уловив  незамысловатый
подтекст:
   - Да? А вы не боитесь, что Эчеверриа вызовет вас на дуэль? Он способен...
Не станете же дипломатическим иммунитетом  прикрываться...  Унизительно  для
истинного  кабальеро.  Вообще,  коммодор,  вы  меня,  говоря  простонародно,
ошарашили.  Ситуация  такова,  что  и  не  подберешь  сразу  слов:  у  меня,
оказывается, была дальняя родственница, вдобавок точная копия, вдобавок ваша
жена... Вам трудно?
   - Нелегко,- буркнул он.
   За спиной у них  деликатно  раскашлялись.  Мазур  обернулся  без  особого
раздражения. Кацуба, ухитрившийся подкрасться бесшумно, спросил:
   - Я вам не помешал, надеюсь? Сеньор и сеньорита, у меня есть две новости.
Первая  приятная,  вторая...  ну,  если  и  не  неприятная,  то  определенно
загадочная... Какую последовательность предпочтете?
   - Давайте сначала приятную,- тут же ответила Ольга.
   - Наша юная парочка, милые гринго, решили устроить нечто  вроде  бала.  С
учетом скромных возможностей нашего лайнера,  понятно.  Капитан  не  против,
даже наоборот, удивился, почему до этого раньше никто не додумался - у  него
в каждом рейсе рано или поздно кто-нибудь от скуки наталкивается на  избитую
мысль устроить бал, выпить  и  поплясать.  Там  у  него  припасены  какие-то
аксессуары, стюарды уже суетятся. Что думаете?
   - Давно пора,- сказала Ольга.- Пусть и убогое, но развлечение. А что  там
у вас загадочного?
   Кацуба оглянулся на темную ходовую рубку - внутри сквозь стеклянную стену
четко просматривался напряженный силуэт рулевого,- понизил голос  и  перешел
на русский:
   - Я перед капитаном не афишировал знание  испанского  -  мелкие  хитрости
дипломатов,   сеньорита...   Так   вот,   при   досмотре   стал   свидетелем
прелюбопытнейшего разговора, до сих пор теряюсь в догадках... Предъявив тому
бравому офицеру судовую роль и... как это, коносаменты?
   - Коносаменты,- кивнул Мазур.- Документы на груз, сухопутно изъясняясь.
   - Так вот, на вопрос о характере груза наш бородач,  не  моргнув  глазом,
заявил: у него в трюме нет ничего особо интересного:  двести  бочонков  вина
для Барралоче, а, кроме этого - полдюжины каких-то  заколоченных  ящиков,  о
содержании коих он не имеет никакого понятия...  поскольку  они  принадлежат
сеньорам русским дипломатам, что подтверждается соответствующими  надписями.
Офицер послал солдата кинуть беглый взгляд на груз  в  трюме,  этим  дело  и
кончилось...
   Мазур подобрался. В трюме не было ничего, принадлежащего  им  с  Кацубой.
Кое-что они прихватили из столицы, конечно - ту  часть  снаряжения,  что  не
особенно оттягивала бы плечи. В конце концов, как признал  Франсуа,  чуточку
подозрительно было бы выехать из столицы вообще с пустыми  руками  -  вот  и
пришлось кое-что купить: пара самозарядных винтовок, пара помповушек, гамаки
и  накомарники,  всякая  мелочевка  вроде  биноклей,  компаса,   аптечек   и
аварийного  запаса.  Все  это,  умело  упакованное,  заняло  две  объемистых
спортивных сумки, пребывавших в их каютах. И ничего другого...
   - Вы с Лопесом, случайно,  никаких  ящиков  не  прихватили?  -  обернулся
Кацуба к Ольге.
