повествовавшего об английских делах рыцаря, королева тихонько пробурчала под
нос фразу, весьма заинтересовавшую Гунтера. Речь  тогда  шла,  во-первых,  о
Дугале из клана Мак-Лаудов, а во-вторых, о находках в Тауэре.
   -  Дугал?  -  думая,  что  ее  никто  не  слушает,  шепнула   сама   себе
королева-мать. - Где,  интересно,  его  носит,  негодяя  эдакого?  И  что  с
бумагами?..
   "Элеонора знакома с нашим шотландским  громилой?  -  ошеломленно  подумал
германец. - Быть  не  может,  я  ослышался.  А  если  вдруг?..  Опять  мания
преследования..."
   Мирную беседу прервал громкий и весьма невежливый стук в дверь.  Элеонора
махнула принцессе, которая, видимо, выполняла  при  будущей  "матушке"  роль
доверенной служанки (такое частенько случалось  при  королевских  дворах,  а
если учитывать,  что  Беренгария  происходила  из  самого  что  ни  на  есть
захудалого королевства -  Наварры,  а  Элеонора  успела  побывать  королевой
Франции и Англии и заодно была  дочерью  аквитанского  герцога,  равного  по
могуществу многим монархам, то принцессе сам Бог  велел  прислуживать  столь
знатной госпоже). Так вот, Беренгария, исполняя свои обязанности,  поднялась
со стула и приоткрыла створку.
   За дверью коричневело мрачное, недовольное лицо благочестивейшей аббатисы
Ромуальдины.
   - Этот господин, - мать-настоятельница резко дернула  головой  куда-то  в
сторону, надо полагать, указывая на человека, стоявшего в  стороне,  -  имел
наглость прорываться силой в покои  ее  величества.  Я  вынуждена  была  его
проводить, дабы не нарушать тишину обители. И еще. Синьорита,  я  накладываю
на вас епитимью за ложь перед лицом владетельницы монастыря Святой  Цецилии.
В помещениях, где находятся кладовые, я не увидела того,  что  вы  столь  же
невинно, сколько и неправдиво описывали. Прочтете на ночь тридцать раз "Отче
наш" и во время сегодняшнего праздника не станете кушать мясное.
   Преподобная  Ромуальдина  круто  повернулась,  не  дожидаясь  ответа,   и
зашагала по коридору в сторону выхода из странноприимного дома.
   Сэр Мишель и оба его соратника раскрыли  рты.  На  пороге  комнаты  стоял
седоволосый, разряженный в пух и прах недавний знакомец. Ангерран де Фуа.
   - Проще отобрать Иерусалим  у  Саладина,  -  без  всяких  соответствующих
этикету приветствий заявил он, - нежели попасть к  вам,  моя  королева.  Эта
жуткая церберша пыталась выставить меня вон, однако я  все-таки  настоял  на
своем. Дозволите присоединиться  к  вашему  маленькому  пиршеству?  0-ля-ля,
мессиры, частенько, однако, мы с вами встречаемся!  И  в  самых  неожиданных
местах...
   Мессир де Фуа полушутливо-полусерьезно раскланялся с опешившим Фармером.
   - Ангерран! - ахнула Элеонора Пуату. - Бог мой! Сколько же времени мы  не
виделись!
   Королева-мать, быстро оценив обстановку, метнула нетерпеливый  взгляд  на
сэра Мишеля.
   - Шевалье, не  стану  вас  более  задерживать.  Однако  сегодня  праздник
святого Ремигия... Обязательно приходите в  церковь  на  мессу,  к  полудню.
Засим побеседуем подробнее.
   Ее  величество  мягко  и  ненавязчиво  намекала  молодому  рыцарю  и  его
спутникам, что они стали лишними.
   - Беренгария, -  Элеонора  перевела  взгляд  на  принцессу,  -  оденьтесь
приличнее, возьмите камеристку, хотя бы мадам де Борж, и ступайте  погуляйте
с молодыми людьми по городу. Деньги  для  покупок  возьмите  в  моем  ларце.
Мессир Ангерран, проходите же, к чему украшать собой порог?!
   Гунтер заметил по наручным часам, что сейчас без четверти восемь утра. До
восьми все трое ждали принцессу во дворе  монастыря,  и  вскоре  Беренгария,
надевшая лиловое котарди, появилась. Долженствующая следить  за  благочинием
придворная дама девушку почему-то не сопровождала.
   - У мадам де Борж приключились  желудочные  колики,  -  невинно  сообщила
наваррка, приблизившись к трем дворянам. - Она не сможет пойти.
