асные  призраки
долгой ночи Дикого  Гона  исчезли,  нардарец,  едва  стоявший  на  ногах  от
усталости,  что  физической,  что  душевной,  побежал  к   Золотому   храму.
Необходимо было найти аттали и  рассказать  обо  всем  происшедшем.  Халитты
признали Драйбена, несмотря на непотребную одежду, и тотчас же  проводили  к
Касару  эт-Убаийяду,  выслушивавшему  донесения  от  начальников   Священной
стражи, приходившие со всех концов  города.  Аттали  сделал  знак  обождать,
отдал самые насущные распоряжения:  странноприимные  дома  Меддаи  следовало
отдать под лечебницы для раненых, усилить патрули халиттов мало пострадавшей
в ночном сражении Саккаремской  конницей,  помочь  людям  продовольствием  и
взять  под  строжайшую  охрану  величайшее  сокровище  Пустынного  города  -
водоемы. Затем эт-Убаийяд  отпустил  своих  сотников  и  позвал  Драйбена  в
отдельную, донельзя скромно обставленную комнатушку, единственным украшением
которой  служил  выложенный  самоцветами  на  стене  изумрудный  треугольник
Атта-Хаджа. Разговор  продолжался  не  слишком  долго  -  нардарец  ясно,  в
коротких фразах, описал все, что  видел  сам,  и  высказал  предположение  о
смерти Кэриса, на что аттали ответил:
   - Это достойно величайшего сожаления.  Такой  помощник  в  борьбе  против
сошедшего на наши земли  зла  был  бы  незаменим.  Что  ж,  теперь  придется
справляться своими силами... Между прочим, уважаемый  Драйбен  из  Кешта,  я
даже не могу вознаградить тебя  по  достоинству.  Все  халитты  видели,  что
отрядом, принявшим на себя самый тяжелый удар Дикого Гона, командовал сотник
Джасур. - Аттали невесело рассмеялся. - Его привели ко  мне  сегодня  утром,
превознося его подвиги, а он хлопал глазами и ничего не понимал...  Пришлось
одарить его золотым пером к тюрбану, иначе вожди Священной стражи  сочли  бы
меня неблагодарным.
   - А я так старался... - фыркнул Драйбен. - Хотя какая разница? Меддаи  мы
так и не защитили.
   - Ничего подобного, - отмолвил эт-Убаийяд. - Если бы не ты, погибли бы не
десятки, а сотни. Я не буду спрашивать тебя о том, что ты хочешь в  награду.
Слава преходяща и недолговечна, золото тебя не интересует,  к  любым  книгам
библиотеки ты и без того допускаешься в любое время...  Не  знаю,  какой  ты
волшебник, но то, что командир хороший, - это ясно. Прими веру Атта-Хаджа, и
я сделаю тебя сотником Священной стражи. В нарушение всех традиций. Перечить
моему слову никто не посмеет.
   - Нет, спасибо. - Нардарец помотал головой. - Вы не подумайте, мудрейший,
это не из-за того, что я не верю в Атта-Хаджа.  Почему  же,  верю...  Просто
придется сидеть на одном месте, а мне, как человеку, больше других  знающему
о Небесной горе и ее Хозяине, нельзя быть привязанным к кому-то или чему-то,
пусть даже к Священной страже величайшего из  городов  материка.  Одного  не
понимаю,  -  Драйбен  внезапно  сменил  тему  разговора,  -  почему  Владыка
Самоцветных гор отправил свою  мысль,  воплощенную  в  тело  черного  волка,
именно сюда? В Меддаи, к храму-крепости?
   Перед  самым  рассветом  нардарский  безземельный  эрл  стал   свидетелем
непонятного события. Черное чудовище, неторопливо  прошествовав  по  главной
площади города, приблизилось  к  храму,  возведенному  Провозвестником,  где
хранились Камни, и без всяких затруднений прошло сквозь  стену,  оставив  за
собой медленно затягивающуюся прореху.  Драйбен,  осторожно  следовавший  за
гигантским волком, видел, как существо остановилось возле отлитых из серебра
ладоней,  обнюхало  лежащие  на  них  Кристаллы...   А   потом,   по-собачьи
незамысловато задрав лапу, помочилось на постамент и попросту растворилось в
воздухе. Драйбен сначала остолбенел от неожиданности и, лишь  когда  волчина
исчез, понял: Владыка Самоцветных гор  мыслью  своей  решился  проверить,  в
действительности ли храм Меддаи скрывает в себе оружие,  способное  поразить
Его сущность. Следовательно, теперь...
   А что теперь?
