ы вряд ли когда-нибудь на такое решишься, verdad? Не переживай.
Не так страшен дьявол, как его рисуют...
   - Малюют.
   - Вот именно, малюют. Ты заметил, что всякий раз вы их легко  бьете  даже
при численном превосходстве с их  стороны?  Нынешняя  герилья  пока  что  не
особенно опасна. Эчеверриа мне как-то подробно объяснял... Понимаешь,  любые
партизаны делятся на "терминаторов" и  "истериков".  "Терминаторы"  проходят
серьезную подготовку, часто опираясь  на  другие  страны,  вот  они  всерьез
опасны.  "Истерики"  же  -  начинающие,  любители.  Есть  оружие,  этот   их
революционный порыв,  фанатизм  и  злоба  -  но  нет  должной  подготовки  и
натасканности.  Обстрелять  поезд,  подложить  бомбу,  напасть   скопом   на
окраинный полицейский участок, листовочки  расклеить,  в  спину  кому-нибудь
пальнуть на улице - это  они  умеют.  Но  любой  человек  с  соответствующей
подготовкой кладет их в штабеля...
   - Вообще, да,- сказал Мазур.- Примерно так и можно сформулировать.
   - Они пытались кое-что сделать, но единственный  по-настоящему  серьезный
тренировочный лагерь тигрерос разгромили почти сразу же, сцапали почти  всех
нанятых  инструкторов,  а  потом  уже  не  давали  развернуть  чего-то  даже
отдаленно похожего, обрубили выходы за рубеж...  Впрочем,  даже  с  опытными
людьми случаются самые позорные промахи. Взять  Че  Гевару  -  казалось  бы,
профи, теоретик и практик, прямо причастный к победе  герильи  на  Кубе.  Но
потом,  в  Боливии,  он  вел  себя,  как  вырвавшийся  поиграть  в  индейцев
мальчишка, их моментально ликвидировали...
   - Бог ты мой,- сказал Мазур.- Как мы когда-то в юности любили этого Че...
"Прошел неясный разговор, как по стеклу радара, что где-то там  погиб  майор
Эрнесто Че Гевара..."
   - Это что, ты написал?
   - Где там. Настоящий поэт, известный...
   - Это понятно,- сказала Ольга.- Мы  тоже  лет  в  четырнадцать  -  я  про
монастырскую школу - держали его портретики под подушкой, мы все тогда  были
ужасно  левые,  барышни  из  лучших  семей...  За  портретики  нас  од-нажды
выпороли, что нам только прибавило левизны. Вообще, я думаю, он мог бы стать
хорошим поэтом. Ты не  читал  его  письмо  из  Боливии  лидеру  аргентинских
повстанцев? Нет? Слушай: "Сквозь пыль  из-под  копыт  Росинанта,  с  копьем,
нацеленным на преследующих меня великанов, я спешу передать  вам  это  почти
телепатическое послание, поздравить с новым годом и крепко вас обнять.  Свои
пожелания я доверил мимолетной звезде, повстречавшейся мне на пути  по  воле
Волшебного короля..." - Она  коротко,  зло  вздохнула.-  Вот  только,  когда
взрослеешь, начинаешь понимать, что эти левые  поэтические  натуры,  дай  им
волю, кровью все зальют до горизонта.- Ее тонкие пальцы сжали  плечи  Мазура
почти до боли.- И надо их стрелять, стрелять, если нельзя иначе...- И  вновь
расслабилась, тихонько рассмеялась.- Знаешь, а за эту сучку и в  самом  деле
орден полагается. Министр внутренних дел поклялся честным словом  кабальеро,
что в течение часа добьется от президента ордена для любого,  кто  прикончит
Викторию,  Пабло  или  Эстанислао...  Будь  этот  герой  хоть   распоследним
висельником из бандитских кварталов  столицы...  Серьезно.  "Санта-Роса",  с
мечами, красивая штука, носится на правой стороне груди,  дает  определенные
привилегии... Когда вернемся,  я  скажу  дону  Себастьяно,  а  тот  позвонит
министру...
