скинулись в седла.
   Давно не видевшие настоящего противника дикари снарядили едва  не  полные
десять тысяч для охоты  за  гвардейцами  шада.  Пыль  поднялась  столбом  за
укреплениями столицы, торжествуюший рев  орды  терзал  слух,  слитный  топот
бесчисленных копыт напоминал грохот грозового облака...  Мергейты  поддались
азарту преследования, что должно было их погубить.
   Гвардия, не принимая боя, подманивала нукеров Гурцата поближе  к  стенам,
собираясь в момент опасности немедля  скрыться  за  воротами  Мельсины.  Так
должно было случиться, но не случилось.
   Строй сине-зеленых плащей внезапно отвернул к полуденному закату -  прямо
перед  гвардейцами  из  непроглядной  пыли  вынырнула  многотысячная  лавина
степняков. Но аррантские мастера уже успели  отдать  приказ.  Глухо  ударили
ременные тетивы баллист,  грохнули  ковши  метательных  машин,  в  высоту  с
шипением понеслись круглые горшки с горючим зельем и связки медных дротиков.
Шад в тревоге привстал с сиденья и прильнул к бойнице.
   Фитили зажигательных снарядов догорели над бранным полем. Тонкие глиняные
сосуды разорвались, разбрасывая струи огня, осыпая землю и всех, кто на  ней
находился, каплями жидкого пламени, а спустя мгновение  по  коннице  ударили
бесчисленные и отточенные не хуже маленьких кинжалов  металлические  лезвия,
планировавшие сверху вниз на неких подобиях коротких крылышек.
   Хлынувший с небес ливень огня  и  железа  накрыл  как  мергейтов,  так  и
гвардейцев шада, не успевших повернуть в сторону. Липкие, прожигающие  любой
доспех пламенные шарики превратили в живые факелы сотни людей, зло и яростно
визжали  лошади,  дымилась  земля,  из  разорванных  острыми  стержнями  ран
хлестала  кровь...  Слитный  вой  раненых  и  обожженных,  грохот  все   еще
разрывающихся над полем аррантских сосудов с огненным  зельем,  пыль  и  дым
показали картину начала конца света.
   - Что они творят! - Шад Даманхур резко повернулся  в  сторону  бастионов,
где стояли метательные приспособления аррантского войска. Баллисты  работали
безостановочно - едва лишь люди успевали воротами  натягивать  тугие  тетивы
слышался приказ, и новая порция жидкого огня отправлялась в  сторону  лагеря
мергейтов, неся смерть степному войску. - Прекратите, там же свои!
   - О царственный, я сожалею. - За  спиной  Даманхура  неожиданно  появился
Гермед. Кто, демон задери, его сюда пустил? -  Это  война,  владыка.  Потери
неизбежны.
   - Потери? - рявкнул шад. - Посмотри, что творится!
   - Вижу, - кивнул аррант. - Мы  побеждаем.  Да,  потеряна  сотня  неплохих
воинов. Но стрелы с огнем выбили из седел множество  твоих  врагов-варваров.
Едва только пламя успокоится,  благородный  Хадибу  выведет  из  Алмазных  и
Полуденных ворот Мельсины основное  конное  войско,  а  центурии  Аррантиады
уничтожат лагерь врага.
   Даманхур пожевал губами, сдерживая гнев, и недовольно проворчал:
   - Гермед, пойми, это была моя гвардия!  Десятая  часть  охранной  тысячи!
Лучшие из лучших! Где они теперь? Почему вы  не  предупредили,  что  конники
идут на верную смерть?
   - Это неверно, о шад, - возразил аррантский посланник.  -  Так  сложились
обстоятельства. Если бы командир сотни не отвернул в сторону, пострадали  бы
только степняки. К чему жалеть об уже свершенном? Смотри!
   Яркий поток нескольких тысяч всадников Саккарема вытекал из  двух  ворот,
располагавшихся справа и слева  от  Синей  башни,  а  внизу  колебали  землю
тяжелой поступью выстроившиеся в  "черепахи"  центурии  панцирников.  Обитые
медью и бронзой огромные квадратные  щиты  бросали  на  укрепления  Мельсины
тусклые солнечные блики.
   - Если сегодня они не принесут нам победы, - улыбнулся Гермед, -  я  буду
очень удивлен.
   - Вот как? - Даманхур  потеребил  бороду  и  снова  уставился  в  прорезь
бойницы. - Недоброе предзнаменование, благородный посол. Я бы  прямо  сейчас
отдал приказ к отступлению. Не знаю почему,  но  мне  кажется,  что  мы  уже
проиграли.
