Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
У
Мазура судорогой свело пальцы, так хотелось добраться до обоих. Потом
сбросила и куртку, обнаженная стояла посреди камеры, заложив руки за спину,
глядя в потолок. На плече и на руках у нее Мазур заметил синие татуировки.
- А сейчас на сцену решительно выходит ейный неизменный ассистент, герр
доктор Виктор Егоршин!- распорядился Мишаня-Просим, хер доктор! А изобразите
вы нам, пожалуй что, подсвечник!
Иркутский врач покорно слез с нар, взял у бритого пару желтых стеариновых
свеч, дождался, пока тот подожжет их зажигалкой, застыл, симметрично вытянув
расставленные руки - нелепый и позорный живой канделябр. Пламени свечей
почти не видно было в ярком электрическом свете. Ольга прерывисто вздохнула,
почти простонала.
- А таперича, миряне, очаровательная Вика нам исполнит коронный номер
нашего камерного концерта - камерный минет почти что в парижском стиле.
Барабан вертится, вертится... кто же этот счастливец? Ах, господин Степан,
туточки среди нас присутствующий, словно рояль в кустах! Поприветствуем
счастливчика, призовая игра! Виктоша, прошу!
Виктория опустилась на колени перед бритым Степаном, оба располагались в
профиль к зрителям.
- И ее громкое, веселое, жизнерадостное чмоканье долетело аж до галерки!-
комментировал Мишаня.- Судьи отмечают мастерство спортсменки... смотреть,
вы, новенькие, а то хуже будет! А теперь выдвигается канделябр...
Врач приблизился чуть ли не вплотную- с другой стороны, чтобы не
заслонять зрелища от сидящих на нарах, встал, прилежно держа свечи.
- Встала Виктошенька, мурлыча и облизываясь, поклонилась зрителям с милой
улыбкой...-тянул Мишаня.
Мазур давно уже, словно бы невзначай, снял свои тяжелые механические часы
и положил их на нары у бедра. Он все еще колебался - не прикидывая шансы, а
мысленно рисуя подробную партитуру предстоящего. В иных стычках импровизация
категорически противопоказана, каждый бросок нужно рассчитать в уме
заранее...
- Томно распростерлась Виктоша у подножия канделябра...- командовал
Мишаня.- А в нашей программе - дебют! На сцену приглашается очаровательная
мадемуазель Ольга Вяземская, каковая нам сейчас стянет портки с канделябра и
ублажит его в точности так, как только что наблюдала. Внимание, дебют!
Впервые на нашей эстраде девочка-сосунок!
Ольга не шелохнулась. В ее голосе сквозило ледяное презрение:
- Я такие вещи только с мужем делаю.
- Мы же не звери, мадемуазель!- жизнерадостно завопил Мишаня.- Мы же
народ понимающий и уважаем свободу выбора. Раз такие у вас сексуальные
принципы, выбывает из игры канделябр! Идя навстречу пожеланиям дебютантки,
приглашаем на сцену и законного мужа! Воля ваша, ублажайте его, счастливца!
Прошу на сцену, сладкая парочка. Аплодисменты! "Ригли-сперма" -неповторимый
устойчивый вкус!
Мазур склонился к Ольге и шепнул:
- Как только прикоснусь - падай и ползи под нары. Пошла!
Ольга стала медленно слезать с нар, Мазур стиснул часы в кулаке. Голова
была ясная и холодная, как всегда перед боем, секунды растянулись
неимоверно, и время казалось застывшим.
Ружье определенно будет направлено на него, а не на Ольгу. Вот только
Мазур непременно окажется меж дверью и караульным- и успеет уйти с
директрисы. Молниеносным броском швырнуть часы и разбить лампочку - детская
забава. Хотя из коридора падает свет, все равно в первые секунды по
контрасту покажется, будто наступил непроглядный мрак. А уж использовать эти
секунды с максимальной выгодой- дело привычное: не истощен, не обессилен,
нешуточно зол, недавно кормлен, тело все знает само... У Степана кобура под
мышкой, это нужно учесть...
Ольга слезла с нар, встала, не удаляясь от них. Мазур спрыгнул следом.
- Итак, на сцене- сладкая парочка, минет по-армейски! - орал Мишаня.- Наш
бравый майор начинает неспешно раздевать свою лялечку, сымает сначала,
охальник, тельняшечку... Ну, шевелись, служивый!
