ад собой
Даманхур, были лишь Атта-Хадж - отец богов и аттали - отец веры.
   - Закончим наши разглагольствования о вещах давно известных, -  продолжил
эт-Убаийяд, поднимаясь. Следом за ним вскочил и Даманхур. - Господин Драйбен
и его друзья раскроют твоему сердцу тайны гораздо большие, нежели  те,  коих
ты ждешь от меня. Оставь этот дворец и пойди к ним. Я  знаю,  ты  хочешь  на
время стать просто человеком, но не шадом. Нынешней  ночью  тебе  приведется
такая возможность. Забудь об одном - о гордыне.
   С тем эт-Убаийяд, опираясь на свой посох, с  быстротой  удивительной  для
человека его возраста зашагал к двери из  зала,  где  его  встретили  верные
телохранители-халитты.
   - Э-э... - Даманхур вопросительно посмотрел на Асверуса,  а  тот  в  свою
очередь передал этот взгляд Драйбену.
   - Пошли тогда, - пожал плечами  нардарец.  -  Только...  Солнцеликий,  мы
живем очень скромно, и я не хочу, чтобы  наши  недостойные  нравы  оскорбили
тебя.
   По лицу Даманхура, на котором скука сменилась изумлением, а  изумление  -
любопытством, было видно: шад принял решение.
   - Ведите, - хмыкнул он. - Надеюсь, недалеко? И  вот  еще  -  сотник  моей
охраны не отпустит меня одного даже в пределах Белого города, где повелителю
Саккарема никто и ничто не угрожает.
   - На улицах встречаются дикие животные, - скривил рот в невеселой  улыбке
Драйбен. - Полагаю, твои, о царственный,  телохранители  могут  постоять  за
дверью нашего обиталища.
   На самом деле появление не кого-нибудь, а самого шада Саккарема - по виду
всего лишь разодетого в  пышные  облачения  и  слегка  начинающего  толстеть
сорокалетнего  мужчины  -  вызвало  полный   переполох   в   комнатке,   где
разместились Драйбен, Кэрис и все  остальные  невольные  участники  истории,
главной движущей силой которой был Повелитель  Самоцветных  гор.  Увидев  на
пороге  Драйбена,  вернувшийся  из  библиотеки  Кэрис  моментально  высказал
попутчику все, что  он  думает  о  его  необузданных  родственниках,  отчего
Асверус едва не схватился за меч (оскорбление пред  ликом  шада  -  это  уже
слишком!),  а  затем,  когда  внутрь  вошел  сам  Даманхур,  вельх,   доселе
пребывавший в грязной окровавленной  рубахе  и  драных  шароварах,  запросто
вопросил:
   -  Ого,  какой  индюк!  Милейший,  ты  чего  так   разоделся?   Мы   люди
нецеремонные. И потом,  раз  тебя  привели  мои  друзья,  знай  мой  обычай:
простота во всем. Здесь жарко, сбрасывай халат, оставайся в рубахе.
   - Так  -  только  и  произнес  Даманхур,  слегка  ошалевший  от  подобной
"нецеремонности". - Ну... "Как сказал аттали? - промелькнула мысль в  голове
шада. - Стать просто человеком? А почему бы и нет?"
   Даманхур расстегнул халат, снял его и просто набросил  на  плечи.  Причем
сделал это так быстро, что его движение уложилось ровно  в  то  время,  пока
Драйбен высокомерно представлял Кэрису нового гостя:
   - Перед тобой сам господин всех Полуденных земель, Солнцеликий и  славный
вовек шад Саккарема Даманхур атт-Бирдженд.