   Глава десятая. На подступах
   Около  двадцати  лет  назад  столичный   университет   Нарлака   снарядил
экспедицию  для  изучения  Самоцветного  хребта,  а  также  для  составления
подробной карты и описания сего удивительного чуда природы. Несколько ученых
мэтров в сопровождении многочисленных учеников в течение года путешествовали
по долинам  вдоль  гор,  начиная  от  возвышенностей  на  полуночном  закате
Нарлака, именовавшихся Засечным кряжем, и далее  вплоть  до  скальных  стен,
закрывавших знойный Саккарем от злых полуночных ветров. Самоцветные горы, то
затянутые туманом, то блистающие ледниками, вмещали великое множество  самых
изумительных чудес,  и  вполне  объяснимо,  что  по  возвращении  неутомимых
исследователей в столицу на  свет  явился  многоученый  трактат  под  пышным
заглавием "Великие горы. Самоцветными именуемые, а также Повесть о  народах,
обычаях, нравах, легендах и сказках, бытующих в оных пределах". Списки этого
выразительного и, что самое главное, вполне правдивого  сочинения  хранились
почти во  всех  библиотеках  мира,  ибо  подпирающая  небо  каменная  стена,
являвшаяся сокровищницей обитаемой людьми Сферы, являлась самой таинственной
и неизученной частью материка Восхода.
   Эрл Драйбен обнаружил сей объемистый труд в хранилище летописей  Нардара,
быстро его проштудировал и сделал вывод: университетские мудрецы не видели и
сотой доли чудес  Самоцветных  гор,  хотя  подтвердили  истинность  наиболее
распространенных легенд. На полуночи хребта действительно  обитали  Крылатые
вилии - остатки полумифической расы альбов, изредка в пещерах обнаруживались
следы деятельности исчезнувших после Столкновения Сфер бородатых  двергов  -
подземных карликов. Подданные нарлакского кенига встретили и летающих  собак
- симуранов, а также побывали в гостях у племен горных вельхов,  тех  самых,
что носят клетчатые юбки, не считая такую одежду зазорной даже  для  воинов.
Но главного не было. Ни один человек не упоминал о Логове.
   - Вот двурогая гора, о которой ты говорил. - Нардарец, погруженный в свои
мысли, вздрогнул, услышав голос Менгу. Верный нукер  хагана  Гурцата  догнал
лошадь Драйбена и, чуть осадив, поехал рядом. - Куда потом?
   - На Тропу, - уныло вздохнул советник повелителя Степи. - Там в один  ряд
могут пройти только два всадника, слишком она узкая. И, знаешь,  Менгу,  мне
кажется, что Тропа лежит... как бы сказать? Она начинается в нашем  мире,  а
ведет совсем в другой.
   - Как так? - не понял мергейт. - Дорога - она всегда дорога.
   -  Помнишь,  недавно  я  рассказывал  тебе  о  падении   Небесной   горы,
случившемся тысячу триста лет назад? Тогда происходило  много  странного,  а
самое главное - в  нашем  мире  произошли  необратимые  изменения.  Возникли
удивительные прорехи в  ткани  реальности,  для  простоты  обычно  именуемые
Вратами.  Найдено  несколько  таких:  неподалеку  от  сольвеннского   улуса,
называющегося Галирадом, в Велиморе, в двух днях пути на  полуденный  восход
от Мельсины... Никто в точности не  знает,  что  находится  за  Вратами.  Но
известно, что ведут они в совершенно разные места. В чужие миры. Понял?
   - Нет, - сказал Менгу. -  Но  ты  все  равно  рассказывай.  Я  постараюсь
понять. Хочу знать, зачем хаган решил отправиться туда, куда ты нас ведешь.
   ...Небольшой отряд степняков двигался по углубляющейся в горы  прохладной
необитаемой долине. Справа  и  слева  на  высоту  сотен  локтей  поднимались
нагромождения серого с красной прожилкой  камня,  на  котором  лишь  изредка
мелькали розовые или  желтые  пятнышки  горных  цветов  да  островки  чахлой
зелени. Впереди чернела  невероятно  огромная  скала,  оканчивающаяся  двумя
округлыми вершинами. Острый глаз различал парящих над взгорьями орлов.
   Удивляло, что помимо хищных птиц на глаза  не  попадались  обычные  здесь
дикие винторогие бараны или весьма распространенные на  полуденном  оконечье
Самоцветного хребта снежные барсы. Еще два дня назад охранники Гурцата убили
одну такую огромную кошку, но  едва  отряд  свернул  в  указанную  Драйбеном
долину, все живое словно вымерло. Мергейты усматривали в этом недобрый знак.