Мазур протянул левую руку, коснулся Ольгиного локтя, миг спустя уже ушел
с воплем вправо, отвлекая на себя внимание. Метнул часы. Лампочка с грохотом
взорвалась, затрещала сухо вспышка короткого замыкания, упал мрак - и
буквально в ту же самую секунду Степан, получив ребром ладони, обрушился с
табурета - шумно, как мешок с картошкой. Мазур оттолкнулся от пола, прыгнул.
Навстречу, левее, ударил выстрел, лицо обдало жаром и тухлой пороховой гарью
- промах! А Мазур смог отлично сориентироваться при вспышке. И ударил точно.
Что-то мерзко хрустнуло под пяткой, противник обмяк. Еще миг - и ружье
оказалось в руках Мазура, он передернул затвор, выстрелил по часовому, не
успевшему ничего предпринять, не успевшему даже убраться от двери. Стрелял в
грудь, промахнуться никак не мог...
И тут от двери ударил в лицо свет нескольких мощных фонарей. Мазур
мгновенно ослеп, но продолжал стрелять наугад - и не слышал ни звона стекла,
ни криков, ни шума падающих тел. Боек щелкнул впустую, патроны кончились - и
до него стало помаленьку доходить, что они не могли быть боевыми... Холостые
пустышки. Его снова обыграли.
- Бросил бы ружьецо? -послышался из коридора елейный голосок Кузьмича.-
Ну зачем оно тебе, бесполезное?
Мазур колебался секунду. У двери раздался негромкий хлопок, что-то
прожужжало - и Мазур повалился на пол, опутанный сетью. Один из самых
страшных врагов рукопашника - портативный метатель сети...
В камеру тут же хлынули толпой, грохоча сапогами, светя фонарями во все
углы. К превеликому удивлению Мазура, его и пальцем не тронули - только
приставили к голове дуло пистолета. Присевший рядом на корточки человек
вполне мирно посоветовал:
- Не дергайся, шансов никаких...
Мазур не шевелился - шансов и в самом деле никаких не было. Он видел, как
выносили из камеры табуреты, лампу, так и не пришедшего в себя Мишаню.
Стонавшего Степана вывели под руки.
- А ну, все на нары! - скомандовал Кузьмич.- И ты, голубка, вылезай-ка
из-под нар живенько...- он обернулся к Мазуру.- Ну и здоров ты хамить,
сокол...
- По хозяину и честь,- огрызнулся Мазур. Как ни странно, в голосе
Кузьмича не слышалось ни злобы, ни раздражения. Словно происшедшее его
вполне устраивало.
- Не прост ты, сокол, ох, не прост... - протянул старикан, стоя над
Мазуром.- Все убрали? Часики ему верните, идут ведь? Идут, ты смотри. На
совесть сделаны. С часиками на нарах куда как хорошо, всегда видишь, что
времечко медленно бежит... Пошли? Ты, сокол, как сеть распутаешь, ее в
окошечко выбрось обязательно, имущество казенное...
- Да ладно,- послышался чей-то незнакомый, уверенный голос.-Не изгаляйся,
Кузьмич, сверх меры, распутайте вы его...
Это говорил белобрысый в рваных джинсах, недавний сокамерник. Он
совершенно непринужденно спрыгнул с нар и стоял рядом с Кузьмичом, как свой
человек.
- Думаешь? - спросил Кузьмич.
- Хватит,- махнул рукой белобрысый.- Все ясно. Распутывайте.
Кузьмич не протестовал. Мазура принялись распутывать - и, едва сдернув
сеть, предусмотрительно отступили к двери, ослепляя его фонарями.
- Вались, майор, на нары и дрыхни- сказал Кузьмич.- Завтра поговорим...
И дверь захлопнулась, щелкнул замок. Мазур взобрался на нары. Ольга
кинулась к нему, обхватила, прижалась.
- Ладно,- шепнул он.- Все обошлось...
На самом деле столь благополучный исход конфликта еще больше ему не
нравился - из-за своей непонятности. Не избили для наглядного примера - хотя
просто обязаны были это сделать, учитывая все их предшествующее поведение. И
вдобавок в камере оказалась подсадка. У Мазура было впечатление, что он в
очередной раз столкнулся с неким тестом, еще одной прогонкой по
экстремальной ситуации. Для будущей рабочей силы такие тесты вроде бы и ни к
чему...
