лись в
вестибюль. Мимо них озабоченно промчались наверх два фальшивых китайца в
черных смокингах, очень уж рослые и широкоплечие для лакеев - вышибалы,
скорее всего. Но их лично пока никто не подозревал в чем-то неприглядном -
и они двинулись к выходу, замешались в кучку обеспокоенных посетителей
ресторана, высыпавших из ярко освещенного зала. Паника уже раскручивалась,
как внезапно освободившаяся мощная пружина: визжали женщины, падала посуда,
и кого-то торопливо вели к выходу телохранители, по-волчьи сосредоточенно
зыркавшие на окружающих, и кто-то орал насчет террористов, а кто-то насчет
разборок...

Швейцара при двери уже не было - и они выскользнули наружу, в ночную
прохладу, направились к машине, старательно делая вид, что они тут люди
случайные и к заведению не имеют ровным счетом никакого отношения.

"Мерседес" сорвался с места, визгливо прошелестев шинами на крутом
повороте.

- Нашумели все-таки? - спросил Гвоздь без особого порицания.

- Если бы мы... - сказал Мазур, медленно остывая от напряжения. - Клиента
пристукнули у нас под носом. И нет тут ни особой мистики, ни суперменства.
Просто с нами играет твердый профессионал, вот ведь какие дела, Фомич... То
ли у тебя где-то утечка, то ли нас засекли уже здесь - и быстренько
озаботились, чтобы наш липовый китаец заткнулся навсегда. Сдается мне, этот
гад меня временами просчитывает. Или за это время кто-то успел
спохватиться, сообразить, зачем я туда явился, и отдать приказ... Что ж
делать-то теперь...

- Кому как, - хмыкнул Гвоздь. - Лично мне - Антошу Ковбоя утешать и
успокаивать. В принципе, он может предъяву сделать за то, что мы на его
фирмочке переполох устроили... Ладно, это не смертельно, перетрем... Он у
нас как-никак не Аль Капоне...

"Это профессионалы, - думал свое Мазур. - Опасно быстро реагируют на
малейшее изменение обстановки не в их пользу, загодя, надо полагать,
прокачивают варианты - и в который раз ухитряются не оставлять ни следов,
ни улик. Но почему же они, фигурально выражаясь, заколачивают микроскопом
гвозди? Почему столь мастерски сшибают пешек, пальцем не трогая главных -
меня, Гвоздя? Не хотелось бы выпендриваться и лезть в ясновидцы, но вполне
может оказаться, что все это - мелкие детальки какого-то продуманного,
хитрого, большого плана. А я вижу все эти деталюшки по отдельности,
вразброс, россыпью, не могу их никак связать в целое - вот мне и кажется,
что наблюдаю я сущую бессмыслицу, череду нелепостей... Одни только смутные
наметки, и не случилось толчка... А может, я просто-напросто ухитрился
проглядеть толчок? Ключ? Прошел мимо? Оставил смутное смутным, не наведя
бинокль на резкость..."

- Я так понимаю, второго можно и не искать? - спокойно спросил Гвоздь.

- Уж это точно, - сказал Мазур. - Если его даже и не шлепнут, припрячут
куда-нибудь надежно. Все закоулки в этом милом городе даже вам не под силу
перетряхнуть...

- Твоя правда, - уныло согласился Гига.

- Хорошо еще, оба живыми выбрались, - задумчиво произнес Гвоздь.

- Честно признаюсь, это для меня самое удивительное, - сказал Мазур. - То,
что до сих пор меня так и не убили, хотя не раз имели к тому все
возможности. То, что до сих пор не убили и тебя, Фомич, хотя возможностей
опять-таки хватало. Что им надо, я никак не пойму... А ведь нужно им
что-то, нужно, позарез...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. THE TRUTH IS OUT THERE* [ИСТИНА ГДЕ-ТО РЯДОМ (АНГЛ.)]

ГЛАВА ПЕРВАЯ. МУЖИК С ПЕРСИКАМИ

Подняв к уху плоскую черную рацию, Мазур услышал краткий рапорт:

- Ничего.

- Смотреть в оба, - повторил он не в первый раз, нажал кнопку отбоя и
отвернулся к реке.

- Приятно видеть, Степаныч, как ты о моей грешной жизни заботишься... -
сказал рядом Гвоздь.

- Я не о тебе забочусь, Фомич, собственно, - честно признался Мазур.

