аши настоящие имена, так что у  вас  не
будет проблем с ношением...
   И драгуны отсалютуют вам саблями. Боюсь только, генерал Чунчо  не  сможет
эту церемонию лицезреть...
   Ольга фыркнула. Глядя, как переглядываются эти двое - с  веселым,  хищным
азартом молодых волков,- Мазур очередным  озарением  сообразил,  в  чем  тут
дело. Неудача для Ольги и капитана будет  как  раз  их  козырем  в  какой-то
собственной игре. Акела промахнулся. Молодые волки наверняка сожрут генерала
Чунчо быстро и качественно -  ну,  не  они  сами,  наверняка  есть  какой-то
моложавый полковник, а то и честолюбивый бригадный генерал, есть  начавшаяся
не вчера интрига, есть ярое желание спихнуть с дороги оплошавшего  вожака...
Для кого поражение, а для кого и триумф. Ничего нового.  Мы  в  их  возрасте
были точно такими - с поправкой на время и страну, конечно, нам и  в  голову
бы не пришло плести интриги против Папы-Кукареку или Железного Дровосека, но
потаенно каждый думал примерно то же самое: что  наши  каперанги  отяжелели,
что время их, честно говоря, прошло, что пора  им  на  заслуженный  пенсион,
чтобы не притормаживали молодых, не тыкали в  нос  устаревшим  опытом  былых
лет... И когда Папа-Кукареку нарвался в Африке на ту пулеметную очередь, при
всей непритворной боли утраты где-то в закоулочке сознания  сидели  чувства,
имевшие с горем мало  общего,  и  были  они  сродни  злорадству:  лопухнулся
старик, реакция уже не та, надо было уйти  вовремя,  пока  не  завизжали  за
спиной: "Акела промахнулся, Акела промахнулся..." Перед самим собой не стоит
лукавить, молодые волки везде одинаковы. Вот только  мы  уже  понимаем,  что
рано или поздно сами услышим азартное молодое повизгивание за спиной, а  эта
парочка такими тревогами не задается, ибо пока что возмутительно молода.  Но
обязательно кто-то начнет наступать им на пятки лет этак  через  пятнадцать,
дыша в загривок жарко, молодо...
   Из леса вереницей вышли тигрерос, окинули  их  любопытными  взглядами  и,
повинуясь жесту капитана, направились к палатке.
   - У нас будет время кое-что обговорить,- сказал капитан.- Нужно  за  вами
все как следует подчистить, чтобы ни у  кого  потом  не  возникало  ненужных
вопросов. Благо на герильеро можно свалить если не все, то  очень  многое...
извините, я вас ненадолго оставлю.
   Он поднялся, взял за локоток Ольгу, и оба отошли метров на пятьдесят, так
что невозможно было  расслышать,  о  чем  они  там  говорят.  Меж  деревьями
показались новые  солдаты,  двое  несли  акваланги  и  черные  гидрокостюмы.
Вышколенно не обращая  внимания  на  Мазура  с  Кацубой,  они  под  командой
энергичного сержанта стали разоблачаться.  Сержант,  подойдя,  махнул  двумя
пальцами у козырька пятнистого кепи и вежливо осведомился:
   - Простите, сеньор коммодор, можно спросить, куда вы дели... сеньоров  из
палатки?
   Мазур молча показал на воду в нужном месте. Кивнув,  сержант  вернулся  к
аквалангистам и принялся  им  что-то  растолковывать.  Кацуба,  не  вставая,
нагнулся, поднял бутылку виски и глотнул из горлышка.
   - Дай хлебнуть,- хмуро сказал Мазур.
   Все внутри бунтовало. Ситуация была дикая, противоестественная -  никогда
в жизни, настигнутый погоней, он не оказывался в  столь  мирной  обстановке.
Если его когда-то и преследовали, то всегда исключительно ради  того,  чтобы
убить или, в крайнем случае, взять живым для допроса, который  хуже  смерти.
Нынешнее  положение  было  насквозь  непривычно.  Кацуба,   надо   полагать,
испытывал те же чувства.  Их  игры  всегда  проходили  по  одним  и  тем  же
правилам, не менявшимся исстари. Никто  и  подумать  не  мог,  что  начнутся
другие игры, что будет Тилькара...
   - Как думаешь, не врет насчет драгун? - спросил Кацуба.
   - Что, жаждешь триумфа?
   - Интересно просто. В жизни со мной не случалось...
