ников  или
злых колдунов, уж точно не охотились  на  драконов  за  отсутствием  таковых
(последнего, говорят, угрохал знаменитый по  "Песне  о  Нибелунгах"  Зигфрид
Нидерландский еще во времена Меровингов) и вовсе не  искали  Святой  Грааль.
Происходили  странствующие  рыцари   из   бедных   семей   или   оказывались
ненаследными младшими сыновьями. Легендарный герой средневековья, вошедший в
предания и баллады благодаря романтической  фантазии  менестрелей,  попросту
зарабатывал деньги.
   Правила гласили: победитель имеет право забрать  у  побежденного  доспех,
оружие и коня или, по  уговору,  взять  выкуп,  причем  весьма  немаленький.
Странствующие рыцари слетались на крупные турниры, как мухи на  навоз.  Если
употреблять термины другой эпохи, это были настоящие профессионалы,  которые
жили и кормились только схватками. При удаче  странствующий  рыцарь  (обычно
великолепно владеющий оружием  и  всеми  особенностями  как  пешего,  так  и
конного боя)  мог  завалить  какого-нибудь  герцога,  потребовать  выкупа  и
спокойно доживать свои дни в приобретенном  на  честно  заработанные  деньги
маленьком, но своем собственном поместье.
   Везло немногим, а потому встретить  такого  вот  ловца  удачи  с  большой
дороги можно было где угодно - от Палестины до  Португальского  королевства.
Зловредные и голодные соискатели чужого добра  устраивались  на  мостах  или
перекрестках, поджидая добычу, объявляли проезжим, что "дали обет"  бессонно
сторожить мост до самого заката и сражаться  с  любым,  кто  попытается  его
перейти. Зачастую от подобного авантюриста можно было откупиться, но  иногда
встречались  рыцари  идейные  -  действовавшие  в  полном   соответствии   с
балладами. Таких сумасшедших уважали, хотя и побаивались.
   Рыцарские обеты, по мнению Гунтера, являлись настоящим проклятием. Мишель
с самым серьезным видом недавно поведал ему некоторые  примеры,  и  германец
только глаза таращил, выясняя для  себя  новые  подробности  бытия  славного
дворянского племени. Самым жутким обетом считалось  слово  незаконного  сына
графа Анжуйского Ренье: сей молодой человек то ли спьяну, то  ли  в  горячке
пообещал в течение года никому ни в чем  не  отказывать.  Бедняга  Ренье  за
двенадцать  месяцев  превратился  в  задолжавшего  всем  и  каждому   нищего
оборванца, ибо просьбы окружавших его людей в основном носили  имущественный
характер. Он даже перетерпел требование какого-то крестьянина  подарить  ему
рыцарский меч, каковой, по слухам,  оным  крестьянином  был  незамедлительно
пропит. Зато Ренье д'Анжу прославился на всю  Аквитанию  как  добродетельный
христианнейший рыцарь.
   Прочие   истории   тоже   звучали   неутешительно.   Благородные    точно
соревновались между собой в изощренности фантазии.  Не  снимать  кольчугу  и
одежду, пока крестоносцы не отберут у Саладина Иерусалим. Никогда не  лазить
на деревья. Использовать только пурпурные платочки. Не пить  в  день  больше
одной бочки вина (меньше - можно).  Убивать  всех  встретившихся  на  дороге
зайцев, но только в скоромные дни. Ни в коем случае не есть змей и  лягушек.
Не входить на палубу корабля под красным парусом... И так до бесконечности.
   Все пределы здравомыслия  перешел  некий  бургундский  граф,  пообещавший
отныне   и   впредь    охотиться    исключительно    на    львов,    подобно
рыцарям-тамплиерам. Половина состояния  мессира  графа  ушла  на  закупку  в
Тунисе и Египте полутора десятков отловленных животных, которых периодически
выпускали  в  лес  и  устраивали  шумную  облаву.  Можно  себе   представить
растерянность обитателей маленького монастыря, расположенного  в  подернутом
осенней желтизной буковом лесу  мирной  Бургундии,  когда  во  двор  обители
однажды влетел спасающийся от погони гривастый лев, а за ним  с  гиканьем  и
воплями ворвались охотники...
   Дворянство жило весело, рассеивая скуку  самыми  невероятными  причудами,
но, к счастью, далеко не все давали обеты, были странствующими рыцарями  или
меланхоличными поклонниками Прекрасных Дам (женщины, между прочим, чудили не
меньше, но изощреннее, требуя от верных рыцарей самого  невероятного.  Найти
голубую розу, в природе не существующую, - это еще полбеды, хуже, когда дама
требует от пропахшего дымом бивуаков, потом  и  пролитой  кровью  шевалье  в
течение полугода вязать шерстяные носки...).
