выразить свое глубокое почтение наместнику Папы и короля.
   - Я остаюсь здесь, - провозгласил Годфри. - Я буду в полной безопасности.
Войти в церковь с оружием или вытащить меня отсюда они не решатся.
   - Милорд, -  сказал  Морлен,  поднимая  взгляд.  -  Милорд,  солдаты  уже
окружают монастырь, но войти на освященную землю пока не осмелились. Кого вы
отправите в Лондон к принцу?
   Годфри покосился на сэра Мишеля и сказал:
   - У господина де Фармера имеется важное дело к  принцу,  потому  в  Тауэр
поедет именно он. Морлен, идите к  воротам  и  продолжайте  наблюдать.  Отец
Теодерих,  -  архиепископ  повернулся  к  аббату,  -  прошу  вас  сходить  к
гвардейцам и выспросить, что они хотят. Не забывайте, именно вы - настоятель
обители, а земля эта освящена и принадлежит церкви. Вы - хозяин монастыря...
   Аквитанец и священник быстро зашагали к вратам храма, а Годфри  дал  знак
Мишелю и Гунтеру подняться.
   - Мишель, дорогой мой, - серьезно начал Годфри. - Прежде всего  я  должен
сказать, что, не доверяй я тебе, столь важное дело, а может быть,  и  судьба
трона никогда не оказались бы в  твоих  руках.  Но  меня  смущают  некоторые
странности, как твои, так и присущие  господину  оруженосцу.  -  Архиепископ
зыркнул на Гунтера. - Я попросил  бы  хоть  в  двух  словах  объяснить,  что
произошло на пристани...
   - Ну... - замялся сэр Мишель, не совсем представляя, как можно  объяснить
Годфри происхождение Гунтера и его необыкновенного оружия. Внезапно германец
сам шагнул вперед.
   - Милорд, - сказал Гунтер. - Поверьте,  у  каждого  дворянина  есть  свои
тайны, которые он не вправе раскрывать никому, кроме священника, и  то  лишь
на исповеди. . Если у вас есть возможность - исповедуйте меня и услышите все
обо мне и вот этой... этой... - Гунтер  протянул  архиепископу  автомат,  не
забыв поставить предохранитель в верхнее положение, - этой пугалочке.
   - Пугалочка, - проворчал архиепископ. - Хорошо вы, сударь, напугали  того
стражника с рыжей бородой. Мозги от испуга так  и  брызнули...  Нет  у  меня
времени сейчас вас исповедовать. Скажите только правду, благо вы  находитесь
в церкви, - это дело человеческих рук или вещь не принадлежит к миру людей?
   - Клянусь, она сделана человеком, - твердо ответил  Гунтер  и  неожиданно
для самого себя улыбнулся. - Если нужно проверить, положите вещь на алтарь и
окропите святой водой. Дьявольское волшебство,  коли  оно  есть,  немедленно
исчезнет.
   Годфри рассмеялся и развел руками:
   - Ладно, я удовлетворен вашим ответом. Теперь, господа,  выслушайте  меня
внимательно. Любой ценой вы должны оказаться в Лондоне не позже  завтрашнего
утра. Уильям Лоншан, видимо, полагает, что все его действия заранее одобрены
королем, и потому от канцлера  можно  ждать  любых  неприятностей.  У  тебя,
Мишель, мое кольцо, и тебе я передам подписанные королем и  Папой  бумаги  -
пусть рескрипты хранятся у Джона. Если Лоншан  посмеет  отрицать  истинность
документов, которые Джон должен будет ему  показать,  пусть  принц  собирает
совет баронов. Я как архиепископ передам принцу письменные приказы о лишении
Уильяма  де  Лоншана  всех  государственных  должностей  и  конфискации  его
имущества. Меня очень обеспокоил твой рассказ о исмаилитах  и  этом  рыцаре,
Понтии, кажется?
   - Да, милорд, - кивнул сэр Мишель и внезапно побледнел. - Господи, а если
убийцы уже сумели добраться до Джона?
   - Тогда нам всем  конец,  -  холодно  ответил  Годфри.  -  Принц  -  наша
единственная надежда.  Если  все  кончится  плохо  и  больше  мы  не  сумеем
увидеться - покидайте Англию  и  отправляйтесь  в  Марсель  или  королевство
Наварр-ское. Расскажете все Элеоноре Пуату.  Надеюсь,  королева-мать  успеет
вернуться в Англию и взять управление в свои руки. Итак, я остаюсь в  церкви
- стены храма защитят меня лучше  десяти  тысяч  рыцарей,  а  вы  езжайте  в
Лондон.