   Фарр разинул рот,  замерев,  Фейран  ахнула  и  полностью  прикрыла  лицо
свисающим концом платка, Драйбен ухмыльнулся, а Кэрис расплылся в широченной
улыбке:
   - О! Милости прошу. Хочу извиниться за  грубость,  но  просто  человек  я
такой. Вот, садись на ковер. Асверус, не строй постную физиономию, все  свои
собрались. Фарр, хватай мой мешок и вместе с Фейран  иди  за  мной.  Кстати,
вытащи с самого верху баклагу. Там должно  быть  белое  вино.  Пускай  гости
отдыхают до времени, пока мы появимся во всем блеске.
   Даманхур как-то  странно  пожевал  губами,  поискал  глазом  подушку,  на
которую можно было сесть, и наконец устроился неподалеку  от  окна.  Асверус
Лаур и Драйбен, по нардарскому обычаю оставив оружие у  дверей,  последовали
его примеру и скованно замолчали. Непривычный к подобной обстановке шад лишь
осматривал комнатенку и отхлебывал из баклаги до тех пор, пока телохранители
не открыли дверь и в проеме не  появился  вельх  -  со  своими  непременными
косичками, в белоснежной льняной рубашке с вышивкой по вороту  и  рукавам  и
странной одежде, больше напоминавшей юбку с перекинутым  через  левое  плечо
длинным хвостом клетчатой материи. За ним маячил хмурый и насупленный  Фарр,
совершенно не знавший, как себя  вести  в  присутствии  не  кого-нибудь,  но
самого саккаремского шада и нардарского принца.  Приодевшаяся  и  невероятно
похорошевшая Фейран казалась лишь темным молчаливым силуэтом.
   - Поговорить пришли? - весело громыхнул Кэрис и плюхнулся на ковер  прямо
перед Даман-хуром. Шад ответил сдержанной улыбкой. Ему нравилась развязность
этого странного  варвара,  который,  казалось  бы,  не  имеет  ни  малейшего
представления о титулах, величии или богоподоб-ности владык Мельсины. - Ну и
отлично.  Каково  вино?  Могу  угостить  розовым  аррантским  двадцатилетней
выдержки. Фарр, мешок у тебя? Доставай. И книгу сюда передай заодно.  Я  так
думаю, что беседа у нас будет очень долгая.
   - Главное, - осторожно заметил Даманхур, - чтобы она была содержательной,
почтеннейший.
   - Вот это я могу обещать именем моего отца, - подмигнул вельх, а  Драйбен
вздрогнул. Отцом всех духов, что воплощенных, что невоплощенных, считался не
кто иной, как Творец Вселенной, и подобное  обещание  обязывало  слишком  ко
многому.
   ...Собеседники разошлись перед рассветом. Шад Даманхур был пьян, но,  как
ни странно, не  терял  ясности  рассудка  и  памяти.  Его  внезапно  одарили
знанием, а значит, и оружием. Шаду показалось,  что  этой  ночью  и  в  этой
неожиданной  компании,  которая  никак  не  приличествовала  его  титулу   и
положению, принимались решения  стократ  важнейшие,  нежели  обсуждаемые  на
военном совете эмайров или в зеленой тишине дворцового сада, один на один  с
Энареком. Даманхур почувствовал, что надежда снова коснулась его плеча своим
радужным крылом.
   Дверь за шадом затворилась, и Солнцеликий в  сопровождении  безмолвных  и
вооруженных до зубов стражей отбыл в свое временной жилище, а Кэрис  потерял
всякий, по мнению даже терпимого Драйбена, стыд.  Вельх  щелкнул  серебряной
фибулой, сбросил плед, расстелил его на ковре и  улегся  на  живот,  положив
скрещенные руки под подбородок. Фейран скромно отвернулась, ибо Саккаремской
женщине не следует видеть голые ноги мужчины, если только он не ее муж.
   - Первый раз за долгие столетия, - проворчал Кэрис с закрытыми глазами, -
встречаю властителя, наделенного не одной лишь толикой разума, но и истинным
величием. Знаете, в чем оно заключается?
   - В том, что он пережил общение  с  тобой,-.  буркнул  Драйбен.  -  Конис
Юстиний - вот Асверус подтвердит! - за подобное хамство вздернул бы тебя без
лишних разговоров.