   Принцесса быстрым, но оценивающим взглядом скользнула по Мишелю,  Гунтеру
и "оруженосцу из  герцогства  Киевского"  и  почему-то  подала  руку  именно
Казакову. Тот  дернулся,  вопросительно  покосившись  на  германца,  однако,
получив в ответ одобряющий кивок, протянул Бе-ренгарии затянутую в  перчатку
правую ладонь.
   Маленькое, но благородное общество,  среди  которого  присутствовали  сын
барона, пилот ВВС, компьютерный техник и принцесса  Наваррская,  отправилось
гулять.
   Празднующийся первого октября день святого Ремигия  посвящался  человеку,
сделавшему  для  возвышения  христианства  ничуть  не  меньше   евангельских
апостолов. Почти семьсот лет назад, когда Римская  империя  исчезла  с  лика
земного, а Европа оказалась под дланью варваров - германцев и славян,  некий
итальянский епископ, именем Ремигий, или, если по-французски, Реми,  являлся
духовником Клотильды, жены  короля  сикамбров  Хлодвига,  происходившего  по
прямой линии от легендарного Меровея. Досточтимая  Клотильда  давно  приняла
христианство и,  объединив  усилия  с  епископом,  долго  пыталась  склонить
войнолюбивого  супруга  к  принятию  религии  милосердия.  Поначалу  Хлодвиг
упирался, не желая отринуть Вотана, Доннара и Бальдра  -  богов  предков.  К
тому же христианские священники призывали к миру и добросердечию,  а  королю
следовало защищаться от других варваров, которые, как известно, либо воевали
с Римом, либо, когда наступало перемирие, прилежно враждовали между собой.
   Варвары,  как  известно,  были  (да  и   остаются)   людьми   чрезвычайно
практичными.  В  напыщенных  церковных  хрониках  подробности  обращения   в
христианство  первого  католического  короля  из  рода   Меровингов   обычно
умалчиваются, в действительности же все происходило так.
   Хлодвиг, несколько раз побитый алеманами, готами и  бургундами,  осознал,
что ему срочно требуется помощь - если не  войском,  то  хотя  бы  деньгами.
Вдобавок во время последнего сражения произошло чудо, изрядно повлиявшее  на
впечатлительного, как и все древние германцы, вождя: видя, что бой проигран,
Хлодвиг воззвал к "богу  ромеев"  и  пообещал  в  обмен  на  победу  принять
крещение.  Договор  с  высокими  небесами  заключался  в  древней  языческой
традиции "Ты мне - я тебе", однако Хлодвига услышали.  Безнадежное  сражение
закончилось полным разгромом врага.
   Настала пора выполнять клятву,  но  и  тут  ушлый  варвар  получил  свое.
Церковь подкрепила принятие королем сикамбров Истинной Веры довольно большой
суммой  в  золоте,  военной  помощью  из  Рима  и  официальной   коронацией,
поразившей  воображение  непривычных  к  пышной  торжественности   германцев
(каковая  коронация  обозначала  полное  признание   Хлодвига   в   качестве
христианского государя со стороны Папы Римского, святого Симмаха I).
   Все остались довольны: мечи духовной и  светской  власти  воссоединились,
Меровинги  почитали  себя  помазанниками  Божьими,   епископ   Ремигий   был
канонизирован, получив титул "апостола  франков",  а  Хлодвиг  с  Клотильдой
вошли во все летописи и поныне считаются покровителями королевства.
   Впрочем, принятие христианства лишь немногим ослабило варварские традиции
- для этого должна была пройти  не  одна  сотня  лет.  Показательный  пример
описал в своих хрониках святой Григорий Турский: когда Ремигий читал  королю
Хлодвигу  евангельские  истории  о  страданиях   Христа,   варвар   искренне
возмутился произволом римлян и иудеев, горячо заявив,  что  если  бы  он  со
своей дружиной оказался бы тогда в Иерусалиме, то показал бы Понтию Пилату и
Кайафе силу своих мечей, отомстив за невинно осужденного.  Тот  же  Григорий
замечает о знаменитом сикамбре: "Каждый день Бог отдавал в руки Хлодвига его
врагов и увеличивал его  королевство,  потому  что  король  шел  с  сердцем,
праведным пред Господом, и делал угодное пред Его очами".
   Миновало семь столетий,  исчезла  династия  Меровингов,  на  месте  былых
Нейстрии, Австразии и Бургундии образовалась куртуазная  Франция  и  суровая
Германия, варварством ныне считался даже косой взгляд в  сторону  прекрасной
дамы, а первый день октября признавался во всем католическом мире праздником
поминовения Сен-Реми, без которого не  существовало  бы  ныне  галантного  и
мирного королевства Филиппа-Августа.
