а
за время своей бурной и насыщенной событиями жизни создала половину  истории
Европы нынешнего столетия, имела близкое родство  со  всеми  королевскими  и
герцогскими дворами, а кроме того,  королева-мать  давно  не  являлась  юной
красавицей, по которой сходили с ума латинские монархи и  арабские  султаны.
Элеонора  вплотную  подошла  к  семидесятилетнему  рубежу,  когда   женщины,
особенно королевы, обычно становятся чопорными  и  грозными  вершительницами
судеб.
   Германец пребывал в  полнейшей  уверенности,  что  сейчас  ему  предстоит
увидеть более  раннее  издание  английской  королевы  Виктории,  которая  на
старости  лет  превратилась   в   совершеннейшую   ханжу,   породив   термин
"викторианство".  Все  вокруг  пропахло  ладаном,  лекарственными  травяными
настоями, душеспасительные книжки, личный исповедник с непременной подагрой,
монашки и затхлые кельи... В общем, темный средневековый ужас.
   Слуги  монастыря  -  между  прочим,  мужчины  из  местных  -  приняли   у
благородных дворян поводья лошадей. Куда более искушенный в правилах этикета
сэр Мишель отправился прямиком к аббатисе. Монастырь  -  территория  Церкви,
мать-настоятельница здесь вторая после Бога, и никакие короли  с  королевами
ей не указ.
   Несмотря на то что едва начало рассветать,  жизнь  в  аббатстве  бурлила.
Женские бенедиктинские монастыри были столь же распространены по Европе, как
и мужские, однако большинство обителей располагалось  отнюдь  не  на  юге  -
инокини святого Бенедикта являлись более привычными жителям  Франции,  Дании
или Британии. В Италии, наоборот, превалировало мужское монашество (что,  по
мнению Гунтера, доказывало - здесь женщинам жилось  гораздо  лучше  в  миру,
нежели в кельях).
   Черноризицы, покинувшие храм после часа хвалитн,  отчасти  отправились  в
странноприимный дом, выполнявший одновременно роль госпиталя, другие пошли в
обширный монастырский сад - ухаживать за растениями, носили воду из  колодца
с  тяжелым  воротом,   трудились   на   скотном   дворе.   Святой   Бенедикт
полтысячелетия назад, составляя устав будущего ордена, записал,  что  монаху
не подобает быть праздным, ибо праздность (уже являющаяся  смертным  грехом)
лишь фундамент, на котором вырастает уродливое здание  неправедной  жизни  и
полощутся языки адского пламени отрицания добродетели  и  грешных  помыслов.
Все бенедиктинские монастыри  были  замкнутыми  "экономическими  системами",
сами обеспечивали  себя  продуктами  и  всем  необходимым  для  спокойной  и
небедной жизни.
   Аббатиса вышла на крыльцо,  благословила  преклонивших  колена  гостей  и
позволила им подняться. Худшие ожидания Гунтера сбывались:  старая  карга  с
обвисшими щеками, избороздившими лицо морщинами и  поросшим  темным  волосом
подбородком. Столь колоритной особе более подходили бы не четки и  нагрудный
крест, а помело и ступа ведьмы - мечты инквизитора. Дополнял мрачную картину
черный орденский наряд.
   - Мишель-Робер де  Фармер,  шевалье,  -  представился  рыцарь.  -  У  нас
неотложное дело к ее величеству Элеоноре Аквитанской, коя, как нам известно,
после долгого путешествия изволит вкушать отдых в вашей славной обители.
   - Какое дело может быть  у  столь  молодых  людей  к  почтенной  даме?  -
снисходительно и не без ноток сварливого презрения вопросила аббатиса.
   - Послание от ее сына... Иоанна. - Сэр Мишель  предпочел  назвать  принца
Джона по-латински, что, по его мнению, могло вызвать хоть искру  симпатии  у
единовластной повелительницы монастыря.
   - Подайте. - Аббатиса вытянула руку. - Я передам.
   - Нам приказано вложить депешу в  собственные  руки  королевы,  -  упрямо
наклонил голову рыцарь. - И мы  обязаны  на  словах  сообщить  ей  вести  из
Британии.
   - Шевалье, здесь женский монастырь, - напомнила старуха. - Вам не  должно
находиться в его пределах более определенного времени. Сообщите мне все, что
следует знать ее величеству, и я...
   - Преподобная Ромуальдина! - на сцену явилось еще одно действующее  лицо.
На самом деле стоявшие чуть в стороне Гунтер и Казаков давно заметили, как в
дверном проеме, ведущем в капитулярную залу, маячил женский  силуэт.  Причем
явно не монашеский - незнакомка носила достаточно яркое мирское одеяние.
