их глаз и рук, особенно новейшие
образцы... Замнем?
   - Замнем... - согласился Гунтер. - До времени.
   Уже знакомая сэру Мишелю и  компании  гавань  Мессины  сегодняшним  утром
находилась  в  состоянии  резкого  оживления.  Во-первых,  праздник.  Король
Филипп-Август собирался отметить день святого Ремигия в  городе  и,  конечно
же,  был  приглашен  сицилийским  государем  Танкредом  на   вечерний   пир.
Во-вторых, ранним утром с донжона крепости Мессины  узрели  появившиеся  над
горизонтом Тирренского моря многочисленные  паруса.  Ричард  Львиное  Сердце
наконец-то соизволил покинуть Неаполь, и его флагманский корабль со знаменем
святого Георгия  держал  курс  на  столицу  средиземноморского  королевства.
Поговаривали, будто на борт нефа "Апостол Петр" взошел  сам  святейший  Папа
Климент III, каковой сопровождает владыку Англии перед отбытием последнего в
Святую землю.
   Если слухи верны, то маленькой Сицилии  предстоит  увидеть  всех  имеющих
наиболее значительный вес повелителей Европы. Папа Римский, короли Англии  и
Франции, великие герцоги...  Исключение  составлял  лишь  германский  кайзер
Фридрих  Барбаросса,  но  войско  его  сына  Генриха  сейчас  двигалось   по
итальянским землям на полдень, собираясь поместиться на  корабли,  а  заодно
выяснить отношения с Танкредом, которого немцы считали узурпатором -  Генрих
был женат  на  дочери  предыдущего  сицилийского  короля  Вильгельма,  коему
Танкред приходился лишь  племянником,  и  полагал  себя  наследником  трона.
Настоящий король принимал  англичан,  французов  и  делегацию  Апостольского
Престола ради того,  чтобы  они  его  защитили  от  воинственно  настроенных
германцев.
   К сожалению, распространенных в двадцатом  веке  уютных  кафешантанов  на
набережных доселе не придумали, а вести утонченную  наваррскую  принцессу  в
препохабнейший  портовый  кабак  отнюдь  не  стоило.  Посему  избрали  более
оригинальное развлечение - сэр Мишель договорился  с  лодочником,  чтобы  он
покатал благородное общество вокруг французских кораблей.  Лошадей  оставили
на попечение стражи сицилийского короля, скучавшей на пристанях.
   На весла уселись сам хозяин лодки, дочерна загорелый бородатый  сицилиец,
и решивший поразмяться  Казаков.  Гунтер  правил,  а  рыцарь  с  благородной
девицей устроились на носу. Впрочем, Беренгария говорила достаточно громко и
ее речи слышали все.
   - Сколько знакомых гербов! - восхищалась Беренгария, рассматривая нефы  и
галеры короля Филиппа. - Видите знамя графа де Шампань? А вот  провансальцы!
Как любопытно, шевалье, посмотрите - корабли,  принадлежащие  ордену  Храма.
Вымпел парижского командорства...
   Точно, над одним из крутобоких кораблей с  высокой  кормовой  надстройкой
колыхалось широченное двуцветное знамя -  прославленный  Босеан  тамплиеров,
черная полоса сверху, белая снизу. Французские  храмовники  не  только  сами
направлялись в Палестину, но и отчасти финансировали войско Филиппа-Августа.
На борту можно было заметить несколько фигур, облаченных  в  белые  плащи  с
алым восьмиконечным крестом.
   - Твою мать! - неожиданно рявкнул Казаков, заставив принцессу вздрогнуть.
- Что, черт побери, за шутки?
   В борт лодки через два пальца от весла  ударила  длинная  лучная  стрела,
расщепив тяжелым металлическим наконечником сосновую доску. Еще одна  стрела
легла в воду рядом спустя несколько мгновений.
   Стреляли с борта самого  большого  и  самого  изукрашенного  вымпелами  и
знаменами нефа. Полуодетый, наряженный только в  панталоны  и  белую  рубаху
человек сжимал в руках лук и  лениво  накладывал  на  тетиву  новый  снаряд,
способный прошить жертву  почти  насквозь.  Господин  развлекался,  а  самым
обидным было то, что его корабль стоял под королевским знаменем.
   - Быстро в  сторону!  -  приказал  нахмурившийся  и  почуявший  опасность
Мишель, однако Беренгария его почему-то остановила.
   - Ничего подобного, шевалье! - Новая стрела застряла в лопасти  весла,  а
Казаков  выдал  несколько  русскоязычных  фраз,  после  которых,  познай  их
истинный смысл, любая благородная девица навсегда отказалась бы иметь дело с
господином оруженосцем. - Господа, гребите к кораблю и как можно сильнее.