   ...Всю Эту историю от начала до конца рассказал Гунтер, шествуя вместе  с
рыцарем,  благородной  девицей  и  своим  коллегой-оруженосцем  по  Мессине.
Мишель, выслушивая неизвестные доселе дополнения к  житию  святого  Ремигия,
крякал, удивляясь, Казаков иногда пожимал плечами,  а  Беренгария  постоянно
отвлекалась. Ее более привлекали купеческие ряды, располагавшиеся по  правую
руку. Лошади преспокойно выступали позади, ведомые за узду.
   Наконец принцесса не  выдержала  и  потянула  избранного  ею  кавалера  к
открытой ювелирной лавке. Казаков  философски  вздохнул,  перекинул  поводья
своего коня Гунтеру и отправился вслед  за  наварркой.  Ничего  не  скажешь,
Беренгария была красива,  умна,  и  единственный  ее  недостаток  состоял  в
излишней  язвительности.  Впрочем,  она  вскоре   уяснила,   что   необычный
оруженосец не понимает ее каламбуров,  и  начала  относиться  к  Казакову  с
большим вниманием, наверняка вообразив себя старшей сестрой, поучающей юного
брата, впервые вышедшего в свет.
   - Странный человек этот Ангерран де Фуа,  -  вдруг  заметил  скучавший  и
чуточку уязвленный тем, что принцесса почти не обращала  на  него  внимания,
рыцарь. Как же так, он молод, красив, обликом - истинный норманн, а  госпожа
Беренгария изволит подавать ручку абсолютно невзрачному и  плохо  говорящему
на французском Казакову, который еще и старше сэра  Мишеля  на  целых  шесть
лет!
   - Я бы сказал по-другому - необычный, - ответил Гунтер. -  Без  сомнения,
Ангерран богат, имеет связи... Я бы подчеркнул - очень широкие связи. Видел,
как его приняла королева? Элеонора  -  дама  экспрессивная  и  оригинальная,
однако она встретила мессира де Фуа с искренней радостью,  будто  не  первый
год знакомы.
   - Ты представляешь, сколько может  быть  знакомых  у  королевы?  Дальних,
близких... Она путешествовала по всей Европе, ходила с первым мужем, королем
Людовиком, в  Крестовый  поход,  говорят,  к  ней  даже  сватался  тогдашний
конийский султан. Неудивительно, что ее величество знает многих  благородных
дворян.
   - Ты что-нибудь слышал о семье де Фуа? - подумав, задал вопрос германец.
   - Южане из Лангедока. - Рыцарь выпятил нижнюю губу, припоминая. - Они там
все, конечно, чудаковатые... Говорят, будто Лангедок -  вотчина  еретиков  и
ересиархов.из Альби, но после церковного суда тридцать лет назад  отступники
поутихли. Некоторых де Фуа  я  видел  в  Пуату,  когда  Ричард,  еще  будучи
принцем, устраивал  там  большой  турнир,  в  основном  молодых  рыцарей.  С
Ангерраном я незнаком. Был незнаком, - поправился сэр Мишель.
   Казаков  вкупе  с  принцессой  Беренгарией  увлеченно  ворошил   прилавок
ломбардского  ювелира,  выставившего  на  продажу  как   вещи   собственного
изготовления, так и сокровища, привезенные с пышного Востока.
   -  Как  вам  нравится,  сударь,  это  ожерелье?  -   щебетала   наваррка,
рассматривая  чудовищное  сооружение  из  литого   золота   с   жемчугом   и
вкраплениями аметиста. Весило оно, по мнению Сергея, не меньше килограмма.
   - Ужасно, - честно ответил Казаков, а Беренгария вздернула темные  густые
брови.
   - Однако вы, мессир, честны в своих мыслях и мнениях. В нынешние  времена
такое не часто встретишь... Все считают дочь короля кем-то особенным, льстят
напропалую.  По-человечески  со  мной  разговаривают  только  отец  и  мадам
Элеонора. Я хочу купить приличествующие моему  титулу  украшения  -  сегодня
вечером король Танкред принимает английскую  королеву  и  Филиппа-Августа  в
замке, хочется выглядеть достойно. Драгоценностей у  меня  множество,  но  я
предпочла бы отличаться от всех прочих дам и благородных девиц.
   - Платье у вас какого цвета будет? - по-деловому  нахмурился  Казаков.  -
Значит, темно-фиолетовое?
