в голову не приходила. Она снова
принюхалась - и повела нас дальше.
   - Умная, талантливая, симпатичная, да еще шустрая, - прошептал  Морли.  -
Это судьба, Гаррет. Не упусти свой шанс.
   - Что, наобщался с Норт-Энглишем и Алтуной? - Я разозлился всерьез.
   - Эге! -  Он  примирительно  улыбнулся.  -  Ладно,  будем  упражняться  в
остроумии на попугае, которого, по счастью, поблизости  не  было.  -  Мистер
Большая Шишка, по всей  видимости,  решил  остаться  в  тылу.  Мог  хотя  бы
предупредить, подлюга этакая. Поднабрался замашек у  своего..,  как  бы  его
обозвать-то?., в общем, у того, кто им  управлял.  Нет,  Покойник  легко  не
отделается; закончу расследование - и выскажу ему все, что накипело.
   - Поздно упражняться. Ты  бы  год  назад  сунул  его  в  ведро  с  водой,
проверить, сколько он может не дышать, вот была бы славная  шутка.  -  Синдж
дернулась. Она  до  сих  пор  не  привыкла  к  нашей  манере  разговора.  Ей
по-прежнему требовалось время, чтобы сообразить, что мы вовсе не  собираемся
резать друг другу глотки. -  Кстати,  надо  будет  подмешать  тебе  в  гуляш
кошачьей мяты. Проснешься мужем Торнады.
   - Не выйдет. У нее муж уже есть. А я помолвлен.
   - Да ну? И давно?
   - Еще до рождения. Просто не треплюсь  на  каждом  углу.  Бабка  с  дедом
подсуропили. Как заведено, говорят. Старики, что с них взять.
   - Думаю, ты изрядно их разочаровал.
   - О, на каждом семейном сборище они вот такенные слезы льют.
   - И когда ты начнешь отравлять жизнь своей бедной суженой?
   - Полагалось начать давным-давно. Но она не явилась на  обряд,  -  Весьма
разумно с ее стороны.
   - Мы с ней до того не встречались. Если бы... Не знаю, как бы  я  с  этим
справился. Старики упрямы, сам знаешь. Мои до сих пор меня  во  всем  винят.
Хотя, если вдуматься, не Идалир же. В ней  королевская  кровь  течет.  Между
нами, каждый эльф - потомок какого-нибудь короля или принца, на худой конец.
   - Рад за тебя. И за твое происхождение, и за помолвку твою. Выходит, ты у
нас почти женатый?
   - Ну, уж в этом ты меня упрекнуть не можешь.
   Пулар  Синдж  остановилась.   Медленно   повернулась.   Морли   мгновенно
подобрался и тоже стал вглядываться во мрак. Потом поднял трость.
   - Надеюсь, они потеряли нас в подвале.
   - Дело не в "хвосте", - сказала Синдж. - Те двое, которые  бежали.  Здесь
они встретили фургон. - Она встала на четвереньки и принялась принюхиваться.
   - Совпадение? - пробормотал я. - Или уговор?
   - Как они могли договориться? - задал резонный вопрос Морли. -  Она  ведь
убегала, Гаррет. Нет, о сговоре можно забыть.
   - Если она догадывалась, что сегодня вечером ее карьера может оборваться,
то наверняка оставила кого-нибудь дожидаться ее.  Кто  обратит  внимание  на
гнома, приехавшего за пивом?
   - Запах страха, - проговорила Синдж. - И от возницы, сильный запах, и  от
женщины. Она испугалась этих двоих.
   - Видишь? - Морли усмехнулся. - Я был прав. У них с ней свои счеты.
   - Если они забрались так далеко, это значит, что им позволили  забраться,
- рассудил я. - По следу идем не мы одни. Мне почему-то  вспоминается  некий
человечек, не желающий, чтоб его узнавали...
   Морли взвесил трость в руке.
   - Ты вооружен?