   Над головой нардарца пылали зелеными  сполохами  небеса.  Предвечный  был
разгневан, волчьи стаи Дикого Гона, почуяв, что человеческое божество  может
обратить свою ярость на них, поджав хвосты, убегали обратно в  пустыню...  А
где-то там, к восходу,  за  красновато-желтыми  барханами  Альбакана,  ждали
приказа к атаке другие стаи -  на  сей  раз  человеческие,  но  по  злобе  и
бешенству стократно превосходящие любых волков. Око увидело, что наконечники
небесных копий сохранились, а значит, будет устранять  опасность,  исходящую
от Меддаи, и прежде всего пошлет на Священный город орды мергейтов.
   Именно эти соображения и высказал Драйбен святейшему аттали.
   - Тогда... - На лице старика не было написано ни испуга, ни обреченности,
а только уверенность. Знание того, что  Атта-Хадж  сильнее  любого  монстра,
явившегося из других миров. - Тогда  я  вижу  лишь  два  пути:  либо  срочно
вывезти Кристаллы Провозвестника из храма-крепости и спрятать  в  Дангарских
горах, что будет немыслимым святотатством, либо  требовать  от  прибывающего
сегодня шада Даманхура защиты. Пала  Мельсина,  но  это  не  весь  Саккарем.
Олицетворение Саккарема здесь, в Священном городе. Если мергейты и союзные с
ними горцы превратят Меддаи в груду развалин, тогда  можно  будет  говорить:
"Горе тебе, Саккарем!"
   - Я знаю, что шад собрал большую наемную армию, - начал  развивать  мысль
аттали Драйбен. - Но посуди сам,  мудрейший:  Даманхур  много  седмиц  ведет
войну, наверняка большая часть  казны  потеряна  или  истрачена.  Содержание
иноземного войска стоит дорого - я не беру в расчет  рыцарей  из  Полуночной
империи. Вольных  конисатов  или  Нардара,  которые  приехали  в  Дангару  с
надписями на щитах "Война ради войны". Для них  битвы  -  лишь  развлечение.
Безусловно, конница Нарлака сильна, но после первого же поражения они начнут
сомневаться, а после второго - подадутся обратно, на родину. Биться до конца
станут лишь арранты или сегваны, но им нужно  платить.  Как  я  предполагаю,
золото у Даманхура кончится очень и очень скоро.
   - Золото? - вскинул брови эт-Убаийяд. - Пусть  справедливо  накажет  меня
Атта-Хадж за несдержанный язык, но я  скажу  так:  золота,  цветных  камней,
серебра, драгоценных  даров  моря  в  Меддаи  накоплено  великое  множество.
Поверь, мне стоит лишь приказать, и казначеи Священного города купят  десять
самых великих армий, но дело в другом. Во-первых, нужны  мудрые  полководцы,
без которых самое обеспеченное и многочисленное  войско  будет  лишь  стадом
баранов.  А  во-вторых,  требуется  как   можно   быстрее   устранить   саму
первопричину войны - тварь, засевшую в Самоцветных горах. Положим, мы  убьем
Гурцата.  Но  чудовище,   пожирающее   страх,   используя   свою   стократно
увеличившуюся силу, немедленно найдет себе другого слугу. И  как  знать,  не
будет ли им шад Даманхур, кениг Нарлака или, уж прости, ты сам, а то и конис
Юстиний Нардарский?
   - Верно, - сокрушенно согласился Драйбен. - Но как? Как  его  уничтожить?
Мы по-прежнему ничего не знаем.
   - Искать! - Аттали повысил  голос.  -  Что-то  знают  арранты,  наверняка
сохранились  древние  книги,  -  в  конце  концов,  библиотека   Меддаи   не
единственная в этом мире. И до времени, пока мы не найдем способа испепелить
явившегося в нашу Сферу чужака и развеять его прах по  ветру,  нам  придется
лишь огрызаться.
   В  дверь  робко  постучали,  и  в  темном  проеме  появилась  озабоченная
бородатая физиономия мардиба Джебри.
   - Что? - рявкнул эт-Убаийяд. - Я разговариваю, выйди!
   - Мудрейший... - тихо сказал  мардиб.  -  Со  сторожевых  башен  заметили
караван. Самые зоркие воины Священной стражи разглядели  зелено-синее  знамя
Солнцеликого шада Даманхура.
   - Вот как? Ну хорошо... Подготовь мне одеяние первосвященника  и  прикажи
халиттам взять в кольцо Золотую площадь. Я выйду встретить Даманхура.
   Когда Джебри исчез в полутьме прохладного коридора,  медленно,  но  верно
засыпающий от переутомления Драйбен вскинулся:
   - Прости, господин, а где девушка, которая была с нами, и Фарр атт-Кадир?