   Крестоносное воинство Ричарда и Филиппа в абсолютном большинстве состояло
из людей обстоятельных. Посему никто не ударялся в чудесные приключения, а к
проводимым перед походом в Палестину  турнирам  дворяне  относились,  как  к
необходимой тренировке перед боями в Святой земле. Странствующие рыцари,  не
признававшие  над  собой  никакого  руководства,  кроме   чести   и   долга,
отправились на Восток своим ходом и уже вовсю геройствовали под Аккой.
   Гостей на мессинском турнире собралось немного, в основном явились охочие
до драки рыцари, для которых подготовили два ристалища. Сицилийские плотники
соорудили весьма  хлипкие  помосты  (иногда  случалось  так,  что  непрочные
трибуны, возведенные на  скорую  руку,  обрушивались  в  самый  неподходящий
момент, как, например, шесть лет назад в  Руане,  где  король  Старый  Гарри
давал очередной турнир. Победитель  собирался  короновать  прекраснейшую  из
дам,  но  в  этот  момент  трибуны   вдруг   аккуратно   сложились.   Вместо
торжественной церемонии пришлось вытаскивать перепуганных дворянок с  детьми
и слугами из-под дощатого завала).
   - Интересно,  где  Серж?  -  вслух  подумал  Гунтер  и  получил  в  ответ
искренне-недоуменный взгляд сэра Мишеля:
   - При Беренгарии, конечно. Думаешь, Элеонора так просто его отпустит?
   - Как бы не натворил чего... Нам ведь  потом  расхлебывать.  Сам  знаешь,
какой он. Простой, как медный полупенсовик.
   - Обойдется, - легкомысленно отмахнулся рыцарь. - Ты глянь! Король!
   - Который? - прищурился Гунтер, поглядывая на широченную  площадку  перед
трибунами. Вопрос был  вполне  справедлив,  ибо  турнир  облагородили  своим
присутствием  все  три  ихних  величества  -  сицилиец,  Ричард  и   толстяк
Филипп-Август. Капетинг не сражался, ибо заботился о  своей  безопасности  -
если король Франции пострадает, кто же поведет  армию  в  Палестину?  Посему
Филипп взгромоздился на трибуну в самом центре и  просто  наблюдал,  азартно
подбадривая французов и любезничая с дамами.
   Ричард, король-рыцарь, не имел права не принять самого живейшего участия,
попеременно  исполняя  роль  то  судьи,  то  поединщика.  Пусть  король   не
разбирался в политике и не умел править страной, зато  воинскими  доблестями
овладел в совершенстве. Alter ego английского венценосца, Бертран  де  Борн,
принял участие в боях всего один раз, довольно умело поразил рыцаря из свиты
Танкреда и на том утихомирился - не любил  менестрель  заниматься  не  своим
делом.
   Зато Ричард буквально красовался. По очереди он выбил  из  седел  герцога
Бургундского, принца Шотландии Эдварда, графа Фландрского и еще  четырех  не
столь значительных и знаменитых рыцарей. Дамы восторженно ахали, а у Гунтера
почему-то зародилось подозрение, что королю поддаются -  Мишель  моментально
опроверг эту еретическую мысль. Во-первых, дворяне всегда сражаются  честно,
любое притворство нанесет сокрушительный удар по  репутации  и  достоинству.
Во-вторых, тот же самый герцог Бургундии терпеть не может Ричарда и  был  бы
счастлив повалить на землю заносчивого короля.  В-третьих,  слава  человека,
победившего самого Львиное Сердце, окажется стократно дороже. Уже восемь лет
Ричард не знал поражений на ристалище.
   Предстоял весьма интересный бой. Сходились царственные особы - англичанин
бросил вызов Танкреду, тоже имевшему славу непобедимого. Только Ричард  этой
славой вовсю пользовался, его подвигам посвящались баллады,  а  Танкред  был
человеком достаточно скромным  с  пятнадцати  лет  он  воевал  с  маврами  и
берберами, проводя долгие месяцы в корабельных  походах  к  берегам  Африки.
Немудрено научиться почти в совершенстве владеть клинком.
