крыша у  него  съехала  так,
что ее уже не поправишь?
   - Достали меня эти придурки, - процедил я, обращаясь к Тарпу.
   Плоскомордый у нас - вовсе не мыслитель. Однако, прежде чем ответить,  он
явно задумался.
   -  Меня  тоже,  Гаррет.  Уж  чересчур  они  усердствуют.  Ну,  словно  им
невмоготу, что в Танфере живет хоть кто-то кроме них самих.
   Ого! Что-то я раньше не замечал за Тарпом  склонности  к  предубеждениям.
Нет,  конечно,  если  ему  хорошо  заплатить,  предубеждения  у  него  мигом
появятся, но... У таких, как он, добывающих себе  пропитание  переламыванием
костей,   самостоятельных   предубеждений   не   бывает.   Для    них    это
непозволительная роскошь.
   - Помнится, ты на днях говорил мне, что настают золотые времена.
   - Говорил, - согласился он. - Золотые времена для меня, Гаррет, вот в чем
штука. Люди с ума сходят. Будто какой-нибудь  чокнутый  чародей  наложил  на
город заклятье ненависти, и потому-то все ведут себя вдвое глупей обычного.
   Мы продолжали путь. Торнада и Плоскомордый не пропускали ни единой  тени,
да и сам я не забывал коситься на темные подворотни и укромные уголки. И кто
посмеет меня в том упрекнуть? Осмотрительность - залог здоровья,  тем  более
сейчас. Если соберусь писать автобиографию, надо будет, пожалуй,  озаглавить
ее "Беда ходила по пятам". Или "Опасность - мое призвание".
   По дороге, к счастью, ничего не случилось, разве что нам пришлось  обойти
улочку, на  которой  бушевала  драка.  Человеколюбцы  столкнулись  с  ночной
публикой, не разделявшей их взглядов; в большинстве своем это были  не-люди,
не приученные во имя общественного порядка  сносить  оскорбления,  потому  в
ответ на зубоскальство они принялись проламывать головы.
   Понятия не имею, почему  так  происходит:  стоит  собраться  вместе  трем
пьянчужкам, как они решают,  что  смогут  покорить  мир.  Я  бы  всем  таким
рекомендовал для начала справиться с одним-единственным  троллем.  Скажу  по
секрету: сколько ни пей, тролля не одолеть; с ним способна совладать  только
лишайная инфекция.
   Что бы там ни болтали всякие сосунки, радетели чистоты нравов, пиво никак
нельзя назвать основной причиной общественных беспорядков. Напротив, старина
Макс Вейдер производит лекарство от язв на  теле  общества.  Ну  представьте
себе: вот надрался человек и пошел искать неприятностей. Он их  найдет  -  и
мало ему не покажется. И все, говорить больше не о чем.
   Никто меня не убедит, что я по долгу службы обязан спасать людей  от  них
самих. Если вам не терпится на тот свет и  потому  вы  курите  "травку"  или
опиум, пьете как лошадь, поносите случайно  встреченного  огра,  -  валяйте,
дело ваше. Я мешать не собираюсь. Счастливого пути.
   Но и подмоги от меня не ждите. Не надейтесь, что я придам вам  ускорение.
Нет уж, сами дорожку выбрали - сами по ней и топайте.

Глава 22

   - И что дальше? - поинтересовался я, когда мы вышли на Макунадо-стрит,  к
востоку от моего обиталища. Обращался я к Попке-Дураку, ожидая, что Покойник
через него сообщит мне о  своих  далеко  идущих  планах.  А  Плоскомордый  с
Торнадой решили, естественно, что я спрашиваю у них. Они ведь и  понятия  не
имели о близком духовном родстве двух существ  -  совершенно  безмозглого  и
того, у которого от переизбытка мозгов частенько ум за разум заходит.
   - Мы проводим тебя до двери, - сообщила Торнада. - А когда  ты  окажешься
дома, целый и невредимый, нам заплатят.