   Годфри развернулся и направился к  алтарю.  Передав  Мишелю  все  свитки,
архиепископ быстро благословил нормандца и Гунтера, и те быстро пошли  прочь
из храма.
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. СТОЛИЦА АЛЬБИОНА
   Ранним утром, на восходе, 23 августа 1189  года  у  южных  ворот  Лондона
можно было наблюдать занимательную сцену. Парочка дворян, по виду  не  самых
богатых, прыгала вокруг небольшого костерка, хлопая себя ладонями по  плечам
и туловищу. Дворяне, видимо, ужасно  замерзли,  и  все  пируэты  исполнялись
только ради того, чтобы  согреться.  Крестьяне,  приехавшие  из  близлежащих
деревень и привезшие в город на продажу свежее молоко  'да  парное  мясо,  с
исключительным изумлением взирали, как один дворянин - тот,  который  повыше
ростом и с рыжими коротко стриженными  волосами,  -  шагает  вокруг  костра,
громко стуча по сухой земле подковками сапог, и с недовольным выражением  на
лице старательно выводит следующую песенку:
   Боже, на долги дни ты короля храни! Счастье победное пусть  он  изведает,
Боже, на долги дни ты короля храни...
   Крестьяне, да и сэр Мишель не  понимали  большинство  слов,  благо  песня
исполнялась  на  английском  языке  образца  двадцатого  века,   а   сильный
южно-саксонский акцент превращал гимн Британской империи в нечто  совершенно
несовместимое с человеческим слухом.
   Концерт продолжался вплоть до утреннего колокола, и до времени,  пока  не
заскрипели цепи подъемного моста, открывавшего въезд  в  Лондон,  английские
пейзаны и нормандский рыцарь успели выслушать гимны почти  всех  европейских
государств  и  даже  "Интернационал",  с  чувством  исполненный  по-немецки.
Вставай, проклятьем заклейменный. Крестьяне, однако,  не  слишком  дивились.
Мало ли чего благородным господам в голову взбредет? Пускай себе заливается.
   - Сага о том, как Мишель де Фармер и Гунтер фон Райхерт ездили в  Лондон,
- ни к кому не обращаясь, сказал германец. - Такой сумасшедшей ночи  у  меня
не было со времен французской кампании. Мишель, сколько законов мы  нарушили
с прошедшего заката?
   Сэр Мишель начал что-то бормотать  про  себя,  загибая  пальцы,  и  когда
таковых было загнуто шесть, радостно улыбнулся и воззрился на оруженосца:
   - Точно не скажу, но настоящему рыцарю делать подобное  не  пристало!  За
эдакие выверты можно попасть в тюремный замок годков на  тридцать.  Впрочем,
можно посчитать точнее... Или гребцом на галеры. Хочешь?
   - Пошел ты... - поморщился Гунтер. - Лучше скажи,  как  быть  дальше.  Ты
точно знаешь, что Джон в Тауэре?
   - Знаю, что принц в Лондоне, - самоуверенно  заявил  норманн.  -  Найдем.
Поехали, ворота уже открылись!
   Доблестный рыцарь вместе с другом оруженосцем приехали к  стенам  Лондона
задолго до рассвета - Гунтер приблизительно посчитал, что от обители Святого
Мартина до столицы королевства было километров тридцать или чуть побольше.
   Трудности начались  возле  самых  ворот  аббатства.  Риченда  де  Лоншан,
выполнявшая волю своего брата канцлера,  нагнала  к  монастырю  около  сотни
солдат  и  несколько  рыцарских  копий.  Еще  до  ухода  посланников  Годфри
обстановка начала накаляться. Помощник констебля с  какой-то  непроизносимой
фамилией потребовал  от  отца  Теодериха  немедленно  выдать  скрывшегося  в
монастыре  государственного  преступника,  равно  как  и   его   сообщников.
Настоятель, разумеется, отказался и, потребовав от  нарушителей  спокойствия
обители убраться поскорее, пригрозил, что отлучит первого  же  осмелившегося
ступить на святую землю с оружием.
   Приказ Риченды и констебля говорил со всей  ясностью  -  графа  Клиффорда
схватить любой ценой и доставить в Дувр.  Солдаты  знали,  что  "самозванец"
попросил убежища в церкви. Из этого и проистекала неразрешимая  ситуация:  в
королевскую армию набирались в основном  безземельные  свободные  крестьяне,
люди  глубоко  верующие  и  боящиеся  гнева  церкви  гораздо   больше,   чем
недовольства командиров. Потому-то никто не  осмелился  переступить  границы
монастыря. Сотник и помощник констебля, видя затруднения, немедленно послали
в город за сэром Роджером и Ричендой, которой канцлер  дал  все  полномочия.