   - Кое-что имеется. - Эх, где ты, моя дубинка?  Надо  будет  заказать  еще
пару-тройку, про запас.
   - Улицы пустые.
   - Здесь никогда людно не бывает. К тому же по округе кентавры шастают.  -
Впрочем, тишина и вправду была неестественной.
   - Кровь! - пискнула Синдж. - След повернул! Вон туда!
   - Я ни хрена не вижу, - вежливо напомнил я. - У меня зрение человеческое.
   - Сюда,  на  мой  голос,  -  позвала  Синдж.  Морли,  шагавший  за  мной,
пробормотал:
   - У нее глаз острее моего, Гаррет. Мы уткнулись в искалеченного гнома. Он
был жив только потому, что Садлер с Краском, очевидно, не имели причины  его
убивать. Они хотели заполучить фургон. Мы оставили  гнома  попечению  Релвея
(надеюсь, он не замедлит появиться). Синдж снова взяла  след  и  устремилась
вперед.
   Назовите меня циником - лучше человеком практичным, - но я  полагал,  что
должен подружиться с ней сейчас; потом, когда ее дар раскроется полностью, к
ней будет не достучаться. А пока ей всего и  требовалось,  что  чуть  больше
уверенности, чуть больше опыта и чуть больше внутренней силы.
   Я честно старался не отставать от Синдж, но вскоре выдохся.
   - Ф-фу! - выдохнул я. - Ну и времена настали, а, Морли? Все мои  знакомые
наперебой  во  что-нибудь  да  влезают,  друг  другу   дорожку   перебегают,
подсиживают один другого...
   - Так иногда случается, Гаррет, - отозвался Дотс.  -  Когда  все  идут  в
разные стороны, никто никуда не дойдет.
   Кто бы сомневался? Но  меня  это  не  устраивает.  Все  прыгают  в  лужу,
извозюкиваются по самые уши, но продолжают вещать о высоких материях...
   Я хмыкнул. Морли со смешком заметил:
   - И тут он впал в отчаяние,  ибо  вдруг  осознал,  что  люди  ведут  себя
по-людски.
   Я и сам знаю, что человечество - орда психопатов и маньяков, не надо  мне
об этом напоминать. Как  приятно  верить,  что  хотя  бы  некоторые  из  нас
способны добиваться цели, не ступая по трупам.
   Синдж замедлила шаг. Я воспользовался возможностью перевести дух.
   - Фургон впереди, -  прошептала  она.  Угу.  В  ночной  тишине  отчетливо
слышалось звяканье  железных  ободьев  о  камни  мостовой.  -  Два  пони.  -
Естественно; гномы предпочитают маленькие фургоны  и  маленьких  лошадей.  -
Пахнет свежей кровью.
   Меня обдало холодом, как бывало всякий раз, когда  предстояла  встреча  с
Садлером и Краском. И было в этом холоде что-то даже от  потустороннего.  Не
то чтобы я их боялся, но сама встреча пугала,  как  если  бы  мы  собирались
выяснять отношения с силами природы.
   - Они вряд ли в форме, - сказал Морли.  -  В  тюрьме  здоровье  особо  не
поправишь. - Судя по тону, он старался убедить себя в собственной правоте. И
неустрашимый Дотс туда же!
   Фургон катил на север. Скоро он въедет в квартал, где ночная  жизнь  бьет
ключом. А кому нравится работать, когда тебе заглядывают через  плечо?  Надо
что-то предпринимать.
   - Заходи справа, - сказал Морли. - Возница твой. А я возьму левого.
   - Я?
   - Ты выше и тяжелее. Мне его не стянуть. Спорить бессмысленно.
   - Пошли?
   - Отдышись сперва. Тебя за милю слышно. И не топочи.
   Не топочи? Я шагаю беззвучно! Кто-нибудь слышит  мои  шаги?  Нет,  только
цокот коготков Пулар Синдж.