   На крыльцо скорее не вышла, а выпорхнула девица лет восемнадцати.  Темные
волосы прикрыты косынкой из бесценного  катайского6  шелка,  грудь  украшают
нити жемчуга, платье с виду простое, однако наверняка обошлось  владелице  в
сумму,  за  которую  можно  купить  средненькое  поместье.   Очень   большие
выразительные карие глаза.
   - Что вам угодно, милая? - Аббатиса повернулась к девушке  и  смерила  ее
таким взглядом, словно  на  пороге  капитулярной  залы  стояло  не  милейшее
создание, а лично вавилонская блудница, столь старательно описанная  Иоанном
Богословом. Голос настоятельницы стал ледяным.
   - Мать моя, - черноокая красотка склонилась в наивежливейшем реверансе, -
вас немедля требуют  в  кладовые,  монахини  недосчитались  подарков  короля
Танкреда в дарохранительнице, отчего сестра Эдита лишилась сознания!
   - Матерь Божья, - неожиданно сердито для служительницы Господней  бросила
старуха. - Курицы! Ничего не могут сделать сами! Шевалье де Фармер, стойте и
ждите, я приду немедленно. А вам,  юная  синьора,  я  рекомендую  немедленно
отправиться в свои покои.
   - Конечно, - шепнула девушка и вновь опустила очи долу. Обе  скрылись  за
дверьми, оставив сэра Мишеля и его оруженосцев в недоумении. Однако  на  сей
раз ожидание не затянулось.
   - Шевалье! Да вы, вы! Сударь, вы к королеве Элеоноре?
   Красавица вновь появилась на  крыльце  -  видимо,  она  каким-то  образом
обманула громоносную аббатису и  сумела  улизнуть  от  ее  всевидящего  ока.
Теперь девушка стояла на верхней ступеньке и энергично  манила  сэра  Мишеля
ладонью.
   - Ну... - запнулся рыцарь. - Да, леди. Я очень хотел бы  увидеться  с  ее
величеством.
   - Тогда бегом, пока не вернулось  это  чудовище  в  рясе.  Я  преподобную
Ромуальдину имею в виду.
   - А вы служите при Элеоноре? - быстро осведомился сэр Мишель.
   - Можно сказать и так, - усмехнулась девушка. - Ромуальдине я  солгала  -
старая лисица никого  не  пускает  к  королеве.  Ее  величеству  скучно.  Не
бойтесь, что вы без доклада, Элеонора примет вас. Особенно если вы  привезли
ей письмо от сына. Я правильно подслушала?
   - Совершенно верно, благороднейшая  леди,  -  поклонился  сэр  Мишель  и,
совершенно не  по-монастырски  свистнув  оруженосцам,  взбежал  по  ступеням
вверх. - Полагаю, мое имя вы знаете?
   - Безусловно. Вы говорили достаточно громко,  шевалье.  Господи,  что  за
нравы в этой Италии! Этого нельзя, другое предосудительно, третье,  пусть  и
самое невинное, ведет к смертному греху! Неужели вся Сицилия такова?
   Говорили на норманно-французском, поэтому Казаков понимал  большую  часть
речений  неожиданной  знакомицы   и   тихонько   посмеивался.   После   явно
"предосудительных" похождений нынешней ночью с Гильомом разговоры о  Сицилии
как острове высокой морали казались ему несколько  преувеличенными.  Хотя  с
женской точки зрения...
   Девушка иногда сама путалась  в  переходах,  отчего  можно  было  сделать
вывод: приближенная королевы Элеоноры  обитает  в  монастыре  недолго  и  не
успела разучить все хитросплетения лабиринтов аббатства. Однако на  ее  лице
была крупными буквами написана уверенность в себе и отчетливое  недовольство
нынешней жизнью. Вероятно, она долгое  время  провела  при  королевских  или
герцогских дворах,  далеко  не  всегда  отличавшихся  столь  немыслимой  для
мирянки строгостью нравов.
   - Подождите. - Девушка приостановилась перед  низкой  дощатой  дверью.  -
Сейчас я передам ваши слова королеве.
   Некоторое время прошло в тишине. Сэр Мишель стоял спокойно, прислонившись
к небеленой кирпичной стене. Гунтер откровенно нервничал, а Казаков  пытался
безмятежно насвистывать и философски озирал окружающий скупой  пейзаж  -  ни
дать ни взять тюремный коридор с редкими дверьми и тусклым освещением.
