не научились. Поощрением поэту служили долгие вздохи благородных
девиц и воодушевленные вопли молодежи, превратившиеся в слитное "У-у-у!".
   - Идемте же  к  столу,  господа!  -  пресек  Ричард  попытки  собравшихся
потребовать новую песню. - У нас полная ночь впереди!
   - А вас, ваше величество, - вполголоса и довольно язвительно  буркнул  де
Борн, - ждет очаровательная невеста...
   Началось  действо,   в   последующих   эпохах   получившее   наименование
"торжественной части". Гости расселись  по  местам.  В  центре  королевского
стола, конечно же  восседал  Танкред  Гискар,  повелитель  Сицилии.  С  лица
молодого, но уже побывавшего в самых  серьезных  битвах  короля  не  сходило
озабоченное выражение, даже длинный шрам на  правой  щеке  побагровел.  Надо
полагать, Танкред беспокоился: всех ли гостей устроили,  всем  ли  достались
места за столами, хватит ли угощения?..
   Танкред оказался не только заботливым хозяином, но и дипломатом. Почетное
место по правую руку занимала женщина  -  принцесса  Беренгария  Наваррская.
Слева восседала самая уважаемая дама европейского материка, Элеонора  Пуату.
Ричарда  усадили  рядом  с  дочерью  короля  Санчо  (все-таки  их   помолвка
состоялась, а значит, вскоре следует  ждать  свадьбы).  Сразу  за  Элеонорой
сидел лысоватый толстячок Филипп-Август - как близкие родственники они имели
право находиться  рядом.  Еще  стол  украшали  собой  вдовствующая  королева
сицилийская Иоанна, оба кардинала и  шотландский  принц.  Словом,  никто  не
остался в обиде.
   Далее все пошло по наезженному сценарию. Краткая речь Танкреда,  ответные
спичи гостей, Беренгарию наконец-то представили Ричарду (утренний  инцидент,
как принцесса ни боялась, умолчали, хотя на физиономиях  некоторых  англичан
было написано либо  сочувствие  принцессе,  либо  едва  заметная  насмешка).
Английский король вел себя учтиво и даже умудрился выдавить из себя какой-то
неуклюжий комплимент. Взгляд Ричарда скользнул по сопровождавшему Беренгарию
липовому наваррцу, но Казаков углядел в нем только безразличие.
   Ричарду пришлось показать всем, что он не только  монарх,  но  и  рыцарь,
верный последователь культа Прекрасной Дамы - днем гонец  Элеоноры  доставил
ему  весьма  обстоятельное  послание  матери,  возмущенной  происшествием  в
гавани. Все вышло бы гораздо хуже, вздумай Элеонора приехать сама и устроить
сыну громкую сцену - характер у обоих был вспыльчивый,  но  королева  всегда
побеждала любимое дитя в  словесных  баталиях  (взять  хотя  бы  историю  ее
приезда в Марсель, когда она целый вечер в  голос  орала  на  несговорчивого
Ричарда, убеждая прогнать канцлера Лоншана и поставить на его  место  Годфри
Клиффорда).
   Беренгария сухо процедила все положенные слова,  приняла,  склонившись  в
реверансе, подарки короля - ларец с пышными византийскими побрякушками  (как
всегда  -  масса  золота,  камней   и   безвкусия...),   несколько   отрезов
драгоценнейшего шелка (это могло  хоть  на  что-то  сгодиться)  и  еще  один
презент, при виде  которого  Казаков  раскрыл  рот,  а  все  находившиеся  в
трапезной зале дамы начали втихомолку завидовать  Беренгарии.  В  клетке  из
серебряных прутьев на бархатной подушке свернулась самая обыкновенная, ничем
не примечательная рыжая желтоглазая кошка,  каких  в  веке  двадцатом  можно
набрать на любой помойке двенадцать на дюжину.
   Кот - загадочный египетский зверь - был в Европе невероятно редок и столь
же немыслимо дорог.  Дворянки  содержали  дома  в  качестве  милых  пушистых
любимцев самую разную живность - хорьков, ласок, собачек,  маленьких  ланей,
белок. Те, что побогаче, могли позволить себе приобрести обезьянку или яркую
птичку. Кошка считалась безумной  роскошью,  покупали  их  в  Александрии  у
сарацин за огромные деньги, а содержатель  пары  мог  сделать  состояние  на
котятах. Так что завсегдатаи свалок, подвалов  и  мусорных  бачков  далекого
будущего ныне  являлись  символом  королевского  престижа.  Подобным  щедрым
жестом Ричард вполне заслужил частичное прощение,  но  наваррская  принцесса
никогда и ничего не забывала.