   - Случится,- сказал Мазур.- Они ж обязательно стрескают Чунчо без хлеба и
кетчупа, вон как глазенки горят предвкушением  доброй  охоты...  А  вот  нам
после карнавала с ряжеными драгунами придется дома год отписываться. И это -
последний  из  рассказов  о  Маугли...  Верю,   что   мы   доберемся   домой
благополучно, но вот  не  верю  нисколечко,  что  Родина  щедро  напоит  нас
березовым соком: не вылететь бы без пенсии...
   - За что это?
   Мазур хмыкнул, показав на вертолеты вдали:
   - За сотрудничество со спецслужбами страны пребывания...
   - Брось,- сказал Кацуба без особой убежденности.- Времена все-таки не те.
   - Времена всегда разные, а вот люди - то же самые...
   Вернулся капитан Эчеверриа, вежливо сказал Мазуру:
   - Прошу вас на два слова, коммодор...  Они  отошли  к  деревьям.  Поискав
глазами Ольгу, Мазур увидел, что она стоит не так уж и далеко, сунув руки  в
карманы  куртки,  выпрямившись,  неотрывно  глядя,   как   входят   в   воду
аквалангисты - неуклюже переступая, высоко задирая  ноги  в  широких  черных
ластах, шлепая по мелководью. Поза девушки показалась  ему  напряженной.  Он
вопросительно оглянулся на капитана.
   - Знаете,- вполголоса сказал Эчеверриа,- мы с сеньоритой Карреас довольно
давно  работаем  вместе.  У  меня  есть  и  личные  причины  озаботиться  ее
судьбой...
   - Я знаю,- осторожно сказал Мазур.- Она мне говорила.
   - Я тогда был очень молод и очень глуп... а  быть  может,  и  нет.  Тогда
просто невозможно было предсказать, что она станет... Вы знаете, она всерьез
намеревается стать первой в Латинской Америке  женщиной,  которая  возглавит
секретную службу.
   - Не удивлюсь, если это когда-нибудь случится...
   - Я тоже. Не беспокойтесь, коммодор. Прошлое... перегорело. И мне  сейчас
не о чем жалеть. Вовремя понял, что я - не ее половинка. Ей нужен человек, в
котором идеально сочетался бы и властелин, и  покоренный  женщиной  мужчина.
Это  вовсе  не  столь  уж  фантастическое,  как  может  кому-то  показаться,
сочетание. На мой взгляд, оно как раз вам и свойственно. Короче говоря, есть
вещи, о которых даже в конце двадцатого века, при всей  эмансипации  молодая
женщина из общества не может говорить с мужчиной. Пришлось на  правах  друга
взять эту миссию на себя,- он  усмехнулся.-  Правда,  у  меня  нет  красного
платка, это у нас обычай...
   - Я знаю,- тусклым голосом сказал  Мазур.Всадники  на  конях  с  красными
лептами в гривах скачут к дому девушки и кричат: "Фуэго!"
   - Вот именно. Я готов подойти к ней и сказать: "Фуэго!"
   Настал момент, когда недомолвок не осталось, глупо было думать, что он не
настанет... Глядя в землю, Мазур вовсе уж севшим голосом произнес:
   - Вам нет нужды себя утруждать.
   - Вы меня правильно поняли, коммодор?
   - Совершено,- сказал Мазур.- Вы великолепно говорите  по-английски,  а  я
прекрасно его понимаю...
   - Но я, простите, вас не понимаю. Вы на нее разозлились?
   - Нет. Ничуточки. Я не гожусь в мужья блистательной наследнице поместий и
плантаций, капитан. Только-то и всего. У меня нет  ничего,  кроме  пригоршни
орденов. И квартирки, при одном взгляде на которую ее швейцар -  есть  же  у
нее какой-то швейцар? - умрет от смеха.
   - Такой ход рассуждений делает  вам  честь,-  сказал  Эчеверриа.-  Однако
позвольте  вам  напомнить,  что  менталитет  здешнего  общества  во   многом
отличается от свойственного вашей родине. Могу вас заверить  честным  словом
офицера, что подобный брак  в  глазах  здешнего  общества  не  будет  чем-то
необычным и не вызовет ровным счетом никаких суждений, которых вы  могли  бы
стыдиться.
   - Все равно.