   - Но... - попытался возразить рыцарь, отлично  знавший,  что  развлечения
некоторых герцогов или графов зачастую  переходят  все  границы  приличий  и
здравого смысла,  однако  милая  и  вежливая  Беренгария  вдруг  заместилась
ледяной особой со взглядом, способным обратить в  камень  самого  развязного
вельможу.
   По счастью белорубашечный господин не отличался особенной  меткостью  или
просто хотел раздразнить тех, кто катался  в  лодке.  До  корабля,  усилиями
сицилийца и Казакова,  которые  откровенно  побаивались  получить  стрелу  в
спину, но гребли усердно, оставалось три или четыре сажени.
   Теперь стрелка можно было рассмотреть подробно. Полноватый, с залысинами,
краснолицый человек лет тридцати. Чисто выбрит, взгляд  скучный  и  какой-то
отсутствующий. Судя по одеянию, совсем недавно поднялся с кровати и сбрызнул
утреннее похмелье хорошим вином  -  на  рубашке  расплылось  розовое  пятно.
Бесстыдный лучник воровато стрельнул глазами по приблизившейся лодке и вынул
из туда новое белооперенное древко.
   Беренгария, благо море с утра не слишком волновалось, встала, опираясь на
руку сэра Мишеля.
   - Сударь! - не особо поднимая голос, но в то же время ясно  и  раскатисто
обратилась она к человеку на корабле. Тот  услышал  ее  и  лениво  посмотрел
вниз. - Вам не кажется, что столь недружелюбными действиями вы лишь  роняете
свое достоинство в моих глазах и перед вассалами английского короля, которые
имеют честь меня сопровождать?
   - Соблаговолите убраться с глаз долой, - медленно, не без  презрительного
раздражения  произнес  человек.  Его  томящийся  взгляд  блуждал  по  редким
облачкам. - Не мешайте бить рыбу навзлет.
   -  Мессир,  посмотрите  на  меня   внимательнее!   -   стальным   голосом
посоветовала Беренгария.  -  Тогда,  надеюсь,  вы  поймете,  на  какую  рыбу
охотились.
   Мессир посмотрел. Выражение его лица вначале сменилось на  удивленное,  а
затем на слащаво-галантное.
   - Ваше высочество! - Толстяк бросил лук  и,  хотя  это  выглядело  нелепо
из-за ночной рубашки, склонился в куртуазнейшем поклоне. - Ох, простите! Мне
показалось,  будто  вас  похитили  и  я,  не  разобравшись,   вступился   за
благородную девицу!
   Врал он замечательно, импровизируя на ходу. Впрочем, на  лице  лысоватого
типчика играла снисходительно-глумливая  улыбка,  дававшая  понять,  что  он
ничуть не раскаивается.
   "Кто это еще такой? - подумал Казаков, незаметно рассматривая незнакомца.
- Ясно, что большая шишка, раз принцесса  его  знает...  Забавы,  однако,  у
дяденьки самые предосудительные".
   - Не изволите ли подняться к нам? - Человек подошел к фальшборту и теперь
пожирал хитрыми глазками Беренгарию. - Я приглашаю вас и ваших спутников  на
завтрак. Если последует отказ, я буду крайне огорчен,  ваше  высочество.  Вы
сделаете меня грустным, а когда я грущу...
   - Вы начинаете стрелять из лука по первой  попавшейся  мишени,  -  жестко
продолжила Беренгария, перебивая. - Вы же рыцарь, мессир! Я требую  от  вас,
как от рыцаря, извинений!
   - Прошу простить. - Толстяк прижал правую ладонь к сердцу. -  Если  бы  я
знал, что в лодке находитесь вы, на тетиву  легли  бы  свежесрезанные  розы!
Итак, вы принимаете приглашение?
   -  Ничуть.  -  Беренгария  оскорбление  поджала  губы,  явно  недовольная
извинениями брюхатого мессира. - А еще пожалуюсь жениху.
   - Извольте, - вздернул плечи ее собеседник. - в  таком  случае  разрешите
откланяться. Меня ждет  трапеза,  а  столь  важное  дело  я  никак  не  могу
откладывать.
   Он снова раскланялся и, тяжело спустившись по  лесенке,  канул  во  чрево
корабля.
   - Едемте дальше, мессиры, - все еще злым голосом  сказала  Беренгария.  -
Крайне неприятный случай, что ни  говори.  Я  и  раньше  слышала,  что  этот
холеный боров развлекается подобным  образом.  Хвала  Деве  Марии,  он  меня
узнал, иначе кто-нибудь из нас обязательно получил бы стрелу.