   К рыжей кошке прилагались, как  уже  упомянуто,  клетка,  мягкий  кожаный
ошейник и серебряная цепочка-поводок, так что  Беренгария  немедля  извлекла
прибывшую из Египетского султаната тварь из заточения и  посадила  на  стол.
Шкодливый независимый  зверь  дернул  хвостом  и  отправился  пробовать  все
имеющиеся блюда. Плевать ему было на королей или принцесс.
   Разносили жаркое и прочие вкусности, Казакову пришлось подливать  вино  в
кубок Беренгарии (неизвестно, сколько положено наливать даме,  и  он  выбрал
простейшее решение - наполнять тяжеленный  золотой  бокал  до  половины),  а
также иногда бегать за котом, который  порывался  удрать  со  стола  в  зал.
Господин оруженосец ощущал себя законченным кретином, хотя  его  напряженные
эволюции никого не интересовали - с точки зрения гостей,  ничего  особенного
не происходило.
   Интересности начались, когда  возгласы  и  смешки  стали  громче,  голоса
утратили  твердость,  а  винные  запасы  Танкреда  были   истреблены   почти
наполовину - если угодно, банкет перешел  в  неофициальную  стадию.  Вначале
собравшихся развлекали как местные, так и привезенные с собой гостями уродцы
и карлики - громовой хохот вызвала инсценировка  рыцарского  турнира,  когда
лилипуты,  устроившись  на  спинах  больших  собак,  похожих  на   мастифов,
колбасили друг друга тростинками и  набитыми  соломой  длинными  матерчатыми
валиками. Торжественно избрали королеву турнира, наибезобразнейшую  карлицу,
вполне подошедшую бы Иерониму Босху в  качестве  натурщицы,  посадили  ее  в
обвешанный парчой и лентами паланкин, сделали круг почета по залу  и  унесли
прочь.  Казакова  начало  слегка  подташнивать  -  зрелище  было   редкостно
непривычное и уродливое, становилось непонятно, как  нормальные  люди  могут
над этим смеяться?
   Далее стало поприличнее: появились мавританские танцовщицы,  фокусники  и
выдыхатели огня, ничем не отличавшиеся от своих коллег в позднейших  эпохах.
И, наконец, распорядитель из сицилийцев  объявил,  что  можно  приступать  к
танцам. Кто еще держался на ногах, отправился из-за стола в  середину  зала.
Сидевший на хорах оркестрик заиграл медленные, но красивые  мелодии,  первые
пары сошлись... Выглядело однообразно, но эффектно -  две  длинные  шеренги,
справа  женщины,  слева   мужчины.   Встретились,   церемонно   поклонились,
повернулись, разошлись в стороны, потом снова...
   - Не составите ли мне пару?  -  Ричард  соизволил  обратить  внимание  на
принцессу, Беренгария вздрогнула и ответила утонченно черствым голосом:
   - Извольте, мессир жених мой.
   Казаков уловил настолько недвусмысленный  взгляд  Элеоноры,  что  схватил
поганого котяру  за  шиворот,  бесцеремонно  затолкал  возмущенно  мяукающий
подарочек в клетку, дабы не смылся окончательно (расплачивайся потом,  жизни
не хватит!), и тенью отправился  вслед  царственным  обрученным.  Беренгария
сделала несколько фигур с королем  и  вдруг,  весьма  натурально  побледнев,
заявила Ричарду, что  у  нее  разболелась  голова  и  она  больше  не  хочет
танцевать. Это услышали все, кто находился рядом,  но  Ричард  не  унывал  -
место принцессы с удовольствием заняла бы  любая  другая  дама.  Впрочем,  к
королю моментально подбежал Бертран де Борн, и они отправились  в  уголок  -
беседовать о поэзии, надо полагать.
   -  Давайте  танцевать.  -  Беренгария  стояла  перед  Казаковым  и  томно
улыбалась. - Вы ведь мне не откажете, мессир Серж?
   - Ox... Вы же сказали королю, будто дурно себя чувствуете... -  заикнулся
оруженосец.
   - В его обществе кто угодно  станет  ощущать  себя  нездоровым,  кроме...
Впрочем, указывать прямо неприлично. Так вы согласны?
   - Я не умею, - отбрыкнулся Казаков.
   - Все очень просто!  -  Беренгария  взяла  его  за  руку  и  потянула  на
свободное место в самом конце выстраивающейся  к  новому  танцу  цепочки.  -
Следите за другими мессирами и ступайте в такт.