Сейчас солдатам было приказано лишь охранять ворота обители Святого  Мартина
и никого не выпускать, кроме монахов. Этим и воспользовался сэр Мишель.
   Отец Теодерих был настолько возмущен  появлением  военных  и  их  наглыми
требованиями, что лично выдал  нормандцу  и  Гунтеру  черные  бенедиктинские
рясы, веревочные пояса и узелок  с  едой,  собранной  монастырским  поваром.
Выехать на лошади было невозможно - кто ж когда  видел  простого  монаха  на
лошади? - поэтому решили пока идти на своих двоих, а  лошадей  раздобыть  по
дороге. Аббат,  между  прочим,  немало  рассмешил  Гунтера,  фактически  дав
индульгенцию  -  Теодерих  заявил,  что  прощает  верным  слугам  святейшего
архиепископа все  грехи,  которые  они,  несомненно,  совершат  по  пути  до
Лондона. Исключая, единственно, убийство...
   Далее в  действие  включился  отец  приор.  Высокий  сухощавый  старик  с
несомненно аристократическими наружностью и  манерами  облачился  в  сутану,
почти не уступающую по роскоши той, в  которую  недавно  переоделся  Годфри,
вывел двоих новоиспеченных монахов за ворота, провел через все караулы, а на
попытавшегося задать вопрос наподобие:  "Куда  путь  держите?"  гвардейского
десятника бросил такой  испепеляющий  взгляд,  что,  казалось,  десятник  от
смущения и испуга даже стал меньше ростом. Ответ приора был следующим:
   - Это, сын мой, благочестивейшие и смиреннейшие братья, направляющиеся  с
дозволения аббата в деревню Кеттеринг... Там занедужила наша  прихожанка,  и
ей требуется помощь духовника.
   Сэр Мишель сверкал глазами из-под черного капюшона и старательно  пытался
изобразить упомянутые приором благочестие  и  смирение.  Получалось  похоже.
Когда все трое отошли от десятника, ветерок донес слова:
   - Прихожанка  у  них  занедужила,  понимаешь...  Помощь  требуется.  Один
держит, другой помогает?..
   Приор аж запнулся, услыхав святотатственные  речи,  но  почел  за  лучшее
сдержаться. Наверное,  решил  Гунтер,  выскажет  десятнику  свое  мнение  на
обратном пути.
   Доведя двоих гостей из Нормандии до развилки, где  начиналась  дорога  на
Лондон, приор величественно благословил их, чуть поклонился и, протянув руку
для поцелуя, сказал:
   - Мы будем ждать известий, дети мои. Да поможет вам святой Мартин!
   После чего монастырский святоша размашисто зашагал обратно к обители.
   Путешествовать без лошадей долго и тяжело. Лошадей надо раздобыть.  Кроме
того, необходимы деньги: за вход в Лондон придется выложить немало серебра -
канцлер Лоншан увеличил в несколько раз подорожные налоги. Вопрос  только  в
одном: где все это взять? После заката очень немногие выезжают из дома...
   - Так, - решительно сказал  сэр  Мишель,  откидывая  капюшон.  -  Большая
дорога в наличии. Почему бы на данной дороге не объявиться разбойникам?
   - Ты хочешь ограбить разбойников? - поднял бровь  Гунтер.  -  Где  мы  их
возьмем? Единственный разбойник ваших времен, про которого я помню, Робин из
Локсли, сейчас околачивается возле Ноттингама.
   - Робин из Локсли? - Сэр Мишель задумался, пытаясь вспомнить. -  Не  знаю
такого. Только вот разбойников мы грабить не будем. Мы сами себе  разбойники
Помнишь, нам отпустили грехи на эту ночь?
   - Начинается. - Германец  схватился  за  голову.  -  Мы,  государственные
преступники, сообщники самозванца, напавшие на королевских солдат в  гавани,
колдуны и ведьмаки, использующие сатанинское оружие, теперь вдобавок  станем
самыми вульгарными грабителями с большой дороги?!
   - Правильно, - согласился сэр Мишель и на всякий случай напомнил  заново:
- Грехи-то отпущены. Можно и поразбойничать. Надеюсь, этот твой автомат пока
работает?
   - Господи Иисусе, - простонал Гунтер. - Какая пародия! Здесь  Чикаго  или
где?
   - Не Чикаго, - авторитетно заявил рыцарь. - А что это такое?
   - Город, где по улицам ходят разбойники с автоматами, - объяснил  Гунтер.