   - Проходите. - Дверь бесшумно открылась, и на троих дворян  из  Нормандии
вновь уставились маслично-темные глаза. - Ее величество просит  вас  почтить
ее своим визитом.
   Глава пятая. Короли в ассортименте
   1 октября 1189 года, день святого Ремигия
   Мессина, королевство Сицилийское

   Покой, отведенный  королеве  Британии  строгой  аббатисой  с  языколомным
имечком Ромуальдина, роскошью отнюдь не  блистал,  скорее  наоборот.  Мебель
темного дерева,  голые  стены,  украшенные  лишь  распятием  да  несколькими
стоящими на вбитых  в  камень  деревянных  подставках  скульптурами  святых.
Коврик на полу такой простецкий, что даже самый захолустный  и  нищий  барон
устыдился бы подобного.  Жесткие  стулья  с  высоченными  прямыми  спинками.
Трехногий  круглый  столик,  украшенный  блюдом  с  непременными  в   Италии
фруктами, кувшином с  вином  и  мисочкой,  до  отказа  наполненной  грецкими
орешками. Несколько дорогих стеклянных бокалов. Все. Не скажешь,  что  здесь
обитает королева, пусть даже и временно.
   - Заходите, заходите,  -  услышали  визитеры.  Обладательница  воркующего
голоса почему-то на глаза не показывалась.  -  Господа,  никаких  церемоний,
условия походные. Обязательно присаживайтесь. Нет, нет, на колена падать  не
обязательно. Я здесь более частное лицо, нежели монаршья  вдова.  Когда  мой
первый муж, да упокоит Господь его душу, воевал в  Палестине,  мы  жили  еще
хуже, и любой куртуазный рыцарь, способный меня развлечь, был самым  дорогим
гостем!..
   Девушка, приведшая Мишеля, Гунтера  и  Сергея  в  сей  уединенный  уголок
монастыря, тихонько прыснула в кулачок и прикрыла ротик  оконечьем  цветного
шелкового шарфика.
   Монолог продолжался. Теперь  стало  ясно,  что  он  доносится  из  другой
комнаты через открытый дверной проем. Туда и  обратились  взгляды  рыцаря  и
господ оруженосцев. Видно, впрочем, ничего не было, ибо  соседнее  помещение
прикрывалось льняной занавесью.
   - ...Впрочем, в Винчестере, где я жила много  лет  по  вине  сумасшедшего
Генриха - вы ведь знаете, он из-за  своей  Алисы  совсем  выжил  из  ума  на
старости  лет!  -  там  было  еще  хуже!   Конечно,   со   мной   обращались
соответственно титулу и положению, но совсем не допускали гостей,  и  с  тех
пор я ненавижу, когда ограничивают мою свободу!
   Занавеска отодвинулась. Казаков бросил на Гунтера недоумевающий взгляд, в
котором отчетливо читался вопрос: "Это королева?"
   Угрюмый воздушный замок,  построенный  германцем,  рухнул  с  грохотом  и
треском, растворившись в клубах  едкой  пыли.  Грозная  старуха  в  траурном
одеянии,   обвешанная   четками,    святыми    реликвиями    и    бормочущая
душеспасительные молитвы, испарилась. Не было носа  крючком,  колючих  едких
глазок, волосатой бородавки на щеке и вечно поджатых губ.
   Ее  величество,  вдовствующая  королева  Англии,  Ирландии  и  Шотландии,
великая  герцогиня  Аквитанская,  герцогиня  д'Анжу  и  Ангулемская,  бывшая
повелительница  Франции  и  прочая,  и  прочая,  и  прочая,   являла   собой
очаровательную пухлую тетушку, выглядевшую от силы лет  на  пятьдесят  пять.
Элеонора   Пуату,   все   еще   хранившая   в   чертах   следы   невероятной
привлекательности  молодых  лет,  была  невысока  ростом,  не   пользовалась
белилами или румянами из-за замечательного природного цвета лица, имела  три
подбородка, небольшие, но  яркие  губы  и  веселые  серые  глаза.  Одевалась
королева-мать до крайности вызывающе,  хотя  ее  супруг,  английский  монарх
Генрих II, скончался всего год назад и ей следовало  бы  носить  белоснежное
траурное одеяние. Но вместо белой парчовой хламиды  блистательная  (во  всех
отношениях) Элеонора Пуату изволила с утра облачиться в расшитый  камнями  и
серебром роскошный розовый сюркот - самое распространенное и модное  дамское
платье, плотно облегавшее торс и преизрядно расширявшееся книзу - и вычурный
чепец с пером  африканской  птицы  страуса.  На  взгляд  Казакова,  человека
далекого будущего, пожилая монархиня  выглядела  соответственно  соединенным
вместе прилавкам ювелирной  и  бархатной  лавок.  Но  в  ней  имелось  нечто
особенное и неподражаемое, некий штрих к портрету, через столетия получивший
наименование "имидж".