   -  Вот  уж  спасибо,-  сказал  Мазур.-  Только  не  стоит.  Я   как-никак
дипломат...
   - Да какой ты дипломат, милый? Терминатор ты у меня...
   - Все равно. Как-то не к лицу мне получать ордена за местных террористок.
   - Сложная ты душа. Ладно, вместо ордена... только без рук, я сама...

   Глава двенадцатая
   КАК КАБАЛЬЕРО В СТАРИНУ
   Отплывали даже не на рассвете -  в  тот  странный  и  зыбкий  час,  когда
полумрак еще окончательно не разделился на свет и  четкие  тени.  Над  рекой
стоял  молочно-сизый  туман,  насыщенный  странными   лопочущими   шорохами,
деревянными  постукиваньями  и  резкими  вскриками   гигантских   мохноногих
лягушек, неизвестно за каким чертом бодрствовавших в эту рань.
   Мазура с Ольгой разбудил Кацуба, просто-напросто принявшийся  потряхивать
снаружи палатку, пока они не вскинулись. Одевшись,  вылезши  и  по-простецки
справив  за  хижиной  неотложные  дела,   в   темпе   осушили   по   баночке
саморазогревающегося кофе, как истые аристократы. Появился Бокаси  со  своим
дряхлым ружьецом и небольшим узлом  в  другой  руке.  От  кофе  он  тоже  не
отказался. И покинул свою хижину  навсегда,  не  оглядываясь,  упруго  шагая
впереди словно бы даже с облегчением.
   Прошли с полкилометра между хижин - там еще царила тишина, даже собаки не
брехали, укрывшись неведомо где. Вышли к реке, окутанной  понемногу  таявшим
туманом. С дюжину разнокалиберных лодок было  привязано  к  вбитым  в  берег
покосившимся колышкам. На большом плоском камне  восседал  сеньор  алькальд,
поеживаясь от утренней прохлады, прикладываясь к большой бутылке без  всякой
эти-кетки, где плескалось что-то мутно-зеленоватое, судя по запаху, ядреное.
Слегка опухший, в  растянутом  полосатом  свитерке  под  пиджаком,  алькальд
крайне напоминал родного отечественного бомжа, Мазур  едва  не  спросил  его
по-русски, как дела.
   Бокаси стал проворно отвязывать большую тупоносую  лодку  из  почерневших
досок,  в  которой  Мазур  опытным  взглядом  моментально  опознал   штатную
спасательную шлюпку класса "Скат" образца 1915-го, некогда украшавшую  собою
военные корабли испанского флота.  Примерно  того  же  возраста,  на  первый
взгляд, был и подвесной мотор - должно быть, именно такие стояли  на  первых
аэропланах Блерио или, учитывая здешнюю  специфику,  Сантос-Дюмона.  Веры  в
него не было ничуточки.
   Алькальд, отведя Ольгу в сторонку,  что-то  долго  и  несколько  униженно
толковал. Просияв после ее ответа, энергично  принялся  помогать  -  зацепил
багром лодку, едва не пробив ветхий борт насквозь, развернул ее  параллельно
берегу,  чтобы  странники  не  замочили  ноги.  Кое-как  они   разместились,
разложили багаж. Алькальд помахал вполне дружески, что-то бормоча.  Стоявший
на корме Бокаси упер в дно длинный шест,  оттолкнул  лодку  от  берега  -  и
деревенька сразу же скрылась в тумане.
   - Что он там чирикал? - спросил Мазур.
   - Почтительно интересовался, как ему теперь быть  с  нашим  самолетом.  Я
подумала-подумала, да и подарила ему самолет - ну, не ему персонально,  всей
деревне. Они его за пару дней утилизируют так, что абсолютно  все  пойдет  в
дело... По-моему, правильно поступила.