- Я понимаю, - усмехнулся Гвоздь. - А все равно приятно. Когда еще о тебе
адмирал позаботится... Самый высокий мой следак был, насколько помнится,
полковником, а вот генералы ни разу не кололи, не сподобился. Они, может
быть, теперь и рады, да поезд ушел... Что, тебе эта горушка настолько покоя
не дает?

Мазур, хрустя крупной галькой, прошел несколько шагов по песку, у самой
воды, обернулся к спутнику:

- А как иначе? Если здесь это единственное место, откуда можно поработать
со снайперкой?

Гвоздь посмотрел туда, пожал плечами и ничего не ответил. Берег был
пустынен, а на той стороне реки не было домов, только тайга, и оттого при
некотором напряжении фантазии можно было представить, что они угодили в те
времена, когда на Земле нет пока что не только разумной, но и любой другой
жизни. Единственным звеном, связывавшим их с цивилизацией, были две "Волги"
с примечательными номерами, откуда как раз бежал к ним трусцой один из
телохранителей - упаси боже, не шкафообразный, это дурной тон. Невысокий
такой, щупленький парнишечка, подвижный и безобидный на вид - но Мазур
много лет назад накрепко уяснил, что такие вот шпендрики бывают опаснее
любого мордоворота со статями Негрошварцера...

- Едут, - доложил он. - Два "амбара".

Мазур немедленно поднял ко рту рацию. И вновь получил краткий, зато самый
что ни на есть успокаивающий ответ.

- Порядок, - сказал он. - Они и не пробовали сбить засаду на горке...

- Я же говорю, - протянул Гвоздь, щурясь. - Антоша у нас не такой дурак,
чтобы пастишку разевать всерьез. Не дорос еще... Айда, джигиты!

Он прошел метров двадцать от воды - с Мазуром по правую руку и Гигой по
левую. Два зверообразных черных джипа показались из-за горушки, покатили
вниз, отчаянно хрустя галькой. Гвоздь остановился. Машины, свернув чуть
влево, остановились, слаженно захлопали дверцы, и оттуда выгрузились пятеро
молодцов. После секундных прикидок трое двинулись вперед, а двое остались у
машин.

- Так я ломаю спектакль? - спросил Мазур.

- А как же, Степаныч, а как же... Милое дело - крутануть лоха, пусть даже
этот лошила себе повесил культурное погоняло и крутизну лепит...

Сказав это, Гвоздь засунул большие пальцы в карманы брюк и пошире расставил
ноги, глядя на приближавшихся верзил с нехорошим прищуром.

- День добрый, дядя Коля! - еще издали крикнул тот, что шагал посередине. -
Я вас, конечно, уважаю, но нехорошо ж так делать... Ремонту в той доилке на
пару штук зелеными...

- Я тебе не дядя, Антошик, - произнес Гвоздь резко и холодно, словно сухие
чурки колол. - А если намерен всерьез говорить - у меня погоняло есть, и ты
его уважай...

- Гвоздь, в натуре...

Гвоздь, полуотвернувшись, подмигнул Мазуру, и тот, сделав шаг вперед,
перевернул пластиковый пакет, который держал в левой руке, вытряхнув из
него в ладонь пяток крупных, твердых персиков. Шагнул к Ковбою - тот самую
чуточку инстинктивно отшатнулся - преспокойно положил ему в руку
экзотические фрукты и произнес:

- Настоящие, без подвоха? Ты откуси, если хочешь, они все в кипяченой воде
мытые...

Ковбой, растерянно зажав в широченной ладони все пять персиков сразу,
уставился на него с резонной в его положении подозрительностью - надо
полагать, но, как и многие, не любил непонятного.

- Настоящие, спрашиваю, - напористо спросил Мазур, перехватывая инициативу.

- Ну...

- Подбрось-ка их повыше, - сказал Мазур. - По-над берегом... Повыше только.

- Гвоздь, в натуре...

- Антошик, ты сделай, как человек просит, - ласково посоветовал Гвоздь. -
Авось что полезное получится...

Ковбой оглянулся на своих, пожал плечами, размахнулся как следует - и
персики взлетели по широкой дуге высоко над водой...

Мазур остался на месте, он только развернулся на полоборота и резким
движением вздернул полу пиджака, вскидывая висевший на длинном ремне через
плечо коротенький автоматик "Клин". Держа его у бедра, только чуть-чуть
поводя стволом, несколько раз надавил на спуск.