   - Да кто это был? - не выдержал Казаков.
   - Король Франции! Его величество Филипп-Август Капетинг, чтоб его горячка
скрутила! Их монаршей милости  из-за  вечно  дурного  настроения  приспичило
пострелять из лука! Не понимаю, как  человек  благороднейшего  воспитания  и
происходящий из лучшей семьи Европы может позволять себе подобные забавы!
   - Из лучшей семьи, поэтому и позволяет,  -  проворчал  под  нос  Казаков,
отгребая вместе с сицилийским рыбаком от  коричневого  борта  нефа.  -  Ваше
высочество, забудьте. Короли - они люди особенные.
   - И вы, сударь, это говорите будущей королеве? - куда более непринужденно
рассмеялась Беренгария. - А вот скажите, тяжело ли сидеть  на  весле?  Можно
мне попробовать?
   - Можно, только ладони попортите...
   Сэр Мишель, слушая эту беседу, попеременно краснел и  бледнел.  Принцесса
обязана разговаривать о модах, драгоценностях, новых стихах  трубадуров,  на
худой конец - о политике, но вовсе не проситься сесть к веслу!
   Экскурсия  по  гавани  продолжалась.   Беренгария,   обрадовавшись,   как
деревенская девчонка, которой к Рождеству подарили золотой ливр, указала  на
скромный корабль под наваррскими стягами и сказала, что  там  квартирует  ее
дядя - младший брат короля  Санчо.  Вокруг  шныряли  плоскодонки  торговцев,
доставлявших на крестоносные суда свежие фрукты, мясо и необходимые в походе
товары,  начиная  от  гребешков  и  заканчивая  дешевыми  шлюхами-волчицами.
Большинство французов готовилось  сойти  на  берег,  чтобы  поучаствовать  в
торжественной мессе,  проводимой  в  кафедральном  соборе  столицы.  Правила
этикета в  то  же  время  обязывали  дождаться  еще  одно  действующее  лицо
предстоящего спектакля -  английского  короля.  Его  парус  уже  был  хорошо
различим в северо-восточной стороне.
   - Можно попросить вас, шевалье, и ваших оруженосцев об одном одолжении?
   Беренгария, судя по виду, говорила вполне серьезно.
   - Все, что угодно вашему высочеству. - Сэр Мишель, благодаря  заложенному
с младенчества дворянскому воспитанию, не мог отказать даме, попроси  она  о
чем угодно. - Чем могу служить?
   Принцесса замялась, что ей было отнюдь не свойственно. О  подобных  вещах
она могла свободно говорить с отцом, любимой няней или добродушной королевой
Элеонорой, но вот открыться малознакомому, хотя, без сомнения,  скромному  и
благородному рыцарю ей было тяжело. Беренгария не могла  трубить  на  каждом
углу о недостатках и пороках своего жениха,  но  в  то  же  время  принцессе
настоятельно требовалась помощь.
   - Видите ли, сударь... - осторожно начала наваррка. -  Мои  будущий  муж,
Ричард, человек... Как бы вам сказать? Увлекающийся. Я с ним виделась  всего
один раз в жизни, когда он приезжал в Беарн  полтора  года  назад.  Я  знаю,
что...
   Тут Беренгария столь смущенно приостановила свою речь,  что  сэру  Мишелю
пришлось ее подбодрить:
   - Может быть, его величество вас не любит? Маменька мне  говорила,  будто
подобное часто случается между будущими супругами.
   - Это не важно, - неожиданно  разозлилась  принцесса.  -  Главное,  чтобы
Ричард меня уважал! И я тоже хочу заслужить его уважение. Судно короля скоро
войдет в порт. Если я встречу его на лодке, может быть, он  поймет:  невеста
ждет его  и  счастлива  увидеть.  Вы  поможете  мне,  шевалье?  Я  буду  вам
признательна до смертного часа.
   - Так, -  рыцарь  самым  решительным  манером  развернулся  к  гребцам  и
занимающемуся созерцанием окружающей природы Гунтеру, восседавшему на  руле,
- давайте ко входу в гавань. Серж, если ты устал, я  сяду  на  весло,  а  ты
займешь беседой даму.
   - Замечательно, - пробормотал Казаков, быстро  меняясь  местами  с  сэром
Мишелем. - Займись делом, благородный дон.