   - Не-ет, - протянул вельх. - Неправду говоришь. Настоящий владыка  должен
чувствовать  себя  в  своей  тарелке  как  среди  придворных,  так  и  среди
прокаженных. Но прежде  всего  он  должен  уметь  слушать.  Даманхур  умеет.
Значит, решено. Через два дня я и Фарр  едем  в  Аррантиаду.  Ты,  Фейран  и
Асверус остаетесь наблюдать. Если  все  кончится  плохо,  встречаемся  через
шестьдесят дней в столице Нарлака, неподалеку  от  морской  гавани,  трактир
"Белый конь". Хозяин - мой друг, сошлетесь на меня. А теперь все, спать!
   Глава шестая. Послы завоевателя
   - Фейран, что с тобой? Ну-ка быстро открой глаза!  И,  ради  всех  богов,
перестань кричать!
   Кэрис потрепал девушку по щеке, затем довольно грубо встряхнул за  плечи,
надеясь, что Фейран очнется. И действительно, она подняла веки и  уставилась
на вельха своими огромными фиолетовыми глазами.
   - Опять сны? Говорила со звездами? - Кэрис  шептал,  чтобы  не  разбудить
остальных. - Нам грозит новая опасность?
   Девушка поднялась на локте, левой ладонью отерла мокрый  от  пота  лоб  и
озадаченно качнула головой, проговорив:
   - Странно... Нет, это не было привычной мне беседой  с  силами  неба  или
земли. Просто сон.
   - Знаю я твои "просто сны", - шикнул вельх. - Любое видение, пришедшее  к
человеку,  наделенному  даром   предсказания,   хоть   что-то   да   значит.
Рассказывай!
   - Видела шада, - после долгой паузы проговорила Фейран. - Солнцеликий был
весел и, как мне показалось, счастлив. Радовался  новой  одежде  -  красному
халату и  такому  же  красному  тюрбану,  украшенному  лиловыми  аметистами.
Говорил, что наконец-то все заботы прекратились, он сможет  отдохнуть  и  не
думать ныне о всякой ерунде наподобие Гурцата, мергейтов или этой  проклятой
войны. Он  прямо-таки  светился  счастьем  изнутри.  Может  быть,  этот  сон
предвещает нам победу?
   - Чего ж ты орала, как резаная?.. Извини. Продолжай, я слушаю.
   - Там были и другие люди. Вот они-то как раз были поражены  горем.  Я  не
могла смотреть на их лица. Темные  пятна  вместо  глаз,  провалившиеся  рты,
грязные волосы, висящие плетьми... Я  их  испугалась  и  поэтому,  наверное,
закричала.
   - К победе. - Кэрис растянулся на ковре рядом с Фейран и сцепил пальцы  в
замок за головой, на затылке. - Нет, я этот сон  толкую  совсем  по-другому.
Постой,  постой,  если  шад  говорил,  будто  ныне  получил  отдых,  -   это
недвусмысленное свидетельство того, что он уйдет  из  мира  видимого  в  мир
невидимый, где человеческие души получают вечный покой и  радость...  Однако
цвета его одежд были красными, а не  белыми,  что  ясно  символизировало  бы
смерть.  Красный  -  цвет  опасности,  угрозы  или  насилия.  Мне  очень  не
понравились твои слова о темных людях без лиц. Не могу понять, как  все  это
увязать меж  собой.  Но,  по-моему,  с  нашим  милейшим  Даман-хуром  должна
произойти какая-то изрядная неприятность. Болезнь, несчастный случай?  Может
быть, покушение? Впрочем, Шада охраняют почище, чем самого  эт-Убаийяда,  и,
как мне кажется, ему не грозит  опасность.  Разве  что  от  своих.  Но,  как
говорят, дейвани Энарек нечестолюбив, да и все приближенные  к  Солнцеликому
эмайры отлично понимают, что смена властителя  в  настолько  тяжелый  момент
только повредит общему делу. Абу-Бахр, наследник, не станет ничего  затевать
против своего отца. Не пойму...