   - Абсолютно,- кивнул Мазур, поеживаясь от промозглой прохлады.
   - Сейчас я вас буду лечить,- заявил Кацуба, полез в свой нетолстый рюкзак
и извлек литровую бутылку  из-под  виски,  до  винтовой  пробки  наполненную
чем-то светло-зеленым, мутноватым.- Еще вчера вечером выменял  на  крючки  с
леской...
   Он первым налил себе в пластиковый стаканчик граммов сорок и махнул одним
глотком. С приятностью передернулся, выдохнул воздух, потер тыльной стороной
ладони заслезившиеся глаза. Мазур ощутил благородный запашок неразбавленного
спирта. Но не спешил взять протянутый стаканчик:
   - Это еще что?
   - Полезнейшая штука,- заверил Кацуба.- Настоечка на листьях коки. Никакой
не наркотик, привыкания не вызывает, зато граммов после ста такого  бальзама
по лесу переть будешь, как молодой лось, от  рассвета  до  заката...  Давай,
жри. Тонизирует прекрасно, да и согреешься.
   Мазур подумал и выпил. Жидкий огонь растекся по жилочкам, ударил в  виски
- в самом деле, ничуть не похоже на обычный спирт, моментально  согрелся,  и
голова стала ясной...
   - Грапа гранде? - удивилась Ольга.
   -  Она  самая,-  Кацуба  протянул  ей  стаканчик.-  Выдохните-ка  воздух,
красавица,  и  -залпом...  Она  приложила   отчаянные   усилия,   чтобы   не
раскашляться, отерла слезы:
   - Но ведь считалось, что рецепт утрачен лет сорок назад...
   - Эх вы, городские...- хмыкнул Кацуба, передавая стаканчик  стоявшему  на
корме индейцу.- В глуши многое из "утраченного" прекрасно сохранилось, нужно
только найти нужного человечка и произвести на  него  впечатление.  Тут  уж,
извините,  короткая  юбочка  и  полупрозрачная  блузка  ничуть  не  помогут,
наоборот. Отчего-то моя честная и открытая физиономия сразу вызывает доверие
- простоват-с, располагаю к себе таких же плебеев...
   Бокаси энергично и ловко работал  шестом.  Туман  почти  совсем  растаял,
проступили четкие очертания ветвей.  Речушка  в  этом  месте  была  не  шире
двадцати метров, и здесь, похоже, совсем мелко...
   - А это я за дюжину патронов к "винчестеру"  расстарался.-  Кацуба  вынул
уже виденную прежде Мазуром на  ярмарке  мандолину  из  панциря  броненосца,
поудобнее расположился на носу и браво ударил по струнам, заорал чуть ли  не
во всю глотку:
   Сегодня после порки
   повесили Егорку.
   Замешкался Гайдарушка, в Женеву не удрал.
   Народ смотрел, балдея,
   как он хрипел на рее
   с кудрявеньким Борисушкой, который убегал...
   Потом открылася Чека,
   Чека поймала Собчака
   на самой на окраине Парижу.
   Собчак юлил, Собчак вилял,
   Собчак счета не выдавал,
   но раскололся, как увидел пассатижи...
   - Менестрель...- беззлобно проворчал Мазур.
   - Прошу прощения! -  живо  отозвался  Кацуба.-  Данное  песенное  действо
исполнено глубокого подтекста. Вы, друзья мои,  вчера  занимались  сплошными
глупостями, зато я пошатался  по  деревне  и  нанес  визит  вежливости  отцу
Гальвесу. Полезный разговор получился. Падре и  надоумил.  Видишь  ли,  пути
вендетты  неисповедимы,  как  и  здешние  пути  распространения  информации.
Родственнички покойной могли и устроить засаду.  Если  они  услышат  могучие
вокальные упражнения на незнакомом языке, ни за  что  не  станут  палить  по
лодке с бухты-барахты, обязательно сначала присмотрятся - и много шансов  за
то, что решат не связываться с белыми  людьми  городского  облика,  подождут
более удобного случая...