   Гунтер  никогда  бы  не   поверил,   что   эта   улыбчивая   старушенция,
разглагольствующая  о  прекрасном  прошлом  и   наряженная,   будто   первая
придворная вертихвостка, является самым крупным политиком нынешнего времени.
Что именно ее хрупкие пальчики сжимают веревочки, заставляющие  плясать  под
дудку Элеоноры Аквитанской герцогов и королей. Что  Элеонора  самостоятельно
(хотя, разумеется, чужими руками) сбросила всемогущего канцлера де  Лоншана,
проделав отнюдь не в дамском, но в мужском седле длинный путь от Лондона  до
Марселя  лишь  для  того,  чтобы  уговорить   сына   прекратить   ограбление
собственной страны.
   Обманчива внешность. А исторические хроники, которые Гунтер читал  еще  в
Германии,  обманчивы  куда  более.  Впрочем,  там  никогда  не   приводилось
подробное внешнее описание королевы. Говорилось только,  что  Элеонора  была
"божественно красива".
   Если  так,  то  с  этой  розовощекой  мадам  следует  блюсти  изряднейшую
осмотрительность. Наиболее опасные  люди  отнюдь  не  выглядят  опереточными
злодеями с пиратской повязкой на глазу, волчьей пастью и бутылкой отравы под
мышкой.
   ...Мишель, хоть его и предупреждали, незамедлительно бухнулся  на  правое
колено, оруженосцы среагировали секундой позднее.
   Элеонора в притворном отчаянии всплеснула руками:
   - Молодые господа, что ж вы  делаете!  Поднимитесь,  поднимитесь  тотчас!
Беренгария мне сказала, будто у вас какое-то письмо от  Джона.  Что  он  еще
натворил?
   Казаков ахнул, а  Гунтер  поперхнулся  воздухом.  Оказывается,  смазливая
красотка со взглядом, в котором тонко перемешались благородная возвышенность
и  тщательно  скрываемая  блудливость,  та  самая  девица,  которая  ничтоже
сумняшеся обвела вокруг пальца зловредную аббатису, и есть  знаменитая  дочь
короля Наварры Санчо Мудрого, принцесса Беренгария. Невеста Ричарда  Львиное
Сердце. Вот тебе, бабушка, и день святого Ремигия.
   Темноглазая Беренгария вышла в соседний  покой,  скорее  всего  не  желая
мешать своей покровительнице  и  будущей  свекрови  разговаривать  о  делах.
Элеонора же буквально за локти подняла сэра Мишеля, усадила его  на  жесткий
стул, приказала  сделать  то  же  самое  оруженосцам  и  налила  всем  вина,
оправдывая свои неприличествующие  королеве  действия  тем,  что  она  здесь
единственная взрослая женщина, способная позаботиться о молодых мужчинах.
   - Вот пергамент. - Сэр Мишель выудил из-за пазухи пропахший потом  свиток
с  чуть  осыпавшимися  красными  печатями  и,  склонив  голову,  вручил  его
Элеоноре. - Ваш царственный сын, принц Джон, еще велел передать...
   - Дайте я вначале прочитаю, -  мягко  перебила  рыцаря  королева-мать  и,
сорвав восковые кругляши, углубилась в изучение лондонской эпистолы.  Гунтер
подумал, что с возрастом зрение Элеоноры не ухудшилось - она не щурит  глаза
и держит лист на обычном расстоянии от лица.
   Перечитывала  она  долго,  несколько  раз  подряд.  Причем  выражение  на
округлом лике  королевы  не  менялось,  и  было  непонятно,  обрадована  она
известиями  с  туманного  Альбиона  или  что-то   в   сообщении   принца   и
государственного канцлера королеве не  нравится.  Наконец  Элеонора  бросила
измятый свиток на стол и внимательно посмотрела на сэра Мишеля.
   - Что ж, чудесно, - изрекла доброжелательная тетушка. - Конечно, действия
этого мерзавца Лоншана вызвали  лишний  шум.  Никак  не  думала,  что  столь
трусливый вор, обманщик и  мздоимец  посмеет  ослушаться  короля.  И  еще...
Шевалье, вы, как я поняла из письма, вроде  бы  являетесь  доверенным  лицом
Годфри де Клиффорда? Он весьма подробно описывает ваши подвиги.