   Сам хаган, его телохранитель Техьел, великий шаман Саийгин и любимая жена
Гурцата Илдид-жинь ехали  в  окружении  сотни  нукеров,  которой  командовал
Менгу, а чужеземец по имени Драйбен старался держаться  впереди:  во-первых,
он единственный знал дорогу; во-вторых, принципиально оставил  конную  сотню
позади - обоняние благородного нардарца не могло вынести  степных  ароматов,
исходящих от немытых мергейтов. Однажды во время стоянки  Драйбен  пришел  в
ужас, узрев, чем степняки заменяют принятые в цивилизованных  странах  ванну
или бассейн: раздевшись, нукеры мазались топленым жиром, затем счищали его с
тела деревянными дощечками.
   Больше двух седмиц  минуло  с  той  поры,  когда  Гурцат  принял  решение
отправиться  к  Самоцветным  горам,  оставив  командовать  войском  большого
сотника Ховэра и туменчи Цурсога. Хаган оставил своим  подчиненным  простые,
понятные  и  выполнимые  приказы:  Ховэр  обязан   стоять   вкруг   главного
саккаремского улуса Мельсины, строить с помощью нанятых по  совету  Драйбена
халисунских умельцев деревянные осадные башни и  ждать  вестей  от  Гурцата.
Туменчи  Цурсогу,  под  рукой  которого  ходила  вторая   половина   войска,
захватившая Табесин и вышедшая к Междуречью, надлежало готовить средства для
переправы через полноводную Дийялу и тоже ждать. Чего - непонятно.  Известно
лишь, что великий хаган, завершив свои  загадочные  дела  возле  Самоцветных
гор, явится сам или пришлет гонца.
   - На  Тропе,  -  неторопливо  говорил  Драйбен,  изредка  посматривая  на
внимательно слушавшего Менгу, - время течет по-другому. Я могу встать на нее
ранним утром, пробыть  там  не  более  чем  до  полудня,  а  когда  вернусь,
окажется, что в настоящем мире уже  наступил  вечер  следующего  дня.  Когда
ночью проходишь по Тропе и небо чистое, можно  увидеть  знакомые  созвездия,
только расположенные иначе,  нежели  у  нас.  Словно  очутился  во  временах
глубокой древности или, наоборот, в  будущем,  когда  карта  звездного  неба
изменится. На Тропе можно плотно поесть, а спустя сотню ударов сердца  снова
оказаться голодным. Разжечь костер, но пламя не рванется вверх, к небесам, а
начнет стелиться по земле...
   -  Ты  на  этой  Тропе  нашел  свой  камень  с  дэвом  внутри?  -   Менгу
подозрительно  покосился  на  притороченный  к  заводной   лошади   Драйбена
сундучок. - Если там повсюду валяются такие камешки,  наверное,  это  плохое
место.
   - Оно не плохое, - поразмыслив, ответил нар-дарец. -  Оно...  оно  чужое.
Совсем чужое. А таких кристаллов там больше нет. Мне попался всего один.
   Лошади, поднимая фейерверки брызг, перешли  быструю  речку,  стекавшую  с
ледника, украшавшего двугорбую гору. Гурцат подгонял своего жеребца.  Хагану
не терпелось побыстрее оказаться в  обители  невероятных  чудес,  о  которой
смутно повествовали легенды, и самому встретиться с Ним.
   Солнце, Око Богов, провожало повелителя Степи подозрительно-настороженным
взглядом.
   Рассказывая Менгу о Тропе, Драйбен не врал. Все его слова  были  истинной
правдой. Дорога в Никуда,  Логово,  чужой  мир,  открывавшийся  человеку  за
необитаемой долиной на полудне Самоцветных гор, действительно существовала.
   Бывший нардарский эрл отнюдь не зря некогда упрекал себя в гордыне и  еще
худшем грехе - необузданном любопытстве. Одно вытекало из  другого.  Древняя
рукопись, много лет назад обнаруженная в библиотеке родового замка Кешт,  не
содержала лжи. Как и утверждал неизвестный автор, человек, нашедший  в  себе
волю и мужество пройти Тропу,  получал  власть.  Смехотворно  малую,  однако
вполне достаточную, чтобы поразить людей, отвыкших  за  долгие  столетия  от
волшебства.