   - Отдыхают, - коротко ответил поднявшийся с ковра эт-Убаийяд.  -  Иди  по
коридору, третья дверь справа. Тебе тоже нужно поспать. Я справлюсь со всеми
делами без твоего участия.
   * * *
   Изумлению  шада  не  было  границ.  Даманхур  оставался   в   неколебимой
уверенности в том, что у стен Меддаи его  наконец-то  встретят  божественное
спокойствие и безмятежность, в коих искони  пребывал  Священный  город.  Все
войны, стихийные бедствия, эпидемии и  прочие  несчастья,  сваливавшиеся  на
человечество  со  времени  окончания  Золотого   века,   обходили   твердыню
Атта-Хаджа стороной, разбивая свои волны о  белые  стены  и  зеленые  купола
храмов, выраставших из песков Альбакана. Даже зачерпывать воду  из  водоемов
Меддаи  имели  право  лишь  особо   назначенные   управителем-аттали   люди,
использовавшие Для этого освященные серебряные сосуды,  прозрачная  жидкость
из которых затем переливалась в кувшины и  бурдюки  паломников  или  жителей
города.
   - Энарек, - дрожащим шепотом позвал  Даманхур  своего  верного  слугу.  -
Посмотри, что это?..
   - По-моему,  мертвец,  -  пытаясь  сохранять  безразличный  тон,  ответил
дейвани. - И кажется, не один.
   В нынешние  времена  труп  человека  стал  не  такой  уж  и  редкостью  -
разоренный  Саккарем  завален  мертвецами,   оставшимися   без   погребения,
раздувшимися  и  истекающими  смрадом,  над  которыми  трудились  вороны   и
стервятники. Они были всюду: у  обочин  дорог,  среди  развалин  храмов,  на
главных  площадях  захваченных  мергейтами  городов,  на  жестких  веревках,
обмотанных вокруг ветвей олив, на песчаных берегах океана  или  великих  рек
Тадж-аль-Саккарема... Но здесь? В Меддаи? Около священного водоема?
   Больше всего шада поразило как раз  то,  что  тело  человека  вылавливали
именно  из  выложенного  бело-голубым  мрамором   огромного   искусственного
бассейна, наполнявшегося водами источника, открытого  самим  Провозвестником
Эль-Харфом. Мрачные халитты, не осмеливаясь спускаться  в  воду,  вытягивали
покойника с помощью веревок и копья с зацепом,  использовавшегося  сейчас  в
качестве багра. Когда тело перевалилось через  ограду  водоема,  Даманхур  с
удивлением заметил, что вслед за ним из ставшей мутной воды появился труп не
то шакала, не то волка.
   - Побереги-ись! - Громкий  бас  десятника  халиттов  заставил  коня  шада
шарахнуться в сторону - Священная стража открывала бронзовые  шлюзы,  обычно
служившие для того, чтобы выпускать из водоема лишнюю воду. Даманхур натянул
поводья, и вслед за ним остановился весь отряд.
   Тугие струи мутной, окрашенной кровью воды изливались на зыбкую  песчаную
почву и мгновенно пожирались пустыней.
   - Эй! - Шад окликнул ближайшего халитта. Даманхура оскорбляло то, что  на
него никто не обращает внимания, хотя телохранители еще за  лигу  до  Меддаи
развернули лазорево-зеленый штандарт саккаремских владык, а сам  шад  сменил
обычный белый тюрбан на головной убор правителя Империи Полудня  -  тяжелое,
давящее на  голову  сооружение,  свернутое  из  полос  изумрудного  шелка  и
украшенное крупным треугольным сапфиром в серебряно-золотой оправе. -  Воин,
подойди ко мне!
   - Рад  приветствовать  Солнцеликого!  -  Халитт,  на  придирчивый  взгляд
Даманхура слишком  медленно  подошедший  к  лошади  шада,  даже  не  изволил
поклониться. - Счастливо ли добрался, о величайший? Аттали эт-Убаийяд должен
ждать тебя возле Золотого храма.
   - Что происходит? - Даманхур ткнул пальцем в трупы  человека  и  волка  и
обвел взглядом напрочь выгоревший  палаточный  лагерь  -  только  обугленные
деревянные подпорки торчали да чернели на песке пятна пепла,  среди  которых
какие-то люди собирали уцелевшие от огня скудные пожитки. - Отвечай!
   - Дикий Гон, - коротко бросил халитт  и,  совсем  нарушая  любые  правила
приличия, отошел, повернувшись спиной  к  шаду.  Нужно  было  помочь  другим
воинам Священной стражи, оттаскивавшим мертвые тела в сторону от бассейна.
