
романтично попрощались, когда королевский кортеж  останавливался  в  Тулузе.
Хайме примчался из Ренна на взмыленной лошади, уговаривал бежать с  ним,  но
сами понимаете - принцесса не имеет права соглашаться на личное счастье. И я
не думаю, что получила бы упомянутое счастье с одним из Транкавелей. Даже от
совсем юного и безрассудно влюбленного Хайме меня иногда бросало в дрожь.
   - Надеюсь, я не произвожу подобного впечатления?
   - Нет, шевалье. Вы просто чужой. Чужой для Франции, Наварры  или  Англии.
Это очень заметно. Вот хотя бы... Вы католик?
   -  Нет,  -  честно  ответил  Казаков.  -  Как  это  по-вашему?   Ortodox?
Византийская вера, принятая в Константинополе? Очень похоже  на  католицизм,
разница только в  непризнании  Папы  вселенским  патриархом  и  двух  словах
молитвы "Символ веры".
   - Да, я слышала, - кивнула Беренгария. - Монахи мне объясняли. Схизматики
утверждают, будто Святой Дух происходит только от Отца,  а  римский  престол
полагает, что от Отца и Сына. Так вот, вы, пусть  и  немного  по-другому,  -
верите, вы христианин. А Транкавели не верят ни во что.  Нет,  они  прилежно
ходят в церковь на мессы - я сама видела, как старый  граф  стоял  вместе  с
моим папой на Рождество перед алтарем. Но это только видимость.  Фиглярство.
Балаганный фарс.
   Беренгария умолкла, скорее всего не желая развивать  неприятную  для  нее
тему.
   "Все-таки она очень умная,  -  размышлял  Казаков,  разгуливая  утром  по
коридору  замка  Танкреда.  -  Принцесса  моментально  заметила  то,  что  в
привычном для нее мире я чужак. И полагает, что  чуждость  происходит  из-за
разницы  в  конфессиях  и  оттого,  что  я  приехал  очень  издалека...  Эх,
Беренгария, знала бы ты, насколько издалека!"
   Из покоев Элеоноры вышла молчаливая и худощавая мадам де Борж, пристально
осмотрела оруженосца, но как всегда, ничего не сказав, отправилась в комнату
Беренгарии. Предосудительного замечено не было, да и  не  будет.  Все  следы
ночного приключения старательно заметены - как же, учены.
   "Хотелось бы знать, - подумал  Сергей,  -  каким  образом  предохраняются
здешние  дамы?  Нежелательная   беременность   во   все   времена   являлась
проблемой... Беренгария общалась с мужчинами четыре года и по  сей  день  не
влипла. Значит, что-то есть. Травы какие-нибудь?.. Впрочем, на  моих  глазах
она ничего особенного не потребляла. Или?.."
   Казаков  едва  не  взвыл.  Если  его  мысль  была  правильной,  то  вывод
напрашивался простейший: милейшая Элеонора подставила  мессира  Сержа  столь
серьезно, что теперь не выпутаешься!  Ладно,  можно  смириться  С  тем,  что
королева-мать запросто использовала никому не известного оруженосца в  своих
целях. Ведь ясно, как день, - его приставили к Беренгарии, чтобы  подразнить
Ричарда. Львиное Сердце с дамами постельным образом не общается, по  крайней
мере сейчас, а Элеоноре  требуется  наследник.  Вернее,  гарантия  появления
наследника. Логическая цепочка выстраивается самая пошлая.
   - Полнейшая задница, - прошептал Сергей на славянском. - Тут и  уверуешь,
что заразился от Гунтера паранойей. Да нет, не может быть! Слишком  хитро  и
слишком импровизированно. Но все свидетельствует в пользу Элеоноры, а отнюдь
не в мою.
   "Элеонора знает, что я ни с кем не знаком и приехал из чужой  для  Европы
страны,  -  напряженно  раздумывал  Казаков.  -  Правильно  вчера   заметила
Беренгария - королевам изменяют с горничными. А королям, сколь это ни обидно
для вашего достоинства, мессир Серж, изменяют с малоизвестными иностранцами,
которые теоретически могут благополучно исчезнуть, уехав домой или  внезапно
скончавшись. Никакие родственники не станут доискиваться.  Пропал  -  и  все
тут! Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.  Нет,  не  верю!  Что,  если
пойти прямо к Элеоноре и спросить в лоб? Неожиданная атака -  лучший  способ
защиты!"