   - Есть и другой вариант,- сказал Эчеверриа.-  То,  о  чем  я  вам  сейчас
скажу,  санкционировано  вышестоящим   командованием...   Не   хотите   быть
безденежным эмигрантом - будьте респектабельным морским офицером. Мы - нация
эмигрантов, коммодор, для нас всякий приезжий, владеющий нужной  для  страны
профессией, желанный и уважаемый человек. Я  вытряхнул  из  Смита  все,  что
касалось  вас.  Просто  морских  офицеров   у   нас   достаточно,   но   вот
профессионалов подводной войны с  вашим  опытом  и  выучкой  почти  нет.  На
границе неспокойно, чочо наглеют, новые военные действия не  исключены...  Я
вам гарантирую офицерское звание нашего военного  флота,  аналогичное  тому,
что у вас было в России,- и весьма неплохие перспективы служебного роста.  У
вас просто на будет конкурентов.  Наши  воздушно-десантные  войска  когда-то
ставил англичанин, а зенитную артиллерию  -  поляк.  Они  умерли  в  высоких
чинах, кавалерами всех мыслимых орденов... Мы коронадо -  сплав  всех  наций
Европы. Вас просто не в чем будет упрекнуть.
   - Понимаете, вот какая штука...- сказал Мазур.-  С  тех  самых  пор,  как
существуют наши подразделения, не было ни одного предателя. Ни единого.
   - Причем тут предательство? Мы что, воюем, я имею в виду наши страны?  Вы
что, чему-то изменяете? Я запросил в разведке кое-какие подробности о  ваших
армейских порядках... Вы хоть завтра  можете  законнейшим  образом  выйти  в
отставку. И  совершенно  официально  обратиться  в  наше  посольство.  Более
того... Никоим образом не хочу вас  уязвить,  но  я  знаю,  в  пересчете  на
доллары, какую пенсию вам  будут  платить...  Простите,  в  такие  цифры  не
поверит ни один  здравомыслящий  человек,  но  ребята  из  внешней  разведки
уверяют, будто так и в самом деле обстоит... Если бы со  мной  так  обошлась
моя страна после двадцати с лишним лет службы, то, при  всей  моей  любви  к
ней...
   - Матерей не выбирают,- сказал Мазур.
   - А если мать - неблагодарна, если она предает? Если, наконец, вы  и  так
сделали для нее все, что только в человеческих силах, и теперь имеете  право
жить для себя? Страна не  имеет  права  предавать  своих  офицеров,  которые
служили ей верно, на пределе сил. Если она это делает, не заслуживает  права
именоваться родиной. Я нас не  понимаю,  коммодор.  Бывают  ситуации,  когда
хранить верность - глупо. Простите, но так оно и есть.
   - Возможно,- сказал Мазур.- Только... Я не могу. Есть вещи, через которые
я просто не могу переступить. Вот и все, если без высоких слов, я их  просто
не умею говорить...
   - Коммодор...
   - Все,- сказал Мазур.- Простите, но не стоит дальше...
   - Хорошо подумали?
   Мазур кивнул - он просто не мог говорить.
   Ольга смотрела в их сторону. Эчеверриа удрученно пожал  плечами,  разведя
руками, вид у него был удрученный и беспомощный.
   Нескончаемо долгий миг Мазур и  Ольга  смотрели  друг  другу  в  глаза  -
золотоволосая фигурка  на  фоне  леса,  пронизанного  косыми  яркими  лучами
заходящего солнца, была прямой, как туго натянутая  тетива.  Слишком  многое
уходило с ней из его жизни, он понимал, что никогда больше ее не  увидит,  и
не знал, как теперь жить с болью в сердце, но иначе поступить не мог. Не мог
переступить через то, что не определяется словами. Вряд ли есть такие слова.
Их не бывает...
   Немой разговор взглядами длился  то  ли  век,  то  ли  миг.  Ольга  резко
повернулась - волосы вспыхнули золотистым пламенем, попав в солнечный  луч,-
и скрылась меж деревьев, быстро пошла, почти  побежала  в  ту  сторону,  где
стояли вертолеты. Мазур понимал, что никогда больше ее не увидит,-  любимую,
эту. Такой пустоты в жизни не ощущал. Все было зря - и он сам тоже.  Капитан
Эчеверриа произнес негромко:
   - Знаете, сначала я отнесся к вам несколько  свысока,  вы,  должно  быть,
заметили. Вы мне отчего-то показались  вяловатым  и  никчемным,  стандартным
шпиончиком  с  дипломатическим  прикрытием.  Теперь  я  отношусь  к  вам   с
нешуточным уважением, я видел, на что вы способны... но, простите, вы полный
и законченный идиот.
   - Я знаю,- сказал Мазур, чувствуя, как перехватывает горло,  а  в  сердце
по-прежнему сидит ледяная заноза, от которой никогда уже не избавиться.-  Но
на свете столько идиотов, что я нисколько не бросаюсь в глаза...
   И отвернулся, чтобы собеседник не видел его лица.