   - Это называется "морским пурпуром", - поправила Беренгария.
   - Пойдемте-ка. -  Оруженосец  привычно  взял  принцессу  под  руку  (что,
кстати, здесь принято  не  было  -  даму  держат  только  за  пальчики),  но
принцесса так удивилась, что не стала возражать. Они  благополучно  миновали
два или три прилавка, пока Казаков не остановился.
   - В моей стране, - не без натуги подбирая слова, начал он, -  никогда  не
носят пышных и больших украшений. Это считается неприличным. Давайте сделаем
вот как...
   Худощавый молодой купчишка (тоже, кстати, из Ломбардии) не удивился тому,
что некий благородный шевалье рассматривал с дамой драгоценности,  однако  у
него совершенно отвисла челюсть, когда стало ясно: изделия выбирает не  юная
девица, а мужчина. Причем выбирает по  какому-то  до  крайности  непонятному
принципу  -  берет  не  самое  дорогое  и  вычурное,  как  это  делают   все
располагающие деньгами люди,  но  откладывает  довольно  дешевые  серебряные
вещицы, на которые могут польститься разве что неимущие дворянки.
   - Наденьте, - скомандовал Казаков. - Эй, торговец! Есть зеркало?
   - Извольте. - Итальянец выложил обычное небольшое серебряное зеркальце.
   Беренгария  умело  щелкнула  застежками   браслета   и   серег,   унизала
указательный палец правой руки  перстнем,  украсила  себя  скромным  широким
ожерельем с несколькими  плохо  обработанными  сапфирами  и  аквамаринами  и
завершила картину легкой диадемой с жемчугом и фиолетовыми камнями. Потом  с
интересом посмотрелась в зеркальце - что получилось?
   - Н-недурно, - осторожно произнесла принцесса. - И весьма оригинально. Во
всяком случае, в Наварре так никто не носит.
   Она повернулась к ювелиру и с царственной высокомерностью бросила:
   - Я беру все.
   У купца в самом буквальном смысле глаза полезли на лоб. Дама заплатила за
покупки сама, а сопровождавший ее молодой  дворянин  даже  не  потянулся  за
кошельком. Мир переворачивается...
   - Только, пожалуйста, вечером не надевайте никаких  других  украшений,  -
втолковывал Казаков. - Этот браслет, кольцо, серьги и все остальное выглядят
одинаково,  сделаны  из  хорошего  серебра,  а  камни  отлично  подойдут   к
фиолетовому цвету платья. Понимаете?
   - Понимаю, - согласилась Беренгария и хихикнула: -  По-моему,  произойдет
изрядный скандал. Все скажут, что принцессу Наваррскую держат в черном теле.
Как дочь короля я обязана таскать на себе десяток унций  тяжелого  золота  с
самыми яркими камнями. А тут - какое-то серебро... Но я все равно надену то,
что вы, Серж, выбрали. Кстати,  взгляните  на  вашего  рыцаря.  Кажется,  он
дуется на меня из-за невнимания. Вы не станете ревновать, если  я  некоторое
время прогуляюсь с сэром Мишелем?
   - А если стану? - задал некуртуазный вопрос оруженосец, чем  в  очередной
раз подивил Беренгарию, не привыкшую к подобному хамству.
   - Тогда это будет еще забавнее, - фыркнула она. - Ладно, не сердитесь.  Я
буду гулять с господином де Фармером недолго,  а  потом  вновь  порадую  вас
своим обществом.
   Небольшая процессия двигалась к порту. Мишель, по светским правилам  лишь
касаясь  пальцами  перчатки  Беренгарии,   вовсю   куртуазничал,   развлекая
прекрасную  наваррку  забавными  историями,  невыспавшийся  Гунтер  зевал  и
разглядывал сицилийских горожан, а Казаков, быстренько  купив  у  разносчика
сладостей орехи в меду себе и германцу, только усмехался.
   "Варварские времена, похуже Хлодвига, - думал  он.  -  Вспоминая  родимый
двадцатый  век  и  видя  здешнюю  свободу  нравов,  начинаешь  ощущать  себя
человеком. Блин, да  чтобы  у  нас  дочь  короля  и  предполагаемую  невесту
английского монарха  отпустили  гулять  в  город  с  совершенно  незнакомыми
людьми?.. Без всякой охраны? Тут  попомнишь  принцессу  Диану,  царствие  ей
небесное...  Телохранители,  куча  репортеров,  следящих  за  каждым  шагом,
папарацци,  опять  же...  Ну  и  времечко!  Теперь  угодил  в   имиджмейкеры
августейшей особы... Красота нашего нынешнего положения  в  том,  что  жизнь
здесь невероятно проста.  Я  еще  у  Дрюона  читал,  будто  Филипп  Красивый
запросто шлялся по Парижу, и  ничуть  писателю  не  верил.  А,  оказывается,
короли и принцы действительно разгуливают по улицам и в  общем-то  ничем  от
обычных людей не отличаются".