   Действительно,  все  оказалось  очень  несложно.  Человеку,   обладающему
внимательностью и хоть немного умеющему владеть своим телом, было достаточно
минуты, чтобы понять основные фигуры. Шажок назад,  шажок  вперед,  вытянуть
руку, коснуться пальцами ладони принцессы,  поклон,  разворот,  два  шага  в
сторону, потом вновь приблизиться к даме... Это  даже  не  танец,  а  скорее
куртуазный ритуал, состоящий из десятка самых простых  движений.  Главное  -
поддерживать осанку  и,  как  советовал  Остап  Бендер,  надувать  щеки  для
значительности. Универсальная рекомендация.
   Следующий танец выглядел чуточку посложнее,  но  Казаков  уловил  ритм  и
вошел во вкус.  Благородные  господа  теперь  менялись  местами  в  цепочке,
переходя от одной дамы к другой. Глаза оруженосца  встретились  со  взглядом
новой партнерши - о, да это же госпожа из рода де Валуа! Такой  герб  узнает
любой, кто читал Александра Дюма: три  лилии  с  перевязью.  Потом  попалась
какая-то местная девочка, потом полноватая бургундская мадам в возрасте... И
все, как одна, оглядывали Казакова со странной заинтересованностью. Ему  это
не понравилось. Внимательные уши  светских  львов  и  львиц  различили,  как
Беренгария отказала Ричарду и тотчас вышла к танцу с невзрачным и  не  особо
привлекательным оруженосцем. Положеньице...  Остается  только  делать  морду
валенком и продолжать.
   Ближе  к  полуночи  музыка  становилась  все  веселее,  танцы   -   более
раскованными, гости накачались вином, .разбившись на группки, а  за  столами
велись громкие разговоры.  Те,  кто  постарше,  вспоминали  минувшие  войны,
Второй Крестовый поход, давно умерших  королей  и  рассказывали  друг  другу
последние новости из Палестины. Молодежь либо флиртовала, либо отправилась к
героям вечера - Ричарду и де Борну. Танкред, убедившись, что  праздник  идет
как надо, пошел танцевать, его примеру  последовал  Филипп-Август,  которого
едва не насильно  оторвала  от  тарелки  герцогиня  Бургундская.  Неожиданно
появилась Элеонора, встав рука об руку с совсем молодым неизвестным рыцарем.
Ее тоже уговорили, а для любого  дворянина  сделать  несколько  па  с  самой
Элеонорой   Аквитанской...   Этим   можно   гордиться   до   старости!    За
королевой-матерью  тянулся  целый  хвост  поклонников   от   семнадцати   до
семидесяти,  но  пожилая  дама  явственно  отдавала  предпочтение  тем,  кто
помоложе. Впрочем, она быстро утомилась и вернулась к столу.
   Казаков устал удивляться. Начитавшись Дюма, Эко и Дрюона, он был  убежден
в том, что в раннем средневековье, хотя бы при королевских дворах,  блюдется
достойная монархов чопорность, но действительность разбила все,  даже  самые
смелые, предположения о местных нравах. Конечно, к венценосцам относились  с
необходимой вежливостью и почтением, но на приеме у Танк-реда никто  не  вел
себя подобно королю-неудачнику Людовику XIII Бурбону из "Трех мушкетеров"  и
его подданным, метущим шляпами перед монархом, почитаемым в качестве едва ли
не полубога. И уж, конечно, Ричард  или  Филипп  никогда  не  додумаются  до
формулы  "Государство  -  это  я",  потому  как  здесь  все  еще   действует
непреложный закон "Король - лишь первый среди равных".
   Веселье продолжалось  и  после  того,  как  на  башне  мессинского  замка
отзвонили полунощницу14. Гости  Танкреда  развлекались,  кто-то  ссорился  и
вызывал обидчика на поединок завтра  с  утра,  юная  парочка  спряталась  за
колонной  и  увлеченно  целовалась,  другие  слушали  песенное   состязание,
устроенное фаворитом Ричарда, бросившего вызов всем желающим, - откликнулись
немногие, включая менее известного, но тоже одаренного трубадура  Робера  де
Монброна. Мишель танцевал,  в  паузах  бегая  послушать  певцов,  а  Гунтер,
обнаружив случайно  затесавшегося  в  англо-французско-норманнскую  компанию
немецкого рыцаря, расспрашивал его о жизни в Священной Римской империи.
   Львиное Сердце исчез из  поля  зрения  как  поклонниц,  так  и  тщательно
охраняемой мессиром Сержем Беренгарии.