   - А зачем? - пожала она плечами.- У нас  только  сумки:  одежда,  гамаки,
разные мелочи. Сумки в каютах... и потом, с какой бы это стати, будь  у  нас
некие ящики, мне или Лопесу писать  на  них,  что  они  принадлежат  русским
дипломатам? Лопес - полицейский, а я - ответственный сотрудник министерства,
к чему нам заниматься мелким мошенничеством? Кстати, по нашим законам,  дело
подсудное, можно нарваться на серьезные неприятности...
   - Я, собственно, вас ни в чем таком и не подозревал,- сказал Кацуба.-  Но
загадочка, согласитесь, пованивает? У вас будут какие-нибудь версии?
   Ольга старательно углубилась в раздумье, длившееся совсем недолго:
   - Не стоит ломать голову. Все, по-моему, просто и  примитивно.  Банальная
контрабанда.  Барралоче  -  в  ста  километрах  от  восточной  границы,  там
процветает контрабанда, испокон веку... так, по-моему, говорится? О подобных
случаях я наслышана, капитаны частенько выкидывают такие номера:  поддельные
документы, фальшивая маркировка, символы освобожденных от  досмотра  или  не
вызывающих подозрений служб и  учреждений...  С  фальшивыми  грузами,  якобы
принадлежащими  нашему  министерству,   полиция   уже   сталкивалась.   Один
весельчак, обнаглев, пометил  ящики  реквизитами  ДНГ,  никто  и  близко  не
подходил, но, на его беду, на причале оказался  сотрудник  ДНГ,  моментально
заметил  неточности  в  маркировке,  весельчак  давно  уже  похохатывает  на
каторге...
   - И что прикажете делать? - спросил Кацуба.- Неприятная ситуация,  знаете
ли...
   - По-моему, ничего и не следует делать,-  подумав,  сказала  она.-  Можно
позвать Лопеса, он заставит вскрыть ящики... а дальше? Все  равно  ближайшая
гражданская, военная, полицейская и прочая власть - только в  Барралоче.  До
того - лишь мелкие фермы и индейские  деревеньки.  Завтра  утром  позвоню  в
Барралоче, у меня ноутбук снабжен и спутниковым телефоном...  и  на  причале
нас уже будут ждать, с ходу возьмут капитана за роскошную бороду... Как  вам
план?
   - По-моему, ничего лучше и не  придумать,-  согласился  Кацуба.-  Только,
когда пойдем веселиться, не забудьте,  что  по-испански  я  ни  словечка  не
понимаю. Наши попутчики по поезду, голову могу прозакладывать, именно так  и
думают, я перед ними не светился...
   -  Вы  прямо-таки  шпион,-  беззаботно  улыбнулась   Ольга,   ничуть   не
подозревая, какие мысли после такой реплики обуревают двух друзей.
   - Скажете тоже,- вздохнул Кацуба.- Шпион должен быть высок и обаятелен, с
уверенным взглядом, манерами соблазнителя... когда речь идет о женщинах.
   - Иными словами, вы рисуете портрет  коммодора?  -  она,  развеселившись,
кивнула на Мазура.
   - А что, он уже пробовал вас соблазнять?
   - Ну что вы, коммодор - вопрощение благонравия... Пойдемте, господа?  Мне
и в самом деле нравится идея насчет бала, нужно переодеться. А с  загадочным
грузом разберемся в Барралоче...
   Она первая направилась к трапу. Мазур, спускавшийся замыкающим, зацепился
рукавом пиджака за железную решетку, ограждавшую кормовую  палубу.  Ольга  с
Кацубой  уже  скрылись  внутри.  Чертыхнувшись,  он  повернулся  к   чуточку
приржавевшей мелкоячеистой сетке - и обнаружил, что  решетка  здесь  ни  при
чем. Это человек, стоявший к ней вплотную, просунул пальцы в ячейки и  цепко
ухватил Мазура за кончик рукава.
   - Сеньор? - вопросительно произнес Мазур, слегка дернув рукав.