   - Может быть, после  утренней  молитвы  рассказать  обо  всем  мудрейшему
аттали? - подумав, предложила Фейран. -  Среди  мардибов  Священного  города
есть знаменитые толкователи снов. Они, наверное, помогут?
   Кэрис ничего не ответил, поднялся на ноги и выглянул в узкое окно.
   - Рассвело, - каким-то неопределенным голосом сказал он. -  Солнце  вовсю
светит.  Из  чего  можно  заключить:  утреннюю   молитву   мы   благополучно
пропустили. Ладно, буди остальных, а я пойду прогуляюсь  на  площадь,  может
быть, узнаю что новое.
   Кэрис  с  лицом,  на  котором  тонко  смешивались  чувства  отвращения  и
презрения, натянул  столь  нелюбимые  им  шаровары,  подвязал  халат  и,  по
саккаремским законам покрыв голову черно-белой  клетчатой  каффой,  вышел  в
коридор. Священная стража, зная, что этот  человек  является  личным  гостем
эт-Убаийяда, пропустила вельха беспрепятственно. Он спустился вниз,  миновал
утопавший в зелени внутренний двор храма, церемонно раскланялся со спешившим
куда-то  хранителем  библиотеки  и,  пройдя  через  приоткрытые,  охраняемые
халиттами кованые врата, очутился на Золотой площади.
   - Ну ни хрена себе... - ругнулся по-вельхски Кэрис  и  замер,  пройдя  по
мраморным плитам всего несколько шагов.
   Людей, которых он сейчас видел, в Меддаи  быть  просто  не  могло.  Возле
узорной металлической коновязи, поставленной меж зданиями Священной школы  и
дома, где сейчас обитал шад, топтались невысокие мохнатые  лошадки,  укрытые
серыми войлочными попонами, а их хозяева - узкоглазые  желтолицые  мергейты,
числом семеро - тесной кучкой  стояли  неподалеку,  в  окружении  обнаживших
сабли халиттов.
   - Помяни демона к ночи...  -  фыркнул  Кэрис  и  снова  буркнул  под  нос
несколько самых гнусных словечек, коими вельхский язык  был,  в  отличие  от
саккаремского, несказанно  богат.  Заинтересовавшись  необычными  приезжими,
Кэрис направился прямо к кругу Священной стражи.
   Степняки  -  они  ведь  как  дети.  И  на  этот  раз  их  тяга  ко  всему
кричаще-красивому  возобладала  над  разумностью.  Было   любопытно   видеть
мергейтов, облаченных в яркие, изукрашенные  камнями  и  драгоценным  шитьем
саккаремские   халаты,   наверняка   похищенные   из   разгромленного   дома
какого-нибудь благородного эмайра, но в то же время головы  поданных  хагана
покрывали обычные войлочные шапочки, а простая кожаная сбруя  лошадей  никак
не вязалась  с  вызывающей  яркостью  их  облачений.  Даже  вечно  спокойные
халит-ты втихомолку ухмылялись, рассматривая своих врагов.
   Кэрис углядел среди стражников одного из  знакомых:  этот  халитт  ночами
постоянно обходил Золотой храм и иногда заглядывал в комнату  гостей  выпить
немного шербета. Вельх кивнул ему, получив легкий поклон в ответ, подошел и,
слегка толкнув халитта локтем в бок, спросил:
   - Что происходит-то? Пленных привезли?
   - Какое!.. - поморщился воин  Священной  стражи.  -  Посольство  явилось,
понимаешь! Тысячник мергейтского  войска  с  каким-то  варварским  именем  -
Менгу, кажется - и его свита. Видишь двух саккаремцев при них? Изменники!