- Ладно, доблестный сэр, двинулись. Нам еще шагать и шагать.
   Жертвой необдуманной устной индульгенции  аббата  Теодериха  стал  конный
разъезд Дуврского шерифства.  Констебль  приказал  страже  объезжать  дороги
вокруг города даже ночью - мало ли,  вдруг  Годфри  Клиффорд  решится  тайно
покинуть монастырь и поедет в Лондон искать защиты у принца Джона?
   Из вечернего полумрака лесной дороги вынырнули две тени. Послышался  звук
лошадиных копыт и негромкий разговор. Стражники, как можно  было  различить,
вполголоса костерили начальство и "эту жирную шлюху" Риченду де  Лоншан.  Им
тоже не нравилось ночное бдение.,
   - Приготовились, - прошептал  рыцарь,  когда  всадники,  ведущие  лошадей
шагом, приблизились на полсотни шагов. - Мы простые мирные монахи. Если  нас
остановят - тогда подеремся. Если нет - употребляй свой  автомат.  Им  можно
поранить или только убить насмерть?
   - Вспомни Понтия, - ответил Гунтер. - Я его тогда  лишь  поцарапал.  Если
получится - постараюсь легко ранить и этих...
   Сэр Мишель почувствовал вдохновение. Норманны, всегда были  пакостниками,
и если приводится  возможность  славно  повеселиться,  то  таковую  ни  один
уважающий  себя  потомок  викингов  не  упустит.  Гунтер,   впрочем,   слабо
представлял, что конкретно собирается устроить с  двумя  маячившими  впереди
конниками его рыцарь. У человека двадцатого века фантазия работала несколько
прямолинейно - заставить англичан  спуститься  на  землю,  дать  очередь  по
ногам, оставить на дороге и забрать лошадей.  По  крайней  мере  именно  так
сделал бы всякий нормальный, по мнению Гунтера, разбойник.
   У рыцаря имелись несколько другие планы. Хоть Англия и была частью общего
королевства, сэр Мишель недолюбливал подданных своего монарха, обитающих  на
островах. А кроме того, рыцарь до настоящего времени  не  мог  справиться  с
кипевшим  возмущением  от  отвратительного  обращения  с  особой  святейшего
архиепископа, с ним самим, оруженосцем  и  другими  благородными  дворянами,
приехавшими вместе с Годфри. Потому-то англичан и следовало обидеть.  Причем
обидеть всерьез.
   Сэр Мишель топал прямо на шерифский разъезд, но оба  англосакса,  видать,
были сильно увлечены беседой ј не замечали  две  темные  тени  в  монашеских
рясах. Лишь когда норманн вскинул руку  и  выкрикнул:  "Да  благословит  вас
Святая Троица, Дева Мария и все апостолы, дети мои! Не пожертвуете ли вы  на
крестовое воинство и новый придел  Богородицы  для  церкви  обители  Святого
Мартина?", стражники остановили  коней  и  окинули  подозрительным  взглядом
подошедших вплотную благочестивых братьев-бенедиктинцев.
   -  Вы  кто?  -  грозно   осведомился   первый   англичанин,   высокий   и
светловолосый. Рожа у него  была  совершенно  деревенская  -  это  отчетливо
бросалось в глаза даже  в  сумерках.  Второй,  коротконогий  плотный  мужике
вислыми усами, ничего не сказал, а лишь положил руку на меч. И то больше для
порядку - каких неприятностей можно ждать от монахов?
   - Мы из обители Святого Мартина, - елейным голосим повторил рыцарь. - А в
столь глухой и неурочный час  идем  исповедовать...  э-э...  одного  барона,
находящегося при смерти в трактире, что в лиге отсюда по Лондонской дороге.
   Сэр Мишель бывал раньше с Англии и отлично знал, что трактиров на пути от
Дувра до столицы превеликое множество и хоть один  наверняка  расположен  на
указанном расстоянии. Не исключено даже наличие умирающего барона.
   - Идите, идите, святые братья,  -  проворчал  длинный.  -  На  службе  не
подаем. О, скажите лучше, чего у вас в обители творится?  Гвардию  пригнали,
констебль  всех  на  ноги  поднял,  двоих  наших   в   Лондон   послали   за
подкреплением... Война, что ли?
   "Хорошо за нас взялись, - мелькнула мысль у Гунтера. - Ради  архиепископа
и меньше чем полудесятка  оставшихся  верных  ему  рыцарей  поднимают  целую
армию!"