   Лошади разошлись на положенное расстояние - по оценке Гунтера, около  ста
метров. Он попытался посчитать, какова же будет сила столкновения при ударе,
особенно если учитывать встречное ускорение, но  отказался  от  этой  мысли.
Крепкий все-таки здесь народ, если без  особого  вреда  для  здоровья  может
переносить настолько мощные удары копьем.
   Бухнул барабан, дававший сигнал к  началу.  Громадный  фландрийский  конь
Ричарда рванулся вперед, чуть медленнее пошла более низкорослая, но столь же
массивная кобыла сицилийского короля... Трибуны замерли  в  предвкушении,  а
благородные девицы уже начали целиться в Ричарда  букетиками  цветов,  чтобы
вовремя осыпать ими победителя. Ничего  не  вышло  -  Танкред  уклонился  от
удара, копья прошли мимо цели, и всадники разминулись, снова занимая места у
барьера.
   На второй раз получилось более зрелищно. Ричард точно поразил копьем  щит
сицилийца, но тот, покачнувшись в  седле,  удержался,  отбросил  разломанный
почти надвое щит и подхватил у подбежавшего оруженосца новый. У  английского
монарха треснуло копье, посему его тоже пришлось заменить.
   Третья атака. Лошади разгоняются, грохот разлетающихся в  щепки  копья  и
щита. Благородная  публика  вскакивает.  Сидевшая  рядом  с  Гунтером  дочка
провинциального графа наладилась было упасть  в  обморок,  но  передумала  -
досмотреть до конца куда интереснее.
   Один из поединщиков рухнул наземь. За клубами  пыли,  поднятыми  копытами
лошадей, в первое  мгновение  рассмотреть  оказавшегося  проигравшим  рыцаря
невозможно. Наконец ветерок сносит едкую завесу в сторону...
   - Ой, - громко сказал сэр Мишель. Трибуны взревели,  но  не  радостно,  а
озадаченно.  В  пыли  сидел  Ричард  Львиное  Сердце  и  потирал  ушибленную
поясницу. Рядом гарцевал король Танкред.
   - Он либо должен признать поражение, - быстро пояснил сэр Мишель Гунтеру,
- либо продолжить поединок пешим. Невероятно! Первый раз с 1181 года  Ричард
не удержался в седле!
   - Нельзя побеждать постоянно.  -  Германец  дернул  плечами,  следя,  как
Танкред сходит с седла, а к обоим королям бегут оруженосцы с  принадлежащими
монархам мечами. Следовательно, Ричард  отказался  капитулировать.  Остается
надеяться, что сицилиец устоит. Может быть, у Танкреда получится щелкнуть по
носу английского короля, сбивая излишнюю спесь.
   Опять новые щиты, теперь менее широкие, чем те, что  предназначались  для
конного боя. Танкред, оказывается, левша - щит справа, меч в левой руке. Это
дает ему определенные преимущества, так как удары будут сыпаться на  Ричарда
с непривычных направлений. Началось.
   Бум!  Бум-бум!  Бах!  Выглядит  энергично.  Конечно,  это  не   эффектное
фехтование, ибо норманнские мечи  тяжелы  и  предназначены  в  основном  для
рубящих ударов, хотя колоть ими тоже можно. Клинок идет искоса сверху  вниз,
целя в открытое левое  плечо  Танкреда,  сицилиец  отбивает,  толкает  щитом
Ричарда, пытается  нанести  удар  по  защищенным  длинной  кольчугой  ногам.
Попадет в колено - покалечит. Мрачная, деловитая возня двух здоровых мужиков
отнюдь не пахнет средневековой романтикой. Пыль, тяжелое дыхание, летописный
"звон мечей" глуховат, движения кажутся замедленными  -  попробуй  поработай
громоздкой железякой. Но, что характерно, ни Ричард, ни Танкред не устают на
протяжении всего поединка. Англичанин крайне силен и  вынослив,  а  сицилиец
жилист да вдобавок и помоложе.
   Гунтер засек  время  по  наручным  часам.  Короли  показывали  молодецкую
силушку уже двенадцать  минут,  считая  от  начала  пешего  боя.  Зрители  в
экстазе,  один  Филипп-Август  жует  кусок  хлеба  с  мясом  и  смотрит   на
царственных  братьев  снисходительно.  Французский  сюзерен  редко  принимал
личное участие в ристалищных потехах,  обычно  предоставляя  другим  рыцарям
право выступать от своего имени.
   Больше всех страдал Бертран де Борн, переживая за друга, как  ребенок,  -
то вскочит, то схватится за голову, выкрикнув совершенно негалантную  фразу,
потом опять свалится на скамью...