   Тот - он был пониже Мазура ростом, гораздо субтильнее и на первый  взгляд
никакой угрозы  не  представлял  -  покладисто  выпустил  рукав,  беспокойно
пошевелился и вдруг сказал:
   - Es bonito el dia, senor, verdad?* Мазур его понял: эту фразу он  слышал
частенько и успел к ней привыкнуть.
   - Си, бонито,- ответил  он,  вполне  возможно,  безбожным  образом  греша
против испанской грамматики.
   Человечек обрадованно зашевелился, передвинулся левее, где было посветлей
- Мазур определенно опознал в нем коротышку из поезда, уверявшего  сержанта,
будто видел пресловутую красную  ленту.  В  лихорадочном  темпе  перетряхнув
скудные словарные запасы, Мазур все же родил подходящий к случаю вопрос:
   - Есте, куе паса?*
   И словно прорвало  засорившийся  кран:  коротышка,  то  и  дело  опасливо
оглядываясь,   ежась,   шепотом   затараторил,   обеими   руками   изображая
выразительные для него самого, но совершенно непонятные Мазуру жесты.  Мазур
отчаялся выловить в этом потоке слов хоть что-то понятное.
   - Есперес... есперен*,- сказал он в совершеннейшем  отчаянии  -  человек,
сразу видно, старался.- Нон хабла эспаньолес...* Ду ю спик инглиш, сеньор?
   Сеньор, в свою очередь, замотал головой:
   -Нон абла ченглезе...*
   - Тьфу  ты,-  в  сердцах  сказал  Мазур  по-русски.-  Что  же  делать-то?
Помедленнее... как же это будет, твою мать...
   Собеседник и сам видел, что имеет место диалог двух глухих. Потоптавшись,
он заговорил медленнее, внятно, растягивая слова -  и  па  сей  раз  кое-что
стало вырисовываться.
   Человечек произнес знакомое "полисиа" и "депто де насьональ гуардиа" - но
при этом недвусмысленно тыкал пальцем в Мазура, явно подозревая его в прямой
причастности то ли к одной из помянутых контор, то ли к обеим вместе.
   - Нон! - сказал  Мазур,  старательной  жестикуляцией  решительно  отметая
столь лестные предположения.- Нон полисиа, дипломатико!
   Человечек обеими руками изобразил на физиономии нечто  очень  похожее  на
густые усы, тыкал пальцем вдаль - уж не на Лопеса ли намекает? Колотя себя в
грудь, несколько раз повторил:
   "Копре, копре!" И вновь затараторил непонятное.
   Отчаявшись его понять, Мазур поднял руку:
   -  Джаст  минут...  э-э...  уно  моменто!  Уно  моменто!  -  повторил  он
обрадованно, вспомнив, что здесь это словосочетание - не строчка из  юморной
песенки, а вполне осмысленная  фраза.-Уно  моменто,  сеньор!  Стойте  здесь,
здесь! - он потыкал пальцем в палубу и решительно направился внутрь.
   В обеденном зале  вяло  перемещались  оба  стюарда,  натягивая  по  углам
гирлянды цветов,-судя по кислотным оттенкам  и  полному  отсутствию  запаха,
искусственные. Стулья расставлены по углам, на длинном  столе  уже  оформлен
этакий   фуршет   -   с   дюжину   бутылок,   скудная   закуска    в    виде
орешков-чипсов-конфеток. Оживленный  помощник  капитана  возился  с  большим
черным магнитофоном, а Лопес, заложив руки  за  спину,  наблюдал  за  ним  с
ленивой бдительностью, словно подозревал, что это не  магнитофон,  а  бомба.
Больше никого в зале пока что не было.
   Мазур проворно оттащил сержанта к двери:
   - Лопес, что такое "копре"?
   - Как бы вам объяснить, сеньор...- невозмутимо сказал сержант.- Это такой
полицейский информатор... платный. А в чем дело?