   - Счастлив тем, что вызвал  удовольствие  у  вашего  величества  и  сумел
послужить английской короне, - куртуазно-нейтрально ответил сэр Мишель.
   - Сударь, будьте проще, -  слегка  раздраженно  отмахнулась  королева.  -
Этикет  оставьте  до  лучших  времен.  Говорите,  как  умеете,  без   глупой
придворной пышности. Итак, вы - шевалье Мишель де Фармер. Ваш  оруженосец...
- Элеонора быстро обвела глазами Гунтера и  Казакова,  остановив  взгляд  на
германце. - Господин фон Райхерт, если не ошибаюсь? В  письме  сказано  и  о
вас, сударь. Давным-давно у меня был любовник из  Регенсбурга,  вы  мне  его
напомнили... Кто же третий?
   Элеонора Пуату хитро  посмотрела  на  Казакова.  Тот  попытался  побороть
смущение безразличием, однако не выдержал взгляда и  отвел  глаза.  В  конце
концов, он впервые в жизни встретил настоящую живую королеву.
   - Вы, наверное, сарацин? - осведомилась мадам у Сергея, но тотчас  поняла
свою ошибку. Вполне европейское лицо Казакова портили чуть широковатые скулы
и самую малость узкие глаза. - Простите, если я вас обидела.  Нет,  нет,  не
представляйтесь, мне самой интересно отгадать. Англия отпадает.  Германцы  в
большинстве своем либо светлоголовы, либо рыжие, как, например,  мессир  фон
Райхерт. Насчет Испании не знаю, но для итальянца у вас другой тип  лица.  И
потом, вы жутко смущаетесь, это видно. Значит, очень издалека. Фриз?  Поляк?
Венгр?
   - Вы почти подошли к истине,  ваше  величество.  -  Казаков,  напрягшись,
выдал куртуазную фразу, почти не испорченную акцентом.
   -  Постойте!  -  эмоционально  взмахнула  руками  королева.  -  Вы   ведь
христианин, не правда ли? А ну осените себя крестным знамением!
   Казаков быстро перекрестился. Тремя пальцами. И справа налево.
   -  Византиец!  -  восхищенная   своей   сообразительностью,   воскликнула
Элеонора. - Нет, не беспокойтесь, я, разумеется, католичка, но  благосклонно
отношусь к ромеям-схизматикам. Какая разница, мы ведь равно почитаем Господа
нашего Иисуса Христа?
   - Моя родина находится чуть севернее, - медленно сказал Сергей. - И  меня
очень часто путают с поляками и прочими другими чехами.
   - Э-э... - протянула королева, раздумывая. - Интересная загадка.  Неужели
вы из русов? Моя отдаленная предшественница на троне Франции, королева Анна,
дочь Ярислейва, русского герцога, происходила из ваших земель?
   - Anna Jaroslavna? - несказанно поразился  Казаков,  удивляясь,  что  эта
варварская Россия хорошо известна и в двенадцатом веке. -  Да,  помню,  дочь
князя Киева Анна вышла замуж за короля Франции Генриха I Капетинга. Кажется,
полтора столетия назад.
   - О, значит, и в моих детях, прижитых от  несчастного  угрюмца  Людовика,
течет росская кровь! Впрочем, я очень  рада  познакомиться  с  человеком  из
столь дальних и незнаемых пределов. Вы тоже оруженосец,  судя  по  одежде  и
гербам вашего сеньора?
   - Да, - кратко ответил Сергей.
   - Отлично! - в который раз всплеснула руками королева-мать. - Беренгария,
дорогая, пойдите  сюда  посмотреть  на  благородного  мессира  из  Киевского
герцогства!
   Принцесса не замедлила появиться, а потому как от природы  была  наделена
определенной мерой ехидства, церемонно представилась новому оруженосцу  сэра
Мишеля  (все  это  сопровождалось  постоянным  щебетанием  Элеоноры)  и   не
преминула заметить:
   - Ax, ваше величество, перестаньте же!  Этот  мессир  от  смущения  готов
провалиться  в  монастырские  подвалы  а  они,  как  известно,  полны  вина.
Поберегите здоровье молодого киевлянина.
   Сергей  мысленно  сплюнул,  однако   попытался   сохранить   невозмутимое
выражение. Далее, уже в присутствии Беренгарии, зашел разговор о  лондонских
приключениях месячной давности. Мишель красочно и ярко расписал  подробности
свершившегося во благо королевства  государственного  переворота,  рассказал
про поимку и дальнейшее повешение канцлера де Лоншана,  обмолвился  о  новых
знакомствах  и  тогда  же,  невзирая   на   ахавшую   Беренгарию   и   пылко