   Довольно долго,  до  времени,  пока  все  колокольни  Мессины  не  начали
отбивать третий литургический час,7 лодка  крутилась  у  каменных  пирсов  и
выстроенного в виде башенки с огромным факелом  на  вершине  маяка.  Сергей,
употребляя  все  свои  познания  в  норманно-французском,   разговаривал   с
Беренгарией, принцесса беспрестанно поправляла выговор оруженосца и пыталась
научить его принятым в обществе острым  мыслям,  основанным  на  игре  слов.
Гунтер отсыпался, а Мишель жевал купленные у  лодочников  апельсины  и  ждал
новой встречи с Ричардом. Предыдущее рандеву с Львиным  Сердцем  закончилось
не слишком удачно: рыцарь не любил вспоминать осеннюю нормандскую  дорогу  и
то, как ему пришлось защищать старого короля  Генриха  от  излишне  ретивого
принца.
   Наконец громадный, тяжело идущий корабль,  украшенный  белым  знаменем  с
красным  прямым  крестом,  помпезно  рассек  серо-голубые  воды  Мессинского
залива. Простенькое суденышко,  принадлежавшее  рыбаку,  поползло  вслед  и,
описав широкую дугу, пошло наперерез, двигаясь к борту огромного  нефа.  Над
носовой фигурой английского корабля в самой что ни на есть  горделивой  позе
стоял высокий светловолосый человек в красном, с тремя золотыми  леопардами,
плаще.
   Король Англии Ричард I.
   Дуновение ханаана - II. О том, как ??? ??? ???  размышляет  о  прошлом  и
настоящем Рено Де Шатильона
   Гость султана Салах-ад-Дина отсыпался полный день.
   Вчера ему  пришлось  вынести  долгое  и  изматывающее  путешествие  через
каменистую пустыню Иудеи к Иерусалиму, ночь прошла за серьезным разговором в
обществе  сарацинского  князя.  Заснуть   удалось   лишь   после   рассвета.
Салах-ад-Дин поместил маркграфа в комнате  на  втором  этаже  башни  Давида,
слуги принесли еще несколько подушек, шелковое покрывало и тазик с водой для
умывания, после чего Конрада оставили в покое.
   Спал  владыка  Тира  беспокойно.  Его  посещали  призраки,  явившиеся  из
прошлого,  неведомые  картины  будущего,  мелькали  давно  позабытые   лица,
колыхались истлевшие знамена  и  нещадно  грохотало  железо  клинков.  Потом
картины сменились - зеленели рощи родного Монферрато, поблескивали  алмазной
пылью вершины Альп, у  подножия  которых  почему-то  пристроился  Иерусалим,
дорожный указатель оповещал, что если поедешь направо - окажешься в Багдаде,
налево - в Риме, а прямо будет сумрачный лес, войти в который  можно  только
людям, прошедшим земную жизнь до половины. Конрад ехал  по  широкой  мощеной
дороге  и  вдруг  повстречал  шедшего  босым  кардинала  Пьетро   Орсини   в
обтрепанной красной одежде и замызганной кардинальской  шапке.  "Рим  пал  к
стопам Альбиона!" - крикнул пеший и  похромал  дальше.  Обернувшись,  Орсини
добавил: "Лилейный лев, лживый лучник, левой ладонью ласкает лоно латинского
Латерана..." Тут Конрад проснулся.
   - Лилейный лев... -  проворчал  маркграф,  протирая  глаза  и  садясь  на
импровизированном ложе. - Надо же такому привидеться! Я скоро  помешаюсь  от
этих забот!
   Конрад оделся, умело повязал тюрбан, да  так  споро,  что  варвару-франку
позавидовал бы любой щеголь из  султанского  дворца.  В  узкое  окно-бойницу
пробивались густо-оранжевые  лучи  вечернего  солнца,  сползающего  по  небу
Палестины к Средиземному морю.
   - Эй, кто-нибудь! - громко позвал Конрад по-арабски, и дверь  моментально
приотворилась. Вчерашний бородатый сарацин самого  разбойного  вида.  Такими
только  пугать  маленьких  наследников  европейских  благородных   семей   -
всклокоченная угольная бородища до глаз, мрачнейший взгляд, покрытые жестким
черным  волосом  лапищи,  зеленая  чалма,  кривой  ятаган...  -  Принеси-ка,
почтенный, поесть.
   Сарацин молча отбыл в глубины башни. Маркграф, обнаружив  за  ширмой  то,
что ему незамедлительно требовалось - прикрытый  крышкой  бронзовый  чан,  -
сделал свои дела и, едва успев  завязать  тесемки  на  шароварах,  выглянул:
разбойник уже выставлял на стол блюда  с  горячим  мясом,  обильно  политыми
маслом лепешками  чашечку  с  медом  и  кувшин.  Наверняка  вино  -  Саладин
внимателен к своему другу, как и всегда.