Сухие хлопки одиночных выстрелов слились в серию. Высоко над водой взлетели
мокрые ошметки - раз-два-три-четыре-пять, вышел Мазур погулять...
Растерзанные пулями остатки персиков тихонько шлепались в реку, и от них
разбегались круги...

Мазур с законной гордостью подумал, что его, похоже, рано еще списывать на
берег. "Клин" - не самое лучшее оружие, созданное человечеством, но
пристрелянный ствол в умелых руках способен откалывать неплохие фокусы...

- Это кто? - громким шепотом поинтересовался Ковбой.

- Кирила Питерский, - значительным тоном ответил Гвоздь. - Самоличной
персоной. Не доводилось слышать?

- Да вас, расписных, столько... - протянул Антоша Ковбой.

Увиденное произвело на него должное впечатление - но он, как любой на его
месте, изо всех сил пытался держаться столь же невозмутимо и значительно,
но получалось плохо.

- Да ну что ты, Ковбой, - с ленцой протянул Гвоздь. - Нас, в общем, даже
мало, гораздом меньше, чем наглого молодняка - но вот качество, родной ты
мой, качество... Ладно, не будем переливать из пустого в порожнее. Кирила
совсем и не собирался устраивать в борделе бардак, но вот поработать там
ему было жизненно необходимо, а потому давай-ка ладком обговорим
ситуацию...

Он дружески приобнял собеседника за могучую талию, и они отошли в сторонку.
Мазур подметил - Гвоздь, хотя вроде бы и относился скептически ко всем
разговорам о возможных снайперах, все же занял такую позицию, чтобы
массивная фигура Антоши заслоняла его от указанной Мазуром точки.

Кажется, разговор наладился - тихих реплик разобрать было невозможно, но
движения высоких договаривающихся сторон не суетливые, спокойные. Слегка
развернувшись, Мазур встал так, чтобы держать в поле зрения и Гвоздя с
собеседником, и высотку, поднял рацию ко рту...

Короткое жужжанье, тугое сотрясение воздуха!

Темная невеликая дырочка возникла на виске Гиги совершенно неожиданно - и
осетин, сбитый ударом пули, опрокинулся на гальку, нелепо взмахнув руками.

Дальнейшее разбилось на череду изолированных кадриков - Мазур видел, как
Гвоздь падает на землю, не убитый и не раненый, по своему хотению падает,
сбив Антошу подсечкой, прикрывшись им от следующих пуль и выхватив
пистолет; видел, как те, у черных джипов растерянно оглядывались, не
сообразив залечь; видел, как от ближней "Волги" в их сторону кидаются
охранники с оружием наготове.

И больше он ничего не видел - опрометью кинулся к господствовавшей над
пустынной местностью лесистой горушке, бежал по всем правилам, петляя и
часто бросаясь наземь, выпустив наугад пару коротких очередей. Изредка он
оглядывался - но там, на берегу, не прибавилось ни убитых, ни раненых...

Когда начались деревья, он петлял от ствола к стволу, выскакивая из-за них
то справа, то слева, чтобы не было системы, чтобы противник не вывел
регулярность. Машинально, на автопилоте он выполнял заученные маневры,
потому что иначе просто не мог, тело работало само, без участия головы - но
где-то в глубине души зрело убеждение, что он предохраняется зря, что там,
наверху, никого уже нет...

Так оно и оказалось. В выбранном им самим месте, идеально подходившем для
наблюдательного пункта - а также снайперского выстрела по людям на берегу -
живых более не наблюдалось. А вот мертвых было ровнехонько двое - те, кого
он тут оставил с наказом смотреть в оба и не подпускать никого. Убитые
пистолетными выстрелами в упор - по пуле на каждого. Тот же холодный
профессионализм, с которым Мазур сталкивался все время своего пребывания
здесь, все время своей подневольной работы...

Вниз он спускался гораздо медленнее, уже нисколечко не боясь, что получит
пулю в затылок. Автомат болтался на ремне, нужны в нем не было никакой...

На берегу продолжались деловые переговоры - конечно, с учетом изменившейся
обстановки. Те, из джипов, понуро стояли с поднятыми руками, что
неудивительно для людей, оказавшихся под прицелом парочки автоматов. А
Гвоздь, сидя на корточках над поверженным Ковбоем, говорил спокойно и
задушевно:

- Я же тебя порву, как Тузик грелку, за такие фокусы, раком поставлю,
сосунок. Из тебя кровельщик, как из собачьего хвоста сито...