   Сэр Мишель пустился в  объяснения,  что,  мол,  заявился  какой-то  граф,
называющий себя наместником короля. Господин констебль и светлейший  канцлер
приказали мерзавца изловить. А граф сей попросил убежища в церкви...
   Пока Фармер долго и путано рассказывал, второй стражник с кряхтеньем слез
с коня и направился к краю дороги.  Повинуясь  безмолвному  приказу  рыцаря,
указавшего на спешившегося англичанина глазами, Гунтер незаметно  последовал
за ним. Едва коротышка пристроился у сосны и, спустив штаны до колена, начал
задумчиво орошать ствол остатками просившегося наружу  славного  английского
пива, германец осторожно подошел к потерявшему  осмотрительность  блюстителю
сзади (благо старший разъезда был увлечен байками сэра Мишеля, не видя,  что
происходит за спиной) и сильно саданул его прикладом  автомата  в  основание
черепа. Сэр Мишель мгновенно вцепился в собеседника, стащил с седла, так что
стражник сильно приложился  спиной  об  укатанную  дорогу,  на  миг  потеряв
возможность дышать, и несколько раз добавил кулаком по лбу.
   Захват разъезда стражи произошел настолько стремительно и неожиданно, что
(унтер даже позавидовал сноровке своего рыцаря. Надо полагать, Мишелю раньше
неоднократно приходилось сталкиваться со служителями закона  и  он  научился
грамотному обращению с ними.
   Бесчувственные тела быстро оттащили к краю дороги, за кусты  куманики,  и
сэр Мишель,  грустно  посмотрев  на  германца,  успевшего  поймать  лошадей,
сказал:
   - Руку вот разбил.
   Рыцарь показал кулак с содранными костяшками. Лоб у  служащего  Дуврского
шерифства оказался крепким.
   - Что делать с ними будем? - спросил Гунтер. - Так  оставим?  Ведь  скоро
очухаются и побегут жаловаться на монахов-разбойников. Погоня обеспечена...
   - Ну сначала мы сделаем одну вещь... - Сэр Мишель нагнулся и ловко ощупал
стражников. У каждого при  себе  имелся  кошель,  наполненный,  пусть  и  не
отказа, монетами. - Большей частью медь, - огорченно заметил рыцарь, высыпая
деньги на ладонь и всматриваясь. - Ну-ка, где твое огниво? Темно  хоть  глаз
выколи.
   Гунтер нашел за голенищем сапога зажигалку. При свете фитиля  выяснилось,
что добыча составляла около дюжины шиллингов и еще один золотой  французский
дублон с  корявым  профилем  короля  Людовика  VII.  На  въезд  в  Лондон  и
сравнительно неплохую еду в любой городской таверне хватило бы с лихвой.
   На том сэр Мишель не остановился. Он старательно обыскал обоих  англичан,
изъял все имевшееся оружие - два меча, два ножа, а на седле одной из лошадей
обнаружился арбалет со связкой стрел в кожаной сумочке.
   - Отлично! - бормотал рыцарь. - Просто отлично! Быть разбойником не столь
уж и плохо. Джонни, поищи в седельных сумах веревку. Сейчас я  тебе  покажу,
как папенька поступал с пленными сарацинами!
   - Ты их хочешь повесить? - Гунтер  застыл  с  открытым  ртом.  -  Еще  не
хватало! Все-таки убивать можно только тех, кто  способен  сопротивляться  и
хочет убить тебя.
   Норманн в ответ покрутил пальцем у виска, горестно вздохнул, сетуя в душе
на неразумность собственного оруженосца, и сказал:
   - Нам же отпустили все грехи, кроме убийства. Когда Гунтер передал Мишелю
найденную веревку,  рыцарь  начал  священнодействовать.  Указав  Гунтеру  на
лежащего рядом стражника, он жестом дал понять, что жертву злодеяния следует
перевернуть на живот. Когда с этим было покончено, второго подтащили за руки
и за ноги и аккуратно  уложили  на  спину  первому.  Затем  Мишель  разрезал
длинную веревку на четыре части и, привязав несчастных друг к другу за пояс,
примотал лежавшему сверху руки к ногам,  а  потом,  перекатив  обоих  набок,
точно так же поступил с нижним. Глядя на все это. Гунтеру стало смешно -  он
представил себе, как очнувшиеся стражники где-нибудь  к  полудню  доковыляют
эдаким манером к воротам обители Святого Мартина (если, конечно,  их  прежде
никто не встретит и не  освободит).  Убедившись,  что  все  узлы  достаточно
крепки, рыцарь отрезал лишние болтавшиеся концы веревок и  начал  стаскивать
через голову рясу.
   - Снимай, мы больше не монахи, - бр