   - Там стоит тот чудак, что говорил вам в поезде  насчет  ленты.  Называет
себя копре и что-то пытается мне растолковать, но я ничего не понимаю...
   - Ну, давайте посмотрим...- протянул Лопес, тем же мимолетным жестом, что
давеча Мазур, коснувшись кобуры под полой белого пиджака.
   Они вышли на палубу, приблизились к решетке.
   - Где?
   - Только что стоял вот  здесь...-  растерянно  сказал  Мазур.-  Буквально
только что...
   Посмотрел сквозь решетку на  тускло  освещенную  палубу:  там  давно  уже
приутих гомон, улеглась дневная суета, но все еще слышались и  разговоры,  и
гитарный перебор, и пьяная перебранка, как на испанском, таки на русском.
   -  Поищем?  -  предложил  Мазур,  положив  ладонь  на  решетку.-  Тут  не
заперто...
   - А стоит ли, сеньор? - протянул Лопес.- Чудак какой-то... Смылся. Может,
он и вправду копре, а может, дурачится...
   Похоже, ему очень не хотелось бродить в потемках среди третьего  сословия
в поисках неизвестно чего. Мазуру, впрочем, тоже.
   - А может, его, пока я ходил...- Мазур  покосился  на  мутную  коричневую
воду за бортом, чуточку взбаламученную волной от форштевня.
   - Вздор,- решительно сказал Лопес.- Прирезать человека незаметно в  таких
условиях не так уж трудно, а вот выкинуть его незаметно за борт ни за что не
удастся. Смотрите, там все держатся абсолютно спокойно... Не  могут  же  они
все быть в  сговоре?  Пойдемте,  сеньор  коммодор.  Завтра  я  его  найду  и
поговорю... да и этими загадочными ящиками стоит заняться, сеньорита Карреас
мне уже рассказала.
   - И все же... Мне показалось, он настроен очень серьезно.
   - Но вы ведь не поняли ни слова?
   - Увы...- пожал плечами Мазур.- "Депто де насьональ гуардиа",  "полисиа",
что такое "копре", узнал от вас...
   - Ну хорошо, подождем,- терпеливо вздохнул Лопес.
   Они постояли у решетки, выкурили по сигарете,  но  загадочный  собеседник
Мазура больше не объявился, а на  палубе  царил  прежний  покой,  нарушаемый
разве что пьяным гомоном. В обеденном зале громко заиграла музыка.
   - Пойдемте, сеньор? - предложил Лопес с ноткой нетерпения.
   Мазур  видел  его  насквозь:  когда  еще  скромному   сержанту   придется
повеселиться на равных в компании, где хватает самых настоящих господ и  дам
из общества...
   Все уже собрались - и Кошачий Фред, державшийся с уверенностью  истинного
янки, и пожилой пехотный подполковник, державшийся, наоборот, крайне чопорно
(представляясь Ма-зуру, он назвал длиннющую, компонентов  из  пяти,  фамилию
патентованного идальго), и  инженер  с  нефтепромыслов  с  женой,  и  Сеньор
Мюнхгаузен, и  желчного  вида  пожилой  негоциант  с  супругой,  и  молодой,
разбитной негоциант с девушкой, которую он именовал племянницей (чему многие
в глубине души явно не  верили),  и  еще  с  полдюжины  ненадолго  сведенных
судьбой пассажиров "О'Хиггинса". Ничего удивительного не  было  в  том,  что
помощник явился первым и вновь увивался вокруг  Ольги,  но  и  капитан,  вот
чудо, почтил своим присутствием плавучую вечеринку. Мало того, "первый после
бога" изо всех сил старался выглядеть не олимпийским небожителем, а радушным
хозяином, исполненным самой теплой симпатии к гостям.