Прошел час, а в камеру так никто и не нагрянул - и Мазур решил, что можно
спать.
...На сей раз его разбудило не лязганье замка, а безмолвная возня рядом.
Протянув руку, он нащупал борющиеся тела, ткнул пальцем в жирный живот- и
сообразил. Ударил наугад. Тут же раздался визг -Ольга сумела впиться зубами
в зажимавшую ей рот ладонь. Придержав толстяка левой рукой, Мазур отвесил
ему еще одну полновесную плюху, отшвырнувшую того подальше. Все это, если не
считать визга, происходило в совершеннейшем молчании.
Ольга горячо зашептала на ухо:
- Проснулась - а он с меня штаны тащит, рот зажал... По дощатому полу
прошлепали босые ноги - толстяк бежал к двери. Заколотил в окошечко:
- Господин караульный, за новенькими замечание! Животное женского пола
мне отказывает в сексуальных услугах!
Стукнуло окошечко, и караульный лениво отозвался:
- Пшел вон.
- Господин караульный, я вам докладываю о нарушении правил согласно
распорядку...
Караульный кратко и смачно разъяснил, куда толстяк может отправляться-
после чего окошечко со стуком захлопнулось. Похоже, правила менялись на
ходу... Мазур шепнул Ольге:
- Ложись-ка между мной и стеной на всякий случай...
Глава пятая
ВИВАТ, КОРОЛЬ, ВИВАТ!
Это было первое утро, встреченное Мазуром в здешнем загадочном заточении-
и потому он с ходу не смог определить, конечно, отличается ли оно от прежних
угрюмых будней. Однако очень скоро убедился, что все же отличается...
Едва электронные часы Егоршина коротко пискнули - Мазур глянул на свои:
было восемь - иркутский эскулап скатился с нар, подбежал к двери, постучал в
окошечко и, стоило тому распахнуться, затараторил:
- Господин караульный, докладывает дневальный! В наличии - пятеро
животных...
- Вы что это такое несете, господин хороший?- громко спросили с той
стороны исполненным невероятного удивления голосом.- Сон, что ли, плохой
увидали? И не совестно вам так страмно людей обзывать, товарищей своих?
- Но ведь распорядок...- сбился с тона врач.
- Какой распорядок?- продолжали удивляться в коридоре.-Уж не головку ли
солнцем напекло? Распорядки какие-то вдруг придумали, дневальных... Нешто
вам тут казарма? Тут вам горница, а в горнице - господа гости, кушать скоро
подадут, так что потерпите чуточку, посидите, зарядку сделайте, что ли...
И окошечко звонко захлопнулось. Врач настолько оторопел, что так и
остался торчать у двери. Прошло две-три минуты, прежде чем он вернулся на
нары с совершенно растерянным лицом, мотая головой и бормоча что-то под нос.
Мазур сидел на нарах, как король на именинах, курил утреннюю сигаретку и
грустно ухмылялся про себя. Ибо решительно не верил во внезапную вспышку
гуманизма и нежданно разразившуюся среди тюремщиков эпидемию доброты. Глупо
было бы такого ожидать - особенно после его вчерашних шумных подвигов.
Скорее уж следовало ждать вторжения разъяренных вертухаев с дубьем.
Значит, это всего-навсего продолжалась не столь уж и изощренная
морально-психологическая прессовка. Сначала людей усиленно загоняли в
скотство, потом контраста ради провозгласили вольности и либерализацию.
Холодный душик, горячий душик... Не оригинально и не ново. В иных жутко
засекреченных учебниках можно прочесть описания не в пример более тонких и
контрастных методов...
Должно быть, это в какой-то степени понимали и те трое, что оказались
здесь прежде Мазура с Ольгой. Особого восторга на их лицах не наблюдалось -
скорее тягостные раздумья и усиленная работа мысли. Что, в общем-то, вполне
укладывалось в стереотипы...
В половине девятого стали кормить- опять-таки со всем политесом.
Распахнулось окошечко, и караульный возгласил:
- Господа, кушать подано! Дамы, как и положено, подходят в первую
очередь! Виктория Федоровна, Ольга Владимировна, прошу!