   Начавшиеся  восемь  с  лишком  лет  назад  изыскания  Драйбена   поначалу
выглядели  успешными.  Покинувший  отцовский  дом   молодой   эрл   оказался
настойчивым, въедливым и умным человеком, сумевшим впервые  за  всю  историю
современного мира объединить и увязать между собой разрозненные  сведения  о
Самоцветных  горах  и  ради  достижения  своей  цели  преодолеть   множество
препятствий. Нет нужды рассказывать о его долголетних странствиях  по  миру,
долгих днях,  проведенных  в  библиотеках  государств  Восходного  Материка,
Аррантиады, Толми или Шо-Ситайна. Можно выразить  лишь  суть:  Драйбен  стал
первым и ныне единственным волшебником за последние тысячу триста лет. Белые
старцы  вельхов,  знаменитые  друи,  сами  волшбой  не  владели,  умея  лишь
направлять  в   нужное   русло   неизмеримые   силы   природы.   Большинство
"практикующих магов" в городах являлись искусными  шарлатанами,  а  те,  кто
хоть что-то умел, пользовались чудом сохранившимися со времен  Черного  Неба
магическими предметами.
   Некоторые сведения о волшебстве Драйбен позаимствовал из древних хроник и
рукописей, другие заключения сделал самостоятельно, многие месяцы  учился  в
отдаленных монастырях Шо-Ситайна искусству  концентрации  и  сосредоточения,
изучал философские  трактаты  и  наконец  обрел  истину,  потерянную  в  век
смятения, вызванного Столкновением Сфер. Он понял, что волшебство не дар, не
проклятье, не искусство. Волшебство  -  в  знании.  Достаточно  понять,  как
вместить в себя мощь  окружающего  мира,  содержащуюся  в  сухой  былинке  и
ревущем океане, затем направить скопившуюся в тебе силу Вселенной, например,
на медную монету - и она станет золотой, а хочешь,  обратится  в  глину  или
вовсе распадется на невидимые глазом мельчайшие частицы.
   Колдовство, магия, волшебство... Полученные знания не  давали  ответа  на
все новые и новые возникающие вопросы. Драйбен  догадывался,  откуда  сможет
почерпнуть недостающее. Кем он был по  возвращении  с  закатных  островов  в
Нардар?  Путешествующим  фокусником,  пускай   и   неплохо   зарабатывающим?
Человеком, за деньги развлекающим шо-ситайнских князьков  или  самодовольных
сенаторов Аррантиады?  Высокорожденным  эрлом,  лишенным  строгими  законами
Нардара отцовского  дома,  земли  и  родины?  Что  ж,  осталось  перешагнуть
последнюю ступень и...
   И что тогда?
   Гримуар в грязно-зеленой обложке ясно гласил: тринадцать  столетий  назад
боги удалились от дел Средней  Сферы;  Единому  Творцу,  занятому  созданием
других миров, неинтересно наблюдать за людским  муравейником;  люди,  равные
богам, более не рождаются; мир клонится к упадку,  и  лишь  тот  кто  сумеет
вернуть Золотой Век, получит все.
   Драйбен, не без оснований  полагавший  себя  умным  и  предусмотрительным
человеком, не стал безоглядно доверять расплывчатой формулировке,  частенько
мелькавшей в старинной книге. Что значит  "власть  над  миром"?  Над  каким?
Миром волшебства? Над людским? А если и так, то где - только в  Нарлаке?  На
всем континенте? Или в ближайшей округе? Смешно! Еще  никому  и  никогда  не
удавалось завладеть всем миром, кроме, разумеется, Отца Всех Богов,  который
сам и создал эту Вселенную.
   Но Небесная гора... Манускрипт туманно и скудословно повествовал о некоей
битве богов, случившейся незадолго до Столкновения. Якобы боги вышвырнули из
своего заоблачного мира не то мятежника, не то узурпатора или вообще "чужого
бога", неведомо как забредшего в их безмятежный  предел.  Сейчас  далеко  не
каждый может разговаривать с богами.  И,  конечно  же,  никто  не  видел  их
воочию, но таинственный автор книги писал так:
   "Понеже свершилось! Повелитель Небесной горы, дух над духами,  бог  среди
богов и сын  Единого,  коими  мы  все  являемся,  снизошел!  Сей  безвестный
странник явился в образе объятого черным  пламенем  превеликого  камня,  что
низвергся  с  небес  ко  тверди  земной,  засим  укрылся  Повелитель  бронею
необоримой из скал, за коими начинаются металлы,  а  за  ними  выстраиваются
самоцветы, блистанием своим подобные звездам. Жилище его вековечное  приняло
облик великих  гор,  кои  заслоняют  Небожителя  от  тревог  мира  грешного,
человеческого и суетного. Да покоится Повелитель вечно  в  своем  обиталище,
ибо смертным зреть его дано лишь во времена великих бедствий и смут".