Лицо у него было спокойное, но на него следовало бы ради облагораживания
надеть какую-нибудь уютную, приятную маску - вроде физиономии Фредди
Крюгера, гораздо более мирной по сравнению с тем ласковым оскалом, что
сейчас был обращен к младшему собрату по нелегкому ремеслу.

- Дядя Коля! - прямо-таки взвыл поверженный. - Бля буду, не я! Не мои это!
Я ж тебя уважаю...

Его трясло крупной дрожью. Гвоздь поднял на Мазура бешеные глаза, и тот
парочкой скупых жестов обрисовал ситуацию.

- Ну ладно, - сказал Гвоздь, в последний раз встряхнув младшего собрата. -
Считай, по нулям, никто никому не должен. Но если ты мне еще раз
неприятности создашь, сявка, я тебя в неглыбком месте утоплю... Пшел! - он
резко выпрямился, кивнул Мазуру. - Поехали, Степаныч. Садись за руль. А
ребята тут срочно уберут...

Не дожидаясь вторичного приглашения, Мазур, и сам жаждавший отсюда убраться
как можно быстрее, прыгнул за руль. Погнал "Волгу" по немощеной дороге,
круто поднимавшейся вверх, в город. Не поворачивая головы к спутнику,
сказал сухо:

- Две пули на двоих. Оба мертвые. Или стрелок был очень уж резкий, или...
Или он твой, Фомич. Кто-то, кого они прекрасно знали, уважали и никак не
ожидали такого вот подвоха...

- Останови, - резко бросил Гвоздь, и, не успела машина замереть, как он
выскочил на обочину, проворно отошел метров на двадцать, махнул Мазуру.

Тот подошел в развалочку, спросил с каменным лицом:

- Опасаешься подслушки, Фомич?

Он видел по лицу собеседника, что угодил в десятку. Гвоздь однако,
промолчал, досадливо скривился. Ну разумеется, неуместно ему было, такому
могущественному и несгибаемому, признаваться перед своим то ли заложником,
то ли батраком, что дела в теневом королевстве давно уже пошли наперекосяк,
и мысли приходят в то шизофреническое состояние, когда кажется, что
доверять нельзя никому...

- Степаныч, ты профессионал, - сказал Гвоздь отрывисто, сухо. - Что тебе
еще нужно? Денег? Людей? Пулеметы бесшумные? Луну с неба? Все тебе будет,
кроме Луны, только работай... Сукой буду, озолочу, проси, что хочешь, как в
сказке, кроме жопы... Ну прав ты, прав. Эта проблядь где-то близко, под
самым носом, а вычислить его я не могу... Ты когда начнешь хоть что-нибудь
понимать?

- Как только догадаюсь, почему пули пролетают мимо нас с тобой, - сказал
Мазур, глядя ему в глаза. - Если есть ключик, он именно в этой загадке.
Масса народу, должно быть, уже в курсе, что ты почуял казачка и пригласил
для охоты на него целого адмирала...

- Генерала, - поправил Гвоздь с каменным лицом. - Я тебя как генерала
светил. Московский генерал, суперспец...

- Генерал, адмирал - это детали, - сказал Мазур. - Главное в сути, а суть
проста и многим известна... Отчего же до сих пор никого из нас двоих не
шлепнули? Не пойму. Мелькают какие-то наметки, но в картинку никак не
сливаются... - Он помолчал и решился. Фомич, можно циничный вопрос? Если с
тобой, паче чаяния, что случится, кому останется хозяйство? Те самые
заводы, газеты, пароходы? Я не из праздного любопытства спрашиваю... Какая
доля может отойти законной супруге?

- Мизерная, - почти не раздумывая, ответил Гвоздь. - Вовсе даже ничтожная.
Степаныч... А, Степаныч? Ты это брось, понял? Ларка тут не при делах. Я,
конечно, тоже читал эти американские романчики - где коварная супружница
травит мухоморами мужа-миллионера или нанимает ему взвод киллеров... Вздор.
У нас это не проходит. А если и проходит, то исключительно с барыгами по
жизни, с торгованами по первой и единственной профессии. Я - дело другое.
Если мне упадет на. темечко дистанционно управляемый кирпич, дело приберет
с т а я. И не достанется Ларке ни гвоздя от заводов, ни винта от пароходов,
о чем она прекрасно знает, она у меня умная. Нет, ты не в ту сторону
смотришь...

- Но ты ведь думал, Фомич, об э т о м нюансике? - без улыбки спросил Мазур.
- Вовсе и не удивился моему вопросику, гладко и подробно ответил, так,
словно прокручивал уже идею...