Вернувшись, Ольга с недоуменным пожатием плеч показала Мазуру не только
миску - где к куску жареной курицы с картошечкой прилагалась и пластмассовая
ложка - но и пачку болгарских сигарет со стограммовой голландской
шоколадкой. Всем дали ложки, а Мазуру с толстяком еще и по пачке сигарет
(Егоршины, судя по всему, не курили), а вместо воды сунули по двухлитровому
баллону пепси. Мало того, караульный пообещал:
- Вернетесь с прогулочки, дамы и господа, мы вам тем временем
умывальничек поставим... Если кому книжку или там шахматишки, только
скажите, мы здесь на то и приставлены...
Голос его звучал откровенно и мирно, однако Мазур, за время службы
прошедший неисчислимое количество учебно-тренировочных допросов - ив роли
следователя, и сидя на месте допрашиваемого- распознавал в сладеньком
баритоне некий "второй план". И легкая насмешка, и еще, пожалуй,
недовольство оттого, что приходится ломать всю эту комедию. Во всяком
случае, когда караульный приглашал получить миску с завтраком "господина
Минаева", определенная доля злобы в его голосе была - ну, не актер, конечно,
а его дружков Мазур вчера должен был ушибить на совесть, особенно Мишаню...
После завтрака Мазур хотел было поговорить с сокамерниками - уже в полный
голос,- но увидел, что они, подчиняясь наработанному рефлексу, принялись
вылизывать миски языком, брезгливо поморщился и махнул рукой. Он не
собирался быть святее папы Римского и прекрасно понимал, что сломаться может
любой, но все же за четверть века привык к совсем другим людям... И потому
не мог себя пересилить.
Ольга, наоборот, непринужденно пошла на разведку - сразу после завтрака
подсела к Виктории, и они о чем-то зашептались, один раз даже послышались
смешки. Сам Мазур, перебравшись под окошко, чутко прислушивался к долетавшим
снаружи звукам, пытаясь выловить в окружающем пространстве хоть кроху
полезной информации. Но ничего полезного не обрел. Все, что долетало, больше
всего походило на утренние шумы самой обыкновенной деревеньки: лениво
брехали собаки, давая понять, что они не дармоедствуют, а прилежно несут
службу, совсем недалеко мычала корова, пару раз слышалось ржанье лошадей,
кто-то прошел, позвякивая пустыми ведрами, и вскорости забренчала колодезная
цепь. Закрыть глаза, забыть на миг про тюрьму, отрешиться - и кажется, будто
сгинули куда-то последние четверть века, а ты в родной деревне... Вернулась
Ольга, шепнула на ухо:
- Ничего не получается. Никакой пользы.
- Раскрутить пробовала?
- Ага. Пока речь идет о постороннем тра-ля-ля, все гладко, а стоит речь
завести о том, что им тут предлагали,- сразу в клубок сворачивается, иголки
выставляет...
Мазур задумчиво уставился на толстяка. Чутье подсказывало: тут не
придется особенно изощряться, пускать в ход особые методы допроса, каким
учили,- сунуть кулак к носу, дать по ушам разок... Попробовать, что ли?
Не успел -распахнулось окошечко, и караульный, изо всех сил пытаясь
сохранять те же интонации радушного и хлебосольного хозяина, возгласил:
- Дамы и господа, не изволите ли на прогулку собраться? Погоды стоят
самые солнечные, воздухом подышать куда как полезно... Украшеньица
получайте, будьте ласковы!
Тут же лязгнул металл - вертухай забросил в окошечко клубок
поблескивающих, новеньких цепей (Мазур тут же отметил, что разомкнутых
браслетов - четыре). Никто не шелохнулся- видимо, для сокамерников Мазура
такие сюрпризы тоже оказались новостью. Цепи так и лежали около двери.
- Ну что ж вы так, родненькие? - озаботился караульный.- Подходи первый,
кто хочет. Люди вы ученые, грамотные, живенько разберетесь, что куда
цеплять. Или погулять не хотите?-в голосе зазвучали прежние, жестокие
нотки.- Что ж вы так о здоровье не заботитесь? Добром прошу, надевайте
обновки...
Толстяк первым кинулся к двери, принялся ворошить лязгающую кучку.