   - Неужели напали мергейты?  -  спросил  сам  себя  Даманхур,  не  обратив
внимания на непочтительность халитта, и моментально получил ответ от дейвани
Энарека:
   - Если мне будет позволено сказать, о благороднейший, мергейтов  на  этом
берегу Урмии пока не видели. Следовательно,  я  осмелюсь  предположить,  что
произошло нечто... особенное. Связанное, вероятно, с волшебством.
   - Как нам здесь проехать? - глядя на  тугой  водный  поток,  промывший  в
песке глубокую ложбину, вопросил шад. Глупые слова Энарека он пропустил мимо
ушей. Всем известно, что  волшебство,  имеющее  силу  повелевать  животными,
давным-давно сгинуло. Наверное, просто голодные стаи  волков,  изгнанные  из
Степи невероятной засухой нынешнего лета, вынуждены были напасть на людей. -
И как они смеют опустошать священные водоемы?!
   - Любую святыню, - вкрадчиво заметил Энарек, - можно осквернить. Пойми, о
великий, опасно пить воду, в которой лежали мертвые тела. Водоем  наполнится
быстро. Как я читал, источники Провозвестника неисчерпаемы... Давай  объедем
справа. Видишь, там начинается улица, скорее всего ведущая в центр города.
   ...Нет, не было спокойствия в Меддаи. Шад твердо уяснил:  минувшей  ночью
что-то случилось. Что-то очень нехорошее и страшное. Недаром он  сам,  да  и
все воины его  отряда  видели  перед  рассветом  неясное  зеленое  сияние  в
стороне, где располагался город.  И  вот  -  следы  крови  на  белокаменнных
мостовых,  брошенное  оружие,  валяющиеся  на  мраморе  и  граните  потухшие
факелы... Хвала Атта-Хаджу, халитты после восхода  солнца  быстро  убрали  с
улиц мертвецов. Перепуганные люди, жмущиеся к  ступеням  храмов,  выглядящие
уставшими и подавленными  мардибы,  раздающие  бедным  хлеб  возле  складов,
принадлежащих аттали и Священному Совету... Вооруженные  до  зубов  халитты,
сопровождаемые конниками  в  халатах  саккаремской  гвардии.  Только  сейчас
Даманхур вспомнил, что он - шад.  Находящиеся  в  Меддаи  гвардейцы  первыми
поприветствовали своего повелителя, однако не присоединились  к  эскорту,  а
продолжили патрулировать город вместе со Священной стражей.
   Однако при подъезде к Золотой площади Даманхур увидел  выстроенных  вдоль
главной улицы Меддаи халиттов со всеми знаменами,  каждый  сжимал  в  правой
руке обнаженную саблю, а  когда  лошадь  шад  а  проходила  мимо,  безмолвно
вскидывал оружие над головой в знак почтения к Солнцеликому.
   У ступеней Золотого храма Даманхура ждал святейший  аттали  -  невысокий,
сухонький старичок в белоснежном халате и темно-зеленом с золотыми полосками
тюрбане.
   "Вот и Меддаи, - мелькнуло в голове у Даманхура. - Главное, что  духовная
власть  сохранена  поныне,  и  кто  знает,  может  быть,  удастся  уговорить
эт-Убаийяда помочь нам".
   Но, вопреки ожиданиям саккаремского повелителя,  аттали  не  спустился  с
паперти храма первым, для того чтобы высказать  свое  уважение  к  светскому
владыке, а просто дал незаметный знак ладонью стоявшим позади него  храмовым
служителям. Именно они первыми сошли по ступеням к  площади  и  поставили  у
копыт коня Даманхура сжимаемые в ладонях подносы.
   На каждом из них громоздилась куча золотых монет, а поверх лежали веточки
оливы и винограда - символы Саккарема.
   -  Подарки  от  святейшего  аттали  Касара  эт-Убаийяда  его  величеству,
Солнцеликому шаду Саккарему Даманхуру атт-Бирдженду!
   В груди шада  запылал  радостный  огонь.  Теперь  он  точно  знал:  жрецы
Атта-Хаджа помогут ему закончить эту страшную войну.