   - Заплатят? Это, верно, Покойник придумал? Пусть он и расплачивается. Мне
няньки не нужны.
   Его Высокомудрие и не подумал заглотить наживку. Должно  быть,  не  хотел
раскрывать свое по-пугайское инкогнито.
   - Глянь на ребятню, Гаррет, - сказал вдруг Тарп. - Жуть!
   На углу  улицы  юнцы  допризывного  возраста  приставали  к  стайке  юных
эльфиянок, невесть каким ветром занесенных  в  этот  район  города,  да  еще
задержавшихся в нем до наступления темноты. Проведай об этом  их  эльфийские
папаши, красоткам не избежать суровой порки.  В  кавалерах  не  было  ровным
счетом ничего привлекательного, дам они  обольщали  выражениями,  отнюдь  не
ласкавшими слух и откровенно расистскими, однако их наряды  были  пошиты  по
эльфийской  моде.  Девчонки  хихикали  и  отвечали  так  бойко,  что   парни
постепенно теряли  голову.  Впрочем,  если  они  войдут  в  раж  и  примутся
распускать руки, их оставят в дураках; знаем мы эти фокусы.
   - Хочешь, чтоб я поучил молодежь хорошим манерам?
   - Чего? - озадаченно переспросил Тарп. - Каким еще  манером?  Ты  о  чем,
Гаррет?
   - А ты о чем, друг мой? Разве тебя возмутило не их поведение?
   - Да ты на волосы посмотри! - Тарп поглядел на меня, словно проверяя,  не
ослеп ли я. - Неужто не видишь?
   - Ба! Подумаешь! - Ну лохматые, ну завитые, ну стоят у  некоторых  волосы
дыбом - и что с  того?  Эка  невидаль!  Ясно  же,  что  эти  парни  привыкли
выставлять себя на посмешище.
   Плоскомордый, до сих пор предпочитавший армейскую стрижку, никак  не  мог
успокоиться.
   - Это ж какие родители, коли детишек в таком виде на улицу  выпускают?  -
проворчал он. - Знаешь, из-за чего Карента катится в тартарары?
   У меня были кое-какие  мысли  на  сей  счет,  но  воззрений  Тарпа  я  не
разделял.
   Прически парней не имели ни малейшего отношения к  тому,  как  эти  парни
себя вели, - при том, что прическа и поведение  зачастую  вытекают  друг  из
друга. Так сказать, два симптома одной болезни.  Парней  явно  провоцировали
девчонки. Едва ли кто будет спорить, что из всех женщин, будь  то  люди  или
не-люди, эльфиянки самые красивые и самые, мягко выражаясь,  чувственные;  а
эти милашки, вдобавок, находились в расцвете  юности.  И  использовали  весь
арсенал подручных средств, чтобы унизить самозванных ухажеров.
   А  те  были  слишком  наивны  и  потому  не  врубались  в  тайный   смысл
происходящего. С высоты моих лет могу сказать с уверенностью: этот  жестокий
урок жизнь преподает каждому мужчине. Я сам  уже  вышел  из  того  возраста,
когда  стоишь  на  углу  и  выкрикиваешь  всякие  гнусности,  тщась  достичь
недостижимого, но на собственном богатом опыте могу предположить - нет такой
женщины, которая не попыталась бы, ловко  или  неловко,  принизить  мужчину,
посмевшего найти ее привлекательной.
   Все это я изложил Плоскомордому, стараясь его вразумить (мозги у  бедняги
скрипели так, что было слышно, наверно, на другом конце  города),  и  тут  в
нашу беседу встряла Торнада.
   - Хватит чушь пороть, Гаррет. Достало!
   - Лапочка ты моя замученная! Хорошо, я умолкаю, а  ты  расскажи  про  тех
женщин, с которыми общаешься.
   - Чего? С кем это я общаюсь?