   Казаков вошел в небольшой "предбанник", отделявший  спальню  королевы  от
переходов  замка,   раскланялся   с   пожилыми   камеристками   Элеоноры   и
вопросительно посмотрел на  дверь.  Дамы  расступились.  Вероятно,  получили
указание аквитанской авантюристки впускать мессира Сержа незамедлительно.
   - Ваше королевское величество?
   Элеонора, облаченная в  пышную  ночную  рубашку,  полусидела  на  постели
короля Танкреда, укрытая по грудь шерстяным пледом, и завтракала.
   - О! Шевалье! Вы, наверное,  еще  ничего  не  кушали!  Возьмите  с  моего
подноса яблоко, я все равно так много не съем. Как провели ночь?
   - Ночь была замечательная. Принцесса оказалась  ко  мне  благосклонна,  -
напрямую бухнул Казаков, подчиняясь жесту королевы-матери и присаживаясь  на
постель в ее ногах. Элеонора только подняла правую бровь.
   - Тогда, судя по лицу, вас беспокоит утро? "Ох, догадлива!  Теперь  точно
ясно, что она все заранее знала и рассчитала!  Теперь  отступать  поздно.  И
плевать, что Элеонора может запросто устроить мне массу неприятностей..."
   - Беспокоит, - еще настырнее продолжил разведку боем Сергей. - Какова  же
отведенная  мне  роль,  ваше  величество?  Незаметно  уйти  в  сторону   или
продолжить задуманную вами игру?
   -  Расскажите  все  с  самого  начала,  мессир,  -   спокойнейшим   тоном
посоветовала королева-мать. - Все ваши мысли, подозрения и  впечатления.  Не
думайте, что вы меня обидите. Говорите правду.
   Казаков и сказал правду. Попытался в четких и коротких фразах  обрисовать
коварнейший замысел аквитанки. Любая женщина, которой рассказали бы такое  о
ней самой, всерьез оскорбилась бы, но Элеонора лишь расхохоталась,  да  так,
что пролила прозрачное желтоватое вино из  серебряного  стаканчика  себе  на
рукав.
   - Боже мой! Мессир Серж, я вас недооценила!  Признаться,  перед  тем  как
обустраивать эту интрижку, мне непременно следовало посоветоваться  с  вами!
Возьмите быстрее бокал, иначе я все разолью...
   Казаков взял и допил. Он не видел тут ничего смешного.
   - Вы абсолютно правы, сударь, - уже позначительнее сказала королева-мать.
- Я вас использовала. Удивительно, вы  один  из  немногих,  кто  осмеливался
бросить мне обвинение в лицо... Нет-нет, я не сержусь. Да, я  хотела,  чтобы
Ричард, увидев вас с Беренгарией, взревновал. В конце концов,  он  король  и
весьма  хорош  собой,  а  принцесса  вдруг  отдает  предпочтение  безродному
оруженосцу с непримечательной внешностью. Мы с  наварркой  вместе  придумали
этот план. Надеялись, что  Ричарда  проймет  хотя  бы  посвященное  вам  лэ,
которое Беренгария спела на состязании менестрелей.  Получилось  плохо  -  у
моего сына голова забита совсем другим, этого я не учла. Безденежье,  заботы
об армии, Бертран де Борн... Впрочем, это только мои дела. Вы полагаете, что
я намеренно оставила вас возле спальни Беренгарии? Да, каюсь, есть грех.  Но
учитывайте, что я женщина пусть  и  постарше  вас  обоих  лет  на  сорок.  В
возрасте Беренгарии у меня была масса  любовников,  не  считая  холодного  и
постылого мужа. Вчера вы  Беренгарии  понравились,  и  я  сочла  необходимым
приблизить вас к принцессе. В противном случае она обязательно  кинулась  бы
искать приятеля на стороне - знаю я наваррок... Еще неизвестно, чем  бы  все
кончилось. А сейчас я видела и знала все. Вы, мессир Серж, ошиблись  дважды.
В ваших предположениях о возможном наследнике и вашей участи.