Караульный наставлял:
- Пару на ручки, пару на ножки, сударь милый. Ходил, поди, в
кинематограф, видел кандальников?
Со страху, должно быть, толстяк разобрался быстро, звонко защелкнул на
запястьях и лодыжках браслеты. Мазур присмотрелся. Самые настоящие кандалы
-ручные и ножные, соединены цепью. Сработано на совесть, тяжесть, сразу
видно, приличная. Тем временем на пол плюхнулся новый звенящий клубок.
- Надевай, майор, сокол наш,- послышался голос Кузьмича.- Ты не бойся, у
нас погулять и означает- погулять. Таежным воздухом подышите, потом в баньку
сводим. Только ты уж их не скидывай, как факир в цирке, а то мне сердце
вещует, что женушка у тебя таким фокусам не обучена, и потому ничего
толкового у тебя пока что и не выйдет...
Плюнув, Мазур слез с нар. Оковы весили килограммов десять и движения
стесняли изрядно. Кузьмич зорко таращился, наблюдая за этим
фантасмагорическим одеванием - и, когда в кандалах оказались все пятеро,
дверь тут же распахнулась.
- По одному подходите, гости дорогие- позвал старик.
Мазур пошел первым. Там стоял незнакомый жлоб, здоровенный, как все
здешние, и, подобно всем уже виденным, одетый то ли купеческим приказчиком,
то ли справным мужиком, собравшимся в церковь или на ярмарку. Он ловко
пристегнул. наручниками цепь Мазура к другой цепи, потяжелее- а потом одного
за другим присовокупил к этой цепи и всех остальных. Оглядел дело своих рук
не без удовольствия, отступил на шаг и скомандовал:
- Шагайте на двор, господа гости!
Странная процессия двинулась, звякая и погромыхивая. Было не то чтобы
мучительно, но непривычно и унизительно. То и дело кто-то наступал на цепи,
останавливая шествие. Мазур оглянулся через плечо - Ольга крепилась,
старательно держа одной рукой общую цепь, другой подхватив ножные кандалы.
Кузьмич шел впереди, мурлыча под нос что-то тягучее, вполне возможно,
церковное. На крыльце обернулся:
- К телеге шагайте, милые. Повезем вас, как бар, не бить же ножки
полверсты?
Метрах в десяти от крыльца стояла знакомая повозка - и возница тот же
самый, сидел с равнодушным лицом опытного кучера, возившего на своем веку
самые неожиданные грузы. Когда пятерка под лязг и звон плелась к нему, мимо
прошла женщина лет сорока - с простым русским лицом, в черной юбке до пят,
синей кофте в белый горошек и сером платке. Несла она большой глиняный
горшок с мукой, и от ее взгляда у Мазура мурашки побежали по спине - именно
потому, что этот мимолетный взгляд был начисто лишен и неприязни, и
любопытства, да и каких бы то ни было других эмоций. Столь привычно и
равнодушно сам Мазур прошел бы мимо фонарного столба или газетного киоска -
каждодневных деталей быта...
Кое-как взобрались и расселись, свесив ноги. Кузьмич ловко запрыгнул на
высокую повозку, оказавшись рядом с Мазуром- крепок был, сволочной старичок,
надо признать, ни следа дряхлости...
Из-за соседнего строения, больше всего смахивавшего на амбар, выехали
двое всадников- бритый Степан (бросивший на Мазура злой взгляд) и незнакомый
усач. Двинулись следом за повозкой, как конвойные.
Прежние караульщики распахнули ворота, повозка выехала с заимки, но
повернула в другую сторону - стала пересекать долину в самом широком месте.
Там тоже оказалась колея- но не столь накатанная, как та, по которой вчера
везли Мазура с Ольгой.
Утро и в самом деле выдалось прекрасное, небо было ласково-синим,
безоблачным, темно-зеленая тайга казалась чистейшей, сотворенной пять минут
назад на пустом месте- для жительства или охоты добрых, честных людей...
- Как самочувствие, майор? - непринужденно спросил Кузьмич.- Ты всегда
такой спокойный, или только по утрам? А если я вас всех расстреливать везу?
-сзади шумно вздохнул толстяк, и старик, не глядя, презрительно бросил через
плечо: - Не хныкай, вонючка, шутит дедушка, натура у н