   Драйбен знал, что манускрипт датирован  608  годом  от  падения  Небесной
горы. Раскопав старинные аррантские летописи, он выяснил, что в  те  времена
на Восходном материке бушевала непонятная, очень тяжелая  и  продолжительная
война, конец которой положили прибывшие на  берега  континента  бесчисленные
легионы аррантов - они навели порядок, основали изрядное множество  колоний,
среди которых была и  Мельсания,  будущая  Мельсина  Саккаремская,  а  самое
главное -  объявили  полуденную  часть  Самоцветных  гор  запретной  землей.
Почему?
   Или  аррантам  известно  нечто,  оставшееся  за  строками   торжественных
летописей? Что?
   * * *
   Будь Менгу и нукеры его сотни повнимательнее, они обязательно  обнаружили
бы изредка встречавшиеся в долинах совсем свежие кострища. Огонь  горел  там
самое большее три или два дня назад. Однако одинокие кучки серого  пепла  не
интересовали степняков. Но, даже если бы так случилось, достоверно выяснить,
кто здесь ночевал, как давно и сколько  людей,  подобно  сотне  Непобедимых,
двигались в глубь гор, не  удалось  бы.  Следов  почти  не  осталось,  кроме
нескольких кучек лошадиного навоза, почти исчезнувших  отпечатков  копыт  на
глинистых берегах речек или ручьев да единственной  расколовшейся  фляги  из
выдолбленной тыквы, брошенной хозяевами.
   Знай  трое  неосторожных  путешественников,  что  на   расстоянии   всего
одного-двух переходов за ними следуют мергейты, они  вели  бы  себя  гораздо
осторожнее. Но Кэрис из  Калланмора,  Фарр  атт-Кадир  и  Ясур  аль-Сериджан
пребывали в уверенности, что в эту необитаемую часть гор степняки совершенно
точно не сунутся, предпочитая разбойничать в местах  населенных  и  богатых.
Посему двигались они ничуть не скрываясь, жгли костры на  каждой  ночевке  и
полагали округу безопасной. Если, конечно,  не  считать  изредка  мелькавших
между камней хищных животных.
   Никогда прежде не бывавший в горах Фарр опасался не столько людей или,  к
примеру, барсов, сколько существ, человеческому миру не принадлежащих.  Если
верить легендам и сомнительным историям  шехдадских  торговцев,  ездивших  к
Самоцветному  кряжу  покупать  у   пастухов   овечью   шерсть,   бесконечные
нагромождения камня, тянущиеся далеко  на  полночь,  к  варварским  странам,
издавна  облюбовала  самая  разнообразная  и  зловредная  нечисть  -  гхоли,
оборотни, бруггсы, нетопыри-вампиры... В  брошенных  поселениях  обязательно
водились вурдалаки, в пещерах обитали каменные великаны, кровожадные стучаки
или, к примеру, гигантские хищные черви.  Не  говоря  уже  о  всякой  мелкой
нечисти, которая по ночам заявлялась на стоянки мирных путников, крала  вещи
и еду, гадила в сапоги или жутко завывала, пугая людей.
   Фарр, за две седмицы путешествия узнав Кэриса  получше,  однажды,  будучи
насмерть перепуган раздавшимся в ночной  темноте  леденящим  душу  рычанием,
переходящим в истошные вопли, достойные греховодника, после смерти попавшего
в обитель зла - Нижнюю Сферу, разбудил безмятежно дрыхнущего  калланморца  и
дрожащим голосом вопросил: что,  мол,  происходит?  Злобные  дэвы  выбрались
из-под холмов?
   Кэрис прислушался, зевнул,  объяснил,  что  всего-навсего  рысь  загрызла
кабана, и  повалился  спать  дальше.  Ясур,  стороживший  у  костра,  только
сплюнул, наблюдая за помертвевшим от страха Фарром.  Утром,  отправившись  в
дорогу, шагах в пятистах от временного лагеря путники обнаружили следы крови
и  клочки  жесткой  щетины  вепря.  Кэрис  оказался  прав  -  жуткие   звуки
сопровождали обычную лесную драму.
   - Фарр, вот я, например, большую часть жизни  прожил  в  горах.  -  Кэрис
покачивался в седле низенькой мергейтской лошадки  и  лениво  поглядывал  по
сторонам. Атт-Кадир ехал справа, а  позади  семенила  пега