   - Резонно,- одобрительно сказала Ольга.
   - Рад слышать, сеньорита...- И он снова заорал со всей экспрессией:
   Ах, Таня-Танечка, не плачь,
   достанем мы из речки мяч,
   который бриллиантами набит.
   Идет этап, орет конвой,
   тут и Руцкой, и Боровой,
   обнявшись, дружно плакают навзрыд...
   - Странно,- призналась Ольга, раскрасневшаяся после дозы  грапа  гранде.-
Каждое слово по отдельности понимаю, а смысл темен...
   - Не удивительно,- серьезно сказал Кацуба.- Чтобы  смысл  был  кристально
ясен, нужно родиться в удивительной стране под названием  Россия  и  прожить
там всю сознательную жизнь...
   Река стала гораздо шире, но Бокаси так и не включал мотора - от берега до
берега  протяну-лись  заросли  саргассов,  каких   Мазур   еще   не   видел:
ярко-зеленые  крупные  листья  не  лежали  на  воде  подобно  кувшинкам,   а
вздымались над нею на высоту сантиметров десяти на  толстых  стеблях.  Лодка
прямо-таки прорубалась сквозь них, запахло травяным соком.
   Через пару километров река очистилась. Справа зеленела стена непролазного
леса, слева тянулись довольно высокие холмы, здорово напоминавшие  сибирские
сопки. В лесу  орала  проснувшаяся  живность,  обезьяны  и  птицы  старались
перещеголять друг  друга.  Появилась  кусачая  мошкара,  Кацуба  старательно
обрызгивал  все  вокруг  остро  пахнущим  репеллентом,   и   эту   процедуру
приходилось повторять частенько.
   Адская настоечка действовала - зрение у Мазура обострилось, он подмечал в
лесу оттенки и детали, которых прежде ни  за  что  не  увидел  бы  на  таком
расстоянии. То же самое происходило и со  звуками,  из  ушей  словно  вынули
пробки. Полезная вещь, ни в чем не уступает иным засекреченным пилюлям...
   Он,  держа  на  коленях  автомат,  зорко  наблюдал  за  стеной   леса   -
родственнички и в самом деле могли выйти на тропу  войны.  Бокаси,  наконец,
после долгих усилий завел дряхленький мотор, грохотавший не  хуже  двигателя
гоночной машины. Наверняка в радиусе пары-тройки километров по обеим берегам
было слышно. Кацуба поневоле  замолчал  -  ни  один  певец  не  выдержал  бы
конкуренции с тарахтящим движком.
   Коряг, гнуснопамятных по Уакалере, тут не было - видимо, эта  речушка  не
имела связи с теми, что брали начало в  горах,  и  потому  плавучего  мусора
почти не встречалось. Если бы не  кровососущий  гнус,  прорывавшийся  сквозь
любые заслоны репеллента, плавание выглядело бы чуть ли не пикником - а  так
пришлось снова кутаться в накомарники.
   Бокаси, сидевший возле мотора, перекрикивая его треск, о чем-то  принялся
расспрашивать. Кацуба фыркнул, Ольга слегка порозовела.
   - О чем это он? - спросил Мазур.
   - Индейские глупости...- отмахнулась она.
   - Почему же глупости? - осклабился Кацуба.- Вполне дельные уточнения. Наш
друг интересуется  насущными  подробностями  того,  как  у  городских  белых
принято  мстить.  Цивилизованный  индеец,  видишь  ли,  если  ему  в  походе
сопутствует  его  женщина,  после  того,  как  добросовестно  и   педантично
перережет  глотки  всем  врагам,  со  всем  старанием   принимается   любить
означенную женщину прямо на месте схватки. Пролитие крови, видишь ли, должно
непременно сопровождаться пролитием животворящего семени - круговорот  жизни
и смерти в природе... ну, дальше сплошная философия. Словом, он  как  раз  и
интересуется насчет вас - что там у белых на сей счет принято...