   - Вот именно! Ты обиделась за женщин и явно собиралась сказать,  что  они
вовсе не такие. Но тебе-то откуда знать? Ты водишь компанию со мной  -  и  с
Плоскомордым, когда он не занят очередной подружкой. Ты шляешься по  грязным
кабакам, ищешь драки с парнями, которые  напоминают  тебе  твоего  мужа.  Ты
якшаешься с ворами, громилами и прочей  почтенной  публикой,  среди  которой
женщин не сыскать. Так что  уж  извини  -  ты,  конечно,  присаживаешься  на
корточки, когда зовет мать-природа, но отсюда никак  не  следует,  что  тебя
можно считать экспертом по части женской психологии, тем  более  -  в  нашем
милом городе.
   - Гаррет! Мог бы из вежливости и не напоминать, что я родилась в деревне.
   Эта перепалка могла продолжаться часами.  Торнада  обожала  оставлять  за
собой последнее слово, потому на всякую фразу у нее находился ответ,  подчас
бессмысленный, но ответ.  По  счастью,  мы  приближались  к  моему  дому,  и
дружеская беседа увяла сама собой. В квартале было тихо - ночь  все-таки,  -
но будь я проклят, если  миссис  Кардонлос  не  торчала  на  своем  крыльце,
поглядывая на мой дом  с  таким  видом,  словно  из  его  окон  вываливались
участники безобразной оргии.
   Я  остановился  и  огляделся,  стараясь  ничего  не  пропустить.   Сперва
вооруженная охрана, теперь домашняя фурия на боевом посту...
   - Что стряслось, старый хрыч? С каких это пор старая  ведьма  патрулирует
Макунадо по ночам?
   Плоскомордый вытаращился на меня так, будто я вытворил что-то  уж  совсем
из ряда вон.
   - Думаю вслух, - пояснил я. - Репетирую разговор.
   - Неужели? - Торнада хмыкнула. - Порепетируй заодно, как вы нам  платите.
Каждому, между прочим, по две марки причитается.
   - По две марки? Не смеши меня.
   -  Гаррет,  она  настроена  весьма  серьезно.  У  этой  женщины  случился
очередной приступ алчности. Кроме  того,  она  испытывает  нашу  возможность
общаться на расстоянии, пытается определить ее границы. Две серебряных марки
- та цена, о которой мы  уславливались.  Разумеется,  плата  щедрая,  но  их
услуги того стоят. Кстати, у меня возникла идея: попробуй убедить их в  том,
что брать лучше не серебром, а медью. Серебро дешевеет - пока; его стоимость
возрастет, как только свежий ветер реальности унесет победную эйфорию...
   О чем он толкует?
   - Эйфорию? Шутить изволите? Ты хоть знаешь, что вокруг творится?
   Торнада и Тарп разинули рты.
   -  Естественно,  знаю.  К  тому,   что   происходит   в   городе,   имеют
непосредственное отношение люди, привыкшие обращаться  с  крупными  партиями
благородных металлов.
   - Ладно, ладно. - Эх, лопухнулся я, затеял этот разговор при посторонних;
теперь Торнаде точно будет над чем поразмыслить.
   - Пожалуйста, спровадь поскорее своих друзей. У  нас  гости,  с  которыми
необходимо разобраться.
   О-хо-хо. Вот так всегда.

Глава 23

   От меди Торнада отказалась наотрез. Простушка  простушкой,  но  житейской
смекалки, присущей  всем  деревенским,  у  нее  не  отнять.  Рассуждала  она
приблизительно так: раз мы не хотим  расплачиваться  серебром,  значит,  нам
известно что-нибудь этакое.
   К Покойнику и его мозгам она относилась с большим уважением.
   Плоскомордый поддержал приятельницу - хотя вряд ли  отдавал  себе  отчет,
почему. Когда я попытался всучить ему медь, он одарил меня мрачным взглядом.