   Как бы Элеонора ни жаловалась на возраст,  усталость  или  появившиеся  к
старости  болезни,  она  оставалась  той,  кем  и  была  всегда:  королевой,
способной заметить все, услышать всех и использовать свое  привилегированное
положение во благо семьи и государства. С шестнадцати  лет  она,  тогда  еще
неискушенная в тайнах большого  света  наследница  герцогства  Аквитанского,
находилась при королевских дворах,  училась,  приобретая  незаменимый  опыт,
находить союзников и стравливать друг с другом врагов, одним коротким словом
разрешать, казалось  бы,  безвыходные  ситуации,  и  нежными  нашептываниями
соблазнять  монархов.  Сейчас  Элеонора  Пуату,  поглядывая  на  веселящихся
дворян, среди которых было множество ее родственников,  друзей  молодости  и
отпрысков господ, когда-то  испытывавших  к  очаровательной  королеве  самые
нежные чувства, ничуть не жалела о прожитом.
   Первый брак  Элеоноры  не  заслуживал  названия  удачного.  Людовик  VII,
набожный, угрюмый и вечно недовольный всем миром король Франции, за которого
она вышла замуж в 1137 году, не сумел стать ее любимым  и  даже  не  являлся
другом:  многие  династические  браки   заканчивались   тем,   что   супруги
растрачивали лирические чувства на любовников и любовниц,  но  были  верными
союзниками в политике.  С  Людовиком  не  получилось  даже  этого.  Странный
договор, заключенный между Элеонорой и сумрачным французом, гласил:  если  в
ближайшее время родится наследник трона,  она  остается  королевой  Франции:
Если на свет появится девочка - Людовик обратится к Папе Римскому с просьбой
о разводе. Элеонора родила дитя  женского  пола.  Папа  одобрил  расторжение
брака, а уже через  два  месяца  влюбленная  в  английского  принца  Генриха
великая герцогиня вышла замуж за последнего,  принеся  ему  в  приданое  всю
Аквитанию. Элеонору и Генриха разделяло девять лет разницы, но это ничуть не
мешало их высоким чувствам.
   Умер король Англии Стефан, Генрих  занял  трон  и  вроде  бы  можно  было
прожить жизнь в счастье и  согласии,  но  не  судьба...  О  последних  годах
правления  "Старого  Гарри",  как  прозвали   короля   англичане,   Элеонора
предпочитала  не  вспоминать.  Бесконечная   череда   Генриховых   любовниц,
обвинение в государственной измене, уединенный Винчестер,  ставший  для  нее
настоящей тюрьмой... Более всего честь Элеоноры задевали наветы, позволявшие
усомниться в ее преданности стране, - она могла предать кого  угодно  вплоть
до мужа, только не свое королевство.
   Это прошлое. Пока еще есть силы и не затуманился  разум,  надо  думать  о
будущем. Ричард может жить сегодняшним днем, а королева-мать обязана помнить
о дне завтрашнем и всех последующих. Короли уходят, государство остается.
   - ...Маменька, вы, часом, не притомились? Из омута  размышлений  Элеонору
вырвал басок любимого сына. Ричард, незаметно покинувший общество, присел на
свободное сиденье рядом с матерью. И выглядит он крайне озабоченно.  Неужели
из-за Беренгарии? Тогда все идет как надо.
   - Ничуть, мессир сын мой, - самым ласковым голоском отозвалась  Элеонора.
- Вспомнились былые  дни.  Если  бы  вы,  Ричард,  видели,  какие  торжества
устраивал ваш батюшка  Генрих  после  завоевания  Ирландии!  Вы  тогда  были
совсем-совсем маленьким и не могли запомнить.
   - Э-э... - протянул Ричард. Он никогда  не  знал,  какой  правильный  тон
следует избирать в разговоре с королевой-матерью. - Я рад, что вы  довольны,
ваше величество.
   - Разве вам грустно?  -  невинно  вопросила  Элеонора.  -  Здесь  столько
прелестных девушек, ваша обворожительная невеста... Почему  вы  не  уделяете
Беренгарии должного внимания?
   - Ну... При  ней  крутится  какой-то  шевалье.  Не  думаю,  что  наваррка
скучает.
   Элеонора подавила вздох. Ричард интересовался девушками только  в  весьма
юном возрасте, и то не особо. По сравнению с отъявленным волокитой - принцем
Джоном, король  выглядел  просто  монахом,  давшим  обет  целомудрия.  И,  к
сожалению, наделенным некоторыми предосудительными монашескими пороками.