   Вельх перевел взгляд на  мергейтов,  слегка  обескураженных  великолепием
Меддаи, рядом с которым блекла красота погибшей Мельсины. Ну  точно.  Память
не подвела. Кэрис отлично запомнил высокого для степняков парня -  этот  тип
наведывался в Пещеру вместе с  Гурцатом.  Рядом  -  совсем  молодой  безусый
мергейт, еще один, постарше, четверо обычных нукеров с деревянными  пайзами,
в то время  как  на  груди  посланников  посверкивают  золотые  пластинки  с
изображением разбросавшего крылья сокола. Двое саккаремцев - Кэрис  поначалу
принял их за любопытствующих  жителей  Меддаи.  Первый  -  пожилой  человек,
выглядящий перепуганным и отводящий глаза, когда его взгляд  пересекался  со
взглядами Священной стражи. "Не иначе как толмач, - решил Кэрис. -  Бедолаге
до невероятия стыдно, что он приехал  в  город  Атта-Хаджа  в  сопровождении
первейших врагов своей страны и своей религии. Но почему у  меня  отчетливое
чувство, что я видел второго?.. Этот, несомненно, из  благородных.  По  лицу
видно, и оружие у него слишком добротное для простого воина".
   Действительно, смуглый молодой человек, по внешности которого  без  труда
определялись как саккаремские, так и  степные  корни  его  происхождения,  в
отличие от смущенных мергейтов и  боязливого  старика  смотрелся  прямо-таки
героем.
   Он  с  ледяной  бесстрастностью  озирал  халиттов  лениво  поглядывал  на
пронзающие небеса башни Золотого храма, стоял гордо скрестив руки на груди и
высоко подняв  голову.  Его  отнюдь  не  смущала  золотившаяся  на  отвороте
темно-голубого с серебристой вышивкой халата пайза  хага-на.  Этот  человек,
похоже, стал перебежчиком не по принуждению, но следуя  собственной  воле  и
убеждениям.
   Наиболее уверенным среди степняков выглядел только  высокий,  здоровенный
тысячник, хотя Кэрис не решился бы дать ему больше двадцати пяти лет. Только
в Саккареме и в других великих государствах Материка  и  Островов  полагают,
что чем человек старше, тем опытнее и мудрее.  Гурцат,  как  видно,  даровал
высокие чины и свою благосклонность наиболее преуспевшим в сражениях и более
других преданным Золотому Соколу Степи, не обращая внимания на возраст.
   Наконец к ожидавшим мергейтам подошли трое мардибов, вышедших из полутьмы
арки Священной школы, скорее всего посланники аттали. Халитты  расступились,
и теперь стало ясно, что стража Мед  дай  оскорбила  послов  недоверием:  на
месте сабель мергейтов красовались только пустые ножны.
   "Я поступил бы точно так  же,  -  бесстрастно  подумал  Кэрис.  -  Послов
Аррантиады,  Шо-Ситайна  или,  допустим,   любого   из   вельхских   вождей,
несомненно, оставили бы при оружии, но мергейты вероломны. Вот будет весело,
если Гурцат решил пожертвовать своим тысячником лишь  ради  того,  чтобы  он
набросился на эт-Убаийяда и лишил бы Саккарем  Знамени  Веры.  Кажется,  лет
четыреста назад один из степных хаганов проделал то же  самое  с  правителем
Аша-Вахишты, принеся в  жертву  своего  наследника,  явившегося  к  манам  с
подобным же посольством... Ничто не ново на этой земле!"
   - Что угодно сыновьям Степи в Священном граде  Халисуна  и  Саккарема?  -
громко вопросил толстый бородатый мардиб, в котором вельх мгновенно  опознал
Джебри, ближайшего помощника эт-Убаийяда.