   На улице было достаточно светло, чтобы я различал очертания  домов  и  не
свалился в желоб для нечистот. А вон и фургон.
   - Вижу, - прошептал я. Морли, следовавший за мной по пятам,  прошептал  в
ответ:
   - Давай!
   Сердце бешено застучало. Эта схватка долгие годы рисовалась мне в снах.
   Откуда-то донесся вопль: "Аргх'" В нем было нечто знакомое. Звучал он  не
как предупреждение, а как напоминание о  том,  что  за  мной  наблюдают.  Не
скажу, чтобы я особенно обрадовался, поскольку, если что,  подкрепления  нам
все равно не дождаться.
   Перепуганная до полусмерти Синдж отстала.
   Можно было и не таиться: возница  бранился  так,  что  не  услышал  бы  и
раската грома. Пони не желали слушаться, шли, как привыкли. У  гномьих  пони
скорость одна - очень  медленно.  Они  либо  идут,  как  идут,  либо  вообще
останавливаются, а потому с ними только и удирать от , погони.
   Забавно. Гномьи пони очень похожи на самих гномов.
   Я схватил возницу  за  правую  руку  и  резко  дернул,  навалившись  всей
тяжестью. Понятия не имею, кто из двоих это был, да и какая разница - Садлер
с Краском все равно что близнецы. Второго, кстати, не видно; должно быть,  в
фургоне сидит. Или лежит.
   Поперхнувшись бранью, возница рухнул на мостовую. Приложился он ощутимо -
застонал, шевельнулся было, а потом замер. Я осторожно приблизился.
   Зря опасался. Садлер - это был он - ударился затылком о камни. На  всякий
случай я его связал - чтоб никуда не делся до прибытия ребят Релвея.
   - Мой готов! - Руки у меня дрожали. Сверху донесся одобрительный  возглас
на по-пугайском наречии. Фургон остановился.
   - Краск внутри, - сообщил Морли. - Без сознания.
   - Облом.
   - Ты о чем?
   - Я ждал этого несколько лет. Эпическая схватка,  тела  летают  в  разные
стороны, ударяются о стены домов, выбивают камни из мостовой.  Час,  другой,
третий...  Зрители  проголодались,  покупают  пирожки,  кричат,  хлопают   в
ладоши... А вместо того мы за последние дни сталкиваемся с  ними  трижды,  и
никто из нас даже царапины не получил.
   - Мы взяли их тепленькими, Гаррет. Полудохлыми. Самый надежный способ. Не
ной. Ба, у моего кровь идет! И нож в груди торчит. Пожалуй, я больше не хочу
встречаться с Тамой Монтецумой.
   Оторвав кусок от тюремной куртки Садлера, я связал  ему  руки.  Он  снова
застонал.
   - Где она? Внутри?
   - Плохие новости, Гаррет, -  отозвался  Морли.  -  Опять  плохие.  Внутри
только мы с Красном и десять бочонков  дешевого  пива.  За  которыми,  между
прочим, скоро явятся гномы.
   - Аргх! - Восемь фунтов ярости в трехфунтовой упаковке плюхнулись мне  на
плечо. Я метнулся к фургону.
   Морли не врал: в фургоне не было ни единой красивой женщины, не говоря уж
о роскошной Таме Монтецуме.
   - Куда она подевалась? Как мы могли ее потерять? Синдж! Синдж, ты где?
   Тишина. Я обежал вокруг фургона, окликая ее по имени. Морли расхохотался.
   - Нас надули, Гаррет! - выдавил он в перерыве между приступами хохота.  -
Представляешь? Нас с тобой на фуфу взяли. И кто? Крысючиха!
   - Заткнись, травожор гребаный!
   Он не унимался.
   - А без нее мы как без рук, верно? Без нее нам ни Релвея не опередить, ни
Норт-Энглиша с Белиндой. Вопрос в том,  сама  она  все  подстроила  или  это
Релианс ее подучил?
   - Хватит ржать, Морли! Что тут смешного?