   "ОТЕЧЕСТВО И СВОБОДА! ДВОРЕЦ РЕМЕДИЛЬОС
   ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГЕРБ
   Выступая от имени народа Санта-Кроче, доверившего мне  представлять  свои
интересы на высшем посту в стране, памятуя о том, что зло должно караться, а
смелость  вознаграждаться,  стоя  на  страже   демократических   завоеваний,
завещанных нашими Отцами-основателями, я, президент Республики  Санта-Кроче,
настоящим объявляю: в соответствии с  делегированными  мне  народом  правами
награждаю  орденом  "Санта-Роса"  с  мечами  на  Военной  ленте   подданного
Российской Федерации Кирилла Степановича Мазура - за заслуги перед народом и
Республикой, не требующие подробных пояснений, но  безусловно  заслуживающие
такой награды. Привилегии, проистекающие из статуса кавалера данного ордена,
распространяются на  награжденного  в  полной  мере,  как  если  бы  он  был
гражданином Республики Санта-Кроче.
   Президент Республики (подпись)
   Суперинтенданте Государственной канцелярии (подпись)
   БОЛЬШАЯ ГЕРБОВАЯ ПЕЧАТЬ ПЕЧАТЬ КАНЦЕЛЯРИИ"

   ...И когда павлин при трехцветной ленте через плечо с  хорошо  скрываемой
скукой  закоренелого  бюрократа  продекламировал  сей  шедевр  канцеляризма,
конный офицер в старомодном мундире, с  золотыми  эполетами,  что-то  громко
скомандовал по-испански, взметнул шпагу перед лицом в положении "подвысь"  -
и строй драгун повторил это, а небольшой оркестр рявкнул туш.
   Мазур стоял, как мертвый. Потому что удо-стоенная того же ордена женщина,
поименованная как "сеньорита Ольга-Анхелита Карреас", так и не появилась  на
обширном дворе Государственной канцелярии, замкнутом со всех четырех  сторон
высокими домами старинной постройки. Только теперь он в полной мере осознал,
что не увидит ее никогда.

   Эпилог
   Они не спеша брели по Арбату - контр-адмирал Кирилл Мазур и генерал-майор
Михаил Кацуба, при новеньких погонах, которые надели впервые три часа назад,
и на шее у них висели кресты с мечами ордена "За заслуги  перед  Отечеством"
второй степени, а на мундирах красовались прилагавшиеся  к  таковой  степени
разлапистые звезды, а  вокруг  лениво  бурлил  Арбат,  впаривая  иностранным
дурачкам русскую экзотику, демонстрируя на  продажу  все,  что  только  было
возможно  измыслить,-  и  негр   покупал   матрешку,   а   лицо   кавказской
национальности свободу от патруля.
   Не было особенных мыслей - перед глазами просто-напросто все  еще  стояло
одутловатое лицо Большого Папы, и Мазур с вялым интересом гадал: за кого тот
их принял,  за  героев-космонавтов  или  орлов  из  "Росвооружения",  удачно
спихнувших Малайзии партию  новеньких  истребителей.  С  уверенностью  можно
сказать одно: Большой Папа действительность воспринимал плохо.
   Из толпы вынырнул расхлябанный юнец - сто  одежек  и  все  без  застежек,
бандана с черепами, то ли обкуренный, то ли просто с придурью - ткнул Мазура
пальцем аккурат в "Санта-Росу" и с интересом спросил:
   - Дед, бляху не меняешь на зеленые?
   Кацуба ударил молниеносно, двумя сомкнутыми и согнутыми в "клюв  ястреба"
пальцами. Никто так и не понял,  отчего  недоросль  вдруг  улегся  отдохнуть
возле урны, прижав руку к печени - и никто не стал вникать.
   - Зря,- сказал Мазур, шагая дальше.
   - Конечно, зря,- сказал Кацуба.- Ну и что?
   - Знаешь, что меня больше всего удивило в  данном  финале?  То,  что  нам
аккуратно выдали все обещанное и даже не  стали  проводить  профилактических
бесед касаемо молчания и возможных последствий.
   - Ничего удивительного не вижу,- сказал Кацуба.- Один  голый  прагматизм.
Гораздо проще и нехлопотнее было нам это все повесить,  чем  закатывать  под
асфальт. Папаня, надо  полагать,  свято  хранит  имидж  джентльмена,  честно
платящего по мелким счетам,- это крупные счета, как убедили  нас  английские
классики, джентльмен может и  не  оплачивать...  Без  малейшего  ущерба  для
родовой чести.  А  что  до  профилактики...  Кто-то  неплохо  нас  изучил  и
просчитал, дорогой адмирал. Ты не пойдешь бродить  по  редакциям  бульварных
листков, да и я тоже. Не из врожденного благородства души и высокой  морали,
а оттого, что собака никогда не научится мяукать. Не будем мы  мяукать,  это
не наше. Циники мы, а не бляди, верно?