   - Она любит вас, - бросила Элеонора. - И вы, сир, обязаны...
   Ричарда перекосило. Более всего он ненавидел нравоучения, с какой стороны
они бы ни исходили - от личного исповедника или престарелой матери.
   - Безусловно, я на ней женюсь, - раздраженно перебил король  Элеонору.  -
Вы ведь занимались сватовством? Назначьте срок венчания,  и  я  полностью  к
услугам госпожи Беренгарии.
   - Мы назначали сроки дважды, - напомнила недовольная Элеонора.  -  Всякий
раз вы, мессир сын мой, занимались другими делами и не могли приехать. Скоро
над вами начнут смеяться. Если уже не начали.
   -  А  что  с  приданым?  -  пытаясь  сохранить  спокойствие   в   голосе,
поинтересовался Ричард. - Наварра не столь уж богатое королевство...
   - Потому я и выбрала Беренгарию. - Теперь Элеонора говорила  раздраженно.
Если зашел разговор о деньгах, ей  придется  сильно  огорчить  возлюбленного
отпрыска. - Наследницу древнего, но скромного  рода,  а  отнюдь  не  дочерей
герцога Бургундии или короля Венгерского, владеющих  прекрасными  землями  и
многочисленными доходами... По крайней мере вы,  сир,  не  сможете  разорить
отца Беренгарии, как разорили меня и себя...
   - Матушка! - обиделся Ричард.
   - Что "матушка"? - повысила голос королева. - Я ваша матушка уже тридцать
два года! А вы остаетесь ребенком! Если вам интересно,  приданое  составляет
сто пятьдесят тысяч безантов. Это хорошие деньги, но пойдут они в  казну.  В
казну Англии, подчеркиваю, а не в вашу.
   - Интересно, кто здесь король? - недобро вопросил светловолосый богатырь.
   - Король - вы, а я - мать  короля.  Или  вы  забываете  заповеди  Святого
Писания? Почитай мать и отца своих?
   - Мне нужны деньги, - твердо сказал Ричард, не желая вспоминать отца. - И
ради этого я готов обвенчаться с  принцессой  Беренгарией  прямо  здесь,  на
Сицилии.
   - Какое самопожертвование!  -  картинно  возвела  очи  горе  Элеонора.  -
Любопытно, а что вы  скажете  Бертрану  де  Берну?..  Пожалуйста,  я  готова
обустроить свадебные торжества в  ближайшие  же  дни.  Но  если  вы  тронете
приданое, которое отправится в Лондон, к канцлеру Годфри, пеняйте  на  себя.
Кстати, ваше величество! У меня есть чудесная новость из Англии.
   Ричард, проглотив обидные  слова  матери,  касавшиеся  мессира  Бертрана,
насторожился. Все "чудесные новости" Элеоноры оборачивались для него  новыми
бедами. Иногда он втихомолку жалел, что стал жертвой собственной репутации и
никогда  не  сможет  по  примеру  отца   отправить   вдовствующую   королеву
куда-нибудь в монастырь. Если он не  станет  уважать  мать,  и  так  изрядно
настрадавшуюся при Генрихе (и ради освобождения которой тот  же  Бертран  де
Борн  сочинил  известную  сатиру  на  Старого  Гарри),  от  него  отвернется
дворянство всей Европы, а прежде всего он потеряет поддержку Аквитании,  где
Элеонору боготворили. Ричард не тиран - он ры-Царь. Хотя  быть  рыцарем  так
сложно!
   -  Мэтр  де  Лоншан  повешен  по  обвинениям  в   казнокрадстве,   измене
государству и королю, мздоимстве и злоупотреблении своими  обязанностями,  -
безмятежно сообщила Элеонора.
   - Повешен? - оторопел король. - Вы сами меня уговорили два  месяца  назад
просто заменить канцлера, но отнюдь не... Кто посмел?
   - Назначенный вами канцлер и одобренный святейшим  престолом  архиепископ
Кентербери. Ваш сводный брат, Годфри Клиффорд. Умнейший юноша. А ваш  родной
брат, Джон, его поддержал. Как и все британские бароны.
   - И что же дальше? - раскрыл рот король.  Лоншан  для  Ричарда  оставался
единственным человеком, исправно присылавшим деньги для обеспечения армии  и
похода в Палестину. Только  вот  расплывались  они  неведомо  куда.  Заплати
генуэзцам  за  корабли,  графу  Тулузскому  за   продовольствие,   жалованье
войску... Один турнир под Марселем  обоше