   - Поясните, ваше величество, - попросил Казаков, оставаясь настороженным.
Если королева лгала ему в глаза, то, надо признаться, делала это на редкость
умело.
   - Наследник должен быть по крови только Плантагенетом, - без тени  улыбки
сказала Элеонора. - Кровь столь же свята, как и таинства Церкви. Не бойтесь,
Беренгария от вас не понесет. Это  секреты  исключительно  женские.  Хотя  в
вашем возрасте следовало бы о них знать... Извините за неприятные слова, но,
по-моему,  лежащие  за  Польшей  и  Венгерским  королевством  русские  земли
справедливо полагаются варварскими. Вы  не  догадываетесь  о  самых  простых
вещах! Во-вторых. Никто не собирается травить вас цикутой или подстерегать с
кинжалом в темной арке. Конечно,  при  условии,  что  вы  будете  скромны  и
молчаливы. Но вы же дворянин? И потом, разве вы хотите опорочить Беренгарию?
Она была с вами мила  и...  э-э...  гостеприимна.  Вы  наверняка  питаете  к
принцессе дружеские чувства...
   - Если не ошибаюсь, ее уже опорочили  в  глазах  высшей  знати,  когда  я
постоянно таскался за ней прошедшей ночью, - неуверенно ответил Казаков.
   - Пустяки! - отмахнулась Элеонора. - Обыкновенное светское ухаживание,  и
не такое случается.  Удивительнее  было  бы  другое.  Вообразите,  красавица
Беренгария сидит в одиночестве и скучает! Хотя Ричард постоянно  любезничает
с Бертраном де Борном, за принцессой никто  не  осмелился  бы  приударить  -
дворяне опасаются вспыльчивого нрава Ричарда,  вдобавок  он  еще  и  король,
скудоумный, но могущественный... Вас я выбрала потому, что вы совершенно  не
знаете  наших  порядков  и  могли  сделать  все,  как  надо.  Ведь  сделали?
Чудесно!..
   -  ...Но  обидно,  -  нахмурился   Казаков   и,   взяв   без   дозволения
королевы-матери кувшин, плеснул себе еще вина.
   - Гм. Понимаете ли, мессир, я точно так же не знакома  с  обычаями  света
вашей страны. И предполагаю, что они  серьезно  отличаются  от  принятых  во
Франции или Аквитании. Я должна загладить вашу обиду? Чем? Если  я  предложу
вам золото, это выйдет  еще  оскорбительнее...  Придумала!  Мое  предложение
нисколько не ущемит вашу честь и даст возможность выйти из невысокого звания
оруженосца. Хотите, я найду вам покровителя? Очень влиятельного человека? Он
уже в возрасте, пользуется уважением  при  многих  дворах.  Если  угодно,  я
попрошу его дать вам рыцарское посвящение.
   - Кто это? - вяло заинтересовался Казаков. Покидать сэра Мишеля, а уж тем
более Гунтера ему вовсе не хотелось.
   - Вы его видели вчера - благородный шевалье Ангерран де Фуа. Он  как  раз
просил  меня  подыскать  сообразительного  помощника.  Нет-нет,  не  спешите
отказываться. Вы послужите мессиру Ангеррану, пока тот находится на Сицилии,
а затем примете окончательное решение. Да, вот еще что! Вы можете ежевечерне
приходить в гости к Беренгарии. Сегодня мы переедем обратно в  монастырь,  с
аббатисой Ромуальдиной я разберусь самостоятельно.
   - А Ричард?
   - Ричард?.. У короля сегодня турнир, и он не станет интересоваться  ничем
другим, кроме конных боев. Поверьте, о вас он забыл, едва  уехав  из  замка.
Согласны?
   ...Всадник, с головы до пят затянутый в кольчужный доспех, будто  рыба  в
чешую - собственно кольчуга, чулки, оголовье, перчатки, - вылетел из седла и
тяжело грохнулся на сухую землю. Его соперник, остановив коня,  торжественно
потряс сломавшимся от удара копьем и совершил почетный круг по  огороженному
ристалищу. Поверженного торопливо унесли, оставив зрителей гадать -  жив  он
или нет.