   - Не трать все сразу, - жизнерадостно посоветовал я.
   - Уже потратил, Гаррет, - отозвался он. - Я задолжал Морли.
   Вот как, оказывается? Нет, что Тарп прислуживает в заведении Морли, - это
я прекрасно знал. Но чтобы Морли дал в долг своему работнику?..
   - Гаррет, ты бы обратился к врачу, - неожиданно вмешалась Торнада.
   - К какому еще врачу?
   - Который всяких психов лечит. Ты уже до ручки дошел  -  вон,  с  птицами
разговариваешь.
   - Это хворь излечимая. Окажи мне  услугу  -  и  я  мгновенно  поправлюсь.
Забери попугая с собой. Он тебя обожает. И здравого смысла у  него  поболее,
чем у некоторых двуногих.
   В ответ я получил витиеватое перечисление  всех  своих  родственников  до
десятого колена, после чего Торнада гордо удалилась. Тарп  поспешил  следом,
убеждая на ходу свою подружку, что она отвергла лучшее предложение из  всех,
какие только ей доводилось получать. Но Торнада не была бы  Торна-дой,  если
бы признала ошибку.
   - Заткни пасть, не то голодным останешься, - прорычала она.
   - Не останусь, - огрызнулся Тарп. - Пошли, сожрем чего-нибудь.
   Я захлопнул дверь. Итак, охрану спровадили, причем - прошу отметить - без
особого труда:
   Торнада даже не попыталась завлечь меня в  какую-нибудь  безумную  аферу,
вроде  похищения  драгоценностей  короны.  Как  там  говорится?  Родных   не
выбирают, но друзей  каждый  заводит  сам?  Что  ж,  если  пословица  верна,
странные у меня позывы и предпочтения...
   - Гаррет, время не ждет.
   Я  вздохнул  и  направился  в  апартаменты  Покойника.  У   самой   двери
остановился и позвал:
   "Дин! Давай сюда, будешь свидетелем".
   Все признаки были налицо. Мне предстояло выслушать очередное  выступление
великого магистра тактики и гения сыска. И ведь если ему  заявить,  что  все
его речи только зевоту нагоняют, он не поверит; переубедить логхира способен
лишь другой логхир. И то не  всякий:  мой  напарник,  даром  что  был  мертв
несколько  столетий,  пользовался  репутацией  до  омерзения  самоуверенного
существа.
   - Дин, пожалуйста,  приведи  нашего  гостя.  И  будь  настолько  любезен,
прихвати  тарелку  с  едой  для  Гаррета.  Он  явно  проголодался  и  потому
неадекватно воспринимает мои слова.
   Еще бы я их воспринимал! По отдельным  фразам  и  словечкам  Покойника  я
определил, что в гостях у нас дама и ей никак не  больше  сорока.  Дин  умел
обращаться с женщинами, годившимися ему в дочки. Их так и тянуло к  нему  на
кухню: во-первых, он был слишком стар, чтобы посягать на  трепетное  женское
достоинство,  а  во-вторых,  для  захожих  дам  у  него  всегда   находилось
что-нибудь вкусненькое (меня же, своего хозяина, он держал в черном теле).
   - Неужели снова Тинни?
   - Нет. Расскажи мне, что ты узнал.
   - Рассказать? Чего  же  я  тогда  весь  день  таскался  с  этим  долбаным
попугаем?
   - К, сожалению, способности этой птицы весь  ма  ограничены.  Она  слышит
только то, о чем говорят рядом с ней.  А  ее  зрение  и  обоняние  оставляют
желать много лучшего.
   - Найди себе человека, - неосторожно посоветовал я, тут же спохватился  и
прибавил:
   - Гаррет исключается.
   - Замечательная идея. Увы, человеческий мозг  недоступен  для  удаленного
доступа. И не только человеческий. В мире  нет  такого  разумного  существа,
которое полностью  отвечало  бы  моим  требованиям.  Надо  будет  как-нибудь
обдумать, что с этим можно поделать.