   - Ничего. Я тоже терпеть не могу, когда меня  в  дураках  оставляют.  Вот
когда я сам оставляю - это дело другое. С другой стороны... Нам ведь с тобой
деньги не нужны, верно? Мы  собирались  помешать  Норт-Энглишу  получить  их
обратно. А ты еще хотел с Монтецумой поквитаться за то, что она с  Вейдерами
учинила...
   - Пойду-ка я домой да спать лягу, - проворчал я.
   - Чего так?
   - Мог бы  сообразить.  В  этом  деле  все  наперекосяк,  никакой  логики,
сплошные закидоны. Хрен с ней -  я  про  Синдж,  пускай  уматывает.  С  меня
хватит, кому нужно, тот пусть концы с концами и сводит.
   - Гаррет, там уйма деньжищ.
   - Ты же только что сказал, что деньги тебе не нужны.
   - Но не говорил, что готов от них отказаться.
   - Тинни еще у Вейдеров. - И мой напарник тоже там. Но его  я  вытаскивать
не намерен. Сам выберется.
   - И ты допустишь, чтоб эти бабки Торнада заграбастала?
   - Она стариков провожать пошла.
   - Думаю, где-нибудь по дороге Плоскомордого посетила некая мысль,  он  ее
высказал вслух, ответа не получил -  м  выяснил,  что  Торнада  благополучно
смылась.
   - Плеймет...
   - Он весь из себя честный, так  что  его  облапошить  проще,  чем  Тарпа.
Небось, сказала  ему,  что  ей  нужно  по-маленькому,  он  уши  и  развесил.
Плоскомордый, тот насторожился бы. Он не гений, но кое в чем разбирается, да
и с Торнадой не первый день знаком.
   Из темноты возникли парни Релвея. Их  появление  вынудило  нас  закончить
разговор.
   Зато Попка-Дурак разразился трехэтажными матюгами.  Похоже,  мой  партнер
воспринял выходку Синдж как личную обиду, хотя к нему эта выходка  почти  не
имела отношения.

Глава 107

   Пожалуй, на  этом  можно  было  бы  и  закончить.  Виновные  найдены,  их
злодейства заодно с  объяснением  причин  явлены  потрясенной  публике.  Мой
напарник всласть покопался у них в мозгах, извлекая  правду  и  преследуя  у
меня за спиной собственные цели; его усилиями повторение ночи длинных  ножей
было отложено на неопределенный срок. Еще он обезоружил  Слави  Дуралейника,
открыв тому, что восстание  в  Танфере  ныне  невозможно.  Кроме  того,  мой
напарник ухитрился распустить мерзкие слухи, привлекшие внимание королевской
инквизиции, которая обратила своя взор на чародея Перилоса Спайта - не сама,
естественно, а по указке боссов  с  Холма,  решивших  удостовериться,  а  не
замышлял ли Спайт использовать  пленных  оборотней  в  неких  своих  гнусных
целях.
   В доме Вейдера Покойник не осмелился заглянуть  в  мозг  чародея,  однако
четыре столетия наблюдений за  поведением  людей  позволили  ему  состряпать
слушок, от которого Холм  перевозбудился,  точно  потревоженный  муравейник.
Политические противники Спайта быстренько припомнили старые дрязги: дескать,
пусть расскажет, как руководил разведкой  и  контрразведкой  в  годы  войны.
Друзья чародея - и те стали задумываться  над  некоторыми  его  повадками  и
искать тайный смысл в каждом сказанном им слове.
   Трудясь вместе с Таем Вейдером, к которому  он  почему-то  проникся,  Его
Высокомудрие изобрел попутно что-то вроде спасительного варианта,  благодаря
чему мистер  Тай  Вейдер  и  красотка  Джорджи  Николас  смогли  расторгнуть
помолвку, не сделавшись при этом всеобщим посмешищем (а чего было  тянуть  -
даже родители жениха с невестой уже не желали  этого  брака).  Потребовалось
лишь доходчиво объяснить, что в таких делах расчеты могут только  навредить,
и как бы случайно обронить, что Тай из-за своего ранения не  способен  иметь
детей.