   Толмач-саккаремец перевел. Менгу выступил  вперед  и  произнес  несколько
фраз  на  отрывистом  степном  наречии.  Толмач  дрожащим  голосом   сообщил
мардибам:
   - Посольство от богоподобного и защищаемого духами  Вечного  Синего  Неба
хагана  мергейтов,  Саккаремцев  и  всех  подлунных  народов  Гурцата,  сына
Улбулана, к хранителю веры Касару эт-Убаийяду...
   Халитты нехорошо переглянулись,  а  бородатый  Джебри  поперхнулся.  Если
посланники представляются именно так, это значит лишь одно -  Гурцат  послал
своих не вести переговоры, а выдвигать требования.
   "...На что хаган, между прочим, имеет полное право, -  заметил  про  себя
Кэрис. - Гурцат не хуже меня  и  всех  остальных  знает,  что  сила  на  его
стороне".
   Мергейтский тысячник что-то бросил одному из своих нукеров, тот  рванулся
к лошадям, снял о одной из них мешок и принес его Менгу.
   "Подарки, - определил вельх. - Очень интересно. Но что-то их маловато".
   Нукер разложил  у  ног  мардибов  вынутые  из  мешка  крупные  ограненные
самоцветы, стоившие, если  судить  по  отделке,  величине  и  чистоте  воды,
огромных денег, а затем...
   Джебри отступил, некоторые халитты сдавленно зарычали, сжимая до  белизны
в костяшках пальцев  рукояти  сабель,  однако  на  агрессивные  действия  не
решились. Теперь тысячник Менгу держал в руках большой прозрачный  сосуд  из
аррантского стекла, прикрытый запаянной  воском  крышкой.  В  слегка  мутной
жидкости, наполнявшей округлую банку, колыхалась отрезанная голова.
   - Главный дар хагана, - на саккаремском  языке,  но  с  сильным  акцентом
провозгласил тысячник. - Перед тобой, шаман, лицо  человека,  восставшего  с
мечом против Золотого Сокола Степи, -  его  младшего  брата  вашего  шада  и
лучшего воина. Пусть этот подарок послужит вам знаком того, что хаган Гурцат
ныне повелевает всей Вселенной благодаря необоримой воле Поднебесных.
   - Нет других богов, кроме Атта-Хаджа, и Эль-Харф возвестил истину его,  -
пытаясь  сохранить  хотя  бы  долю  самообладания  мардиба,  стоящего  перед
варварами, пробормотал Джебри, но получилось не слишком убедительно. А Кэрис
подумал,  что  шад,  увидев  эдакий  "подарочек",  изрубит  все  посольство.
Оставалась одна надежда - хитрые мардибы выкрутятся и  Даманхур  не  узнает,
что тело его возлюбленного брата все-таки было найдено мергейтами в Мельсине
и осквернено.
   - Когда мы будем говорить с  верховным  шаманом  эт-Убаийядом?  -  слегка
коверкая слова полуденного наречия, вопросил Менгу.
   - Когда придет время.
   Джебри повернулся и размашисто зашагал обратно к вратам школы.  Самоцветы
остались валяться  на  камнях  площади,  но  сосуд  с  головой  родича  шада
Даманхура мардибы все-таки взяли и унесли с собой.
   Когда халитты с каким-то особым удовольствием все-таки отобрали и ножны у
мергейтов, а потом увели наглых  послов  в  сторону  странноприимного  дома,
Кэрис сказал сам себе:
   - Теперь вся эта история  мне  перестала  нравиться  окончательно.  Боги,
боги, кто же мне скажет, что за сон послали небеса нашей девочке?
   * * *
   Даманхур,  как  поистине   великий   правитель,   обычно   выражал   свое
недовольство  сдержанно.  Шад  крайне  редко  повышал  голос  в  присутствии
придворных, и уж тем более жрецов, и никогда не позволял себе  хвататься  за
оружие, как частенько делал его отец - светлейший шад Бирдженд. В  приступах
ярости отец Даманхура имел привычку рвать саблю из ножен и самолично