   Сэр Мишель сидел на трибуне  хмурый  -  ему  тоже  досталось.  По  жребию
турнира он вышел одним из первых, противником рыцаря оказался шевалье с  юга
Франции,   каковой   и   отправил   молодого   Фармера   в   кратковременное
бессознательное состояние, последовавшее  сразу  за  падением  с  лошади.  К
счастью, никаких серьезных повреждений не случилось, так, несколько  синяков
и уязвленное в очередной раз самолюбие.
   - Костоломная забава, - комментировал восседавший рядом Гунтер. - Нет,  я
понимаю - благородное искусство, удаль, сила, желание прославиться... И  все
равно не могу принять таких развлечений. Сегодня уже шестерых покалечили.
   - Коли не понимаешь и  не  принимаешь,  молчи,  -  огрызнулся  Фармер.  -
Самому-то небось страшно выйти?
   - Страшно, - кивнул германец, с интересом наблюдая,  как  вызывают  новых
поединщиков. - Пойми, голову тебе могут проломить  и  в  Святой  земле,  так
зачем рисковать сейчас? К тому же я не умею.
   - На турнирах приобретаешь необходимый опыт, - наставительно  сказал  сэр
Мишель. - Чем чаще сражаешься с благородными  дворянами,  тем  лучше  будешь
воевать с неверными.
   - У сарацин тактика другая, - отозвался Гунтер. - Нет  у  арабов  тяжелой
конницы. Налетели, ударили, удрали. Потом еще несколько раз подряд, пока  не
измотают противника.
   Рыцарь замолчал, Гунтер продолжал смотреть  за  поединками.  На  подобном
представлении он находился впервые,  и  было  интересно  взглянуть,  как  же
выглядят настоящие рыцарские бои.
   В романах о средневековье - по крайней мере у Вальтера Скотта  -  турниры
эпохи двенадцатого века описывались красочно, но не совсем  достоверно.  Лет
через сто  или  сто  пятьдесят  действительно  появятся  трубы,  разряженные
герольды, тяжелые кованые доспехи с глухими шлемами,  на  которые  крепилась
уйма украшений, и турнир станет красивым, пусть  и  небезопасным,  зрелищным
представлением. Здесь все происходило гораздо проще.
   Вообще-то традиция турниров пошла еще  с  римских  времен,  а  вездесущие
скандинавы, разбредшиеся много лет назад по всей Европе и осевшие  на  новых
землях, добавили в нее свои особенности. В эпоху до Вильгельма  Завоевателя,
то есть всего сто лет назад, турнир представлял собой отнюдь  не  куртуазный
спектакль, а настоящую кровавую бойню.
   Представьте только: в поле  перед  замком  (зрители  стоят  на  стене  во
избежание того, чтобы их не затоптали внизу)  выстраиваются  два  отряда  до
пятидесяти человек числом,  а  затем  начинается  драка  стенка  на  стенку.
Господа рыцари гвоздят друг друга чем попало и куда попало победителем  чаще
всего объявляется выживший, а  тех  кому  не  подфартило,  несут  в  церковь
отпевать. Количество погибших и покалеченных в таком, с позволения  сказать,
турнире достигало столь внушительных  размеров,  что  благородному  сословию
всерьез грозила опасность полнейшего истребления.
   Во избежание постоянных и непоправимых потерь среди  дворянства  дикость,
варварство и  несдержанность  норманнов  пришлось  уравновешивать  созданием
турнирных правил. В разных  странах  они  были  разные:  где-то  запрещались
конные поединки, в другом месте противники могли бороться только "до  первой
крови" или "до признания поражения", иногда разрешалось  драться  вовсе  без
оружия - вариант  кулачного  боя.  Но  бойцы  все  равно  гибли.  Достаточно
вспомнить смерть на турнире в Париже принца  Годфри,  третьего  сына  короля
Генриха и старшего брата Ричарда.
   В начале века, когда  уже  установились  непреложные  кодексы  поединков,
соблюдавшиеся всеми, кто носил шпоры и герб, в Европе возник новый персонаж,
плавно перекочевавший из дешевых кабаков и с проселочных дорог в  напыщенные
и слезоточивые поэмы трубадуров: странствующий рыцарь.
   Увы, эти шевалье отнюдь не спасали благородных девиц от  разбой