   Победил Танкред. Скорее  всего  молодой  король  оказался  самую  малость
побыстрее Ричарда. Огорошив англичанина серией увесистых ударов  по  щиту  и
изрядно потеснив его, Танкреду удалось отвлечь внимание Ричарда и выбить меч
из его рук. Еще сицилийцу подыграла случайность: царственный сын Элеоноры от
неожиданности оступился и упал на спину.
   Настала гробовая тишина. Поверженный Ричард возлежал под ногами Танкреда,
его клинок валялся в трех шагах поодаль. Сицилиец мог позволить противнику и
далее продолжить поединок, стоило лишь отойти в сторону  и  дождаться,  пока
Ричард не поднимет меч. Но вначале следовало произнести риторическую фразу:
   - Признайте поражение, сир.
   В любое другое время выведенный из себя неудачей Ричард схватил бы клинок
и бросился в бой. Однако король неловко упал с коня, сильно ушибся, и у него
нестерпимо болела  спина.  Рыцарь,  конечно,  должен  терпеть  боль,  но  не
такую...
   - Признаю, - донеслось из-под шлема. Победа сицилийца  выглядела  слишком
очевидной. Сначала проигран конный поединок, а затем Танкред заставил короля
Англии потерять меч.
   Воздух разорвал торжествующий вой подданных Танкреда. Рыцари  его  свиты,
приезжие из  Калабрии  и  Апулии,  находящихся  под  сицилийским  скипетром,
mafiosi, оруженосцы, пажи - вопили все.  Сдержанно  радовались  французы,  а
король Филипп всем своим видом словно  бы  говорил:  "И  на  старуху  бывает
проруха". Англичане вяло поприветствовали победителя, однако на  большее  не
решились.
   Схватки окончились.
   - Ричард никогда не терпел и не любил поражений, -  заметил  сэр  Мишель,
мрачным  взглядом  озирая  восторгающихся   сицилийцев   и   прихрамывающего
английского монарха, что брел к свите.  -  А  сейчас  Танкред  заставил  его
признать свою победу. Клянусь, ничего хорошего из этого не выйдет!
   - Поедем в город. - Гунтер устал, ему напекло голову осенним, но все  еще
жарким средиземноморским солнцем, и вообще ему надоели благородные забавы. -
Может быть, Серж вернулся и мы застанем его у Роже де Алькамо?
   Когда лошади миновали ристалищное поле, Гунтер углядел,  как  на  повозку
грузят два трупа.  Все-таки  кому-то  не  повезло  значительно  больше,  чем
Ричарду.
   Дуновение ханаана - IV. О том, как Конрад Монфератский и барон Генрих фон
Ибелин спорят о будущем
   Святая земля не одно тысячелетие являлась обителью тайн и чудес.  Задолго
до Рождества Христова божественная сила  являла  себя  на  горе  Синай,  под
стенами Иерихона, даровала пророкам  откровения  и  укрывала  избранных  "от
пасти львов"... Палестина помнила катаклизм, погубивший Содом и Гоморру, что
стояли на берегах Мертвого моря, походы  Иисуса  Навина,  мудрость  великого
царя Соломона, построившего  Храм  Иерусалимский,  и  появление  обычнейшего
пастуха - Иоанна  Крестителя,  приготовившего  фундамент  для  строительства
Храма Небесного.
   Храм. Сейчас от  грандиозного  сооружения,  прославленного  в  библейских
книгах, почти ничего не осталось, а церковь Гроба Господня и мечеть Омара  -
главнейшие святыни христиан и мусульман - казались, по  утверждению  иудеев,
лишь бледными подобиями, котятами, занявшими место льва.
   Qualite orbita viribus incita praeteriemnt... 18
   ...Тысячу двести пятьдесят два  года  назад,  в  63  году  до  Воплощения
Спасителя, Палестина  узрела  новых  завоевателей,  мощь  которых  стократно
превосходила приснопамятных вавилонян, ассирийцев или персов. Рычали  боевые
трубы, грохотали колесницы, золотые орлы заинтересованно косились  на  новые
земли с вершин штандартов -  Рим  пришел  в  Иудею  утвердить  свою  власть.
Многочисленные и непобедимые легионы Помпея, разгромив Армянское  царство  и
греческие города возле Босфора,  двигались  на  юг,  к  Иерусалиму.  Империя
расширяла границы.