   Ольга не  особенно  сердито,  но  все  же  не  без  суровости  произнесла
несколько длинных фраз. Кацуба шепотом перевел Мазуру:
   - Ехидно спрашивает, как смотрит индейская философия  на  тот  факт,  что
женщина в данном случае не уступает  своему  спутнику  в  умении  и  желании
разделаться с врагами, а следовательно, тоже является воином.
   - А он?  -  спросил  Мазур,  когда  Бокаси,  закатив  глаза,  откликнулся
длиннейшей тирадой.
   - Сокрушается, что в  мире  становится  все  меньше  порядка  и  древнего
благолепия,- коли уж женщины не только ходят  в  мужских  штанах,  но  и  на
равных участвуют в благородной мужской вендетте. Очень его возмущает  упадок
нравов.
   - Интересно, как это совмещается со вчерашним инцидентом?
   - Да так и совмещается -без  сучка,  без  задоринки.  Изменила  -  получи
мачете по темечку, в этом как раз кроется порядок и древнее благолепие.
   - Вообще-то, смысл есть...- мечтательно сказал Мазур.- В этом их  древнем
благолепии...
   - Ну конечно! - возмутилась Ольга.- Я не сторонница феминисток, однако...
   Бокаси, решительно хлопнув ее  по  плечу,  заставил  замолчать.  Проворно
дернул какой-то шарик на кожаном ремешке, и мотор смолк. Двумя тычками шеста
индеец направил лодку к правому берегу, к чащобе.
   Мазур с Кацубой схватились за автоматы.
   Труп лежал ничком, наполовину в воде, над которой виднелся только затылок
с завитками иссиня-черных волос. Руки вытянуты,  загорелый,  худой  и  почти
голый - из одежды лишь ветхие джинсы, грубо обкромсанные выше колен. Судя по
ороговевшим подошвам, человек  всю  свою  сознательную  жизнь  проходил,  не
обременяя себя обувью.
   Бокаси, обронив пару фраз, переступил через борт - на нем были домотканые
штаны  до  колен,  крайне  удобные  для  того,  чтобы  бродить  босиком   по
мелководью. Навалившись на шест, Кацуба вытолкнул лодку подальше от берега и
удерживал на месте.
   Проводник с невозмутимым лицом перевернул труп на  спину.  Стоя  в  воде,
присел над ним на корточки, потрогал. Державший лес под прицелом  Мазур  без
труда рассмотрел, что горло у покойника  прямо-таки  перехвачено  до  шейных
позвонков - очень похоже, мастерским ударом мачете.  Вся  кровь  уже  успела
стечь в реку, жуткая бледная рапа походила на сюрреалистическую улыбку.
   Повинуясь жесту проводника, Кацуба подогнал лодку, индеец ловко запрыгнул
в нее, почти на качнув, забрал шест у Кацубы и выгреб на  середину.  Лицо  у
него, хотя и невозмутимое, не было вовсе уж деревянно-куперовским,  и  Мазур
легко определил: проводник не на шутку встревожен...
   Хуже нет быть свидетелем разговора, в  котором  не  понимаешь  ни  слова,
особенно в такую минуту. Вот  уж  действительно,  плывем,  как  кабальеро  в
старину: именно так все и выглядело во времена Кортеса, надо полагать, когда
трупы с перерезанными глотками были привычной деталью пейзажа...
   Трое  тихонько  переговаривались,  Мазур  ежился  от  нетерпения,  поводя
толстым из-за глушителя стволом автомата.

   Глава тринадцатая
   САТРАП МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
   И наконец уловил хоть что-то  понятное  -  явственно  прозвучавшее  слово
"барбарос".