   - О чем беседовали с ее высочеством? - преувеличенно любезно  осведомился
Гунтер, желая нарушить паузу.
   - Ай люли, се тре жоли, - поэтически высказался Казаков,  но  вернулся  к
прозе: - О современной моде на  драгоценные  металлы.  Ничего  обязывающего.
Пытался вести себя прилично, не матерился, на ноги  принцессе  не  наступал.
Кажется,  произвел  благоприятное  впечатление.  На  экзотику  ее,  что  ли,
потянуло?  А  вообще  девочка  симпатичная  и  какая-то   категорически   не
средневековая.
   - В смысле - отнюдь не скованная? - уточнил германец. - Так они здесь все
такие. Дворянство отличается от простецов только большей  образованностью  и
своим особенным кодексом поведения.  Я  в  Лондоне  познакомился  с  принцем
Джоном, так он выглядел ничуть  не  величественнее  любого  пьянчуги-рыцаря,
промотавшего в кабаке последнюю кольчугу. Человек как человек, только изволь
относиться к нему более-менее уважительно.
   - Я все больше разочаровываюсь,  -  вздохнул  Казаков  и  чуть  досадливо
сплюнул на камни мостовой. - Только не в двенадцатом веке, а в  литераторах,
которые  его  описывали.  У  Вальтера  Скотта  король  Ричард  -  образцовый
джентльмен, почти святой, а Джон - редкостная свинья и старый скряга. Теперь
выясняется, что все наоборот...
   - Романтизм, - со знанием дела ответил Гунтер, - есть литературный  жанр,
склонный к идеализации героев и прошлых времен. Скажи мне, что изменилось от
приобретенных тобой новых знаний? Ричард отнюдь не викторианский джентльмен,
а просто вояка, следующий законам своего века. Да, он идеальный рыцарь, но и
только.  Силен,  бесстрашен,  однако  неумен.  Неужели  ты  разочаровался  в
Беренгарии?  Тебе  хотелось  бы   видеть   принцессу   бледной   трагической
красавицей, полной условностей и замученной  воспитанием?  Которая  сидит  в
высокой башне, проливает слезы и дожидается возвращения своего  благоверного
из Крестового похода? Может быть, такие где-то и есть.  Подозреваю,  кстати,
что подобные типажи обитают в германских провинциальных замках или на  самых
окраинах Франции. А представители здешнего высшего света...  Пойми  ты,  они
обычные люди, и ничего больше.
   - Гм. - Казаков откашлялся. -  Интересная  мысль.  Знаешь,  с  чем  я  ее
увязал? С  десятью  заповедями.  Не  скалься,  ничего  смешного!  Что  такое
христианские заветы? Верно, универсальный моральный  кодекс,  продержавшийся
две тысячи лет и еще неизвестно, сколько он  будет  действовать  после  нас.
Следовательно,  слабости  человека  не  меняются  со   временем,   из   чего
проистекает, что и  натура  человека  не  меняется.  Мы  только  накапливали
знания, отвергали старые предрассудки, приобретали новые...  Но  в  сущности
ничуть не отличаемся  от  Беренгарии,  вон  того  золотаря  или  французских
солдат,  с  которыми  подрались  в  трактире.  Если  Господь  Бог  дал   нам
универсальные законы на все века, значит, человек столь же универсален.
   - Философ, - усмехнулся Гунтер. -  Вот,  кстати,  универсальный  человек,
скажи-ка мне, кто  ты  такой  на  самом  деле?  Слово  "техник"  меня  давно
перестало удовлетворять, а, судя по твоим намекам  и  кое-каким  умениям  ты
научен обращаться не только с механизмами.
   - Подготовка широкого профиля, -  индифферентно  ответил  Сергей.  -  Мое
прошлое осталось только со мной, уж извини. Но при желании  и  надобности  я
могу и привести в порядок заупрямившуюся машину, и качественно  дать  в  ухо
недоброжелателю. Но меня  учили  сначала  думать,  а  потом  давать  в  ухо.
Понимаешь? Я трудился в  достаточно  закрытом  учреждении,  военная  техника
всегда и постоянно нуждается в охране от чуж