   Быстро прочтя Pater Noster и Ave Maria, Конрад приступил к  трапезе.  Еда
была вкусной и обильно приправленной  лучшими  специями,  доставлявшимися  в
Святую землю по Великому шелковому  пути,  начинавшемуся  в  безумной  дали,
Катае и Индийских княжествах, где  будто  бы  унция  перца  стоит  несколько
медяков, все люди ездят заместо лошадей на  слонах,  и  короли  каждый  день
дарят своим наложницам по огромному алмазу -  настолько  богаты  чужедальние
государи.
   Вскоре маркграф заскучал. Салах-ад-Дин, видимо, нагрянет поздно  вечером,
сразу после молитвы. Пойти прогуляться нельзя - чем меньше  любопытных  глаз
заметит присутствие в Иерусалиме необычного, одетого  сарацином,  европейца,
тем лучше. Почитать нечего, кроме оставленного султаном фолианта Корана. Все
еще надеется обратить  союзника-христианина  в  Ислам...  Конрад  пробежался
глазами по сурам, старательно начертанным умелым писцом, но отложил книгу  в
сторону. Он и  так  знал  ее  почти  наизусть,  не  хуже  Евангелия.  Многие
европейцы, обитавшие в Святой земле, понимали, что выжить тут можно,  только
зная обычаи и верования коренного  населения,  а  потому  прилежно  учились,
совмещая знания об арабском востоке со своей  верой  и  привычками.  Правда,
получалось это далеко не у всех. К великому сожалению.
   "Когда Рено приехал в Палестину, - неожиданно подумал Конрад об одном  из
таких не приемлющих чуждую культуру людей, - ему  приходилось  трудно...  Он
предполагал, что весь свет, каждый сарацин, египтянин, армянин  или  нубиец,
должен существовать так же, как его предки и родственники в Бургундии. Он не
пожелал стать частью Святой земли, а поэтому Саладину пришлось воспитать его
силой и долгими годами... Господи, каким же стервецом был тогда Рено! И, что
характерно, не исправился с возрастом, разве что теперь не  выставляет  свой
бешеный нрав напоказ, предпочитая действовать  втихомолку...  Султан  в  нем
уверен, а вот я считаю, что Рено де Шатильон - самое слабое  звено  в  нашем
замысле.   Он   может   все   провалить   либо   из-за   своей   невероятной
самоуверенности, либо просто из стремления делать гадости всем и каждому".
   Маркграф Конрад вспомнил  о  человеке,  который  уже  два  года  считался
мертвым, а если его имя и поминали в молитвах, то лишь с надеждой,  что  сия
грешная душа пребывает в самой огненной и ужасной глубине  ада.  Звали  сего
рыцаря Рено  де  Шатильоном.  Впрочем,  его  прозвание  могло  произноситься
по-разному, в зависимости от языка - Рено,  Ренье,  Райнольд  и  так  далее.
Родился он в бедной дворянской семье, имевшей лен в герцогстве  Бургундском,
на западных склонах Верхних Альп. То есть в  немыслимом  захолустье,  откуда
молодому и доблестному рыцарю захотелось выбраться, дабы не сгнить в деревне
и показать всему миру свой волчий характер.
   Как только не именовали Райнольда  близко  знавшие  его  люди!  Мерзавец,
чудовище, недостойный звания дворянина демон во  плоти,  насильник,  убийца,
грабитель с большой дороги, прирожденный бандит, авантюрист, каких  свет  не
видывал... Каждое из этих  слов  было  истинной  правдой.  Молодой  Шатильон
полностью подходил под любое из приведенных определений. Приехав в 1148 году
в Святую землю, Рено за весьма краткое время завоевал  репутацию  первейшего
негодяя Палестины.
   Конрад  вкратце  вспомнил  послужной  список  Шатильона  и  непроизвольно
скривился. Да, карьера выдающаяся. Первым делом нищий, но привлекательный  и
настойчивый бургундец обольстил вдову князя Антиохий-ского Констанцу и тайно
с ней обвенчался, получив в руки богатства торгового  города  и  его  казны.
Дворянство и епископ Антиохии слабо протестовали, однако  Райнольд,  обладая
нравом  вспыльчивым  и  необузданным,  приказал  слугам  схватить   пожилого
священника, вымазать его медом и  выставить  на  главной  площади  города  -
слепни и осы слетелись на дармовое  угощение  черными  тучами.  Пострадав