   - Пожалуй что,- кивнул Мазур.- В конце-то концов, мы все это взяли...
   - А почему мы не должны были брать? Я себя не ставлю чересчур высоко, но,
по моему глубокому убеждению, мы столько лет рвали в клочья  всех,  на  кого
указывал хозяин, нимало не заботясь о целости собственной шкуры, что  уж  на
такие-то мелочи имеем право, verdad? Особенно  когда  сто  раз  видели,  как
навешивают и более крупные звезды, и более яркие ордена на всякую сволочь...
Такова моя нехитрая жизненная философия.
   - Аналогично,- сказал Мазур.- Слушай, рассказал бы ты, наконец, за что  у
тебя "Дружба народов"? До сих пор любопытно...
   - За заслуги  перед  отечеством,  ясное  дело,-  сказал  Кацуба.-  Был  я
когда-то молодой и энергичный старлей, и приехал  к  нам  в  Союз  нерушимый
республик свободных один генералиссимус типа Папуаса, про которого тогда еще
не было известно точно - станет он другом мирового соцлагеря или шатнется  в
объятия империализма. Ну, я был десятой спицей в колесе, опекали его бобры -
не мне, юному, чета. Вот только когда он ухитрился срубить хвосты и вместе с
советником из ихнего посольства закатиться  на  хату  к  проституткам,  куда
довольно некстати нагрянула облава,- ну, представляешь застойные времена?  -
именно ваш покорный слуга эту хату вычислил  и  ухитрился  выдернуть  оттуда
обоих папуасов под носом доблестной  советской  милиции.  За  коньячком  эту
историю кто-то изложил лично дорогому Леониду Ильичу, в те поры еще бодрому,
без  малейшего  маразма.  Ильич  посмеялся  и  велел   непременно   отметить
находчивого молодого товарища. Поскольку я  возле  генералиссимуса  светился
как исключительно штатское лицо - кажется, аспирант из "Лумумбы", уж точно и
не  помню,-  то  и  отмечен  был  соответственно.  Такова  была  моя  первая
награда... А того генералиссимуса, кстати, все-таки понесло в цепкие объятия
мировой Антанты, по слухам, наше же ведомство  ему  и  обеспечило  нежданное
самоубийство из четырех стволов... Ты что?
   Мазур  стоял,  как  вкопанный,  его  мимоходом  толкали,  он  не  обращал
внимания. Нет, ему не почудилось, как решил было сгоряча, это и в самом деле
были странствующие латиноамериканские певцы, Мазур  таких  не  раз  видел  в
Питере, а теперь вот кто-то из вагантов  добрался  до  Арбата.  Народец  был
невероятно живописный, в бахроме, нашитой  всюду,  где  только  возможно,  в
позвякивающих разноцветных бусах. Они ничуть не походили на тех  музыкантов,
что Мазур видел  в  Санта-Кроче,-  а  вот  песня  была  знакомая,  та  самая
"Малагуэна":
   Eres linda у hechicra,
   como el candor de una rosa,
   como el candor de una rosa...
   Его пронзила боль. Он крепко  зажмурился.  Казалось,  достаточно  открыть
глаза - и окажется  в  ночном  саду,  освещенном  разноцветным  огнями,  под
другими звездами, на другом конце света, и Ольга вновь будет смотреть в лицо
- неотрывно, загадочно, покорно и властно. Вот только открыть глаза...
   como el candor de una rosa,
   como el candor de una rosa...
   Кажется, он застонал от этой невыносимой боли - Кацуба  вдруг  потряс  за
плечо, что-то встревоженно спросил,  Мазур  отмахнулся.  И  медленно  открыл
глаза.
   Ничего не было - только морозная, смертная тоска.
   И это -последний из рассказов о Маугли, сказал Киплинг.
   ...И обратился я,  и  видел  под  солнцем,  что  не  проворным  достается
успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым -  хлеб,  и  не  у  разумных  -
богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их.
   Ибо человек не знает своего времени.
   Как рыбы попадаются в пагубную сеть,
   и как птицы запутываются в силках,
   так сыны человеческие уловляются в
   бедственное время, когда оно неожиданно
   находит на них.
   Екклезиаст, 9, 11-12

   ПРИМЕЧАНИЯ
   * Numero uno - номер первый (исп.).
   * Muchacho - парень (исп.).
   * Хорошо. Спасибо (исп.).
   * К вашим усл