   Жизнь вернулась в привычную колею. Я занимался тем, что умел лучше  всего
на свете. То есть нагло бездельничал.
   А Тама Монтецума по-прежнему была в бегах. И Пулар Синдж не объявлялась с
тех самых пор, как бросила меня  среди  ночи;  Релианс  и  Фенибро  пытались
обвинить Гаррета в том, что он обольстил бедную девочку и обманом завлек  ее
в свой гарем. Белинда с Релвеем, каждый по отдельности, разумеется, никак не
могли угомониться и все продолжали плести  интриги  и  находить  себе  новых
врагов. И тому, и другой было  наплевать,  что  Покойнику  известно  про  их
махинации. Впрочем, Покойник не стал позорить их публично, как он поступил с
"Кличем",  с  Перилосом  Спайтом  и  с  предметом  своего   обожания   Слави
Дуралейником.
   Больше всех разозлился чародей. По счастью,  он  понятия  не  имел,  кого
винить в своих неприятностях. А доискиваться ему было  недосуг:  с  утра  до
вечера он объяснял инквизиторам,  как  могло  получиться,  что  человек  его
дарований, будучи главным шпионом Каренты,  допускал  столько  промашек,  но
умудрился разбогатеть совершенно нескромным образом. Появились даже слухи  о
связи между Спайтом и Черными Драконами.
   Короче говоря, мы снова спасли мир.
   Порой я задумываюсь, а стоит ли Танфер того, чтобы его спасать,  -  и  от
наших домашних злыдней, и от всяких чудищ из-за городских стен.
   Не будь у нас и без того доброй тысячи культов,  я  бы  отрастил  длинную
бороду, напялил черный балахон, взял в  руки  книгу  в  черном  переплете  и
принялся бы талдычить о спасении и искуплении.  Черного  козла  раздобыть  -
пара пустяков.

***

   Мне не хотелось, но  я  был  вынужден  признать,  что  именно  стараниями
Покойника дом Гаррета снова  стал  таким,  каким  ему  следовало  быть.  Все
вернулось на  круги  своя.  И  неделя  выдалась  замечательная:  ни  единого
страждущего на пороге, никто в клиенты не набивается.
   Дин привел дом в порядок: вытер  пыль,  перемыл  посуду.  Плоскомордый  с
Торнадой приволокли Покойника и водрузили обратно на его деревянный трон. Он
выглядел так, будто никогда не покидал своей  комнаты;  зато  путешествие  в
бочке настолько его взбодрило, что он теперь никак не  мог  заснуть.  Именно
поэтому было немного жаль, что нового  расследования  пока  не  предвидится:
пока мой напарник не заснул, мы раскрыли бы  любое  преступление.  С  другой
стороны, скорей бы засыпал - он меня  достал  своими  жалобами  на  то,  как
неудобно ему было в бочке. Между прочим, это была его  собственная  идея,  с
начала до конца. Я не имел к его планам  ни  малейшего  отношения.  Спасибо,
хоть удосужился известить меня перед вечеринкой.
   А Дин жаловался пуще Покойника. Ныл, что терпеть не может переездов, даже
на несколько дней, даже для пользы дела,  что  пользу  дела  все  по-разному
понимают, и так далее. Иными словами, он страдал и требовал, чтоб я разделял
его муки.
   К счастью, несколько раз заходила Тинни. Она помогала Дину прибираться  в
доме, подбадривала его, подначивала и поддразнивала,  отвлекала  как  могла.
Когда бы  не  она,  я  бы  наверняка  свихнулся  с  этими  двумя  любителями
поплакаться.