   * * *
   Драйбен настолько вымотался, что сразу после того, как  эт-Убаийяд  пошел
вниз, облачаться в нарядные  одеяния  для  встречи  с  шадом,  отправился  в
указанную ему комнатенку, располагавшуюся в пристройках Золотого храма. Само
великое святилище Атта-Хаджа представляло собой  очень  высокое,  украшенное
вычурным золотым куполом строение, которое обороняла кованая  ограда,  а  по
углам поднимались  узкие  стреловидные  башни.  Но  за  фасадом  с  алтарной
стороны, обращенной  в  сторону  восхода,  скрывались  лабиринты  коридоров,
лестницы, ведущие в темные храмовые сокровищницы,  прохладные  подвалы,  где
содержались запасы продуктов, а заодно и в тюрьму Мед дай, расположенную  на
глубине тридцати-сорока локтей. Там проводили  долгие  годы  так  называемые
преступники  веры  -  святотатцы,  святокупцы,  распространители  лжеучений,
хулители, ложные  собиратели  пожертвований  и  прочие  оскорбители  религии
Провозвестника.
   Однако верхние этажи пристроек были просторны  и  светлы,  через  ажурные
окна с редкостной красоты узорчатыми витражами в  глубины  огромного  здания
проникал свет, позволявший переписчикам, казначеям и  художникам  без  труда
отправлять свои обязанности. Здесь  же  обычно  селились  наиболее  почетные
гости аттали.
   В небольшой комнате, где эт-Убаийяд устроил Фейран и Фарра,  конечно  же,
почти отсутствовала привычная для человека из Нардара мебель  -  только  два
сундука и высокая подставка для книг. Зато стены и пол полностью  скрывались
под пышными коврами, ступня утопала в мягчайшем ворсе едва не по  щиколотку,
а через невидимые отверстия в стене с улицы проникал свежий воздух.
   Фарр устроился возле самого окна, укрывшись  одеялом,  рядом  притулилась
дочь  погибшего  шехдадского  управителя,  -  судя  по  виду,  их  сон   был
безмятежен, несмотря на все происшествия минувшей ночи. Оглядевшись, Драйбен
заметил стоявшую в углу корзину с едой, нагнулся, пошарил в ней,  но  сыр  и
пшеничные лепешки  отбросил.  От  усталости  есть  не  хотелось.  Было  одно
жела-цде - упасть на ковер и спать. Хотя... Нардарец потянул к себе глиняный
кувшин с неоткупоренной крышкой, подцепил  ее  кинжалом  и,  обнаружив,  что
старинное присловье: "Главное - внутри", как всегда, истинно,  единым  духом
выпил едва  не  целую  кварту  отличного  розового  вина.  Пьянящий  напиток
мгновенно разошелся по жилам, - Драйбен не ел почти сутки, а его мозг  устал
настолько, что сок виноградной лозы  оказал  действие,  подобное  снотворным
зельям нарлакских алхимиков. Человек просто со вздохом опустился на пол,  не
удосужившись даже снять сапоги, и тотчас захрапел.
   ...Где-то внизу, на площади, закончилась церемония встречи двух владык  -
духовного и мирского, шада препроводили в лучшие  гостевые  покои,  охранный
отряд разместился в странноприимных домах. Священная стража,  да  и  обычные
люди из числа беженцев не покладая рук продолжали наводить порядок в городе,
в очистившиеся священные водоемы изливались  хрустальные  струи,  бьющие  из
древних валунов. По легенде, Провозвестник Эль-Харф спас умирающий от  жажды
караван, ударив в скалу своим посохом и попросив благословения у Атта-Хаджа.
Камень немедля разверзся, явив кристально чистый холодный источник...
   Драйбену снились кошмары, и это неудивительно.  Мелькали  тени  волков  с
горящими красными глазами, чувствовался запах псины и звериной шерсти,  слух
терзали вой и рычание Дикого Гона, почему-то мимо прошел  Кэрис  с  растущим
пониже спины черным  песьим  хвостом  и  ухмыльнулся,  сказав:  "В  нынешние
времена у всех воинов  растет  хвост,  не  удивляйся!"  Потом  вдруг  явился
Атта-Хадж в халате светло-зеленом и усеянном вышитыми цветами из  шафранного
шелка и начал кричать, что содержит самый дешевый постоялый двор в Меддаи  и
добрым правоверным не стоит ходить к жадному Бен-Аххазу,  а  после,  схватив
самострел, убежал охотиться на шакала. Вышел Бен-Аххаз и возразил, будто все
это клевета, а завистники лишили его наследника и семя  Бен-Аххазово  теперь
прервалось... Манассия же вытянул из  груди  наконечник  копья  и  предложил
купить его. Возник внезапно аттали эт-Убаийяд, отмахивался саблей от  гиены,
а у последней были человеческие ноги, сотник Джебри, появившийся из  тумана,
указывал пальцем на Драйбена и говорил: "Ты - это я,  а  я  -  это  ты",  и,
наконец, опустилась откуда-то све