   - Обдумай, - бодро согласился я. Сколько бы он там ни думал, мне явно  не
грозит превратиться в зомби на мысленном поводке у логхира.
   Дверь распахнулась. Вошел Дин с тарелкой в руках, а за ним...
   - Ты? - Сказать, что я изумился, значило не сказать ничего.
   - Я, - признала Белинда Контагью. - Как ты рад меня видеть, Гаррет! Прямо
сердце от восторга разрывается.
   У этой женщины, по моему глубокому убеждению, сердца не было и в  помине,
но я не стал говорить этого вслух.
   Она предпочитает черное. Нет, не так. Она обожает черный цвет. Потому  ее
наряд был выдержан в одном  тоне:  черный  плащ  поверх  дорогого  кожаного,
мужского покроя костюма; черные сапоги на высоких каблуках; черные  шелковые
перчатки за поясом из черной кожи. А на полочке в нашей  передней  наверняка
лежат черная шляпка и черная же вуаль. Даже ногти  Белинда  красила  черным,
губы подводила помадой, притемнявшей их и придававшей блеск;  а  лицо  густо
пудрила, из-за чего оно казалось неестественно бледным.
   В общем, вампиры и  то  здоровее  выглядят  -  доводилось  мне  встречать
пару-тройку румяных кровопийц...
   Несмотря на свой наряд и макияж - а  может,  как  раз  благодаря  тому  и
другому, - она была невероятно красива. Мало того - от  нее  словно  исходил
некий дурманящий аромат,  лишавший  мужчин  головы  и  заставлявший  начисто
забыть о чувстве самосохранения. Короче,  этот  вампирский  прикид  выглядел
весьма эротично.
   Ростом Белинда под шесть футов. Выглядит она лет  на  двадцать  пять,  но
утверждает, что ей двадцать. До недавних пор она  вела  такую  жизнь,  будто
вознамерилась во что бы то ни стало  умертвить  сама  себя.  Но  это  уже  в
прошлом; нынче она в отличной форме - достаточно взглянуть  на  эту  точеную
фигурку, от которой, пройди Белинда  кладбищем,  и  мертвые  вскочат.  Глаза
темные, того баснословного сорта, какой принято именовать "зеркалами  души".
Правда, жалости в них искать напрасно; у кобры во взоре и то больше добра  и
сочувствия.
   - Ты прислал сообщение. Я была в  это  время  в  городе.  Других  дел  не
сыскалось. Вот я и пришла. Ты где-то шлялся, но добрый Дин меня впустил.
   Я попытался испепелить Покойника взглядом. Предупреждать же надо!
   Он будто снова впал в спячку.
   Надо признать, Белинда - женщина отважная. Она знала про  Покойника  -  и
все равно пришла, тогда как  всякий  хотя  бы  с  одной-единственной  черной
крапинкой на совести норовил держаться подальше от моего напарника.
   В те стародавние времена, когда Семья пребывала в переходном состоянии  -
то бишь  постепенно  переходила  во  владение  Белинды,  мы  с  ней  затеяли
скоротечную интрижку. Понятия не имею, что она во мне нашла. И,  пожалуй,  я
могу считать себя счастливчиком: мне удалось остаться  в  живых.  Повадки  у
Белинды еще те; когда она принимает решительные меры, ее папаша рядом с  ней
кажется агнцем.
   - Извини, - пробормотал я. - Ты застала  меня  врасплох.  Тебя  я  ожидал
увидеть в последнюю очередь.
   Хотя всегда думал, что она будет преследовать меня в мыслях.
   - Я вовсе не такая плохая, Гаррет, какой тебе кажусь.
   Помнится, папаша Белинды говаривал то же самое.
   - Чего?