   Город сдался - тогдашний царь Иудеи Аристобул открыл ворота армии Помпея,
но часть горожан заперлись  в  Храме  Соломоновом,  одновременно  являвшемся
мощной крепостью-цитаделью. Римляне осаждали Храм девяносто  два  дня,  пока
наконец при  помощи  боевых  машин  не  удалось  разрушить  одну  из  башен.
Легионеры, преодолев сопротивление, ворвались внутрь, перебили  священников,
до последнего дня не прерывавших богослужений, и приостановились. За алтарем
находился Дебир - самое тайное помещение  Храма,  куда  мог  входить  только
иудейский первосвященник один раз в год. Римляне были суеверны -  вдруг  бог
евреев накажет оскорбителей его спокойствия?
   Великий  Помпеи  недаром  слыл  человеком  бесстрашным.  Когда  последние
защитники Храма оказались мертвы и гигантское здание перешло во власть Рима,
он первым решился войти в Дебир и убедиться, правду ли гласят легенды.  Люди
свидетельствовали, будто в святая святых Храма стоит огромная золотая статуя
осла или тельца или там обитает священник, принявший на себя обет никогда не
покидать святилища во славу  иудейского  бога  и  ради  охраны  бесчисленных
сокровищ.
   Римский полководец остановился на пороге Дебира  в  недоумении.  Каменные
стены, гладкий пол, пыль, ни одного факела или лампы, никаких драгоценностей
или статуй.  Здесь  находилась  обитель  чего-то  Незримого,  непонятного  и
таинственного.  Помпеи  решил,  что  евреи  поклоняются   пустоте,   ничему,
образующему ничто.
   Боги Рима понятны - вот скульптура Юпитера, все знают, что  он  живет  на
Олимпе и мечет молнии; Нептун избрал своей вотчиной морские глубины,  Венера
покровительствует любви и частенько появляется среди  людей...  Боги  Олимпа
осязаемы, видны, близки каждому человеку, ваятели создают их статуи, и можно
посмотреть, каковы боги собой и какими качествами обладают - красивы  лицом,
сильны, могут быть добрыми, жестокими или хитрыми.
   Каков же тогда  бог  Иерусалима?  Где  он?  Нет  изображений,  скульптур,
рисунков. В Дебире - пустота. Кто покровительствует Палестине?
   Этого ни Помпеи, ни трибуны и легаты  римского  войска  не  узнали  и  не
поняли.
   Через столетие Понтий Пилат,  имперский  управитель  Иудейского  царства,
столкнется с Воплощением Незримого лицом к лицу, будет стоять в  двух  шагах
от Него, говорить с Ним, но умоет руки и тоже ничего не поймет. Останутся  в
неведении Тиберий Август и все последующие императоры; только  жестокий,  но
умный Нерон впервые уяснит - Невидимый пришел в ойкумену Римской  империи  и
начал  ее  завоевывать.  Не  мир  -  но  меч.  Слово,  обратившееся   мечом,
сокрушившим Олимп.
   Храм Соломонов был разрушен через несколько лет после  Вознесения  Иисуса
Христа. Навсегда.
   Незримый, покинув Дебир погибшего  Храма,  появился  на  широких  дорогах
Вселенной  смертных.  Его  можно   встретить   на   мощеном   тракте   между
Фессалониками и Коринфом, на корабле, идущем с Кипра в Бриндизи,  в  римских
катакомбах и бургах-селениях германских варваров, в роскошных  патрицианских
триклиниях и среди холмов отдаленной Британии.  Во  дворце  императора  и  в
обществе грязных плебеев. Слово не остановишь никакими границами, заносимыми
снегом горными перевалами,  широкими  реками  от  Дона  до  Луары,  клинками
варваров или цирковыми аренами Диоклетиана - император пытался убить Слово в
амфитеатрах при  помощи  гладиаторских  мечей  и  когтей  леопардов,  но  не
подозревал, что Оно уже произносится в  императорской  ложе,  прямо  за  его
спиной...
   Спустя триста лет от Воскрешения Константин Великий признал  христианство
единственной религией империи. Никейский собор принял в 325 году Символ Веры
и отделил агнцев от козлищ, сведя на нет усилия отступников и еретиков.
   Всего за три коротких столетия Незримый сокрушил устои Рима,  принял  под
свою руку варваров, обратил  взор  на  земли  от  причерноморской  степи  до
зеленых полей славного острова Эрин.
   Великая империя Цезарей уходила в прошлое, уступая место другой державе и
новому миру  -  Европе.  Европейской  цивилиза