- Ну, и что, ежели прокручивал? - глядя в сторону, сказал Гвоздь. -
Приходилось прокручивать все варианты. Жизнь научила не доверять никому...
только, повторяю, ты не там ищешь. Ларке достанется сущая мелочь, и она это
отлично понимает. А потому и не станет никогда крутить. Ей и в нынешнем ее
положении жить хорошо. Да и не смогла бы она самостоятельно выйти на эту
хитрющую крутизну, что невидимкой возле меня стелется... Это не только ее
касается. Я многих проверял, по отдельности...

"Вот то-то и оно, - подумал Мазур. - По отдельности. А если те, кто по
отдельности выглядел чистехоньким, образовали сочетание, которого ты не
предусмотрел? И я, старый дурак, тоже. Нелепица? Не такая уж..."

- А Томка?

- Степаныч... - поморщился Гвоздь. - Ну ты же сам в это не веришь. Уж
тут-то...

- Не верю, - сказал Мазур. - Тыкаюсь вслепую, в надежде, что вдруг в башке
сложится цельная картина из этих дурацких обрывочков... Вот если бы я знал,
кто меня тебе продал...

- Э, нет, - сказал Гвоздь решительно. - Это уж, прости, так секретом и
останется... еще и оттого, что с этой стороны нет никакой угрозы. Короче.
Что тебе нужно все-таки?

- Вот чего мне пока что не нужно, так это денег, - сказал Мазур, подумав. -
Парочку надежных... впрочем, кто нынче при таком раскладе может быть
надежным? Лучше уж парочку откровенно тупых ребят - но таких, которые будут
выполнять приказы от сих и до сих, ни единого вопроса не зададут. Чем они
проще и дальше от жизненных сложностей, тем лучше. Найдешь? - Такого
добра...

...Мазур слушал доклад, сидя в кабинете, в отведенных ему покоях, с
распущенным узлом галстука и стаканчиком виски в руке - расположившись в
вальяжно-раскованной позе немаленького босса, имеющего право руководить и
строго спрашивать отчета.

Судя по поведению собеседника, ничем внешне не примечательного крепыша лет
тридцати по кличке Быча, тот не был посвящен в глубинные сложности,
искренне полагая Мазура не пленником на крючке, а значительной персоною из
столиц, близкой к Папе. Особым интеллектом Быча не блистал, но излагал
факты подробно и толково.

О том, что незадачливый директор магазина "Радость" не дрыхнет долгим
алкогольным сном, а натуральным образом мертв, точнее говоря, лишен жизни
насильственным образом, дознались даже не поздним вечером, а утром
следующего дня. Валькирия Танечка, судя по ее показаниям, так и ушла домой,
ничегошеньки не заподозрив - уверяла, что шеф и раньше заваливался дрыхнуть
надолго, в той самой комнате, так что не стоило его будить. Ночной сторож,
явившийся с концом рабочего дня, опять-таки не заподозрил, что провел ночь
в компании остывшего трупа - он тоже прекрасно усвоил привычки нанимателя,
заступив на вахту, лишь мельком заглянул в комнату и со спокойной совестью
отправился дрыхнуть сам. Утром приехала Танечка, а сторож ушел. Лишь часов
в одиннадцать дня кто-то из постоянных, особенно настырных собутыльников,
жаждавший то ли общения, то ли деньжат на опохмел, энергично взялся будить
мнимоспящего, стащил его с дивана... и вылетел в торговый зал, распугав
воплями ранних ценителей прекрасного. Тут оно все и закрутилось - милиция,
переполох, эксперты... Насколько можно было судить по предварительным
наметкам, следствие пребывало в тупике. Посетителей у покойного бывало
множество, и они четко делились на две категории - собутыльники и серьезные
клиенты. Первые были столь многочисленны, экстравагантны и непредсказуемы,
а вторые столь респектабельны, богаты и влиятельны, что у любого следака,
по твердому убеждению Бычи, "мозги завернутся за извилины". Добытая
неисповедимыми путями информация о состоянии дел особыми открытиями не
блистала и приливами энергии не отмечена - пока что допросили лишь Танечку
и сторожа, оставив обоих на свободе и занимались главным образом тем, что
кропотливо составляли список всех, имевших доступ в служебные помещения,
одновременно прикидывая, на кого можно и постучать кулаком по столу, а кого
вообще не следует замечать, чтобы не связываться лишний раз со взводом
высокооплачиваемых адвокатов ил