   - Лесной индеец? - спросил он. Ольга кивнула:
   - Типичный. Где-то поблизости, Бокаси уверяет, селение.
   - Что, очередная жертва незаконной любви и ревности? - попытался пошутить
Мазур.
   Не вышло шутки - спутники смотрели  на  него  скорее  досадливо,  как  на
несмышленыша, не понимающего очевидных вещей.
   - У лесных несколько иные традиции,-  сказал  Кацуба.-  Может  показаться
смешным, но нравы нашего  проводника  -  как  раз  продукт  несколько  более
цивилизованной, оседлой жизни. Лесных мало, если начнут из-за подобных вещей
резаться,  вымрут.  Там  свои  обычаи,  исключающие  смертоубийства   внутри
коллектива...
   - Тогда?
   - Спроси здешнюю уроженку,- не без некоторого ехидства сказал Кацуба.
   - А ведь дымом несет...- протянул Мазур.- Явственно... Оля, что это может
быть?
   Отвечать ей было неприятно, он моментально  понял.  Сердито  отвернулась,
бросила:
   - Случается такое в глуши. Если племя не хочет уходить с  земли,  которая
кому-то приглянулась...
   - Ага,- тут же сообразил Мазур, что-то о подобном слышавший.- Захолустные
магнаты, полезные ископаемые, драгоценные породы дерева?
   Она неохотно покивала:
   - Конечно, есть департамент по  делам  лесных  индейцев,  есть  законы  и
строгие правила, только  вот  не  всегда  есть  возможность  укоротить  руки
окраинным "барончикам". Это не вчера началось и не сегодня, уж как ни  бился
Дон Астольфо, а с корнем выжечь даже у него не получилось...
   - Так,- сказал Мазур.- Это что же, есть риск попасть в самые  что  ни  на
есть нежелательные свидетели?
   - Боюсь, что так,- поджала губы Ольга.- Тут никакое  "сальвокондукто"  не
поможет. Только...- и выразительно похлопала по кобуре своей "беретты".
   - Очень мило. А как-нибудь объехать стороной нельзя?
   - Не получится. Бокаси говорит, нет тут таких притоков... Если что, будем
драться. Лишь бы не попасть под огонь из засады.
   Лодка вновь двинулась вперед - индеец не включал мотора,  орудуя  шестом.
Дымом несло все сильнее, за поворотом они увидели  источник  гари  -  черные
клубы лениво выплывали к реке меж покрытыми  серыми  лишаями  мха  стволами.
Бокаси  остановил  лодку,  они  долго,  старательно  прислушивались,  но  не
услышали никаких звуков, говоривших бы о присутствии человека, ни выстрелов,
ни криков, ни беготни. Лодка вильнула вправо - проводник уверенно повел ее к
берегу, что-то коротко сказал.
   - В этом селении он  и  собирался  прятаться,-  перевел  Кацуба.-  Он  со
многими в лесу знаком, но к этим собирался в  первую  очередь.  Черт,  и  не
остановишь его теперь...
   Он перехватил шест у  проводника.  После  недолгих  колебаний  сунул  ему
Мазуров "гаранд". Умело держа карабин, Бокаси прыгнул на  берег  и  бесшумно
заскользил меж стволов.
   Его не было минут десять. Вокруг  стояла  тягостная  тишина  -  не  орали
обезьяны,  молчали  птицы.  Судя   по   реакции   живности,   еще   сторожко
помалкивавшей, события развернулись не так уж и давно.
   - Если начнется, бейте на поражение,- резко бросила Ольга.
   Кацуба осторожно поинтересовался:
   - А это не будет, некоторым образом, вмешательством во  внутренние  дела?
Мы как-никак дипломаты... по бумагам. Что ни говори, иностранцы.
   - Вы помогаете мне,-  отрезала  Ольга.-  А  я  им  сейчас  оформлю,  если
попадутся, девяносто третью "б" -  гражданский  арест,  то  есть  задержан