   Что еще? Каждое утро мы беседовали с Элинор.  Миссис  Кардонлос  впала  в
ступор, когда я заглянул к ней и радостно сообщил: мне известно, что  она  -
полицейский осведомитель, но я на это плевать хотел.  (У  меня  не  осталось
сомнений в том, что она из людей Релвея; что ж, у каждого свои  недостатки).
Выйдя из ступора, она залебезила  передо  мной:  мол,  прошу  простить,  что
раньше плохо с вами обращалась, только не говорите никому, ладно?
   К моему непередаваемому, несказанному изумлению, все, кто  нанимал  меня,
честно со мной расплатились, покрыли все  расходы,  на  которые  я  выставил
счет, и выдали гонорар. С  ума  сойти!  Даже  Маренго  Норт-Энглиш,  как  ни
удивительно, выплатил все до последней монетки. Наверное, ему  не  терпелось
наконец-то от меня избавиться.
   Но, несмотря на отличные новости, жизнью я был недоволен.  Сколько  людей
пострадало, причем безвинно! И я ведь мог их защитить,  мог  сделать  что-то
еще кроме того, что сделал. И до сих пор могу.
   Иногда кажется, что жизнь не имеет  смысла,  но  куда  денешься  -  нужно
стиснуть зубы и жить  дальше.  Победить,  может,  и  не  победишь,  но  если
откажешься от борьбы, нахлынет тьма и поглотит все вокруг. Хотя.., рано  или
поздно устаешь сражаться со злом. Я, Блок и  даже  Релвей  -  все  мы  порой
чувствуем себя потускневшими, что ли, сумрачными, как остывшая сталь. Но жар
в нас пышет по-прежнему.

Глава 108

   Я  расслабился  и  пребывал  в  блаженном  покое.  Пора   потолковать   с
Покойником. Думаю, припадок разочарования по поводу того, что все вели  себя
в точности, как он хотел, уже миновал.
   Я вышел в коридор. Попка-Дурак искоса  поглядел  на  меня:  должно  быть,
собирался сказать очередную гадость. Но не  успел  -  я  шмыгнул  в  комнату
напарника. Как ни странно, Его Высокомудрие не спал. Даже не дремал.
   - Можем  поговорить?  Неделя  прошла,  как-никак.  Ты  всяко  должен  был
оклематься. Он промолчал.
   - Тот старик, который к Вейдеру на огонек заглянул, - это и  вправду  был
Слави Дуралейник?
   - Да.
   - Небось, разочаровался?
   - К несчастью, время не щадит никого. Я подождал,  убедился,  что  он  не
собирается продолжать, и спросил:
   - А тебе-то с чего на время пенять?
   -  Время  вызывает  перемены.  Законченный  идеалист  всего  год   спустя
становится про жженным циником, хладнокровным убийцей,  рвущимся  к  власти,
как две капли воды похожим на тех, с кем он сражался в своей юности. У  меня
не осталось иллюзий. Пелена спала.
   - Прошу прощения, - выдавил я, отхохотавшись. Веселье было столь  бурным,
что у меня даже живот разболелся. - Знаешь, лучшей истории я не слыхал с тех
пор, как мне расказали про слепую монашку и беззубую змею. А я  был  уверен,
что чувства юмора у тебя и в помине нет.
   - Твой смех лишний раз подтверждает, что чувство юмора - недостаток, а не
преимущество. Им наделены только люди, поэтому вы его переоцениваете.
   - Ты про юмор? Да брось ты, у крысюков - и у тех чувство юмора имеется. -
Между нами, людям этому самому чувству юмора еще учиться и учиться.
   Вот и ходячий пример. В комнату вошел Дин, принес два стула. Поставил  их
и, не произнеся ни слова, удалился. Минуту спустя приперся вновь, с козлами,
снова вышел и снова вернулся, на сей раз с парой досок.
   - Какого хрена ты все это притащил? - справился я.
   - Стол собираю.
   - Зачем?
   - Для званого обеда. Эта комната у нас самая просторная.
   - Какой-такой зва