   Не было ни особо искрометного веселья, ни натянутости  -  просто-напросто
маявшиеся дорожной  скукой  путешественники  искренне  пытались  развеяться,
насколько позволял скудный ассортимент развлечений. Из каковых имелись  лишь
вино, танцы и болтовня, но  все,  в  конце  концов,  относительно,  так  что
полезно вспомнить пословицу о дареном коне...
   Случилось, правда,  то,  что  частенько  случается  и  в  самых  светских
компаниях, и в компаниях попроще - безмолвный  дамский  поединок.  Белозубая
Мэгги (девица, надо признать, смазливая) явно решила сыграть  почетную  роль
королевы  бала,  придя  в  алом  платье,  невероятно  вычурном,   украшенном
всевозможными причиндалами, точное название которых вряд ли знал хоть кто-то
один из присутствующих лиц мужского пола,  и  Мазур  в  том  числе.  Сложная
конструкция из модного журнала, похоже, стоившая приличных денег.
   Какое-то время она и впрямь королевствовала - пока не  явилась  Ольга,  в
довольно простом синем платье, правда, со своими немаленькими бриллиантами в
ушах и на шее.
   Королева мгновенно потускнела. Дело тут было не в  особой  пристрастности
Мазура   -   просто-напросто   против   стандартной   штатовской    девочки,
усредненно-красивой, сытой и опрятной, вдруг начала  играть  порода.  Все  в
зале это чувствовали. Господа русские дворяне "с кости и крови", в эмиграции
отнюдь не бедствовавшие,  ненароком  слив  родословные  с  потомками  гордых
кастильцев, привыкших быть царями и богами  в  своих  необозримых  асиендах,
произвели на свет достойного потомка. Ольге ничего не приходилось играть,  в
отличие от соперницы, за ней с раннего  детства  стояли  гербы,  родословные
древа, фамильный гонор, а самое  главное  -  богатство,  без  которого  даже
отпрыски   королей   быстренько   превращаются   в   обычных   клерков,    с
соответствующими манерами и стилем общения...
   Мэгги проиграла мгновенно - что, конечно же, понимала.  О  ней  вовсе  не
забыли, получала свою долю комплиментов, приглашений на танец и  откровенных
взглядов, но королевой теперь была другая.  Не  прилагавшая  к  тому  особых
усилий, словно бы даже не подозревавшая о немой битве.  И  бедная  Мэгги  не
всегда и скрывала внутреннее кипение...
   Вот  только  Мазуру   эта   мгновенная   смена   царственной   особы   на
несуществующем здешнем троне не принесла никаких  реальных  выгод,  если  не
считать потаенной гордости за дальнюю, как ни  крути,  родственницу.  Как-то
так все время выходило, что ему,  несмотря  на  все  маневры,  не  удавалось
оказаться рядом с Ольгой или хотя бы  один-единственный  раз  пригласить  на
танец. Его постоянно оттирали -  разумеется,  с  соблюдением  всех  мыслимых
светских приличий: то капитан завладевал ее вниманием,  то  помощник  уводил
танцевать, то сеньор подполковник вспоминал об общих знакомых из  столичного
высшего общества, втягивая Ольгу в пустейший, на взгляд Мазура,  разговор  -
сплошное перечисление фамилий, поместий, вопиющих мезальянсов удачных браков
и балов в президентском дворце. Даже сухой, как вобла, негоциант оживился  и
увлекся настолько, что получил от столь же костистой супруги быстрый выговор
украдкой.