   - Ты ведь подружился с моим отцом, разве нет? - В ее голосе проскользнула
нотка зависти.
   Я неопределенно хмыкнул. С  Чодо  Контагью  у  нас  отношения  были  тоже
странные. Однажды я по чистой случайности оказал ему важную услугу, и с  той
поры он считал себя обязанным и всячески обо мне заботился, хотя я о том  не
просил. Он прикрывал мою задницу и усердно пытался завлечь меня в свои сети,
то есть завербовать на службу Семье.  А  я  в  конечном  счете  отплатил  за
доброту тем, что приложил руку к его свержению.
   - Краск и Садлер вернулись. - Самый удачный ход, чтоб отвлечь Белинду.
   - Ты видел их? -  Она  будто  побледнела  сильнее  прежнего,  если  такое
возможно.
   - Нет. Релвей рассказал. А  он  узнал  от  капитана  Блока.  Я  поделился
новостями с ним, он - со мной.
   За любой товар надо платить; это Белинда прекрасно знала.
   - А какие у тебя новости? - спросила она.
   - К тебе они не имеют отношения.
   - Неужели мы неинтересны Релвею?
   - Еще как интересны. Ему интересно все на свете, но он реалист. Он знает:
вы предлагаете услуги, которых жаждет общество, и законов, по большей части,
не нарушаете, что бы там ни болтали всякие жрецы и реформаторы. Релвея  куда
больше  занимают  те,  кто  обижает  ближнего  своего  или   покушается   на
общественные устои. В то же время он - раб самого себя и одержим стремлением
знать все обо всех.
   - Гаррет, я читаю твои мысли и потому могу в них разобраться, но даже так
то, что ты только что сказал, имеет весьма расплывчатый смысл. Ну  и  ладно.
Главное, что я себя понимаю. И Белинда поняла - хоть и  продолжала  сверлить
во мне дырки ледяным буравом, который у нее вместо взгляда. Никто  на  свете
не понимает замысловатого Гаррета лучше Белинды Контагью.
   - Дорогуша, почему ты не можешь стать другой? - спросил я в лоб.
   - Я и сама порой этого хочу,  -  ответила  она.  -  Но  меняться  слишком
поздно.
   - Нам обязательно быть врагами?
   - А мы враги? Осторожнее, Гаррет.
   - Нет. Но постоянно загоняем себя в угол, по собственной дурости.
   - Уж такая у нас судьба, угловатая.  Я  заломил  бровь.  Проверено  -  на
женщин действует неотразимо.
   - И не старайся меня очаровать, Гаррет, ты и так в  моем  сердце.  Может,
сойдемся на уговоре, который у тебя был с моим отцом?
   - Твой отец думал, что он чем-то мне обязан. - В конце концов, правда,  в
долгу оказался я.
   - Я тоже тебе обязана. Ты единственный из всех, кого я знаю,  обращаешься
со мной по-человечески. Даже когда  я  принимаюсь  куролесить,  ты  меня  не
отталкиваешь.
   - Суров, но справедлив. - Я покосился на Покойника:  неровен  час,  решит
высказаться.
   - Заткнись. Я не в подружки к тебе набиваюсь и этой  рыжей  Тейт  поперек
дороги не встаю. - Н-да, шпионов у нее побольше, чем у Релвея. -  Но  кое  в
чем я на тебя претендую.
   - Дыши ровнее, Гаррет.
   Когда я был помоложе, меня убеждали, что  с  годами  дыхание  выровняется
само собой. Наверно, так оно и будет - после смерти. А пока вокруг Тинни  да
-Белинды, бедняга Гаррет о таком счастье может лишь мечтать.
   - И все-таки - чего от тебя хотел Релвей? Настойчива, как всегда.
   - Он жаждет проникнуть в движение человеколюбцев. А  я  оказался  замешан
потому, что кто-то из них пытается вымогать деньги у. Вейдера.
   Белинда  в  долю  секунды  превратила