   Осознав тщету своих усилий и сообразив, что еще немного -  и  его  потуги
выйдут  на  свет  божий,  откроются  публике  и  предстанут  смешной  суетой
влюбленного недоросля, Мазур нашел в себе силы  отказаться  от  безнадежного
предприятия. Протанцевал с  женой  инженера  (особой  молодой  и,  в  общем,
приятной),  светски  побеседовал  с  Сеньорой  Костистой  (томно  обмиравшей
оттого, что она с бокалом шампанского в  руке  общается  с  самым  настоящим
дипломатом), рассказал Кошачьему Фреду старательно  переведенный  в  уме  на
английский  анекдот  о  марсианине  в  автобусе  -  после  чего  с  чувством
исполненного долга  занял  позицию  у  стола,  где  еще  оставалось  изрядно
шампанского (и, по заверению капитана, запасы  можно  было  в  любой  момент
пополнить). Рядом столь же решительно  бросили  якорь  Фред  (прикипевший  к
одной  из  двух  бутылок  виски,  выглядевших  среди  шампанского   парочкой
вагабундос*,  невесть  как  затесавшихся  в  приличное  общество)  и  Сеньор
Мюнхгаузен, который ничуть не рвался танцевать и ухаживать за  дамами,  зато
был не дурак выпить, а оросив спиртным душу, начинал плести свои бесконечные
байки.
   Вот и сейчас, бодро  опустошив  пару  немаленьких  фужеров,  он  пустился
повествовать Мазуру с Фредом, как однажды собственными глазами видел на реке
Уакалере безмятежно плывущую двадцатиметровую анаконду.  Мазур  дипломатично
помалкивал, Фред откровенно похохатывал, а потом в  отместку  рассказал  про
первых  голландских  колонистов  на  будущем  Манхэттене,   которые,   чтобы
избавиться от лишних ртов, лютыми зимами по  особенной,  только  им  ведомой
методике  месяца  на  три  замораживали  своих  бабушек,  дедушек  и  прочих
бесполезных едоков, а весной возвращали к жизни.
   - Абсурд! - выкатил глаза Мюнхгаузен.
   - А почему? -  невозмутимо  вопросил  Фред.-  Ты,  парень,  укороти  свою
анаконду,   тогда   я,   глядишь,   насчет   голландских   бабушек   немного
подисправлю... Квит на квит, а?
   Обиженный  Мюнхгаузен   надулся,   полностью   переключив   внимание   на
шампанское. Фред подтолкнул локтем Мазура и тихонько  посоветовал  со  своей
обычной простотой:
   - Полковник, ты чего киснешь? Ты ее поведи гулять по палубе,  а  я  этому
петуху, если надо, ряшку почищу... Луна там, звезды, и прочие кайманы, вы  ж
с ней одного поля ягода, не то что я, кошачий антиквар...
   Мазур взглянул на Ольгу, танцевавшую в объятиях пыжившегося  от  законной
гордости помощника: тьфу ты, даже этот коробейник из Коннектикута заметил...
   - Девочкам нужна романтика, как в Голливуде,- продолжал  простяга  Фред.-
Типа того: я, мол, стою на мостике крейсера, гляжу на звезды,  а  на  сердце
так одиноко без чистой любви... Что я, не знаю, как  моряки  умеют?  У  меня
кореш моряк, всех баб штабелями укладывал - так  он  на  авианосце  какой-то
мелкий хрен пониже боцмана, а ты целый полковник... Не, точно, давай, я  его
отсеку, а ты веди девочку гулять, от нее ж умом можно рехнуться...
   Мазура подмывало  воспользоваться  советом  и  принять  посильную  помощь
неожиданного союзника. Не успел - помощник проворно сменил кассету,  грянуло
что-то  томное,  в  ритме  танго,  и  Мазура  ухватила  за  руку  решительно
настроенная Мэгги:
   - Пойдемте, полковник? Вы словно и не моряк, честное  слово,-  на  женщин
смотрите, как на фонарные столбы,  вас  и  заподозрить  могут  в  чем-нибудь
другом, хотя я и не знала ни одного морячка, который был бы голубым...
   - А вдруг? - сказал Мазур, положив руки ей на талию.- В конце  концов,  у
вас в Штатах голубые нынче - уважаемое меньшинство,  скоро,  смотришь,  и  в
большинство превратится...
   - Надеюсь, обойдется,- отрезала  Мэгги,  прижимаясь  к  нему.-  Ес